Волк и его металлист

Как следует вести себя в квартире абсолютно незнакомого оборотня преклонных лет, у которого ты оказался по нелепой случайности судьбы? Прежде всего — поесть. Этот негласный завет Ремуса Люпина Сириус исполнил на пять с плюсом: пусть четырёхглазая яичница с беконом и была настолько горячей, что шипела от масла даже на тарелке, это не помешало ему расправиться с предложенным угощением в два счёта — настолько силён был раззадоренный алкоголем голод. Как только в желудке приятно потяжелело, в голове немного прояснилось. Если утром Сириус был искренне уверен, что Фенрир специально всучил ему алкоголь под нос и силой приволок домой, то сейчас он понимал, насколько это было бессмысленным обвинением. В конце концов, для чего бы взрослому мужчине понадобилось тащить к себе какого-то идиота из бара, а потом ещё и кормить его завтраком? Он чувствовал себя глупо. Он чувствовал себя тем Сириусом, который в шестнадцать лет по-идиотски совал голову в петлю, мстительно представляя, как все пожалеют после его смерти. Может, идея напиться до беспамятства не была настолько идиотской как сведение счетов со своей крошечной, едва прожитой жизнью, и всё же за это было стыдно — где он оставил свои мозги и почему именно вчера? От этого хотелось отвлечься — ирландские террористы послужили отличным вариантом. Думая о них, Сириус не мог не скрежетать зубами. Ирландские террористы, значит. Ирландские террористы и Рем. Сириус мало что о них знал — это всё существовало где-то далеко, в Северной Ирландии, которую ИРА мечтала присоединить к Ирландии. «Губу бы этой террористской шайке закатать», — часто презрительно говорил про них отец, и, хотя Сириус имел привычку возражать всему, что говорят его родители, здесь спорить было сложно: действительно, как эта маленькая кучка католиков планировала забрать территорию протестантов, которые добровольно захотели вступить в Британию? Надо было договариваться на берегу, когда Ирландию только делили, а после драки кулаками не машут. Глупо, бессмысленно, и только зря столько людей погибают. Но при чём здесь Нью-Йорк? При чём здесь Рем? Одно слово — бред. — Знаешь, как в Ирландии празднуют день святого Патрика? — стоящий у окна Фенрир криво ухмыльнулся и с характерным резким звуком втянул пыльный воздух улицы. — Они ходят в католическую церковь. А здесь чёрта с два пройдёшь от этих пропойц и поддерживающих их американцев. Праздник по всей сраной Америке… Чем эти рыжие черти их так охмурили — загадка. В ладони Фенрира был зажат кусок сырой говядины, от которого он периодически со смачным хрустом откусывал. Картина была привычной, — Рем ел сырое мясо перед полнолунием и после, если бы у них хватало денег, наверное, не отказался бы питаться им каждый день — но от капель крови, сочащихся меж грубых пальцев мужчины, Сириуса всё равно слегка замутило. Он опустил взгляд в тарелку, вяло ковыряя остатки яичницы вилкой, и поморщился, когда до ушей снова донёсся мясной хруст. — Здесь ирландцев больше, чем в самой Ирландии, — Фенрир процедил сквозь зубы. — Слетелись в эту страну, как мошки на труп. — Рем не говорил, что эта была стая именно ирландцев, — настороженно возразил Сириус. — По твоим вчерашним речам незаметно, чтобы он хоть что-то тебе говорил, — мужчина издал небрежный смешок, от которого Сириуса снова обдало кипятком до кончиков покрасневших ушей: какого хрена, какого хрена, ну какого, чёрт возьми, хрена он так глупо поступил! — Да это абсурд, — он сердито возразил, чувствуя потребность защититься от этого насмешливого голоса. — Почему ему должна была попасться именно ирландская стая? И даже если ирландская, почему террористическая? Если даже в нашем городе наскрёбся десяток оборотней, здесь наверняка их сотни — этот грёбаный Нью-Йорк такой огромный, что Рем на одну дорогу к своим пушистым тратит два часа. — Нью-Йорком заправляют четыре стаи, и я знаю каждую из них, —Фенрир резко обернулся, и Сириус столкнулся с его хмурым, неожиданно серьёзным взглядом. — В Бруклине черномазые — они твоего дружка бы порвали на куски по щелчку пальцев. В Куинс латиносы — сперва бы подожгли. В Манхэттене белые американцы — эти непробиваемые тупицы бы