Kneel

Соуп довольно потягивается, подставив лицо обжигающему августовскому солнцу, щурится из-под ресниц, за стоящим рядом мужчиной наблюдая. Тот, даже во влажную липкую жару одетый так, что ни сантиметра голой кожи не видно, задумчиво жуёт фильтр незажжённой сигареты, по многочисленным карманам шарится в поисках зажигалки, но, почувствовав на себе чужой взгляд, вопросительно в ответ смотрит. — Ты опять удрал до того, как я проснулся, — с насмешкой тянет МакТавиш, но в его голосе можно уловить лёгкие нотки обиды. — Не моя вина, что кое-кто любит поспать до обеда, — коротко пожимает плечами лейтенант, недовольно хмурясь и начиная проверять карманы по второму кругу. — Мог бы меня разбудить. — Зачем? Насколько я помню, у тебя не было никаких дел на утро, так что ты мог позволить себе поспать подольше, — фыркает Гоуст, не отрываясь от своего занятия. Джон бросает укоризненный взгляд на начинающего раздражаться британца, после чего обречённо вздыхает и протягивает ему зажигалку. — Например, затем, чтобы проследить, что ты ничего не забыл утром? Саймон несколько мгновений недоумённо смотрит на протянутый ему предмет и поднимает глаза на лицо парня. — Я опять оставил её на столе? — криво ухмыльнувшись, спрашивает он. — На этот раз на тумбочке. Я поражаюсь тому, как ты можешь помнить, где находятся все до единого твои ножи, и постоянно терять одну единственную зажигалку, — ворчит сержант, но мгновенно сменяет гнев на милость, когда его быстро клюют в уголок губ. — Спасибо, — тихо мурлычет старший, тут же прикуривая сигарету, и с явным наслаждением затягивается, после чего продолжает на выдохе. — Я не хотел тебя будить, потому что ты и так из-за меня явно не высыпаешься. Мужчина выглядит расслабленным, но в его глазах мелькает напряжение, и Соуп чувствует, как из-за этого что-то внутри мерзко скребётся о грудную клетку. За прошедший месяц он почти не ночевал в своей комнате, нагло оккупировав кровать Саймона и чуть ли не каждую ночь проверяя её на прочность. Но лейтенант не то чтобы был против, вполне охотно проявлял активное содействие. Он раз за разом доводил парня до полного изнеможения, словно навёрстывая долгие годы воздержания, отрывался вовсю, словно заколдованный ведясь на любую, даже мимолётную провокацию, чем шотландец бессовестно пользовался. Хотя порой Гоусту не мешало бы проявить немного сдержанности. У Джона до сих пор внутри всё обмирало, когда он вспоминал, как их чуть не поймали в оружейной. Их спасла только мгновенная реакция мужчины, который, едва только заслышав шорох за дверью, уволок сержанта в самый дальний угол, скрывая их за многочисленными стеллажами, что на самом деле не было таким уж надёжным укрытием, ведь стоило кому-то пройти вглубь помещения, их бы сразу заметили. Поэтому Соуп беззвучно молился, чтобы незваные гости поскорее ушли, пока горячее сильное тело его к стене прижимало, а в глазах напротив золотое-алое-чёрное искрило, азартом и голодом затапливая. МакТавиш нутром чуял, догадывался по тому, как крепкий член о его бедро тёрся, пачкая смазкой, а длинные пальцы задницу сжимали, по-хозяйски оглаживая уже растянутое колечко мышц, что раззадоренному зверю на вошедших глубоко плевать, и от активных действий его удерживал только испуганный взгляд парня. А тот от этой бесстыдной, уверенной ласки плавился, губы в кровь кусая, чтобы рвущиеся наружу стоны сдержать, дышал заполошно, чувствуя, как сердце адреналин по венам гонит, обостряя ощущения. Да уж, он ни за что не согласился бы это повторить. Хотя… Но не всегда все шло так гладко, порой у лейтенанта всё ещё возникали проблемы с тем, чтобы успокоиться и расслабиться, особенно когда он был сильно измотан или взвинчен. И тогда Соупу приходилось ставить британца на колени, выполнять, как как-то в шутку назвал это парень, их маленький ритуал. И, слава бобже, это всегда работало безотказно. С каждым разом Саймон успокаивался всё быстрее, полностью своё внимание на сержанте концентрируя, без малейшего колебания ему контроль отдавая. Послушный, покорный, он отдавался упоительно, без остатка, охотно любое желание парня выполняя, даже когда тот, всё также в шутку, предложил