Маслобойня

Здесь были огромные во всю стену часы со стрелками, большими цифрами в которых медленно перетекала вода сверху вниз, затем снизу вверх. Вито невольно завораживался этим зрелищем, а когда отвлекался, то переводил взгляд на фигуру рыцаря в самом углу, который грозил световым мечом. Казалось, этот рыцарь через прорезь для глаз в своем морионе смотрит прямо на Вито, но Вито сомневался, что ему вообще глаза сделали. И все же покарать Вито было за что. Это заведение, на порядок выше, чем те, в которые обычно он наведывался. Здесь и места была больше, а людей меньше, и андроиды в качестве обслуживающего персонала. Выпивка такое же дерьмо, как и везде, но подавалась персонально разносимая на подносах. Средний мир демонстрировал достаток, что имеет право на какое-то подобие богемности, подражание верхнему миру. И на вкус Вито, возможно они даже не знали, что в попытке имитации сливок общества превзошли антуражем ту же Маслобойню, пусть она сгорит в огне, провалится в кратер вулкана вместе со всеми, кто туда заходит. Вито смотрел на часы на стене, он возможно никогда такие не видел, смотрел, завораживался, а думал про ту чертовую Маслобойню, в которую андроиды заходят, чтобы поснимать людей, в которую люди приходят, чтобы посниматься. Вот прямо сейчас это и происходит, а здесь никто и не знает об этом. Люди пьют и веселятся, играют в карты, ставят на числа в поиске удачи, и не знают, что есть в этом мире место, где то еще дерьмо происходит. А самое главное, к этому месту, в котором происходит дерьмо, они и стремятся, но даже сами не понимают, к чему на самом деле тянутся, чего пытаются достигнуть. Маслобойня… рассадник мерзости, сколько лет понадобится, чтобы она стала эпицентром эпидемии? Как скоро тенденция отвратительной ебли начнет расползаться и на другие планеты? — Ублюдский мир, — выдохнул Вито, и мужчина рядом явно не расслышал, поэтому немного смутился, а затем сказал: — Это Бетховен. — Да? — Вито усмехнулся, понятия не имея, о чем этот мужчина сообщил, и тот, поняв это, объяснил: — Слышите, — поднял указательный палец вверх, — сколько трагизма? Конфликт героя с самим собой, с судьбой. Сколько гнева он испытывает. Вито слышал, но не ощущал. Что-то очень далекое, классическое, еще с тех допотопных времен, когда люди обитали только на Земле. Он слышал прекрасно перепады музыки, но не ощущал никого гнева и никаких эмоций, ведь они все глушились собственными. Бездействие и не желание делать шаг. Поэтому Вито только и прокрастинировал, ставя на цифры, но сегодня никак не получалось сорвать крупный выигрыш. Собственно, как и всегда. Еще раз на двадцать два, на тридцать три, на шесть. Проиграв значительно, Вито покинул заведение. Хотел было обратиться к Иче, но передумал, побрел себе спокойно мимо тусующихся среднего класса, аккуратно, никого не задевая, ни к кому не привязываясь. Он медленно обходил людей, просто особо не зная, куда двигать, желая наконец провалить с Юпитера и были бабки это сделать, но умом понимая, что не стоит. — Наконец удача! — это послужило окликом и Вито обернулся на радостный голос, который молниеносно становился ближе. — Я столько тебя искал, каждый день. Этот был тот самый парень, Вито его уже не мог забыть после произошедшего, еще пару десятков лет бы точно помнил его жалкое и располагающее к доверию лицо. Но вот и месяца не прошло, а этот Гилберт опять появился, и Вито знал, что так будет, он ждал его, бродил себе по всей планете, идя куда вздумается, нажираясь как в последнюю ночь, и зная, что Гилберт его найдет, что он будет его искать и найдёт. — Ну привет, — усмехнулся Вито и вновь начал идти, Гилберт посмешил за ним: — А с тобой не так просто, у тебя маячок сломан, правительство в курсе? Вито даже не стал отвечать на столь тупой вопрос, и Гилберт сразу сделал вид, что спросил чисто риторически, и продолжил как ни в чем не бывало: — Мы тогда с тобой неплохо так заработали, и ты даже теперь веселишься в более приличных местах, средний уровень, это, знаешь ли, уже лучшая половина Вселенной. Он был как назойливая муха, поспевающая и жужжащая то в левое, то в правое ухо. Вито не отмахивался, но и разговор не поддерживал. Гилберту это никак не помешало выдвинуть