Зеленая ласточка – 2. Желтый лебедь

      Невеста бежала по пустому коридору.       В стрельчатые окна лился свет, окутывал саваном, и платье, украшенное черным жемчугом, сшитое точно по фигуре, из редчайших атласных тканей, с длинным полупрозрачным шлейфом, только на который ушло две недели работы, — переливалось в нем, как россыпь граната. Туфельки, такие же кропотливо расшитые, бились каблуками друг о друга — бежать в них оказалось ужасно неудобно, пришлось взять в руку. В абсолютно пустом коридоре звучали только удары босых ног по ковру и сбитое дыхание. Весь лагерь был сейчас внизу и ждал невесту.       А невеста бежала по коридору прочь от свадебного зала.       Кора знала, что не должна улыбаться — учитывая характер жениха, скандала не избежать. Но что ей скандалы! Сколько их было! А вот сбегает с собственной свадьбы она в первый раз. Как скоро ее пропажу заметят? Наверняка заметили уже. Ох, ну и суматоха же будет! Кора побежала со всех ног. Платье давило на живот, и дышать глубже было страшно. Ведь либо надавит слишком сильно, либо платье, на которое было потрачено столько материалов, сил портных и нервов ее жениха, порвется.       Кора пересекла крытый стеклянный мост. Солнце звенело под босыми ногами хрусталем, хотелось смеяться, смеяться — но Кора только улыбалась. Черные башни Инсива провожали ее пустыми взглядами окон, а Кора улыбалась им.       Она взбежала по лестнице, притормозила на секунду, перевела дух и побежала дальше. А если не успеет? Глупости, конечно успеет! Даже если пешком пойдет — куда же он без нее денется! Кора фыркнула, но спохватилась вовремя — швы на платье уже начали трещать.       Она пробежала слишком длинное крыло, бесшумно засеменила по ковру. Путь выучен наизусть, вырезан прямо на сердце. Не будь у Коры рук, ног и глаз, она все равно смогла бы найти нужную дверь. Четвертая слева от поворота, раз, два, три, всегда открыто…       — Вирт Сивэ! Ты — свинья!       Кора распахнула дверь, остановилась на пороге спальной комнаты и, наконец-то, отдышалась.       Внутри царил хаос. Он царил тут всегда — кому, как не Коре, это знать. Но сейчас хаос показался другим, каким-то вычищенным. Скомканное белье не мятое, рассыпанные книжки не пыльные, упаковки иностранной еды не разбросаны по всему полу, а свалены аккуратной кучкой под столом, а на самом столе — ни грязного стакана, ни купюр, ни открытки! Как будто кто-то очень тщательно пытался воссоздать беспорядок, а не совершить его от порыва чистого сердца.       Этот кто-то стоял возле кровати и как раз опускал в сумку руку. Вирт повернулся к распахнутой двери и улыбнулся — но тоже как-то… вычищенно.       — О, — сказал он; его взгляд окутал фигуру Коры, как только что это делал солнечный свет. От бега стало жарковато. — А где череп?       — В зале, — Кора тряхнула распущенными волосами. — Я не собиралась бежать через весь лагерь с лошадиным черепом на голове! Глупая традиция.       Вирт рассмеялся и вытащил руки из сумки. Пустые. Так странно — неужели он не доставал что-то, а клал, как все обычные люди? Кора никогда не видела, чтобы Вирт собирал сумку. Наверное, она его отвлекла. И было чем!       Она снова тряхнула головой — черные волосы походили на гриву этого несчастного ритуального коня, чей череп ждал ее на свадебном алтаре — и прошла вглубь комнаты. Если бы на ней были туфли, она бы очень недовольно цокала! И еще больше была бы похожа на лошадь… Уф, хорошо, что ее никто не видит. Ну, Вирт не считается. Это же Вирт!       — Ты — свинья! — повторила она на случай, если он не расслышал с первого раза.       Вирт и со второго не расслышал.       — ¡Lo siento, corazón! Чем я заслужил твой гнев? — он опять рассмеялся.       Кора надула губы и хотела скрестить руки на груди, но платье опасно затрещало, так что пришлось надуть губы вдвойне.       — Ты заставил меня бежать! В день собственной свадьбы! — она потрясла перед ним туфлями.       Вирт смешно скосил к ним глаза, Кора почти забыла дуться.       — Mi scusi, corazón, не помню, чтобы я тебя об этом просил.       — Ты же прекрасно знал, что я прибегу! Не заявился на свадьбу, с самого утра ни подарка, ни привета. А теперь я узнаю, что ты уходить собрался! В день моей свадьбы!       Кора очень старалась дышать ровно, но от возмущения бедное платье расходилось прямо на ней. Она отбросила туфли, задержала дыхание и застыла так. Успокоиться. Она же серьезная и умная, куда умнее других девушек. Она умеет брать себя под контроль. Даже если Вирт не пришел на ее свадьбу, а вместо этого решил свалить к своим… арх!..       — Corazón, ну не злись, — его теплые руки коснулись ее локтей. Кора отошла. Жемчужинки и так держались только на благословении Лермат. — Не дуйся. Ну прости, прости. Я просто подумал, что это не так важно…       — Мой лучший друг не пришел на мою свадьбу! Это — не так важно? Да это самый важный день в моей жизни!       Кора старалась дышать неглубоко, поэтому возмущения вышли не такими доходчивыми, как стоило. Так что она добила Вирта взглядом. Может, хоть так поймет!       Вирт глядел на нее чуть снизу, приподняв брови — как щенок на той глупой открытке из Франции — но радужки у него слишком весело переливались. Кора цыкнула. Ну а чего она ждала! Вирт просто не способен быть серьезным, у него это кровью не заложено. Все-таки, ее жених много гадостей про Вирта говорит, но в этом он чертовски прав (Кора мысленно дала себе щелчок — хорошие девушки не ругаются).       — Прости-и-и, — протянул Вирт, когда Кора отвела глаза. — А я тебе шоколада бельгийского принесу.       Шоколад! Кора бы облизнула губы, но боялась смазать помаду. Живот заурчал. С этими приготовлениями она не ела с утра. И последние две недели жила на плошке водорослей, чтобы влезть в платье. Какой ей шоколад…       — Я не хочу сладкого, — она отвернулась.       — Тогда платье, итальянское, хочешь? Или французскую пудру. Или испанского вина.       Кора почувствовала, что Вирт обошел ее кругом. Пока она решала, что важнее: сохранить обиженный вид или спасти шлейф, по которому друг сейчас протопчется, — он уже оказался у нее за спиной. Пальцы коснулись поясницы, и на живот давить перестало. Кора довольно вдохнула полной грудью. Как хорошо!.. Так.       — Эй, завяжи обратно! — она закрутилась на месте. Вот черт (опять щелчок), ей этот корсет втроем затягивали!       Вирт подмигнул и отмахнулся:       — Потом! Подыши хоть спокойно. Кто для тебя сделал это орудие пыток? Неужели нельзя было сшить что-то поудобнее?       Кора почему-то смутилась.       — Так… положено же. По заверениям Лермат, надо по правилам, чтобы ее благословение…       — Ты чего?       Кора и сама не знала, чего она. Вирт же не ее отчитывал — он вообще отчитывать не умеет. Судя по тому, как он реагирует на выговоры, он не понимает саму концепцию отчитывания. Кора выпрямилась. Дышать и правда легче.       — Ничего. Красивое же платье! Скажи?       Она осторожно показала один бок, другой. Хотела покрутиться, но вспомнила про корсет и передумала. Вирт снова огладил ее взглядом. Лицо у него не сильно поменялось. Кора вздохнула и поморщилась. Ну еще бы, он наверняка на своих девицах и не такое видал. Если эти девицы вообще хоть что-то носили.       — Красивое, — заключил Вирт. — Но, знаешь, оно было бы просто замечательным, если бы его хозяйка могла в нем веселиться.       — Я и могу. И вообще, не о том сейчас, — Кора подобрала юбки и перешагнула через выпотрошенные коробки на полу. — Пошли. Меня уже наверняка весь Инсив ищет. Невеста сбежала! Жених в ярости! А ты знаешь, какой он в ярости.       Кора хихикнула, а Вирта перекосило.       — Ага, знаю. И не горю желанием лишиться пары конечностей.       — Да брось, это он на эмоциях. Ничего он тебе не сделает! — Кора взяла Вирта за руку и потянула.       Вирт не двинулся. Чего это он? Неужели и правда испугался? Сам же дразнил так, что на стенах трещины оставались, а теперь боится! Ну, нечего его было злить все это время! Но ладно. Даже если начнется потасовка, уж своего жениха — почти мужа — Кора быстро успокоит. Ее-то он не тронет.       — Давай, пошли. Я не могу выйти замуж без тебя!       — Вполне можешь, corazón, я ведь не жених.       — Ты лучше! — Вирт на этих словах отдернул руку. — Ты — мой лучший друг!       Вирт вздохнул и стал рыться в сумке. Подарок, что ли, ищет? Кора вытянула шею. Ей, на самом деле, не так нужен был подарок — ну, не от Вирта. Ей нужно было, чтобы он на праздник пришел и был рядом. Но если он достанет что-нибудь интересное, то Кора возьмет!       Но Вирт ничего не достал, а только поворошил вещи. Как будто проверял.       — Извини, Кора, но я не приду.       — Это почему еще? — на этот раз она смогла скрестить руки на груди.       Вирт пожал плечами и указал на сумку, как будто сумка должна была ответить.       — Не понимаю, — тряхнула волосами Кора. — Мне сказали, что ты планировал сегодня отбыть. Но не прямо же сейчас!       — Почему нет? Как раз уже должна была открыться одна чудесная пекарня в Орлеане…       — Потому что сейчас — моя свадьба!       — Могу захватить для тебя круассан.       Он снова рассмеялся, а Кора не знала, обижаться ей или всерьез расплакаться. Она надеялась, что хотя бы этот день Вирт проведет без этих своих дурацких шуточек! Что поймет, как для нее это важно, как она волнуется, и побудет рядом! И это не считая того, что она… что ей… что у нее…       Глаза защипало. Вирт перестал смеяться.       — Corazón, corazón, прости! Тише, только не плачь! — он снова взял ее за локти, им под липкой тканью стало жарко. — Не плачь, ну же. Посмотри на меня.       Кора всхлипнула и посмотрела. Вирт улыбался, так солнечно, что не улыбаться в ответ было невозможно. Он, наверное, впитывал в себя солнце со всего мира, чтобы так улыбаться. Кора не могла плакать, когда он так улыбался ей. А еще когда у нее тушь на ресницах. Она встала до рассвета, чтобы девочки успели нанести макияж. Ей совесть не позволит плакать.       — Вот так, — он провел пальцем по ее щеке. — Все хорошо, не надо плакать. Прости.       — Румяна смажешь, — Кора хлюпнула носом и увернулась от его руки.       Вирт послушно отошел. И снова принялся пересчитывать что-то в сумке. Кора увидела, что он был набит какими-то тряпками, но спрашивать не стала. Мало ли у опенулов причуд.       Она снова осмотрела комнату и снова в глаза бросилась эта неправильная неправильность. Может, ей кажется? После идеального порядка в их комнате любая соринка покажется странной. Или просто солнце спряталось. Вот и кажется, что все, что раньше блестело, поблекло.       — И надолго ты? — блекло спросила Кора.       — Cosa?       — Сам ты коза! — Вирт рассмеялся, Кора надула губы, но как-то не до игр было. Она кивнула на сумку. — Когда ты вернешься?       Вирт посмотрел на сумку так, будто понятия не имел, как она тут оказалась. А после дергано закрыл и накинул на плечо.       — Да… как пойдет!       — На сколько тебя отпустили?       — На сколько захочу.       — Вирт, я же серьезно!       — Да правда! Можешь у авитара бумагу попросить. Не думаю, что откажет, — Вирт переступил с ноги на ногу. — Мы так и договорились: вернусь, когда захочу.       Кора поморщила нос. Опять шутит!       — Да он бы тебя не отпустил! Ты же можешь и на месяц так пропасть!       — Может, и на месяц, — Вирт пожал плечами, сумка качнулась.       У Коры от его тона нутро похолодело. Это же она так, про месяц, для смеха! Нет, Вирт любит погулять, даже слишком. Но обычно дольше недели его загулы не продолжались: надоедало, скучал, да и работа в лагере не ждала. Только один раз он болтался где-то недель шесть. И то, ночевать приходил в лагерь. А сейчас, сказали, он отправляется без перерывов. Какой еще месяц?!       — Но, — Кора случайно оторвала жемчужинку, но в эту секунду ей было почти все равно, — через месяц ты вернешься?       Вирт снова пожал плечами с сумкой       — Может, через месяц. Может, через два. Или через три. Или через полгода. Я же не знаю, когда захочу!       — Какие полгода!.., — Кора взвизгнула и бросилась к нему, вцепилась в плечи. — Сивэ, ты даже не думай пропадать на полгода! Я жду тебя через месяц — и ни днем позже, ясно тебе?! Иначе обижусь!       — Тише, тише, corazón! — Вирт рассмеялся, а Коре захотелось его с головы до ног, всего исколотить!       — Не думай, понял?! Месяц — и точка! И все! Никаких полгода без тебя! Ты вернешься, вернешься!       Вирт все смеялся, а Кора царапалась, клацала зубами, стучала по его плечам и вела себя так, как не должна вести себя приличная девушка и хорошая жена — но ей и на это тоже было почти все равно. Да как он смеет! Шутит? Конечно шутит! Она без него полгода не сможет, а уж он без нее — и подавно! Они же с детства вместе, бок о бок, всегда двое, везде двое. Как он без нее? Да ни за что!       Она снова замахнулась, но Вирт вдруг поднырнул под ее руками. Тепло обхватило поверх корсета, потянуло наверх — и комната, и мир закружились вокруг Коры. Она взвизгнула, ухватилась за плечи и… да черт с ним! И засмеялась! Душа затрепетала под шеей. Как хорошо! Как хорошо, словно бабочки внутри!       Вирт кружил и кружил ее, тоже хохоча. Кору обняло его тепло, знакомое и родное, пахнущее французской выпечкой, пудрой, морем, незнакомым солнцем, незнакомой недивинской специей, только им. Бабочки успокоились и расселись по платью украшениями. И Коре враз стало спокойно.       — Corazón, — весело шепнул ей Вирт, когда опустил ее на пол. Он фыркнул, волосы явно полезли ему в нос.       Кора подумала о бедных девочках, которые возились с ее прической два часа.       — Что?       — Corazón, corazón, — Вирт сам отстранился, и глаза у него сверкали, как два волшебных амулета. Солнце снова вышло. — Te amo, corazón. Cora-cora-zón.       — Ну чего ты заладил?       Что за дурацкое словечко! Придумал один раз, так и не отвязалось. Кора поначалу добивалась от него, что оно означает, но Вирт все отшучивался, так что Кора, из вредности, перестала спрашивать. Может, он вообще его выдумал! Коре-то как проверить, она в этих его Италиях не живет.       — Corazón, — Вирт словно прочитал ее мысли. — А пошли со мной!       Кора нахмурилась. Но Вирт хмуриться не умел, так что в ответ опять рассмеялся.       — Я серьезно! Пойдем со мной, corazón. Сбежим! Раз — и нет нас здесь. Пусть обыщутся! Мы уже в Орлеане, на Тенерифе, в Монако! Мы везде, и весь мир вокруг нас, — он закружился на месте сам, будто в неровных башенках книг и разбросанных обертках видел далекие дома и горы. — Весь мир — вокруг тебя, Кора!       Он остановился к ней лицом. Глаза у него так и сверкали, ярче украшений на платье.       — Пойдем! Тебе всего шестнадцать, успеешь еще замуж выйти. В мире еще столько нужно посмотреть. Я хочу столько тебе показать! Пойдем со мной, corazón!       Он протянул руку. Кора смотрела на нее, такую знакомую, загорелую, ласковую, распахнутую, как душа, — и почему-то от ее вида в груди запершило. Вирт, конечно, и раньше ее звал. Но Коре как-то неинтересно было. Что ей там смотреть? Как Вирт девиц клеит? А девицы там, может, и красивей ее… Вирт упрямо держал руку, а Кора уставилась, как будто не знала, что с ней делать.       Она зажевала губу. Глупая привычка, помаду всю съест. Он же не знает…       — Что такое? — спросили поджавшиеся пальцы. — Ты не хочешь?       — Нет! То есть… не то чтобы я не хочу…       А она не хочет? Может, если бы не… а Кора бы согласилась? Нет, глупости, конечно, нет! У нее сегодня свадьба, такой важный день, она не может сбежать, пусть даже и ради лучшего друга… А разве она не уже?.. Ох, если бы жених слышал ее нерешительные мысли, он бы пришел в ярость! Кора зажмурилась.       — Тогда что, corazón? Ты в порядке?       — Нет. Ну, то есть да. Не совсем.       Она вдруг подумала: а если Вирт узнает… Ну конечно! Он непременно останется! Кора хотела после свадьбы всем сказать, но раз уж так… В конце концов, кто достоен узнать первым больше, чем Вирт? Она враз приободрилась. Аж самой смешно стало!       Она представила, какое будет у Вирта лицо, когда он услышит, представила его улыбку, широченную, по-детски глупую, но такую искреннюю, представила, как он рассмеется, подпрыгнет на месте и закрутится вокруг нее с радостными криками, извинениями, обещаниями, что теперь-то и на шаг от нее не отступит, — и заулыбалась. Никак она не могла не улыбаться от его улыбки.       — В общем, дело в том, что, — она набрала освободившимся животом побольше воздуха, — я беременна.       Волны не последовало. Вирт тоже застыл, с тем самым призраком улыбки. Солнце опять скрылось за пиками. Вирт даже не моргал, глаза у него начали пересыхать. Кора нервно прокашлялась. Он не понял?       — Я… — она погладила живот. Глаза Вирта метнулись к ее руке и снова вернулись к лицу, такие же немигающие. Кора улыбнулась шире. — Об этом никто еще не знает, так что тс-с-с! Это секрет. Даже будущий отец не знает, представляешь! Я недавно была у лекарей. Якобы с отравлением, а на самом деле… Они сказали, он там совсем маленький, так что живота еще долго видно не будет. Я хотела после свадьбы всем сказать. Так что ты первый, кому я говорю. У меня будет ребенок, представляешь!       Лекари сказали, малыш сейчас размером с горошину. Горошина с сердечком! До сих пор не верится. Она будет не только женой — но и мамой! У нее будет маленький милый малыш, а она будет с ним сидеть, петь ему песни, качать в колыбели. Их сын будет просто лучшим на свете! Он вырастет таким же сильным, смелым, умным, решительным, как его отец, и будет таким же красивым, как его мама.       Но, конечно, ребенок — это очень сложно. И очень ответственно! Кора уже нянчилась с младенцами: она сидела с сыном Анта и потаскухи-Греты. Ребенку нужны кроватка, пеленки, много-много маленькой милой одежды, соски, игрушки. А если его срочно нужно будет отвезти к лекарям? С простудой, например, или когда начнут резаться зубы?       