попросту не поняли бы его запах и его счастье, потому что они чужаков не жалуют ничуть не меньше остальных. Он попал в Бронкс, к ирландцам. Я хорошо знаком с этими животными, отлично знаю, что они пропагандируют, поэтому твоё счастье, если они не успели ему промыть мозги — акцент у тебя явно без примесей. Сириус примолк. С каждой новой стаей, чудовищные картинки которых мгновенно вспыхивали в воображении, липкий страх всё сильнее цеплял за струны в душе — что, если этот странный мужчина прав? Ему было сильно за сорок — а может, и за все пятьдесят. Сейчас, при дневном освещении и в трезвом сознании Сириус мог хорошо разглядеть и неразглаживающиеся складки на его лбу, и поседевшие волосы, свисающие неопрятными прядями. Всё лицо Фенрира, от истресканных тонких губ до глубоких мимических морщин у глаз, должно было вызывать неприязнь, отторжение — но этого не было. Зато каждое слово из его уст звучало до пугающего убедительно. Была в этой некрасивой старости особенная авторитетность. Иррационально, Фенриру хотелось верить. — Шон их вожак, — он сказал всё так же грубовато-зло, качнув головой. — Редкостный мерзавец. Гарет — его сопляк-последователь, ровесник твоего голубка. Ублюдки работают в полиции, на этом их шайка только и держится — здешний мир даёт слишком много вседозволенности синим. — И какое тебе до этого дело? — напряжённо спросил Сириус. — В какой стае ты состоишь? — Я не животное, чтобы состоять в стае, — губы Фенрира презрительно скривились. — Но я работаю с людьми. И дело нам есть, потому что эти вшивые планируют теракт в генеральном консульстве Великобритании. Эти слова были сказаны так равнодушно и между делом, что мозг Сириуса даже не сразу сумел их переварить: только когда он отхлебнул от кружки, в голове что-то щёлкнуло. Вода попала не в то горло — закашлявшись, Сириус сплюнул обратно в чашку. — Теракт? — он обалдело переспросил. Фенрир прошёл к раковине, сполоснул окровавленные руки. Оглянувшись на ошеломлённого Сириуса, спросил с усталой усмешкой: — Считаешь меня безумцем? Сложно не считать после таких заявлений. Это был бред. Боже, какой это был бред. Идейные фанатики — он бы поверил, их хватает везде. Но подрыв консульства? Попахивало наихудшим сортом фантастики. Теми сериями «Доктора Кто», которые безжалостно смывались с плёнки после пары показов. — Подорвать консульство, в надежде, что это освободит Северную Ирландию — действительно бредовая затея, — продолжил Фенрир, точно угадав мысли Сириуса, и на его лице появилась странноватая ухмылка. — Поэтому лучше посоветуй своему парню держаться от них подальше — если не хочешь, чтобы он попал под раздачу. Сириус вспыхнул. Резко поднявшись со стула, зло отчеканил: — Даже если это правда, Рем в этом участвовать не будет. Он нормальный. И… и он наверняка сейчас сходит с ума, поэтому мне пора. Фенрир равнодушно дёрнул плечом, давая понять, что никого здесь не держит. Но когда злой и красный Сириус накинул куртку, из-за спешки трижды попадая не в тот рукав, вдруг подошёл к дверному проёму и лениво окликнул его: — Что по навыкам? — Чего? — Сириус непонимающе обернулся. — По навыкам что, спрашиваю. Ты, кажется, работу искал. Руками работаеть умеешь не только в постели? — Фенрир кивнул на его ладони, которые за семь лет возни в автомеханике заметно потеряли аристократичную мягкость. Прежде чем побагровевший от злости Сириус успел ответить что-то язвительное, Фенрир вынул из кармана пустую упаковку из-под сигарет, размашистым почерком начиркал на ней адрес и вложил ему в ладонь. — Я же говорил, что работаю с людьми, — вкрадчивый голос Фенрира, снова раздавшийся чертовски ближе приличного, снова разнёс по Сириусу ворох неприятных мурашек. — Англичане должны выручать друг друга. — Я с тобой ничего общего иметь не хочу, — резко сказал Сириус. Отшатнувшись, он скомкал бумажную коробочку и быстро вышел вон. На улице хотел было выкинуть подачку, но что-то остановило: в последнюю секунду Сириус просто сложил её в карман. Вздохнув, огляделся по сторонам: район одновременно выглядел знакомо и совершенно чуждо — Сириус понятия не имел, куда идти. Весь этот бруклинский Нью-Йорк казался таким серым, таким тошнотворно