Волк и его металлист

Если бы бывалый нью-йоркец сунул нос в лесную заварушку на окраине своего города, то непременно бы заметил, что такое сочетание возможно только в его штате — вряд ли найдётся ещё хоть одно настолько отбитое местечко на карте мира, что в нём можно встретить оборотней, британцев, байкеров и геев в одном флаконе. Единственный элемент, который вязался с трудом, был хиппи в третьем поколении с больной СПИДом женой и дочерью, для которой нет в мире ничего важнее плетённых фенечек. Именно Ксенофилиус Лавгуд стал самым странным кусочком этой умопомрачительной головоломки — и для Сириуса, и для Ремуса. Но начать стоит с вечера накануне, когда Сириус бухнулся на продавленный диван в мастерской Маркуса и попытался осознать происходящее. Завтра они поедут к оборотням — Рем его совершенно точно убьёт — и предотвратят теракт. Уже завтра они выведут стаю на чистую воду и Ремус поймёт, что он был прав. А вдруг он уже с ними заодно? «Чёрт, Рем, во что ты вляпался? — обречённо подумал Сириус. — Во что мы оба вляпались?» — Как вы с Фенриром познакомились? — он спросил у Маркуса в надежде получить хоть какие-то зацепки: тот знал Фенрира дольше и лучше. — Он поймал меня в баре, — отозвался Маркус. — Я думал, он гей, и у меня были предпочтения на постарше. Нельзя отрицать, что он хорош собой. Некрасив, но хорош. — У тебя своеобразный вкус, — насмешливо хмыкнул Сириус, хотя не признать не мог: Фенрир действительно был хорош. Когда-то мужчины таких лет воспринимались дряхлыми стариками, но чем старше Сириус становился, тем больше понимал, насколько быстро наступит этот черёд и для них. Вот последние семь лет — когда они успели пройти? Как один день. Один день — и семи лет любви оказалось недостаточно. Один день — и четверть века уже позади. — Мы разговорились, я рассказал про свой байкерский клуб, — продолжал Маркус. — Ты большинство из парней оттуда видел, нормальные английские парни. Был ещё один, его звали Пол, но он завёл общение с оборотнем, ну, сам понимаешь какое, а потом сдох. — СПИД? — Сириус бормотнул под нос: это слово, кажущееся таким далёким и непонятным, до сих пор было неуютно говорить вслух. — Он самый, — Маркус кивнул. — Эта сволочь, кстати, совершенно спокойно живёт дальше и продолжает всех заражать. Фенрир был в курсе, он вертится в большинстве британских кругов в Нью-Йорке, как и должен нормальный англичанин, — здесь Маркус выдал странный смешок, — и знает, что у нас и как. Он вышел со мной на контакт весной, когда узнал про заварушку оборотней с консульством. Не знаю, какого хера он решил, что мы, парни на байках, будем лучшим вариантом чтобы остановить свору оборотней, но лично мне плевать, у меня с ними свои счёты. Этих вшивых вообще куда больше, чем кажется, и очень многие из них начинают борзеть. Им начинает казаться, что это не болезнь, а что-то… нормальное. Кто-то вообще считает их всех избранными. — И каков план? — Фенрир не раскрывает деталей в целях безопасности. Кто-то знает больше, кто-то меньше. Я на твоём месте не доверял бы ему на все сто процентов — он ведь тоже оборотень. — А ты ему доверяешь? — тихо спросил Сириус. — Нет, — Маркус ответил без раздумий. — Но всё равно готов помогать. — У тебя иначе? — Нет. Это было настолько же логично, насколько пугающе: ни один из них не доверял Фенриру, но у них были достаточно крепкие мотивы, чтобы за ним пойти. Одним двигала месть, другим жажда спасти. Или спастись. Сириус не разобрался, какого исхода он ждёт. Он не помнил, сколько спал в эти дни и спал ли вообще: бессонная ночь в гей-клубе