Пафос мата

Глава I

Рукой держась за самого близкого.

      — Не такой уж и плохой день сегодня, правда? — Кевин Ганрет опустился на кресло в уютной ординаторской и откинул рыжую голову назад под холодные потоки кондиционера. Голова была забита рабочими моментами последние несколько месяцев, и такие передышки становились обязательным ритуалом.       Эта ординаторская находится на первом этаже, куда чаще всего сбегаются разношерстные врачи их шестой государственной больницы. Главврача встретить тут было почти нереально, поэтому никто никуда не спешил и пренебрегал чистыми столами, ставя на них кружки с кофе или ланч. Больница выходила видом на бесконечное сизое море. Запах соли и влаги смешался с ароматом кофе и чая.       — Доктор Ганрет, вы абсолютно правы! — улыбнулся Михаэль. — Правда сегодня ночью прибыл мальчик с ушибом мозга. Совсем еще ребенок.       — Авария?       — Нет. Шкаф. Родители не усмотрели и долго не могли вызвать скорую помощь, в конце концов лежит в реанимации, в коме. Полиция приезжала утром, Райан попросил передать тебе приветствие.       Кевин озадаченно взглянул на Михаэля, пытаясь вспомнить хоть кого-то по имени Райан.       — Забудь. — вздохнул педиатр. — Ты слишком высокомерен для кого-то, у кого состояние на счету меньше, чем у Стив-Джобса. — закатил глаза он и бросил халат на спинку дивана. Время на часах близилось к полудню, а значит его смена на сегодня закончилась. Телефон Кевина затрещал от входящего сообщения вместе с тем, как хирург проводил взглядом уходящего друга.       Кевин остался сидеть в ординаторской, где в воздухе приятно витал едва уловимый аромат парфюма коллеги. Словно он еще был тут, и доктор Ганрет не испытывал одиночества. Блондинка, написавшая ему после очередной ночи, оказалась настолько неинтересной после слов Вольфрама, что совесть вправду начала колыхать на дне грудной клетки. Кевин сам будто в клетке. И помочь ему может еще несколько часов рутинной работы, а за тем хороший сон.       В квартире на Эквер-стрит часы тикали размеренно. В этой комнате, где каждый уголок был забит разного рода циферблатами, время, что иронично, остановилось. Кристофер сидел на своем рабочем месте и что-то подкручивал, вытирал капающее масло, орудовал паяльником. Было жарко. Липкость тела малость мешала работе, но Крис усердно был поглощен делом. В руках часового мастера уверенно складывались шестеренки, маленькие детали вставали одна на другую и механизм запускался с первой попытки. Отточенное мастерство Магмиля пробило ему путь в часовую индустрию. Хронографы, что собраны изрезанными и обожженными пальцами, превращались в произведение искусства дальнейшей ручной обработкой и выставлялись на выставке в центре Ванкгарда. Тик-так. Тик-так. И вот звук запуска всей конструкции, над которой Магмиль трудился два дня. Резво вскочив со своего места, парень бросился в сторону двери, оставляя позади всю грязь и весь бардак.       Стягивая футболку на ходу, он зашел в душ под прохладные капли. Перед глазами мерещились странные узоры и символы, некоторые из которых застряли в голове, и стряхнуть с себя это наваждение было уже не под силу юноше. Глаза щипало от мыла. Но смыть с себя всю въевшуюся грязь и пот, соль и липкость — не иначе, как разрушить оковы. Парень посмотрел на себя в зеркало и принялся бриться. Сегодня нужно было быть максимально приземленным и не опозорить отца перед сотрудниками правительственного департамента.       Опозорить? Алистера Магмиля могли опозорить только сами боги, смотрящие на него свысока. Или, возможно, его собственные дети. Однако оба из них уже гниют в Алькатрасе. После инцидента «Вампиризм» их дела были переданы вышестоящим органам и вместе с Вимбардоном тех заключили под стражу в тюрьму особого обеспечения. Крис был слишком мал для того, чтобы понимать весь трагизм ситуации в то время, однако сейчас было привычно. Блейд и Джастин на единственной фотографии в доме матери выглядели счастливыми. Крис не думает о том, какой он сейчас в их возрасте.       