однообразным — и это несмотря на то, что здесь почти круглые сутки светило прожаривающее до костей солнце, а о дождях оставалось только мечтать. Он скучал по ним — по дождям. По промозглости Англии, которая словно скрадывала в себя все недостатки, в то время как здесь они сияли у всех на виду. Сколько они здесь были, пару недель? Ощущалось как вечность. И всю эту вечность Сириус себе твердил: это акклиматизация. Это шок. Ему надо привыкнуть, и он будет в восторге. Чёрт, да он всегда мечтал сюда попасть, он потратил столько денег и сил!.. Но стойкое чувство обмана с каждым днём становилось только сильнее. Америка всегда представлялась Сириусу яркой и привлекательной, как банка кока-колы — но в чём смысл банки, если внутри она совершенно пуста? Не для Ремуса, не для Рега — только для него. Сириуса Блэка. Он тщательно изображал на лице восхищение, когда они ходили по центру, а Рем… Рем был восхищён совершенно искренне. Ремус вписался в этот город, как влитой. — Эй! Неожиданный окрик вырвал Сириуса из мыслей. Оглянувшись, он увидел парнишку-ровесника с туповатым взволнованным лицом. Первая мысль: о боже. Что он ещё успел за ночь натворить? Первый инстинкт: податься в бега. Трюк не сработал — перед ним на дороге вырос чёрный мужчина. — Нашёлся, беглец, — он усмехнулся, и Сириус непонимающе хлопнул глазами. Одно только дёрнуло: ирландский акцент. И пистолет в кобуре на бедре. К нему подобралось ещё пара парней — один рыжий и курчавый, другой с ирокезом на башке, как они с Джеймсом когда-то мечтали себе сделать. Вот тут-то стало понятно, что конкретно происходит. Неясно только, почему именно так. — Сириус! И вот он — финальный аккорд. Взъерошенный, усталый, очевидно не спавший всю ночь Ремус Люпин в компании той самой рыжей девчонки направлялся прямиком к нему. Он крепко схватил Сириуса за локти, всматриваясь ему в лицо — Сириус молчал. Он чувствовал на себе взгляды оборотней, и от них, таких любопытных, встревоженных, напряжённых, хотелось скрыться. Вместе с тем хотелось смотреть на них в ответ. На чёрного. На туповатого мальчишку. На рыжую девчонку. Все разные, но по-странному схожие — такое же ощущение исходило от шайки Мальсибера. Зато такого не было от Фенрира. — Боже, — Ремус выдохнул с ощутимым облегчением, и Сириус запоздало, но ревностно сообразил, что обращаются не к нему. — Спасибо, Шон. Не знаю, как нашёл бы его без вас всех. — Дальше справитесь? — лаконично хмыкнул Шон. Ремус лихорадочно кивнул. — Да. Спасибо, правда. — Прости, если мы тебя спугнули, приятель, — парнишка с туповатым лицом фамильярно хлопнул Сириуса по плечу — от неожиданно крепкой оборотнической ладони тот пошатнулся. — Мы просто искали тебя пол ночи, знаешь ли. — Ага, — сухо отозвался Сириус. Он попятился от них, переводя нахмуренные глаза с одного на другого — в какую-то секунду его глаза столкнулись с Шоном. Тот вдруг сузил взгляд. — Постой-ка, малый, — он сказал. Приблизившись к Сириусу размашистой походкой, принюхался. Сириус отпрянул. — Какого хрена ты… — С кем ты был? — хрипло перебил его Шон. — Какое тебе дело? — Сириус ощетинился. — И какого хрена вы все здесь столпились?! — Мы пойдём, — Ремус быстро взял его за рукав. — Спасибо, Шон, правда. — О нет, нет, — Сириус нервно фыркнул. — Ты сначала объясни, Рем, что это за цирк… Ладонь на запястье сжалась чуть крепче. Рем внимательно заглянул ему в глаза. — Мы, — он глухо проговорил, и когда Сириус отвёл взгляд в пол, разрывая контакт, закончил: — пойдём. И они пошли. И ещё несколько кварталов Сириус чувствовал на себе липкие, подозрительные взгляды. Они явно все знали, что он парень Ремуса. Явно знали, что он человек. Но вот того, что он англичанин, кажется, Ремус им не рассказывал. — Где ты шлялся?! — тот зло выдохнул, стоило им перейти дорогу — шумный поток машин разорвал фантомное ощущение чужого присутствия, и они оба почувствовали возможность сбросить маски. Сириус не менее зло посмотрел на Рема: это был закономерный вопрос, до чёртиков закономерный, Сириус знал, что на его месте был бы злее в десятки раз — но вообще хреново, крайне хреново просыпаться в незнакомом месте, потом узнавать дичайшую информацию про твоего близкого