продолжилась нервными часами волнений и смутных тревог. Домой Маркус отправил его почти силой — привёз и довёл вплоть до двери. Её открыл Ксено, окинул Маркуса флегматичным взглядом с головы до ног и прокомментировал: — Не знал, что тебе нравятся блондины. — Проследи, чтобы он выспался, — велел Маркус. — Завтра сложный день. — В Нью-Йорке лёгких не бывает, — согласился Ксено. Он сложил ладони в карманы широких штанов и слегка запрокинул голову, глядя на Сириуса странным, пытливым взглядом — тот резко почувствовал себя неуютно. — Да высплюсь я, — огрызнулся он, протискиваясь в дверной проём. — Мы просто… — Вы поедете останавливать оборотней от подрыва британского консульства, — Ксено закончил за него. Сириус поражённо обернулся: — Ты это откуда знаешь?! — Я тоже еду. — Это ещё почему? — Маркус сощурился. — Я ведь журналист, — Ксено сказал так, будто это подразумевалось само собой. Взяв с полки фотоаппарат, он навёл его на Маркуса, будто примеряя для фото, затем оглянулся на Сириуса: — Геи против оборотней? Такая история не может пропасть даром. В ту секунду Сириус придал этой новости меньше значения, чем стоило бы, рассудив, что Ксено всегда был с причудами и голосами в башке, и если он хочет отхватить от Фенрира — флаг ему в руки. А ведь стоило бы. — Куда вы вдвоём собрались? — зато у Регулуса наутро имелось чертовски много вопросов: одним из основных был какого чёрта ему сунули в руки Луну. Он брезгливо держал её на вытянутых руках посреди кухни, не решаясь поставить на немытый пол (казалось, его одного заботила чистота в этом доме) и в итоге нашёл компромисс в том, что поставил девочку на стол. — К оборотням, — Ксено и Сириус ответили хором. — К оборотням?! — Да. Ты сидишь с Луной. — Сириус кивнул на малышку и подставил ей ладонь. — Луна, слушайся Рега. — Что? Нет-нет, стойте, объясните нормально… — Регулус запротестовал, но его уже никто не слушал. Луна согласно отбила пять и попыталась Регулуса обнять — тот дёрнулся как ужаленный. — Я не умею нянчить детей! — он крикнул в распахнутую дверь и Сириус, закрывая её, крикнул в ответ: — Меня в детстве вспомни! Это было последнее объяснимое событие дня — а дальше пошла какая-то чертовщина. Странности начались уже на встрече с Фенриром, когда тот не только не послал нежданно объявившегося парнишку со взглядом укуренного философа, но и ничуть ему не удивился — просто молча указал сесть ко второму байкеру. Сириус невольно вспомнил о словах Маркуса: одни знают больше других. Интересно, как много знал Ксено. Чем дальше они гнали на мотоциклах по трассе, тем больше странных мыслей лезло Сириусу в голову: если что-то заложено в консульстве, не логичнее ли поехать туда и попытаться обезвредить? Как вообще можно пронести взрывчатку в британское консульство, неужели там настолько плохи дела с охраной? Как конкретно они собираются остановить свору оборотней? В чём план? В чём план? Когда они заехали в лес, Фенрир затормозил и принюхался. Учуяв стаю, резко выкрутил руль в сторону. Через несколько минут они выехали на поляну с оборотнями и стали свидетелями мгновенного группирования: взрослые столпились за Шоном как свора готовых сорваться с цепи по команде вожака разъярённых собак, чуть поодаль стояли подростки, женщины с младенцами, а лохматые чумазые дети, среди которых были едва умеющие ходить, выглядывали из-за взрослых ног. Сириус метнулся взглядом по их удивлённым и сердитым личикам, отвернулся — и увидел Ремуса. Небритый, взъерошенный, босой. В чужой клетчатой рубашке с закатанными по локоть рукавами. Он смотрел на