предложение: — Давай заработаем еще разок? Вито знал, что так будет, даже после того, что они расстались на враждебной ноте. Знал, что если его интуиция верна по поводу всей этой ситуации, то Гилберт проглотит неприятное окончание записи и прибежит, и достанет где угодно. Вито чуть не рассмеялся во весь голос, но сдержался и шага не сбавил, набивая цену: — И сколько в этот раз? И за что? — а затем резко сбросил скорость, играя в подозрительность. — А как ты вообще меня нашел? Гилберт испугался, все его заготовленные слова испарились с языка, и он что-то промямлил про какого-то знакомого, который заметил Вито в этой округе и сразу сообщил. Вито легко распознал ложь, но цепляться не стал, Гилберт говорил про дело: — Тебе придется сделать немного больше, зато и оплата двойная. Сначала Вито решил торгануться, попросить поднять куш до момента уточнения, за что все же именно, но потом в голове всплыли миллионы, и Вито понял, что тот кто за это платит и так рехнулся. За что бы это не было, даже за секс с козой, столько нельзя платить. «Психопат ебаный», — Вито сладко улыбнулся. Они вдвоем встали на платформу, чтобы добраться до небоскрёба, где жил Гилберт, и Вито все еще не спросил, что нужно делать, он вслух задался этим, когда они уже поднялись к нему в капсулу и Вито вновь оказался посреди маленькой комнаты со стоящим стулом в центре. — Надо, чтобы ты потрогал себя. — Ну да-а-а, — протянул Вито в ответ потягивая руки, разминая, словно ленивый кот, — только я свой член вечность не трогал. — Ты не обновляешь репродуктивную систему? — удивился Гилберт, попутно становясь за ноутбук. — Типо того, знаешь, возможность иметь детей и трахаться волнует меня в последнюю очередь. — А как же гормоны? — и без всякого предупреждения, без всяких «три» Гилберт запустил запись, зеленые линии разрезали пространство и вновь столкнулись об Вито, тот не стал возмущаться, вообще похер. — О чем ты, я давно на уколах, — и продемонстрировал внутреннюю часть руки, сгиб, хорошо видимые, сильные вены, точки проникновения едва видны, просто от того, что сами иглы жуть какие тонкие. — Вообще это не хорошо, — Гилберт похоже сам забыл про идущую запись, — советую тебе взяться за ум и наладить все естественные процессы. — Прикольно, ты говоришь о естественных процессах в теле, которое закономерно, по природе уже мертво, — Вито усмехнулся. — Ты кстати тоже дохлый. Гилберт покачал головой и это не означало, что он отрицает подобную правду, ему просто не хотелось об этом думать. Да и происходящее было намного важнее и прибыльнее любых мыслей и фантазий. — Я могу транслировать любую запись на стену, все, что угодно, что тебя возбуждает. Вито сел на стул и посмотрел на такую неинтересную, скучную стену, безошибочно угадывая, что трансляция будет на ней. — Если бы я знал, что меня может возбудить вообще, — расслабился, наклонил голову, — но, давай, пробуй. Гилберт снова покачал головой, с неким осуждением. Как эта мразь может так себя вести? Этот ублюдок Фицич, должен ноги вылизывать за возможность заработать столько, сколько за всю жизнь не наскребёт. Но Гилберт не показал бушующие внутри омерзение, внешне сохраняя невозмутимость и ища в архивах то, что может помочь. — Как тебе настоящая молодость? — и включил запись того, что заводило его самого, и запись он делал сам, давно еще, весьма не профессионально, с рывками, дрожанием. Это были две молодые девушки, Вито даже назвал их про себя блевотным словом «девчушки», потому что почувствовал кислоту подступающую к горлу. Они играли в игрушки, и это было уже инфантильными в их возрасте, но казалось, будто увлечены, будто им нравится. Одна девушка раздела куклу, вторая рассмеялась, подалась вперед и также смеясь, потянула лямку детского сарафана первой. Первая же, якобы в отместку, но хихикая, оголила плечо второй и они сразу же приступили к притворой, замедленной драке, во время которой задорно раздевали друг друга, и вот Вито уже видел небольшую грудь с бледно-розовыми стоящими сосками. Это ничего в нем не вызвало и он посмотрел на Гилберта, который однако не мог оторваться от лицезрения полуголой девушки, и видимо жадно ее облизывал в голове. — Часто заходишь в эту голограмму? — Вито