Вирт так и не шевелился. Солнца становилось все меньше, и скоро Кора вообще перестала различать его радужки, как будто они выцвели. Она потопталась на месте.       — Ты рад?       На секундочку показалось, что Вирт не рад, — и внутри, как раз в животе, от этой мысли похолодело. Но это же глупость! Вирт не может быть не рад! Он обожает детей. а тут такая новость — у его лучшей подруги будет ребенок! Он даже с сыном Анта сюсюкался. Да и вообще, сам… Ой. Кора прикрыла рот рукой. Ну конечно! Как она сразу не подумала?       — Извини, ты же сам о сыне мечтаешь, — она потупила взгляд. Одна из жемчужинок провисла. Плохо. Кора попыталась подтянуть ее на место. — Но… — жемчужинка кое-как встала, и Кора подняла голову, — …он у тебя наверняка будет! Так что не расстраивайся! А когда появится, наши дети наверняка будут лучшими друзьями! Да?       Вирт моргнул. Солнце выглянуло обратно, Вирт улыбнулся, но как-то тоже… как вот в комнате было.       — Ага. Так и будет, — ему словно под дых врезали.       Не прячется ли рядом невидимка? Мало ли, с кем тут Вирт развлекался, пока Кора не пришла.       — И я, это… — он взял сумку, — рад за тебя. Правда. Ну, за вас. Это очень здорово. Ребенок — это очень здорово.       — Ты как будто не рад.       — Я рад, Кора! Говорю же. Просто, ну, не ожидал немного. Думал, вы не будете так скоро. Тебе же всего шестнадцать.       — Мне уже шестнадцать. Ты знал, что чем старше женщина, тем менее здоровые дети у нее получаются? И вообще, чем раньше, тем лучше. Чего ждать-то? У меня законный муж, я его люблю, он меня любит, у нас все замечательно!       — Ага, — снова выдавил Вирт и прошел мимо. — Пусть так и будет дальше.       — Конечно, будет, — Кора потянулась за ним. — А ты куда?       Вирт глубоко вдохнул. Он расправился, как парус, и снова стал нормальным. Наверное, и правда просто позавидовал!       — В Орлеан. Пекарня, помнишь? Надо поторопиться, бриошь разбирают за пять минут!       — В смысле? После того, что я сказала?       Вирт пожал плечами и отвернулся к двери. Кора от бессилия хотела кричать. Но приличные жены и матери не кричат, да и платье все еще могло порваться.       — Но ты же вернешься?       — Ну, когда-нибудь!..       — Вирт! — Кора топнула ножкой. Да, приличные жены и матери… Да к черту! (Щелк.) — Несмешно. Ты же к рождению ребенка вернешься, да? Конечно вернешься!       Вирт потянулся к ручке, и Кора увидела, как его рука трясется.       — Конечно вернусь. Когда-нибудь!       — Вирт!       — Ну правда, Кора, все так быстро меняется! Я даже не знаю, где буду сегодня ужинать!       Он снова рассмеялся, а Кора насупилась. А вот ее жених никогда не говорит «я не знаю»! Как он задумал, так и будет. Наверное, поэтому он — жених, а Вирт — нет. Какая правильная женщина его вытерпит!       Кора терпеливо выдохнула. Она. Она — правильная женщина, которая почему-то до сих пор его терпит.       Вирт прекратил смеяться.       — Кора? Прости. Я не хотел тебя обижать. Я… ну, я постараюсь вернуться. Хорошо? Рано или поздно я точно вернусь! Обещаю!       — Обещаешь?       — Даю слово опенула! — он торжественно выпрямился.       Кора слышала, что слово опенула — это очень серьезная клятва. Поговаривали, что опенулы, которые клялись своим даром, всерьез его теряли, когда нарушали слово. Но для Вирта это наверняка очередное хлесткое словечко.       В груди все равно отчего-то стало полегче. Дурацкий корсет, и правда легкие сдавил.       — Лучше рано, чем поздно. Я буду скучать.       — Я тоже буду скучать, corazón. Я тоже, — Вирт о чем-то задумался, взгляд у него стал туманный и залег куда-то за спину Коры, на распущенные завязки корсета. Но друг быстро опомнился и прицокнул. — Зато у тебя точно будет куча дел! Беременность, радость материнства, столько новых впечатлений! Ты даже забудешь, что меня рядом нет.       — Как я могу такое забыть? — прошелестела Кора, и Вирт не заметил (или не придумал, что ответить).       — Ты будешь чудесной матерью, Кора! Я не сомневаюсь. Не переживай понапрасну, это вредно. Отдыхай, побольше гуляй в горах, там воздух чище. Не забывай вовремя посещать лекарей и береги себя, не утруждайся, будь счастлива и, — он прыснул, — не носи тесные платья, пожалуйста.       