Сириуса немигающим взглядом, и на секунду тот забыл, на какой ноте они расстались. Забыл, с кем приехал. Забыл, с кем бок о бок стоял Рем и с кем стоял он сам: всё, что Сириус хотел сделать сейчас, это подбежать к Ремусу, ткнуться губами в висок и лихорадочно зашептать «я люблю тебя, люблю, люблю, люблю». Даже если для Ремуса это было иначе. Сириус дёрнулся в его сторону — Маркус ухватил его за ворот куртки. Байкер, соседствующий с Ксено, спрыгнул со своего мотоцикла и тоже подошёл к Сириусу. — Не трепыхайся, детка, у Фенрира всё схвачено, — Маркус напряжённо пробормотал, и подозрения Сириуса усилились. Фенрир сделал шаг к Шону: непонятные игры продолжались. — Давно не виделись, Маккартни, — лицо Фенрира скривилось в оскале, от чего напряжение в стае заметно усилилось. — Наконец-то я поймал тебя без полицейской фуражки и пистолета за поясом. — Зато слышались на днях, — коротко сказал Шон, и глаза стрельнули в сторону Сириуса. — Зачем ты явился сюда, Фенрир? Есть что интересного рассказать, или просто захотелось трёпки? — Новости есть, но сперва расскажи, как мой щенок, — Фенрир легко кивнул на Ремуса. — Приятен в общении? У Сириуса похолодело в желудке. Во взгляде Ремуса тоже возник немой вопрос. — Он уже не твой щенок, — Шон процедил сквозь зубы, и Сириус увидел, как глаза Ремуса округляются шире. — Ремус Люпин один из нас. — О нет, нет, боюсь, это не так работает, — Фенрир покачал головой, продолжая ухмыляться. — Давай, Ремус Люпин. Реми — так называла тебя мать? Иди ко мне. Ремус застыл. Нет, он не сдвинулся с места, но если бы они только знали, каких трудов ему это стоило: всё тело, каждая мышца, даже те, о которых он не подозревал — всё обратилось в камень. Нельзя расслабляться. Даже свободно дышать нельзя. Если он расслабится хоть на секунду, ноги сами приведут его на сторону зверя с незнакомым лицом и слишком знакомым запахом. Потому что это был он. Это его голос волк слышал в полнолуния Нью-Йорка. Это при виде него волк хотел пригнуться к земле и заскулить — только Сириус, не способный пошевелиться в хватке двух парней, помогал сохранять сознание. — Кто ты? — Ремус с трудом прохрипел, чувствуя, словно в лёгкие навалили острых камней. — Фенрир Грейбек, — пугающий мужчина оскалился шире. — Твой отец имел честь меня знать. Он был адвокатом до того, как тронулся головой, знаешь ли — хотел посадить меня за мои благородные труды. — Я тебя знаю несколько минут, но отчего-то сомневаюсь в твоём благородстве, — Ремус выдавил колкие слова и едва удержал себя на слабеющих коленях, когда Фенрир шагнул ближе. — Ты и я получше многих знаем, какая разрушительная сила кипит в волчьих жилах, — прошипел он. — Один ирландский оборотень может перегрызть добрую сотню английских полицейских — кто-то должен был справиться с ними. Я задался целью стать санитаром Великой Британии и за годы успешно истребил каждого оборотня на нашем острове, который не относился к англичанам. Я сделал всё, чтобы обезопасить свою страну, ведь это мой долг — искупление за то, что я проклят этой заразой сам. Лишь с Уэльсом возникла беда: видишь ли, твоему отцу не понравилось, что я убиваю это отребьё… — Ты слышишь себя, чёрт дери?! — вдруг подал голос Гарет, но поспешно смолк под взглядом Фенрира: его волк был юн, очень юн и слаб — не стояло вопроса, кто победит в этой схватке. — Знакомый говор, — Фенрир издал уничижительный смешок. — Нашёл себе собрата по разуму, Ремус Люпин? — Не трогай его, — резко сказал Шон. Гарет потерянно переступил с ноги на ногу, но Фенрир даже не смотрел в их сторону. Его