Волк и его металлист

Волку не нравилось на новом месте. Не нравилось от кончика носа до самого хвоста. Здесь был другой воздух. Иная влажность. Мокрость океана вместо дождя. А привычная квартира, которую волку было позволено обтирать своим запахом и жевать попадающиеся под нос палки («Сколько раз говорить, Сириус, не позволяй мне грызть наши табуретки, пока нам не пришлось есть на полу!») была уменьшена до пределов маленькой комнатки. Волк ненавидел комнаты. Они напоминали ему о мёрзлых днях в подвале. Там не было музыки — только холод. Холод и одиночество. Он выл, скулил, бился о стенки, пытаясь найти Хоуп — волку никто не объяснил, что она погибла ещё много лет назад. Однажды в подвал пришёл мальчик, заиграл знакомую мелодию, и тогда волк понял: Хоуп не придёт. Хоуп не придёт, и это не страшно. Но закрытые комнаты волк всё равно не любил. Он скулил, скрёбся, поджимал уши и беспокойно втягивал воздух из распахнутого окна, словно что-то звало его из тьмы. Если прислушаться, вдалеке можно было услышать глухие звериные подвывания. Странно: лесов поблизости не было. «Американские койоты», — подумал Сириус и сказал вслух: — Хэй, Лунатик, как насчёт битлов? Услышав свою кличку в сочетании с лучшим словом во вселенной после «Хоуп», «Гитара» и, пожалуй, «Уэльс», волк навострил уши. Он отвернулся от проклятого окна, заинтересованно наблюдая за тем, как Сириус опускает пальцы на клавиши стоящего в углу синтезатора — у Рега не нашлось акустической гитары, а свою Сириус не взял: в ручную кладь самолёта она бы не вместилась, а в багажник швырнуть не поднялась бы рука. И всё-таки, это было лучше, чем ничего. Here come’s the sun, doo-doo-doo-doo Here come’s the sun It's alright Little darlin', it's been a long, cold, lonely winter Little darlin', it feels like years since it's been here Сириус не пел — скорее, проговаривал текст полушёпотом. Он считал свой голос совершенно неподходящим для настоящего пения, но волку нравилось. Тот уселся у синтезатора, почти по-собачьи наклонив голову вбок и внимательно глядя на Сириуса своим серьёзным взглядом — и вдруг негромко подвыл. — Нравится, приятель? — Сириус ему подмигнул, и волк ответил воем. Here come’s the sun, here come’s the sun… — Обязательно устраивать музицирование в три часа ночи? Их дуэт прервал заспанный и злой Рег. Сириус сбросил пальцы с клавиш и мирно поднял руки: — Слушай, скоро мы переедем и оставим тебя в покое, будь хорошим братишкой и потерпи ещё немного, о’кей? Вместо ответа Регулус уставился на волка, и тот ответил ему тем же. Глубокий взгляд двух карих глаз — многие думали, это единственное, что роднило его с человеческой сущностью. Он очень изменился — волк. За годы пребывания в статусе вожака, он значительно набрал и в весе, и в росте, и в мускулатуре. Тот неуклюжий, перепуганный, по-подростковому щуплый волчонок с облезлой шёрсткой, которому Сириус не так давно играл в бомбоубежище песню по памяти, пропал без следа — волк был силён, крепко сложен и по-своему изящен. Его шерсть приобрела серебристый отлив, а клыкастая морда внушала трепет. Шайка Мальсибера даже в сравнении с ним была стайкой щенят. Регулус не сводил с него глаз — его взгляд был таким пристальным, что Сириус с трудом поборол желание заслонить волка собой. Но тот вышел вперёд: сделав несколько осторожных шагов к Регулусу, обнюхал его колено. Рег отшатнулся — волк не шевельнулся. Тогда Регулус процедил сквозь зубы: — Убери от меня эту псину. — Это не… — Убери. Волк глухо заворчал. Регулус обмер, и Сириус в спешке прошёлся по клавишам, переключая внимание волка на себя. Когда за братцем захлопнулась дверь, тяжело вздохнул и опустился на бряцкнувшую под его массой кровать. Волк улёгся рядом, подлезая головой Сириусу под мышку — в этом чувствовалось скорее желание защитить, чем приластиться. Однажды мальчик помог волку — теперь волк был готов защищать его до конца своих дней. Но вой из окна не давал ему покоя.