Кора дернула завязку корсета. Вирт сейчас вряд ли согласится его затянуть. Придется опять просить кого-то из девчонок.       Почему-то — совершенно нелогично, нерационально, неправильно, — Коре было плевать на свой внешний вид сейчас.       — Спасибо. Но тебе придется за мной следить, чтобы я все это выполняла. Ты меня знаешь, я та еще лентяйка!       — Ты не лентяйка! Ты экономно тратишь силы.       Они рассмеялись, Вирт громче, Кора — вежливее.       — Я уверен, ты и сама прекрасно справишься, ты сильная и умная. Тебе все по плечу, — сказал Вирт, оборачиваясь к двери. Как будто там, за этой дверью, его кто-то ждал. Кто-то, важнее Коры. И повернулся снова. — Но, если что-то будет нужно, пиши! Шкатулка же у тебя?       Кора вздохнула, но кивнула. Да, несмотря на все попытки ее жениха расколошматить эту безвкусицу о стену, Кора ее отвоевала. Шкатулка все еще стояла на нижней полке, за туфлями Коры. Ну, чтобы не отсвечивала.       Вирт снял рюкзак, приоткрыл и достал свою шкатулку. Кора не видела между ними разницы, да и вряд ли она была: даже узор на деревянных стенках одинаковый. Вирту их подарили не так давно — то ли на день рождения, то ли в честь политического соглашения. Кора не помнила, знала только, что шкатулки сделаны мастерами Реммы. Одни из немногих вещей, которые Вирт приобрел здесь, а не притащил из Франции-Италии.       Вирт подмигнул, выхватил из рукава маленькую бумажку, прижал быстро к губам и отправил в шкатулку. Хлоп! Закрылась крышка, и Вирт, подмигнув снова, закрыл рюкзак. А Кора знала, что бумажка лежит сейчас в ее шкатулке, на нижней полке. И в ней наверняка опять какая-то глупость, от которой улыбка до ушей.       Эх, как было бы проще, если бы у Вирта просто был амулет! Они, как и все инсивы, могли бы в любой момент связаться и поговорить через поток, голосами. Даже лица увидеть! Но Вирт все свои пятнадцать лет упрямо отказывался от рыжего камня на груди. Так что единственным способом достать его в путешествиях — писать записки и письма. Но было в этом что-то. У Коры теплело на сердце, как раз под амулетом, когда в шкатулке оказывалась бумажка с сердечком, брелок или открытка из неизвестного города. Вирт даже там, во Франции-Италии, среди местных красавиц, не забывает ее.       — Орлеан ждет! — Вирт отсалютовал и потянулся к ручке двери. — Au revoir!       Сердце рухнуло. Коре отчаянно захотелось завопить, как маленькой девочке, глупое «Не пущу! Не пущу!» Но она не маленькая девочка, она сама скоро станет мамой. И женой. Ее в главном зале ждет жених. А Вирта ждет Орлеан, Париж, Франция-Италия и местные девицы.       Какие у их жизней могут быть пересечения?..       — Если вернешься до его рождения, можешь придумать имя! — выпалила она и прижала ладонь к животу.       У Вирта глаза округлились. Губы дрогнули, будто хотели по привычке улыбнуться, но не были до конца уверены, что стоит.       — А его отец что по этому поводу скажет? — все-таки, начали посмеиваться       Кора фыркнула.       — А мне все равно! Я так решила — и так будет. Но только — если ты вернешься раньше, ясно?       Вирт совсем расхохотался. Хохот у него тоже вышел, как комната, привычный и неправильный.       — Прости уж, corazón, но дождусь своего ребенка! — он утер слезы и посмотрел на Кору, ярко, лучисто, и Кора захотела нырнуть в его взгляд. — Назови сама. Только не Виртом! Второго Инсив не выдержит!       Вот дурак! Кора закатила глаза, а Вирт зажмурился от смеха, потянулся к ручке, и комнату наполнил солоновато-пряный запах и солнечный свет. Кора даже не заглянула. Какая ей разница, куда Вирт собрался, если она не сможет его там достать.       Вирт поднял ногу. Его ступня оказалась там, в недосягаемом свете солнца.       — Я буду тебе писать! — крикнула Кора, бросила, как сеть или аркан, только бы остановить, придержать хоть на секундочку еще!       Нога не остановилась. Коре захотелось вцепиться в нее. Но она только бессильно сжимала и разжимала пальцы, сминала уже смятую ткань. Ее жених будет в ярости.       — Ты тоже пиши, — добавила она.       Вирт уже стоял на пороге. Он махнул рукой:       — Конечно, corazón! Скоро увидимся!       Последние два слова разжали ее пальцы. Кора улыбнулась, Вирт улыбнулся в ответ, опустил глаза и закрыл за собой дверь. Свет пропал, и Кора осталась одна в неправильно неправильной комнате.       Или не одна. Она погладила живот. Да. Она теперь не одна. У нее будет муж, а потом и ребенок… Вот бы малыш родился поскорее. Вирт тогда точно вернется.       