ухмылка, его холодный взгляд был нацелен только на Ремуса. — Ему удалось упечь меня за решётку в шестьдесят пятом году, но я сбежал, — голос мягко зашелестел, и тремор в пальцах Рема усиливался от каждой фразы. — Мне пришлось уплыть в Америку, ведь я теперь в розыске всей Великобритании, хотя ни один англичанин не пострадал от моих рук, ни один!.. Его голос поднялся до злого шипения — и утих. Стал задумчивым. Мечтательным, почти. — Двадцать лет, Ремус Люпин. Двадцать лет я не могу вернуться на свою родину, и всё стараниями твоего отца. Он добился своего. Ценой сына, конечно, но кто из нас идеален? Фенрир негромко рассмеялся. Кровь в ушах застучала сильнее. Ремусу почудилось, что он провалился в давний сон — скорее кошмар, в котором перед глазами всё плавилось под жаром, а в груди кололо от каждого вдоха. Одеяло душило, подушка промокла от пота, но он оставался тихим: не хотел разбудить мать. Даже терпел слепящую глаза луну в окне — обычно он любил, когда мать подносила его к подоконнику и они вместе смотрели на звёзды, но в ту полнолунную ночь прозрачные шторки стали настоящим мучением. — Я прокрался в твою уютную детскую спаленку в полнолуние, — глухо продолжал Фенрир, и его взгляд стал почти хищным. — Я хотел убить тебя, оставить окровавленный детский труп в назидание всем, кто помешает мне очищать страну от напасти — но подойдя вплотную я понял, что моя помощь не потребуется: ты уже был при смерти. Твои родители были готовы тебя похоронить — истерзанный труп ничему их не научит. Чахотка. У него было чахотка. Большой зверь стоял в его комнате, и ему совсем не было страшно, потому что он должен был умереть раньше, чем научился бы осознавать страх. Большой зверь застыл, пристально уставившись на него, и он протянул свою детскую ладонь навстречу. Ремус сглотнул, с трудом удерживая равновесие. Дьявольская улыбка всё никак не сходила с лица Фенрира. — Ты был таким маленьким, — он проворковал. — Таким… слабым. Но ты не испугался. Видно, потому мой волк избрал тебя. Я почувствовал в тебе истинную английскую суть, гнусная валлийская кровь не сумела перебить смелость духа предков… — Замолчи! — Ремус зарычал. Он среагировал точно бык на красную тряпку замахом кулака, но в последний миг обмер — словно сзади резко дёрнули за поводок. Ноги снова противно ослабели. Он уже чувствовал такое — с Мальсибером. Он ненавидел это чувство. Но в этот раз он постарался не злиться на волка: тот не виноват, что люди такие подлецы. Фенрир перехватил его запястье и крепко сжал. Боль брызнула такая, что с губ едва не сорвался скулёж. Пока Ремус беззвучно корчился, закусив щеку изнутри, Фенрир с укоризненным, снисходительно-насмешливым цоканьем покачал головой. — Не пытайся идти против того, кто обратил тебя, Ремус Люпин. Связь отца и сына слишком сильна в мире волков. Щенок не смеет ослушаться своего старшего. Он ударил Ремуса под дых. Первым на это среагировал рванувший к Фенрир Сириус — Маркус прервал его благородный порыв, крепко перехватив поперёк туловища. — Эй! Эй! — Ларри встал у Фенрира на пути, Гарет подбежал к Ремусу, помогая встать — глядя на это, Сириус яростно забрыкался в хватке Маркуса. — Пусти! — Угомонись и не отсвечивай, — Маркус резко скрутил руку ему руку и добавил почти миролюбиво: — Серьёзно, детка, угомонись, иначе мне придётся тебя уложить. Ты хорошенький, ничего личного, но ты с самого начала был непрошибаемо туп. — Пошёл на хер! — Сириус огрызнулся, и на подмогу Маркусу пришёл его друг. Теперь его держали двое и только теперь до него дошло, как бессмысленно было