им поменяться ролями. Шотландец чуть сердечный приступ не заработал, когда увидел, как этот сильный, мощный мужчина бесстыдно перед ним ноги раздвигает, жадно на его член насаживается. Но что его ещё больше поражало, так это то, что, оставаясь коленопреклоненным, Гоуст распространял вокруг себя такую ауру уверенности, что казалось, что её потрогать можно. Упругими, пульсирующими кольцами она клубилась вокруг ног хозяина, заставляя волосы дыбом вставать от её мягкого, но тяжёлого давления, что мурашками по телу пробегалось. Так что да, порой шотландец совсем не высыпался, ведь иногда их забавы продолжались до глубокой ночи. Но ведь дело было не только в этом. Саймон раз за разом оставлял его совсем без сил, так что ещё ни разу сержанту не удавалось заснуть раньше мужчины, но почти каждую ночь он просыпался, потревоженный очередным кошмаром блондина. У Соупа внутри всё мучительно сжималось, когда он видел, как этот огромный сильный мужчина беспокойно ворочается и едва слышно болезненно скулит, крупно дрожа. Чаще всего Гоуст достаточно быстро просыпался сам, резко распахивая глаза и загнанно дыша, словно только что выбрался из тяжёлого боя. После этого он мог долго лежать, пустым, остекленевшим взглядом глядя в потолок, односложно отвечая на любую попытку МакТавиша растормошить его. После таких пробуждений он никогда не засыпал снова, выбираясь из постели, едва комнату озарял серый рассвет. Но иногда мужчину слишком сильно затягивало в вязкое болото сна, и он не мог проснуться самостоятельно, мечась по кровати и цепляясь за смятые простыни, словно пойманный в ловушку зверь. И тогда встревоженному, почти воющему от беспокойства Джону приходилось будить того самому, потому что наблюдать за тем, как британец выгибается, словно от мучительной боли, было выше его сил. Но и тут было не всё так просто. В первый раз он слишком резко разбудил старшего, сильно встряхнув его. Мужчина проснулся мгновенно, но дезориентированный со сна, ещё не очнувшийся от своих кошмаров, гонимый раздирающим его страхом, он атаковал, не раздумывая. В одну секунду Соуп оказался прижатым к кровати, а длинные пальцы сомкнулись на его горле, перекрывая доступ к кислороду. В первое мгновение шотландец задёргался, пытаясь освободиться, но ошалевший хищник, не отвлекаясь на его возню, лишь усилил хватку, почти ломая парню трахею. Но привыкший мгновенно соображать в экстренных ситуациях, сержант быстро понял, что, продолжив сопротивляться, он сделает себе только хуже, ведь на любое резкое движение блондин реагировал как на угрозу. Так что парень, с трудом подавив воющие сиреной инстинкты, постарался максимально расслабиться, мягко погладив удерживающую его руку. Он потратил последние крохи кислорода, тихо позвав мужчину, старательно игнорируя острую боль в горле и начавшую застилать взор чёрную пелену. И это сработало. Гоуст резко вздрогнул и кубарем скатился с кровати, поспешно отползая к противоположной стене. Полными ужаса глазами он наблюдал за тем, как сержант сел и долго откашливался, пытаясь восстановить дыхание и растирая ноющую шею, и не смел приблизиться. Надо ли говорить, что следующие три дня Саймон шарахался от него, как от прокажённого, отказываясь слушать любые попытки Соупа доказать тому, что всё в порядке, и лишь прожигал виноватым взглядом. Сдался он только тогда, когда уже порядком раздражённый сержант загнал того в угол и на повышенных тонах подробно объяснил, что он знал, с кем связался, и ни в чём мужчину не винит, и если тот продолжит его избегать, то МакТавиш его сам придушит. Гоуст тогда очень долго ошарашенно хлопал глазами, поражённый таким напором, но бегать всё-таки перестал и в тот же вечер просто утопил парня в своей ласке, заставляя того задыхаться от чужого чуткого внимания и трепетной нежности, словно извиняясь за своё поведение, вымаливая и так уже имеющееся у него прощение. Вот только первоначальную проблему это не решило. Не прошло и пары дней, как старший снова потонул в своих кошмарах, мечась в крепкой хватке страха. Накануне он просил сержанта не трогать его, если это произойдёт снова, говорил, что это просто надо перетерпеть, и Джон честно