***

Четыре яйца, три сосиски, полбанки фасоли, столько хлебных ломтей, сколько влезло в тостер и крепко заваренный чай — завтрака для Рема Сириус не жалел. — Ты извёл на своего оборотня весь мой холодильник, — резюмировал Регулус, окинув значительно опустевшие полки взглядом. Шло четвёртое июня. Сириус и Рем честно пытались съехать раньше, понимая, что полнолуние на новом месте нелегко будет пережить им всем и в особенности Регулусу, у которого столкновение с оборотнями имело исключительно травматический эффект, но в Нью-Йорке проще найти коренного англичанина, чем снять квартиру, да ещё и поблизости, да ещё за приличные деньги. Поэтому пока таинственный сосед Рега по съёму жилья отсутствовал, Сириус и Ремус обитали в его странноватой квартире и успешно подъедали запасы. — Рем всегда голодный после полнолуний, — пояснил Сириус. И поспешил сменить тему: — Как там твой продюсер, не планирует оказать визит? — Я уже сказал, что не буду вас знакомить. — Ясно, после концерта, значит. Когда он там, седьмого июня?.. — Ты готовишь ему? — Что? — непонимающе переспросил Сириус. Рег выразительно кивнул на тарелку: — Ты готовишь ему. — Ну да, я всегда ему готовлю, — тон Сириуса не стал понятливее. За семь лет почти вся готовка незаметно легла на его плечи: Рем то тонул в учёбе, то в работе, а легко сдвигаемые часы Сириуса позволяли ему заниматься такими бытовыми вопросами, как поддержание их желудков в неурчащем состоянии. К тому же не было зрелища более манящего и привлекательного, чем Рем, поедающий его стряпню. Он мог съесть три порции в один присест так жадно, будто был заточен без еды на долгие годы — Сириус бы соврал, если бы сказал, что это не разливало по нему гордость особенного характера. — Ясно, — Регулус отозвался вполголоса. То, каким тоном он это сказал, неприятно зацепило Сириуса, но куда больше сейчас его беспокоила судьба готового проснуться с минуты на минуты Ремуса, поэтому скидывая дымящийся завтрак в первую попавшуюся, причудливую и явно авторскую тарелку с неровными углами, он торопливо выпалил: — У тебя случайно нет крекеров? — Что? — Регулус мигнул. Сириус кивнул на холодильник. — Я нашёл сыр, но не крекеры. Рем любит крекеры с сыром. — Крекеры с сыром, — Регулус медленно повторил, уставившись на Сириуса странным взглядом. — Крекеры с сыром, — Сириус нетерпеливо кивнул. Регулус долго смотрел на него всё так же странно, словно хотел что-то сказать, но никак не мог облечь в слова. Наконец, усмехнулся и качнул головой: — Шкаф, вторая полка. Я достану. — Забей, я сам… — Сам забей. — Что? Сам. — Сам. Они впали в почти шуточную перепалку у высокого шкафа-пенала, препираясь, кому достать крекеры. Это было так глупо, так по-детски, но в моменте отчего-то показалось им обоим невероятно серьёзным. Отпихивая братца, Сириус первый потянулся к пачке — Рег ловко выхватил её у него прямо перед носом. Тогда Сириус схватил его за запястье, и тот возмущённо выкрикнул: — Отвали! — Сам отвали! — Сириус усмехнулся. Боже, что они творили? Дрались из-за крекеров! Но ему померещилось, что на губах Рега мелькнула улыбка. — Рег, не дури, просто отдай мне их, — он перехватил пачку с другой стороны, взбудораженно дыша, и улыбка стала очевидней. — Забыл волшебное слово. Начинается на «П». — Поцелуй мою задницу. — Извращенец, — Рег пробормотал — и, не удержавшись, тоже усмехнулся. — О-о-о, это я извращенец?! — Сириус притворно возмутился. — Зато твои постеры, знаешь ли, образец цивильности… Разыгравшись, он дёрнул сильнее, и тоненький слой фольги порвался — крекеры посыпались на пол. Братья замерли. Синхронно опустили глаза на них, потом подняли друг на друга. Они отпрянули так же резко, как минутой раннее внезапно решили поребячиться — совсем как в детстве, когда почти все их игры заканчивались чем-то разбитым, разлитым, рассыпанным, а вслед за этим приходили материнские крики и побои. Со временем они научились себя контролировать — от шустрых мальчишек остались бледные тени. Сириус был готов поклясться, что даже сейчас Рег слегка дёрнулся и вжал голову в плечи, словно откуда-то могла последовать тяжёлая оплеуха. — Я уберу, — мягко предложил он, но Регулус сам быстро наклонился, сгребая треснутые галеты в бледную ладонь: — Вали к своему гомику, пока он не сдох без завтрака в постель.

***

Конечно, Ремус без завтрака не сдох и дохнуть не собирался: когда Сириус ворвался в комнату с подносом, он уже успел проинспектировать своё тело на возможные волчьи ранения (пара царапин, ничего серьёзного), натянуть одежду и кое-как пригладить торчащие волосы на бок — расчёска затерялась где-то в чемодане. Вздохнув, уставился в окно. Задумчивая дымка заволокла его глаза. Он что-то почувствовал. Что-то, что был вот-вот готов облечь в слова. Но не успел: пусть переезд в Нью-Йорк влёк за собой много изменений, одним из которых были крики чёрных детей с американским акцентом под окном, что-то оставалось неизменно — завтраки в постель после полнолуния от Сириуса Блэка. — Как мой любимый оборотень? — он просочился в комнату с тарелкой и чашкой, опуская их на прикроватную тумбочку. — Клянусь, у Рега совершенно нет нормальной посуды, ни за что не поверю, что это всё покупал он… Рем? Ремус оглянулся, выныривая из мыслей, сел на кровать и сонно распахнул руки для объятия — Сириус незамедлительно привалился к его плечу и заелозил носом по шее. — Успел соскучиться по тебе, — прошептал он, шумно и с нескрываемым наслаждением втягивая запах Рема. — В смысле, возясь с твоим волком, этой ночью он был особенно капризный… Он вывернул голову, заглядывая Ремусу в глаза, и тот улыбнулся: — Должно быть, джетлаг. Волки ненавидят летать. — О да. Я заметил. Ты не выпускал мою руку весь полёт, — Сириус усмехнулся, снова зарываясь в плечо. Он оставил короткий поцелуй, затем ещё один, затем торопливо начал рассказывать очередные новости насчёт Рега («Седьмого июня, Лунатик, это же пятница! Пятница! Клянусь, там все будут пьяные…»), но Ремус не слушал: подцепив вилкой сосиску и жадно откусывая сразу две трети, он снова оглянулся в окно. Ремус не помнил своих волчих ночей. Обычно не помнил. Но от этой ночи у него сохранился в голове снимок, отчётливый, как след дикого зверя в сырой земле: окно, луна, темнота, напевающий Сириус за спиной и голос — волчий голос, зовущий издалека.