заводить сюда Фенрира. Даже если стая опасна — с чего он решил, что тот поможет Ремусу? Он лихорадочно заметался глазами по стае, надеясь на помощь, но ни его, ни байкеров для них словно не существовало: люди не значили в этом мире ничто. Только один мальчик двух-трёх лет, вцепившись крохотными ручонками в ноги своего отца испуганно вытаращился на Сириуса из-под лохматых тёмных кудрей. Нижняя губа мелко дрожала, а на пухлых щеках повисли слёзы. От этого взгляда, напуганного и беззащитного, Сириуса замутило. Глупо. Как же глупо он поступил. Чёртов идиот — как всегда, чёртов идиот! Но было уже поздно. — Какого дьявола ты приходишь в наш дом? — вышедшая из толпы Элис разъярённо прошипела на Фенрира. — Может, для тебя и не писаны законы стаи, но если ты думаешь, что мы спустим тебе это с рук… — Не прикрывайся законами стаи, девчонка, от тебя разит его запашком за мили, — Фенрир с усмешкой взглянул на дрожащие руки Рема. — Любишь парней понервнее? После этих слов ему всё-таки прилетело — изловчившись, Ремус боднул его в рёбра. Вышло неуклюже, криво, он мог лучше, но Фенрир всё равно охнул от неожиданности. Прошипев что-то неразборчивое, замахнулся для очередного удара. — Хватит! Это был Ксено. Повисший на рукаве Фенрира Ксено с очень несвойственно эмоциональным голосом — и его ломкое худощавое тело отшвырнули в траву как назойливую мушку. — Ты говорил, что не причинишь ему вред, — он лихорадочно заговорил, морщась и поднимаясь на локтях. — Скоро закат, пожалуйста… — И что на закате? — Фенрир ухмыльнулся. Ксено непонимающе замигал глазами. — Ты обещал, — тихо выдохнул он. — Ты дал… обещание… — И я выполню его. Но не в это полнолуние. — А когда? — потеряв самообладание, Ксено выпалил во весь голос. — Когда?! — О чём вы?! — к зажатому байкерами Сириусу наконец-то вернулся голос. Ему не ответили — зато для Ремуса всё стало очевидно без слов. Так странно, что никто из них до этого момента не думал о Ксено: он просто был, просто существовал. Созерцатель — таким они его знали. — Это последняя волчья ночь в месяце, — измученно сказал Ремус, глядя на него сейчас. Помедлив, Ксено кивнул: — Она может не дожить до следующей. — Кто? Что? Боже! — Сириус снова дёрнул плечом, высвобождая руку. — Что вы все несёте! — Он сдал меня Фенриру в обмен на обращение своей жены, — тихо пояснил Ремус. — У неё СПИД, — пробормотал Ксено. Его голос дрогнул. Тихий Ксено, невозмутимый Ксено, неприметный мальчик с волосами белее снега на лестничной площадке грязнее мусорной свалки, который из полнолуния в полнолуние наблюдает за мучениями соседа совершенно пустыми глазами — единственный проблеск живого в нём Ремус успел зацепить в полубессознательном состоянии, когда бледные руки неуклюже выволакивали его из завалов. Позже, уже после Рождества Сириус ненароком оборонил ему, что Ксено просидел в больнице всю ночь. Теперь он лежал перед ними на земле, обмерев статуей, и в его глазах повис неприкрытый человеческий ужас. Удивительно, как можно прожить бок о бок с человеком пол жизни, но совершенно его не знать. — Не он один тебя предал, — Фенрир неприятно ухмыльнулся, расценив гробовую тишину иначе. — Мы здесь благодаря мальчишке. И он посмотрел на Сириуса. — Всего-то понадобилось дать мотоцикл, набор косметики и пару выходов в гейский клуб, — поддакнул Маркус, и эти слова прозвучали как пощёчина. — Твой парень отлично продаётся за блёстки, ты знал об этом? — Впервые слышу, — бесцветно отозвался Ремус. Он мельком взглянул на Сириуса, который был слишком пристыжён, чтобы встретиться с ним глазами, и