старался абстрагироваться от всего этого, но когда очередной болезненный хрип донёсся до его ушей, не выдержал. Парень осторожно сел, повернувшись к блондину, встревоженно встраиваясь в бледное лицо. Может быть, если попытаться разбудить того не так резко, это поможет? Он мягко, едва касаясь, огладил ладонь британца, готовый в любой момент отскочить, но тот лишь ощутимо вздрогнул, но не проснулся. Приободрённый этим, Соуп продолжил нежно поглаживать его руки, тихо шепча какую-то успокаивающую ерунду, с радостью отмечая, как под его прикосновениями постепенно расслабляются натянутые мышцы. Лейтенант затих и медленно открыл глаза. В этот раз в его взгляде не бился в агонии животный ужас, лишь разливались обречённая усталость и опустошение, скрывая под собой едва тлеющие янтарные угли. Он не издал ни звука, лишь протянул руку к шотландцу, досадливо поморщившись, когда заметил, как дрожат его пальцы. МакТавиш тут же взял его ладонь в свои, склоняя голову, утешающими поцелуями прошёлся по сбитым костяшкам и тихо ойкнул, когда его резко на себя дёрнули, притягивая ближе. Саймон его крепко к себе прижал, сжимая так, что стало трудно дышать, а рёбра протестующе заныли, но Соуп не сопротивлялся, лишь неловко завозился, устраиваясь удобнее, и осторожно обнял в ответ. Он вслушивался в тяжёлое биение чужого сердца, мягко поглаживая мужчину по спине, пока тот цеплялся за него так, как будто от этого зависела его жизнь, оплетал конечностями, словно большой горячий осьминог, носом в макушку парня уткнувшись. Пригревшийся в его крепких объятиях, убаюканный звуками хриплого дыхания, Джон тогда быстро задремал, но даже во сне продолжал чувствовать стальную хватку на своих рёбрах. Так что да, шотландец отчаянно не высыпался, но… — Ты спишь ещё меньше, чем я, — возражает сержант, недовольно хмурясь. Я вообще не понимаю, как ты до сих пор на ногах держишься с таким режимом. — Обычно мне удаётся подремать ещё пару часов в кабинете, — пожимает плечами мужчина и с наслаждением потягивается. — К тому же, сегодня была спокойная ночь. …Но иногда, очень редко случались хорошие ночи, когда все кошмары и тревожные сны обходили комнату британца стороной. И чтобы понаблюдать за Гоустом после таких ночей, Соуп готов был пожертвовать своим сном. Саймон, который по всем признакам был стопроцентной совой, всё равно вставал с рассветом и первые минут двадцать просто сидел на кровати, осоловело уставившись в никуда и на все вопросы отвечая бессвязным утробным ворчанием, суть которого уловить можно было только по интонациям. Растрёпанный и нахохлившийся, словно воробей, он вызывал у МакТавиша щемящее желание накрыть этого великовозрастного невдуплёныша одеялом и затискать до потери пульса. Жаль только, что и сам Джон, разморённый со сна, находил в себе силы хотя бы пошевелиться только тогда, когда мозг Гоуста уже полностью прогружался, и тот нетвёрдой походкой скрывался в ванной. Возвращался он оттуда уже более собранным и похожим на свой обычный невозмутимый образ. Только разговаривать всё равно отказывался, вполне доходчиво оперируя обширной палитрой разнообразных звуков, некоторые из которых, как раньше думал Соуп, человек вообще не может издавать. И так, что-то невпопад мурлыкая в ответ на бессвязные размышления ещё сонного парня, лейтенант неторопливо собирался на пробежку, после чего целовал шотландца в висок и уходил, оставляя того досыпать. Но, к сожалению, такие ленивые утренние подъёмы были большой редкостью, однако Джон надеялся, что со временем они будут случаться чаще. — И потому ты решил лишить меня такой уникальной возможности вдоволь полюбоваться на твою заспанную физиономию? — уже не сдерживая досады, спрашивает МакТавиш. — Было бы чем любоваться, — фыркает лейтенант, но, поймав на себе очередной гневный взгляд, примирительно поднимает руки, хотя даже не утруждается тем, чтобы убрать насмешливые нотки из голоса. — Хорошо, в следующий раз я тебя разбужу. — Что-то мне подсказывает, что теперь из вредности ты выберешь самый жестокий способ пробуждения, — подозрительно щурится парень. — Я раздумывал о минете, но, возможно, для тебя это слишком жестоко, так что придётся