Дверь снова открылась. Вернулся? Вернулся! Кора уже вдохнула, наполнилась воздухом, как шарик, разъехался трижды проклятый корсет, — но в комнату всыпались девчонки.       Они защебетали, запричитали, принялись оправлять платье и затягивать завязки — и, кажется, затянули еще туже, чем было, потому что дышать Кора вообще перестала. И повторяли одно и то же: что жених с ума сходит, что гости ее обыскались, что ей не стоило поступать так безрассудно и что они, конечно, не скажут, что нашли ее в комнате другого мужчины, потому что это будет катастрофа, катастрофа, катастрофа.       Катастрофа, катастрофа, катастрофа.       Кора смотрела на открытую дверь и пыталась понять, почему же ей в день собственной свадьбы хочется выть, как на похоронах.

***

      Первое, что почувствовала Сондра, — что ей нужно опустошить желудок. Желудок напомнил, что он опустошен. Но что-то на него все равно давило. Снаружи. Тяжелое такое, как бетонная плита. Или тонны воды.       Сондра открыла глаза. Было темно. Сондра закрыла глаза. Было темно. Сондра открыла глаза снова. Немного посветлее. Отлично, будет держать открытыми. У нее определенно что-то болело, но Сондра не могла сказать, что. Наверное, все. Она вся — ноющий комочек боли. Как после тренировки. Только она не тренировалась. Полли бы ей по шее надавала.       Давление переместилось на грудь, и Сондра уже захотела опустошить легкие. А их вообще можно опустошить? Наверное. Она глубоко выдохнула. Кто-то хихикнул. Не она же? Не похоже. Сондра набрала воздуха (он набирался тяжело). Кто-то снова хихикнул. Внутри булькало.       — Не булькает, — заметил кто-то. Давление вернулось на живот, и Сондра булькнула. — Не булькает крыса!       Крыса, может, и не булькала, но в себе Сондра не была так уверена. Ей и положено булькать. Она чуть не утонула.       Мозг потихоньку начал работать. Она плыла — это Сондра помнила. И тащила кого-то… Лекси? Нет, это было много лет назад. Когда мама учила их плавать, и Лекси чуть не утонула, а Сондра вытащила ее на поверхность. А последние месяцы Сондра ни Лекси, ни мамы не видела. Она последние месяцы была на Ремме. Ну точно! Ремма. Плотины прорвало. Плотины прорвало, потому что… Вирт! Где он? Она его вытащила?       Сондра попыталась подняться, но давление на живот перешло и на грудь.       — Лежи, крыса! — сказало давление, по-детски картавя.       Перед глазами все еще было темно. Сондра подождала немного, пока не догадалась: это в комнате темно. Она снова попыталась подняться и снова не вышло, так что пришлось осматриваться лежа. Высоко наверху был потолок, а снизу, со стороны живота, блестело что-то оранжевое. Сондру передернуло. Такие же огоньки мерцали в коридорах Реммы, когда…       — Бойся меня, вр-ражеский шпион! — огонек придвинулся, и Сондра наконец-то разглядела его обладателя. Он же — то самое давление на грудь и живот, он же — картавый голос, и она же — девочка лет пяти, сидящая прямо на Сондре.       Девочка была худая (но тяжелая), незнакомая и с рыжим камнем под тонкими ключицами. Овальный амулет показался нелепо большим. Наверное, это как с зубами: сразу большой, на вырост. Зубы у девочки, кстати, были молочные — Сондра видела их в смешном оскале.       — Выбирай, будешь говорить или подохнешь, как крыса, — сказала девочка и надавила ладонями Сондре на шею.       Сондра бы и рада говорить, да только не могла. Она хлопнула пересохшими губами (почему они пересохли, она же только что в воде была?) и отодвинула руки девочки с шеи. Девочка не сильно расстроилась и надавила пониже, в то место, где у нее самой был волшебный амулет.       — Говори, крыса! — нарочно растянула «р-р-р» она.       Сондра поерзала и приподняла голову. Голова ответила болью и новым приступом тошноты. Перед глазами плавали оранжевые круги.       — Что? — прохрипела Сондра.       Девочка замерла. Да уж, Сондра звучала так, что и взрослого бы испугала. Аж неловко стало. Девочка в ответ даже не пискнула. Глаза, только что сощуренные, начали расширяться, и Сондра разглядела, что радужки у нее светло-карие и как будто смутно знакомые. Как будто она этот цвет уже у кого-то видела.       — Что говорить-то? — спросила Сондра еще раз.       Девочка моргнула — и подскочила на месте (Сондра чуть обратно чувств не лишилась).       — Мама! Она говорит! Мама, мама!       Она затыкала на Сондру пальцем (чудом не попала в глаз), а сама смотрела куда-то вбок. Сондра повернула голову тоже. Там ее ждал еще один рыжий огонек. И, что куда важнее, Вирт.       