повернулся к Ксено. — Ты просчитался. Мы не решаем, кого обращать — это решает волк. Он был худшим подтверждением этого факта. — Этого нельзя знать наверняка, — еле слышно сказал Ксено. Он старался звучать невозмутимо, но удавалось с трудом. Ремус хмуро покачал головой. — Как ты это провернул? — Я журналист в Нью-Йорке, Люпин, я могу найти информацию про кого угодно и рассчитать что угодно. Я знал, что ты нужен Фенриру — я вышел на него с предложением. Я знал, что Регулус хочет продвигаться в музыке — я нашёл ему хорошего продюсера. Я знал, что Сириус поедет за ним, — глаза лихорадочно метнулись к Сириусу, затем вернулись на Рема, — и я знал, что ты поедешь за Сириусом, потому что ни один из вас не может иначе. Вы… просто не можете иначе. Ещё я знал, что нравится Сириусу, и подсказал Фенриру, где искать, но это… — он запнулся, нервно забегав глазами по полу, — это был план «Б». Всё должно было быть проще. — Мы должны были встретиться более цивилизованно, — Фенрир неприятно ухмыльнулся. — Но эти ребятишки пронюхали планы и перехватили тебя первее. — Перехватили, — Ремус не спросил — скорее, машинально уточнил. — Именно так. Ты думаешь, они правда случайно столкнулись с тобой посреди Нью-Йорка? Они искали тебя. Потому что знали, что тебя ищу и я. Это единственная причина, по которой они оказали тебе такой радушный приём: страх перед мной. Вернее нет, Ремус Люпин, — глаза Фенрира сузились на нём. — Страх перед тобой. — И что это значит? — глухо, но с отчётливым нетерпением спросил Рем. — Зачем я тебе, Фенрир? Зачем ты всё это устроил ради какого-то несчастного валлийского оборотня, которого обратил двадцать лет назад?! Тогда Фенрир сделал шаг вперёд. — Я разрушил все стаи Шотландии, Ирландии и Уэльса, — медленно сказал он. — Я понадеялся, что этого будет достаточно, но не учёл, что эти грёбаные ирландцы вылезают в Америке как грибы после дождя. Мой волк чувствует себя паршиво на чужой земле — перед Шоном нет и шанса. Зато шанс есть у тебя. Та сила, которую я рассмотрел в тебе двадцать лет назад — она цветёт. Я чую её рост, Ремус Люпин, я чуял её все эти двадцать лет. Связь отца и дитя слишком близка, видишь ли. Я знаю, что ты смог противостоять своему вожаку — ни один оборотень не может подобное. Только ты можешь одолеть Шона — подчинить его стаю мне. — И что тебе внушило, что я стал бы тебе помогать? — Ремус усмехнулся. — Эти сказки про чистоту крови? Та наивная ложь про подрыв британского консульства, которой ты подкупил Сириуса? — Я бы хотел, чтобы это было ложью, — мрачно согласился Фенрир. — Очень хотел бы, Ремус Люпин. — Ты совсем рехнулся. Нет никакого подрыва, никто не покушается на вашу чёртову драгоценную Англию! Шон, скажи ему! — Рем оглянулся на Шона, ища поддержку, но к своему удивлению обнаружил, что тот смотрит в сторону. Другие оборотни тоже отводили взгляд — только Гарет глядел на него жалобно и виновато. — Шон? — Ремус беспомощно позвал вожака. Молчание. — Скажи-ка нам, Шон О’Фаррел… — насмешливо протянул за его спиной Фенрир. — Там не будет ни одного живого существа, — сдержанно отозвался Шон. — Никаких жертв. «Чёрт возьми, — подумал Ремус. — Чёрт возьми…» — А охранники? — неверяще спросил он вслух. — А если прохожих зацепит? Нью-Йорк никогда не спит. А если на вас выйдут? Вас же могут депортировать! Там наверняка есть камеры, там… — Ни на кого не выйдут! — гневно рявкнул Шон. — Всё, что зафиксирует камера, это залетевшего с взрывчаткой волка — никого более. И я сделаю это, — он добавил, глянув на Фенрира в упор. — Я сделаю это что бы мне ни