вылить на тебя стакан холодной воды, — ехидно улыбается старший, а в янтарных глазах начинают свою пляску черти. — Не-не-не, меня вполне устраивает твой вариант! — тут же даёт заднюю шотландец, не скрывая ответной плутовской улыбки. — Уверен? А то опять будешь верещать на всю округу, что я садист. — Когда это я вере… — начинает было возмущаться Соуп, но мгновенно закрывает рот, когда Саймон коротким, едва различимым жестом приказывает ему замолчать и кивает ему за спину. Круто развернувшись, Джон видит, как к ним неспешной походкой приближается Газ, и машет другу, расплываясь в широкой улыбке. Подойдя к ним, Кайл приветственно кивает Гоусту, даёт пять МакТавишу и хитро улыбается: — Что, Соуп, опять проверяешь на прочность терпение лейтенанта? Не боишься, что он снова тебе по заднице надаёт? — Не было такого! — возмущённо пыхтит Соуп. — Ага, и поэтому ты в прошлом месяце хромал целую неделю? — не сдаётся Гэррик. — Я же сказал, что упал на тренировке! — продолжает отпираться МакТавиш, заливаясь лёгким румянцем. — Ага, конечно, — насмешливо хмыкает Газ. Конечно, на следующее утро, после первой их с Саймоном ночи, Джон прочувствовал на себе все минусы анального секса с кем-то настолько большим. Особенно после довольно длительного перерыва. И хотя саднящая боль в заднице больше служила приятным напоминанием о бурной ночи, то и дело прошивая непрошеным возбуждением и выбивая воздух из лёгких, но вот скрыть свою неуверенную семенящую походку МакТавиш не смог. А сослуживицы, которые видели, как обычно спокойный лейтенант яростно, чуть ли не силком куда-то тащит парня, быстро сложили два и два и, получив на выходе восемь, решили, что неугомонный шотландец наконец доигрался и всё-таки довёл старшего до греха. Не то чтобы они сильно ошибались, разве что с грехом напутали, но говорить им об этом Соуп не стал, быстро отбрехавшись тем, что упал на тренировке и ушиб копчик. Конечно же, ему никто не поверил, но и дальше разбираться не стали, а это для Джона было самым главным, чтобы их с Гоустом секрет остался в тайне. Ради этого он готов был терпеть многочисленные подколки, которыми осыпали его товарищи. И даже то, как Газ несколько дней ходил за ним с подушкой, норовя подсунуть оную ему под задницу каждый раз, как сержант собирался сесть, и бессовестно ржал при этом. Сам же виновник печального состояния пятой точки парня за всей происходящей вакханалией наблюдал со стороны. К нему-то с каверзными вопросами никто и не рискнул бы сунуться. Но МакТавиш то и дело ловил на себе его обжигающие взгляды, в которых вспыхивало то голодное самодовольство, от которого у Соупа мурашки по коже бежали, то мрачное беспокойство, когда парень морщился, неудачно присев. А ещё он устроил сержанту очередной целибат, пока полностью не удостоверился, что парень больше не чувствует никакого дискомфорта, чем вызвал бурное недовольство последнего, но в своём решении был непреклонен. Вот и сейчас он молча наблюдал за происходящим, но, почувствовав, что Джон начинает раздражаться, решает всё-таки подать голос: — Ты по делу или просто поболтать? — слегка грубовато одёргивает он Гэррика. — А, да, простите, лейтенант, — тут же виновато улыбается тот. — Капитан попросил Вас найти. Вам он сказал как можно скорее подойти к нему в кабинет. А тебе, МакТавиш, собрать всех новичков и к двум часам привести их к третьему полигону. В полной экипировке. — Он не сказал, зачем? — немного встревоженно спрашивает Соуп. — Кажется, хочет устроить им какую-то тренировку на выживание, — беспечно пожимает плечами Кайл. Удовлетворённый таким ответом, Гоуст тушит свою сигарету в ближайшей урне и, коротко кивнув им на прощание, направляется в сторону главного корпуса. Джон же, тоже коротко попрощавшись, бредёт в сторону казармы. Солдаты любили разбредаться, как тараканы по ночной кухне, так что стоит начать собирать их прямо сейчас, ведь некоторых индивидуумов точно придётся искать по всей базе. И действительно, потратив несколько часов на поиски, он едва-едва успел согнать весь этот детский сад вовремя. И теперь наблюдал, спрятавшись от палящего солнца в тени деревьев, как они суетливо пытаются построиться