Он лежал на соседней кровати — тут Сондра задумалась, а лежит ли она сама на кровати, — серый и неподвижный. Сондра напрягла все клетки сетчатки. Грудь в грязном свитере едва-едва приподнималась и опускалась. Живой. Вытащила. Сондра выдохнула вместе с ним.       Огонек же принадлежал незнакомой женщине. Она сидела на кровати, склонившись над Виртом, и не шевелилась.       — Мам! — девочка окликнула уже не испуганно, а обидчиво. — Мам, она говорит! Она проснулась, смотри! Ма-а-ам!       Но женщина ее не слышала. Она смотрела на лицо Вирта, как будто пыталась запомнить или узнать, и осторожно гладила его по шраму на скуле. Черные волосы спадали почти к подушке, но Сондра между прядями различила накрашенные обветренные губы. Женщина шептала.       — Четыре года. Четыре года. Что же случилось, что же с нами случилось?..       Губы дрожали, и пальцы на щеке Вирта дрожали.       В другой ситуации Сондра не стала бы мешать, но в настоящей ситуации ей грозили проломить ребра и оставить синяки на желудке, так что Сондра кашлянула. Вышло громче, чем она ожидала. Женщина вздрогнула и застыла — совсем как дочь. Медленно она повернула бледное лицо к Сондре, между черных локонов сверкнули ее огромные зеленые глаза.       И вдруг она выпрямилась. Сондра почти услышала звук разжатой пружины.       — О, — женщина растерянно посмотрела на Вирта, снова на Сондру, прижала ладони к коленкам и попыталась придать им толщину бумажного листа. — Вы… вы…       — Мама, крыса проснулась! — девочка снова запрыгала на остатках пищеварительной системы Сондры.       Женщина посмотрела на дочь, на Сондру, на пол, на Сондру, вжала голову в плечи, на дочь.       — Анни, нельзя так говорить! — неуверенно пожурила она и протянула костлявую бледную руку. Но тут же засмущалась и вернула на место. — Подойди сюда, не шуми, пожалуйста.       — Мама, а я крысу!..       — Я знаю, Анни, пожалуйста, слезай, иди сюда, хорошо?       Анни послала Сондре полный презрения и превосходства взгляд и скатилась кубарем на пол. Сондра еще никогда не чувствовала себя настолько униженной ребенком.       — Извините, — женщина еще сильнее вжала голову в плечи и изогнула губы в что-то, что нужно было принять за улыбку. — У нее такой возраст, понимаете…       — Возраст причинения тяжких телесных, — крякнула Сондра и все-таки приподнялась. Да, так и есть, болело все.       Женщина неловко и очень тихо посмеялась (Сондра поначалу решила, что она закашлялась) и внезапно подскочила. Суетливо схватила стакан с тумбочки рядом с Виртом, метнулась к Сондре, к Вирту, посмотрела туда, обратно, протянула, прижала обратно к груди, покусала губы и со все той же вроде-как-улыбкой поставила стакан на пол около Сондры.       — Вот, возьмите водички, — она села на свое место, ровно в ту же позу, только глаза теперь опустила на пол. Даже не на дочь, просто на край ковра.       Анни копошилась рядом, так что Сондра поспешила забрать стакан. Первый глоток напомнил, что в желудке ничего не было больше суток. Второй — что желудок все еще болит. Но Сондра заставила себя допить до дна. Голова гудеть стала меньше, а Анни теперь не затопит соседей снизу. Эта девчонка явно из тех, кто может устроить бурю в стакане.       Буря, потоп…       — Как вас зовут? — вдруг спросила женщина.       Настолько вдруг, что Сондра поперхнулась уже выпитой водой. Женщина снова подскочила и закрутила головой, но так ничего и не сделала.       — Сондра, — представилась Сондра, когда кашель и женщина успокоились. — Сондра Керш.       Женщина немного замялась. А стоило ли называть свое имя? Может, она следователь? Пробьет сейчас Сондру по базе и… Хотя, женщина не похожа на следователя. Да и какая база, они же не в Дэнте! На земле Лайтов электричество-то не везде провели. Но вдруг у них тут какая-нибудь база без электричества? А Сондра есть в этой базе?       Женщина спохватилась:       — А! Да! Очень приятно, — она сделала свою предположим-улыбку и опять устремила взгляд в пол. — Извините, просто я нечасто в последнее время знакомлюсь с новыми людьми. И вы так неожиданно… я немного растерялась… и еще…       — Да все нормально, — Сондра приподнялась выше. — А как вас зовут?       Женщина подняла глаза — явно неосознанно.       — А, да, простите. Я Коралина, — ее около-улыбка стала чуть больше походить на настоящую. — Можно просто Кора.