стоило. — Ты… ты хочешь убить себя? — Ремус не поверил своим ушам. — Что это даст? Думаешь, Англия вернёт Северную Ирландию из-за какого-то взрыва на другом континенте? — Это будет первый шаг, — хрипло сказал Шон. — Их здание взорвётся в стране, где больше ирландцев, чем в самой Ирландии — и это станет первым шагом. Я всего лишь одна шестерёнка в этой войне, Ремус Люпин, и эта война длится несколько сотен лет. — Но у тебя же сын. Вы все… вы знаете об этом? Вы спятили?! — Ремус выдохнул. — Вы хотите, чтобы новорожденный стал предводителем стаи?! — Ты рассуждаешь как человек, Ремус… — Нет, я рассуждаю как волк! — Ремус вскричал. Он беспомощно обвёл взглядом молчаливую стаю, понимая, что они все знали об этом. Все, все, каждый из них. И Гарет, пялящийся под ноги, и хмурый Ларри, и даже Элис — боже! Они все знали. — Я рассуждаю как волк, для которого нет ничего важнее семьи, стаи и так глупо оставлять её ради… Ради чего?! — он отчаянно взметнул рукой. — Ради чего, Шон? — Ради свободной Ирландии, — резко сказал Шон. — Может, вы и сдались, как только англичане к вам заявились, но мы будем биться до последнего. И твоей стране, поверь, это тоже поможет. — Мы не… — Ремус поймал себя на протесте, но вовремя остановил себя: не время меряться потерями и достижениями. Для таких достижений — никогда не время. И рушить всё сейчас — тоже не время. Это должно решаться между оборотнями и только: людям незачем быть свидетелями. — Это ничего не меняет, — Ремус решительно качнул головой, поворачиваясь к Фенриру. — Если ты думаешь, что это может меня заставить переметнуться на твою сторону, то ошибаешься. Фенрир тихо рассмеялся. — Ты хороший волк, Ремус Люпин, славный волк… Вы ведь не знаете, что он сделал? — он с ухмылкой обратился к стае, и сердце обмерло у Ремуса в груди. — Расскажи им правду, Ремус Люпин. А ещё лучше покажи. Лиши их стаи. Брось Шону вызов. — Я не стану этого делать, — тяжело дыша, Ремус проговорил сквозь крепко стиснутые зубы. В ладони Фенрира блеснула рукоятка пистолета. — Тебе придётся проститься со своим ненаглядным любовником прямо сейчас, — небрежно сказал он. — Не надейся — никто за него здесь не вступится. Впрочем, в какой-то степени он для тебя уже утерян. Теперь сердце Ремуса не просто обмерло — оно оборвалось. Он повернул голову к Сириусу, втянув давно изменившийся запах, и сам боялся поверить в свои догадки: это же глупо, это рассчитано только на оборотней, тех непослушных, которые выбиваются из стаи — никому бы не пришло в голову сделать такое с человеком, да и зачем?.. Не иначе, как задеть его волка. Свести его с ума этим запахом все последние дни, запутывая, заставляя теряться в догадках. Чтобы ему было всё тяжелее находиться рядом с Сириусом. Чтобы он всё чаще проводил время со стаей. Чтобы волк сумел так легко сделать выбор: остаться с мальчиком или уйти в лес. Чтобы оставить его одного, беззащитного и потерянного там, где дружки Фенрира могли легко до него добраться. Нырнуть ему в душу по наводке того, кто так по-человечески предал всех ради спасения близкого. — Да, Ремус Люпин, — голос Фенрира звучал где-то далеко, а перед глазами Ремуса стремительно темнело. — Я взял этого невероятно глупого, невыносимо жалкого, чудовищно наивного человека, который легко пьёт из чужих рук, и сделал его своим. Я его пометил. Ремус всё ещё был человеком телом, но сознанием уже давно не принадлежал себе. Всё сузилось до одного понимания: он должен вернуть Сириуса. — Бейся с Шоном, Ремус Люпин, — торжествующе сказал Фенрир. — А потом совершим обмен: стаю на человека.