перед капитаном. Прайс же со снисходительной отеческой улыбкой наблюдал за их копошением. — Итак, — начинает он, когда все наконец встали в строй, и кивает себе за спину. — Это полигон номер три. Десять гектаров густого непроходимого леса. В этом лесу сейчас находится человек. Ваша задача — разделиться на группы по трое и попытаться этого человека поймать и не быть пойманными самим. Времени у вас до полуночи. Та команда, которой удастся это сделать, получит три увольнительных вне очереди. Бойцы радостно зашумели, в предвкушении потирая руки, но нашлись и те, что понимали, что такое щедрое вознаграждение нельзя получить так просто. — Кто именно в лесу? — настороженно спросил один из солдат. — Лейтенант Райли, — с какой-то хищной усмешкой ответил капитан. Соуп с трудом давит смешок, когда видит разочарование, проступившее на лицах парней. — Можно сразу сдаться? — с отчаянием крикнул кто-то из задних рядов. — Отставить! — мгновенно став серьёзным, рявкает Прайс. — Меняйте патроны на резиновые и бегом в лес. МакТавиш всё-таки не выдерживает и тихо смеётся, подходя к мужчине, наблюдая за бойцами, которые, вздыхая от безысходности, меняли оружие и трусцой направлялись в лес. Хотя на лицах некоторых он успел заметить мрачную, самоубийственную решимость. Такие парни могут заставить британца хотя бы немного побегать. — Вы же понимаете, что отправляете беззубых щенков против матёрого волка? — интересуется он у капитана. — Надеюсь, что это хоть немного собьёт с них спесь, — ворчит тот, тоже наблюдая за суетой вокруг. — Да и Гоусту не мешало бы размяться, а то совсем заржавеет. — Не думаете вернуть его в поле? — осторожно спрашивает Джон, бросая острый взгляд на мужчину. — Думаю. Через пару недель отправим его на разведку. Простенькая миссия для начала. Проблем быть не должно, — пожимает плечами британец и поворачивается к сержанту. — А что, волнуешься за своего парня? Соуп вздрагивает и полными ужаса глазами смотрит в ответ. — Откуда Вы знаете? — Выдыхай, МакТавиш. Саймон сам мне рассказал. Сразу после того, как вы к нему домой ездили. — Зачем? — шокировано выдыхает парень, отчаянно пытаясь подавить дрожь в голосе. — Чтобы защитить тебя, — спокойно отвечает Джонатан, но что-то в его взгляде заставляет шотландца ещё сильнее напрячься. — Я не понимаю, — хмурится он, огрызается настороженно.— Вы должны были нам свечку держать, чтобы проконтролировать, что он меня не убьёт в процессе? — Ну, с этим вы уж как-нибудь без меня справляйтесь, — смеётся мужчина, но быстро вновь становится серьёзным. — Но если вас поймают, то из армии попрут обоих. Так что он решил подстраховаться, чтобы ты не остался с волчьим билетом. — И как же? — напряжённо интересуется Джон, нутром чуя, что ответ ему очень не понравится. — Тебе не обязательно это знать, Соуп. — Это касается меня, Кэп! Я должен знать! — с трудом сдерживая злость, рычит сержант. Прайс тяжело вздыхает и, недовольно поморщившись, отвечает: — Он написал явку с повинной. О том, что это всё была его инициатива, а ты действовал по принуждению. Она лежит у меня в сейфе. В случае чего, вся вина ляжет на него. — Какого хуя, Прайс?! — не выдержав, мгновенно взрывается шотландец. — Как ты мог позволить ему сделать это?! — Не забывайся, МакТавиш! — рявкает капитан, подавляя парня одним только гневным взглядом. — Ты знаешь его историю. Знаешь, что он потерял всех своих близких. И знаешь, что он никого не подпускал к себе, чтобы этого не повторилось. Но ты привязал его к себе. Так что теперь возьми яйца в кулак и учись жить с последствиями своих решений! Джон отшатывается, напуганный таким напором, и виновато опускает глаза. — Я всё равно не понимаю, зачем он сделал это, — отчаянно шепчет он. Прайс пару раз глубоко вздыхает, успокаиваясь, и уже значительно мягче произносит: — Потому, что ты ему дорог, идиот, неужели не понятно? И он сделает всё, чтобы тебя защитить. Даже если для этого придётся подставить себя самого. Так что я решил, что пусть он это лучше сделает под моим присмотром и без самодеятельности. — Так значит Вы не против, что мы… — Соуп смущённо замолкает, поднимая осторожный взгляд на мужчину. — Не