усмехнулся. — Меня вообще не торкает. — Что может быть сексуальнее этого, — пробормотал под нос и вспомнив, что время — деньги, принялся искать что-то еще, что-то другое. — А такое? На этот раз появилась половозрелая женщина, в намерено-сексуализированном красном наряде и с ярко красными вызывающими губами. Вито понял, что Гилберт пошел от противоположенного и снова усмехнулся, доминирующие женщины тоже в нем ничего не задевали. Хотя собственно женщин он когда-то любил, одну любил даже долго, но как же давно это было, едва помнил цвет ее волос, а лицо совершенно забыл. Женщина из записи призывно посмотрела, будто правда его видела, облизала губы и легла на постель. Расстелилась грациозно, платье задралось, и Вито наклонил голову, теперь не в левую, а в правую сторону. — Давай другое, — сказал он и Гилберт на секунду зыркнул укоризненно, приступая к поиску нового из старого: — Тебе что, нравится тут сидеть? — недовольно спросил, желая закончить поскорее, вообще смотреть, как этот Фицич дрочит, не хотелось, но мечталось, чтобы это произошло поскорее. — Ты хоть намекни, что тебе по вкусу. Хотя бы кто. — Я же сказал, я понятия не имею, — Вито безразлично пожал плечами. — Мы так долго провозимся, — опять пробубнил едва разборчиво, а затем почесал макушку, вспомнив: — Есть у меня штука, бесполезная, я думал, но сейчас может помочь. И Гилберт убежал в другую капсулу, а когда вернулся, у него в руках был датчик на присоске и он его Вито на шею пристыковал. — Так будем знать наверняка, куда тебя несет, — и снова за ноутбук встал, — просто покажет мне твой пульс, на твои слова я ориентироваться не могу. Больше записей не было, Гилберт начал менять картинки, в попытке выискать то самое, что тронет сердце Вито, что убыстрит течение крови, что направит эту кровь к члену. Так было гораздо быстрее и картинки менялись каждые несколько секунд. Там были и дети, и старики, и животные, и мужчины, и сладкие мальчики, и плохие парни в коже, и пассивные и активные, и развязные и люди из высшего общества. Там были даже инопланетяне, которые иногда проникали в эту солнечную систему. Гилберт по разу показал фотографии всего, что могло на этом свете возбудить, но пульс Вито оставался на семидесяти трех равномерно. — Проклятье, — и Гилберт чуть не заплакал, четыре миллиона валюты пролетали мимо его счета, и это после всех трудов. Сколько он сил к этому приложил и все напрасно, если чертов Фицич все-таки не подрочит. Он искал его по всей не маленькой, далеко не маленькой планете, бегал, спрашивал, чуть ли не вынюхивал этого грязного выродка в каждом закоулке. И когда наконец нашел, и даже смог привести к себе, казалось осталось самое легкое для такого зверя, самое простое задание — поублажать себя. И Фицич вроде даже согласен, и идет навстречу тоже желая заработать, но не получается… проклятье, на которое самому Фицичу почему-то плевать, будто мимо него четыре миллиона не пролетают из-за его физической невозможности. Ему будто похуй! Насколько было бы проще с любым другим, мрачно думал Гилберт, кусая себя за нижнюю губу. Он ведь предлагал заказчику любого человека, абсолютно, но тот уперся в этого Фицича, от которого у Гилберта мурашки по спине, он даже смотреть на него долго не мог, сразу взгляд отводил, чтобы не спровоцировать. В отчаянии Гилберт запустил ассоциативную машину. Там были записи таяния льда, течения воды, прорастания зернышка, взрыва бомбы, горения яркого пламени. Там показывали, как люди едят, спят, смеются и плачут, там показывали и мир без людей и все на свете, Гилберт даже уже не смотрел на стену, только поглядывал на равнодушного скучающего Фицича, и на издевающийся показатель чужого пульса. Семьдесят три. Фицич моргает. Семьдесят три. Фицич вытягивает левую ногу вперёд. Семьдесят три. Фицич зевает. Семьдесят три. «Он мертв внутри правда, — с горечью подумал Гилберт, — с этого парня ничего взять. Его организм убит, здесь нет моей вины, и какую-то часть господин все равно заплатит понимая это. Может половину суммы…» Семьдесят девять. И Гилберт сразу же остановил запись, которая вызвала отклик, остановил и сам, возбужденный до невозможности, обернулся посмотреть, что же подняло Фицича из мертвых.