человека, потом сталкиваться с его сворой, которая ловит тебя, точно удравшего с поводка домашнего щенка, а потом получить в лицо это грубое «где ты шлялся». — Ты где-то шляешься каждую ночь, а мне нельзя? — парировал он, и что-то дёрнулось от того, как Рем нехорошо сощурился. — Я шляюсь не всю ночь. — Но нагулял явно больше часов, чем я. — Но… — Почему ты меня допрашиваешь, Рем? — Сириус колко перебил протесты Ремуса. Тот застыл. Помолчал, глядя на него, и пошёл дальше. Отзеркаленная фраза не оправдала надежд Сириуса на триумф — если уж на то пошло, он стал чувствовать себя только хуже. Некоторое время они шли молча, Потому что вот такими теперь они были — никаких ссор, никаких криков. Не друг на друга. У них ведь всё хорошо. Всё ли? — Прости, — наконец, Ремус нашёл слова. — Теперь я понимаю, что ты чувствовал. Но ты ведь должен был понимать, что почувствую я. Надеюсь, оно стоило того. «Не понимаю, Рем, — подумал Сириус. — Просвети меня. Просвети меня, чем моя пропажа на сутки хуже того, что я тебя больше не вижу, что ты всё время с ними и в особенности с ней, ты даже меня разыскивать пошёл с ними, а они ведь неясно кто». Но вслух он этого не сказал — вслух это бы звучало слишком по-идиотски. Только покачал головой: — Я не собирался шляться всю ночь. Я просто перепил. Планировал просто пару бокалов, но… увлёкся. Так вышло. И снова он получил долгий взгляд. Наконец — тяжкий вздох. — Не знал, что ты умеешь. «Я и сам не знал», — мелькнуло в уме Сириуса. Рем вдруг резко приблизился к нему, совсем как Шон несколькими минутами раннее, и Сириус, дёрнувшись, в сердцах воскликнул: — Да что вы все ко мне принюхиваетесь! — Извини, — Рем потёр нос. Помолчав, неожиданно очень растерянно признался: — Я… не мог отыскать тебя по запаху. Я их позвал, потому что не мог… Не мог найти твой запах. Он словно исчез. Это так странно, я же тебя чую за версту. А твой запах, он и сейчас… — он снова сделал движение, будто порывался принюхаться к Сириусу, но почти сразу же отступил. — С кем ты был? — Боже, да почему вас всех это так интересует? — Сириус закатил глаза. — Я просто перепил и провалялся в баре, всё. Всё. Плевать, что они нашли его совершенно не у бара, а время давно перевалило за полдень — больше они не проронили до дома ни одного слова. Если у Сириуса и мелькнула мысль, что они даже не обнялись, что он даже не извинился, что Рем даже не сказал ему, что сошёл с ума от страха, она была безжалостно прихлопнута ладонью — не время сопли разводить. Он всего лишь перепил и не пришёл домой — вселенная не развалилась от того, что он ни хрена не помнит о вчерашней ночи. Сейчас стоило сосредоточиться на другом: Рем и террористы, Рем и террористы — насколько эта компашка, возглавляемая чернокожим ирландцем, была похожа на террористов? Насколько высока вероятность, что Фенрир прав? А почему бы он был неправ? Неожиданно мелькнула мысль: этот Фенрир — он ведь тоже не вписывался. Он был так же нелепо втиснут в этот солнечный пейзаж, как и сам Сириус. — Если ты всё ещё хочешь с ними познакомиться поближе, можешь в следующий раз пойти со мной, — неловко предложил Рем, когда они подошли к дому. И спрятал ладони в карманы — было очевидно, как он отчаянно надеется услышать отрицательный ответ. Сириус тоже сложил ладони в карманы — нащупывая смятую бумажку, ответил: — Хочу. Отчасти из желания выведать правду — отчасти из желания отомстить. Дома их встретили холодно-недовольный Рег, безмятежно-флегматичный Ксено и Мадонна из радиоприёмника. По привычной картине могла создаться иллюзия, что ничего не изменилось с момента исчезновения Сириуса — если бы не тот факт, что ему в живот с разбега шлёпнулось лохматое создание, напоминающее что-то среднее между лягушкой, пуделем и очень низким человеком. — Чёрт, твои родители не учили тебя не бодать незнакомцев?! — охнул Сириус, согнувшись в три погибели и уставившись на маленького мокрого ребёнка не старше трёх-четырёх лет. Тот с любопытством уставился на него в ответ. Его волосы были белее молока, брови едва заметны, а на теле ни клочка одежды — поэтому можно было легко сделать вывод, что это девочка. — Это Луна, — Ксено поднял кроху на руки. — Моя дочь.