сказать, что я в восторге, но для меня главное, чтобы мои парни были счастливы, — по отечески улыбается британец, потрепав парня по плечу. — А ты явно делаешь его счастливым. Да и сам выглядишь весьма довольным. — Да, я счастлив с ним, — доверительно сообщает сержант, чувствуя, что краснеет. — И за какие грехи мне достались эти два влюблённых балбеса? — с насмешливой обречённостью спрашивает Прайс. — Думаете, он меня тоже любит? — тут же вскидывается шотландец, с надеждой глядя на мужчину. — Ну, это ты уже у него спрашивай, — тихо посмеивается капитан. — Единственное, что могу сказать, он для тебя весь мир с землёй сравняет. Что на самом деле немного пугает. — Я попрошу его этого не делать, — солнечно улыбается Джон и оборачивается, услышав шорох за спиной. — А вот и первые жертвы, — усмехается Прайс, проследив за его взглядом и тоже замечая бойцов, что понуро выходили из леса. — И часа не прошло. — Кажется, ЭлТи всё-таки не растерял свои навыки, — в тон ему отмечает Соуп. — Если хочешь, можешь тоже попробовать, — хитро прищурившись, предлагает ему мужчина. — Награда та же. — Гоусту тоже дадите увал? — тут же интересуется сержант. — Так и быть, — соглашается капитан, и МакТавиш, не теряя больше ни минуты, подхватывает своё снаряжение и исчезает в густой листве. Быстро пробежав несколько десятков метров, парень замирает и задумчиво оглядывается, решая, в какую сторону ему направиться. Едва ли лейтенант ушёл вглубь леса, слишком муторно было бы искать разошедшихся по большой площади солдат. На месте Саймона, Соуп затаился бы где-нибудь на опушке, отстреливая беспечных в своей самоуверенности новичков ещё на подходе к лесу, но, скорее всего, Прайс тоже предусмотрел такой вариант и запретил так делать. Значит надо двигаться дальше. Преодолев ещё пару километров, МакТавиш слышит вдали чей-то болезненный вскрик и тут же направляется в ту сторону. Значит охотник настиг свою очередную жертву и оставалось надеяться, что он не успеет уйти далеко. Вскоре до его слуха доносится треск веток, и сержант тут же прячется за широким стволом дерева, но быстро понимает, что это возвращается очередной подстреленный отряд и разочарованно вздыхает, хотя и не может сдержать тихий смешок, когда слышит, как один из бойцов жалуется своему товарищу: — Прямо в задницу засадил, прикинь?! А я даже не понял, откуда он стрелял! Сидеть теперь неделю не смогу! — А нехер было её отклячивать, — раздосадованно огрызается на него второй, и они, продолжая переругиваться, идут дальше. Соуп коварно щурится, уже представляя, как обрушит на Саймона своё негодование за то, что тот на чужие задницы покушается, когда у него прямо под рукой есть великолепная пятая точка Джона, и продолжает свой путь. Спустя пару часов бесполезных поисков уже начинает вечереть, и шотландец решает сделать небольшой привал и передохнуть, когда внезапно чувствует опасность и только чудом умудряется ускользнуть из чужого захвата. Но неожиданный противник и не думает отступать и нападает вновь, спустя пару ударов парня надёжно прижимают грудью к ближайшему дереву, а за спиной раздаётся довольное порыкивание раззадоренного монстра. — Охотишься, ЭлТи? — ничуть не испугавшись, мурлычет сквозь сбитое дыхание МакТавиш. — Кажется, свою главную добычу я уже поймал, — ответное грудное урчание сладкой дрожью проходится по позвоночнику, а в его задницу вжимаются крепкие бёдра, давая почувствовать острое возбуждение. — Ну, даже не знаю, Саймон, — капризно тянет Соуп, прогибаясь в спине, жадно о чужой стояк трётся. — Мне тут птичка нашептала, что ты ещё на чьи-то тылы покушался. — Не ревнуй, малыш. Единственная задница, которая мне нужна, это твоя, — рокочет Гоуст, прикусывая его за загривок. Сержант сладко стонет, но испуганно вздрагивает, когда слышит оглушительный грохот. Лейтенант резко отстраняется и поворачивается в сторону базы. МакТавиш повторяет за ним и напряжённо следит за тем, как с той стороны небо начинает застилать чёрный дым. — Кажется, надо вернуться, — встревоженно шепчет он. Саймон кивает и первый исчезает среди деревьев. Соуп тут же бросается за ним, про себя молясь только об одном. Лишь бы всё было хорошо.