Эта квартира раньше принадлежала Авроре Магмиль — родной матери Криса. До трагедии в городе она подошла к вопросу обустройства жилища тщательно, подбирая гармоничные светлые оттенки, в которых, как ей казалось, рождались идеи и мечты. «Да, тогда она была созерцательной и воодушевленной женщиной» — подумал Крис, застыв перед фотографией. После переезда из Швейцарии они прожили здесь не долго, каких-то пару месяцев, прежде чем она уехала обратно к своему немецкому супругу, оставив в этом аду Криса. Ад, название которому Магмиль ещё не успел придумать, разве что сумел адаптироваться.       Бросив несколько коробочек с часами на пассажирское сидение, которые было необходимо отдать в руки коллегам отца, Крис сел за руль черного Майбаха. Собственная машина встретила его липкой надеждой.       — Мы собрали семьдесят два случая возникновения подземных толчков за последние четыре дня. Особо сильное землетрясение было зафиксировано в южной части Ванкгарда, где находятся жилые районы. — Гамлет убрал палец от карты. — Сейсмологи не дают никаких прогнозов, причина не выявлена, командир.       — Ясно. Передайте СМИ сделать предупреждение на ближайшие две недели о возможных землетрясениях. Пусть люди убирают с полок тяжелые предметы. — сообщил командир Магмиль. — Пока причина не будет ясна мы не будем предпринимать никаких действий по поводу этого случая. Остается наблюдать.       — Может ли дело дойти до эвакуации жителей с южных районов? — спросил командующий обороной города. Это был взбитый и широкоплечий смуглый мужчина в дорогих погонах.       — Никак нет, мистер Браун. Всё под контролем. Нам следует заняться более насущными делами, а землетрясения оставить сейсмологическому центру. Мистер Дэн-Кэнди, покажите отчет по последним особо странным случаям за два года правительственной коллегии. Нам есть что вам предложить, командующий.       За два года случилось не много странных случаев, и по шкале опасности их можно было расценивать в пять баллов. Не настолько высокий, чтобы можно было привлечь к вниманию высшее правительство, и не настолько низкий, чтобы можно было оставить его без внимания.       — Двадцать четвертое августа двадцать шестого года наши гидрометцентры оповестили нас о приближении из ниоткуда спустившегося урагана. Северо-западная часть города была повержена, однако ураган удалось остановить с помощью агентов отдела по особо странным делам. Причиной урагану стало искусственное столкновение воздушных масс над океаном, и число потенциальных пострадавших за счет использования наших специальных сил снизилось на шестьдесят семь процентов. — кадры с ураганом были ужасающими по масштабу. Дэн-Кэнди переключил слайд. — Следующим странным явлением стало появление на радаре взрывоопасного объекта двадцать четвертого августа двадцать седьмого года, который стремительно приближался к городу. Его скорость составляла пятьсот двадцать метров в секунду при нормальных условиях. Но условия были ненормальными, и потому вместе с тем, как появился наш спецотряд, бомба развила скорость почти до восьмисот метров в секунду. Как и ураган, который должен был прийти на нашу сторону, бомба появилась из ниоткуда.       — Почему вам неизвестны причины возникновения? — спросила Гриффина Портвейнз, женщина, в чьих руках была сосредоточена вся внешнеполитическая власть города.       — Если верить догадкам, что я крайне не люблю, — скривился Магмиль. — То источником являются силы, не подвластные физическим законам.       — Звучит прискорбно. — Лолита Глинтвейн усмехнулась и сложила руки перед собой, ожидая более правдоподобного ответа от командира спецотдела по особо странным делам. — Мы ведь не дураки, чтобы верить вашим предположениям касательно использования сверхъестественных сил.       — Тогда мне не о чем с вами больше разговаривать. — Алистер Магмиль строго поправил свой пиджак и поднялся, следом за ним пошел его сын. Кристофер выглядел весьма озадаченным, поскольку не ожидал, что спецотдел станет вскрывать карты на неподготовленную публику. Магмили держали осанку прямой и гордо шли плечо к плечу, пока младший не заговорил:       — Ты ушел слишком резко. — отметил Крис. — Это уничтожает дисциплину.       — Они сомневаются в моей компетентности. — ответил Магмиль, ставя непозволительно осуждающий акцент на слово «сомневаются». Это било по его эго хлеще, чем когда Аврора собрала свои вещи и плюнула в брачный договор, отобрав половину имущества Алистера и навесив сына. — Я не обязан.       Крис аккуратно посмотрел в сторону отца, стараясь понять для себя, стоит ли брать с него пример в этом плане, или всё-таки придерживаться более заземленных вещей. Поведение отца было обусловлено коротко: при нем ни одна странной природы опасность не достигла этого города после инцидента «вампиризм».       — Пап, возможно я лезу не в свое дело, но мне кажется нам стоит усилить оборону города. Хотя бы материально. Двадцать четвертое августа через месяц. Это, кажется, закономерность, не думаешь? — изрек Магмиль, но знал, что отец на три ряда эту мысль изжевал в своей голове еще в прошлом году. Догадывался, что сейчас его снова выставят дураком. И зачем только начал говорить? Лучше бы молчал.       — Ты прав, следующее нападение на город должно произойти двадцать четвертого августа этого года. — кивнул Магмиль. Крис удивился. — Но если ты продолжишь произносить вслух столь очевидные вещи, то я расстроюсь.       — Извини. Я думаю, что правительство слишком боится перемен. Тебе следует поспешить сделать еще один верный ход, чтобы положить конец этим преступлениям. Возможно я бы мог тебе в этом помочь, не думаешь?       Алистер остановился и повернулся в сторону своего сына. С прищуром он пытался разгадать истинные мотивы младшего, однако у него правда не было мотивов. Но это не делало ситуацию лучше. Не тогда, когда наученный горьким опытом командующий отрешал от себя и города любую потенциальную опасность. Однажды он уже оступился в этом вопросе и получил четко спланированный удар в спину. Теперь же он не может позволить себе, чтобы Кристофер участвовал в расследовании странных дел. Не тогда, когда на сына всё ещё имеют влияние разного рода личности.       — Я предпочитаю, чтобы больше ни один мой сын не был приближен к моим делам. То, что сегодня ты напросился сюда, говорит о многом. И прежде чем ты решишь, что заложил начало в свою карьеру военным, я огорчу. — точки были строго расставлены, и Кристофер уже знал, что последует за этими строгими словами. — Ты никогда им не станешь.       Магмиль-младший расслабил свой галстук и опустил голову. Да, это было вполне ожидаемо. Преисполненный какой-то надеждой в глубине своей души, он пришел сюда, заведомо зная, что не получит абсолютно никакой поддержки. Надеялся, вот только зазря.       — Перестань сравнивать меня с Джастином. — последнее сказанное, которое Крис выдавил из себя и пошел прочь из этих душащих коридоров штаба.       Каждый его разговор с отцом можно было понять, лишь читая между строк.       Взгляд Алистера проводил Криса до самого поворота. Тяжелый вздох остался проглоченным.       Тем временем на другой стороне здания развивались дебаты. Детективное агентство, что было сегодня здесь и присутствовало на мероприятии, посвященным разбору последних происшествий, выглядело измотанным.       — Меня очень раздражают все эти лица. Вы видели хотя бы лицо этого Магмиля? Он просто монстр, такое сказать Гриффине Портвейнз и Мелендесу Брауну! Это ведь просто каким нужно быть… — не унималась Регина, испуская последний дух после встречи с этими страшными и мрачными людьми.       — Да, ладно, подруга. — Чарли перекинула руку через плечи Регины и широко улыбнулась. — Зато теперь мы знаем суть нашей работы на следующий месяц. Ведь так, детектив Нейт?       — Не соглашусь. — с ходу ответил мужчина, что так сосредоточено буравил взглядом свои наручные часы.       Николас Нейт — один из самых известных людей в Ванкгарде, ведь по его личным раскрытым делам можно было раскрыть всю его сущность, как личности. Абсолютный. И вовсе не человек, если не считать человеческое обличие. Его пристрастие к уголовным делам погрузило всю его жизнь в вечную работу. Мозг детектива работал на сто десять процентов мощнее, чем у простого полицейского.       — Мне не симпатизирует разбираться в делах, которые заведомо невозможно раскрыть без участия правительственного спецотдела. — изрек тот и вышел из здания, оставив своих двух помощниц в некой прострации. Чарли выгнула бровь, а её коллега мгновенно нахмурилась. Их начальник так не любит работать с правительством. Но почему? По нему нельзя сказать, что он не доверяет государству, ведь он работает детективом, а детектив в Америке уже подразумевает под собой работу на вышестоящие органы и кооперацию с полицией. Однако Нейт не мог терпеть ни тех, ни этих.       В служебной машине, на которой они приехали сюда, спал беловолосый парень. Блондин с отросшей челкой, не донесший ко рту трубочку с кофе, и уснувший прямо в той же позе, в которой пытался. Николас потряс парня за плечо и сел рядом. В нос ударил запах машинного ароматизатора и пластика. Девушки уселись на задних сидениях, а Лиам Ваачиро так и не проснулся. Умер, что ли?       — Детектив Нейт, перестаньте вверять Лиаму привилегии. Он даже из машины не вышел, чтобы поприсутствовать на собрании. Это нахальство! — сказала Чарли, стукнув Лиама по лбу своим веером. А тот был не на шутку болючим. Металлические вещи Чарли любила больше золота.       — Лиам всю ночь раскрывал дело о самоубийстве Моны Грасмонд. — лишь ответил детектив, тем самым привлекая внимание к тому, что Лиам весьма заслуженно проводил свой отдых.       Младший детектив потирал лоб и пытался проснуться, смотря в окно отъезжающей машины на диво архитектуры их города, в котором так удачно совмещались современные полупрозрачные высотки и башни со старым дизайнерским подходом. Они проезжали мимо огромного здания с горящими буквами «Глауди». Неинтересно.       — Проснулся. — зло прокомментировала Чарли.       Чарли её называли по причине, что имя, данное ей в паспорте, ей не нравилось. Кристалл Нью — девушка из самых шумных краев города, что чаще пропадала во тьме клуба и дешевой музыки. А Регина была провинциалкой, что приехала в Ванкгард ради работы юристом, но отчего-то её занесло в детективное агентство под руководством Николаса Нейта. Мужчина предложил ей работу и она, увидев ежемесячную ставку, долго не думала. Всяко лучше, чем рутинная и неинтересная работа в офисе. Хотя, и в их детективном агентстве много офисной работы, которую Регина выполняет за двоих. За себя и, конечно же, за Лиама. Тот ведь ни за что не станет две минуты на одном месте и без сна.       — И всё-таки. — подал голос Ваачиро. — Смерть Моны Грасмонд не связана с самоубийством. — он поймал секундный взгляд детектива полный интереса к делу, и продолжил. — Её убили накануне семи вечера в своем номере. Это случилось после концерта, и мы с Драйаном пришли к мысли, что следы крови под её ногтями принадлежат не ей. Она пыталась сопротивляться, однако ей не удалось, и её насильно затолкали в петлю.       — Камеры наблюдения?       — Вот здесь уже интереснее. На камерах из номера в момент убийства выходил Брюс Кэйзел. Тот, который отматывал срок вместе с Джейкобом Броком за инцидент в Туманной гавани. Но одно дело узнать, а другое дело найти «убийцу под ковром». Но, это уже не моя специфика. Ле-е-ень. — протянул Ваачиро и выбросил стаканчик кофе в окно.       — Значит Брюс Кэйзел? — спросил Николас под негодование Регины к халатному отношению Лиама к экологии. Лиам загадочно улыбнулся словам детектива.       И когда Чарли уже было повернулась к коллеге расспросить подробнее, то заметила его уже спящим. Негодование сменилось тяжелым вздохом. Регина хихикнула.       Правительственное детективное агентство создавалось вокруг Николаса Нейта около двадцати лет тому назад. Истинную историю создания никто, наверное, не знает, кроме самого Нейта, однако эта тайна, покрытая мраком, порой заставляет коллектив вести долгие дебаты, искать информацию, рыться в архивах, а между тем — пытаться разными способами вывести главного детектива на чистую воду. Их коллектив не такой уж и большой, и не такой уж и старый. Сам Николас во времена тяжелой эпидемии оказался подвержен заражению, и работа агентства на несколько лет прекратилась. Нейт занимался реабилитацией своего здоровья, прежде чем полноценно продолжил вести дела, а после занимался реабилитацией бюро. Когда Регина присоединилась к их небольшому офису, она узнала, что Леонард Коа является одним из первых, кто составил Николасу компанию. Сейчас Коа расследовал какое-то дело, поэтому его было запрещено трогать еще несколько дней.       Михаэль зашел на смену лишь через день. Смотреть на «взрослые» и скучные больничные стены уже было невмоготу педиатру, и он поспешил поскорее отправиться в своё педиатрическое отделение, где врача ждали его больные детишки.       — Доктор Вольфрам! Доктор Вольфрам!       Его маленькие пациенты почти сразу поняли, что Михаэль очень падок на хорошие отношения с детьми. Они приносили ему свои детские рисунки, иногда изображая себя здоровых, а иногда и Михаэля больным. Кевин говорил, что они не желают ему заболеть из плохих помыслов, а «просто стремятся заботиться о тебе точно так же, как ты о них». Так или иначе это было мило с их стороны, и Михаэль старался уделить время каждому своему пациенту.       — Мы ждали, когда вы придете. У меня уже ничего не болит, доктор. — сказала маленькая девочка по имени Рия. Михаэль был несказанно рад услышать это: улыбнулся, громко сказал «ты большая молодец!», ведь дети в первую очередь впитывают чувства окружающего мира и наиболее восприимчивы к переменам в сердцах людей. Вольфрам потрепал её по голове. Но много времени уделить не мог, поскольку подошел его коллега. Офтальмолог, имя которого навевало странную и болезненную ассоциацию с кактусом. Маркус Брок подошел к Михаэлю и молчаливо показал взглядом, что они должны остаться наедине, а значит идти придется в кабинет педиатра.       — Прошло четыре месяца с того момента, когда Оливер попал в сюда. Он вернулся из комы и его перевели в обычную палату, однако никто не мог предположить, что мальчик потеряет зрение. Хотя, — решил-таки сознаться Михаэль. — Доктор Ганрет предполагал осложнения в виде амавроза из-за давящей на зрительный нерв кисты или ликвора внутри черепа. Она должна была образоваться после операции. Его травма предполагала всё это.       — Мне льстит, что наш друг из хирургического отделения и по совместительству сын нашего уважаемого главного врача так осведомлен о деятельности педиатрического отделения, но настораживает. — Маркус тоже слукавил, когда назвал «уважаемым» Крэйвана Ганрета. Но виду не подал, пусть Вольфрам и почувствовал это неприятное покалывание на кончиках пальцев от непростого характера коллеги. Тому было не угодить и лишнего слова не сказать, всегда найдет куда прицепиться. — Если вам нужно посоветоваться о лечении пациентов, то обратись к заведующему, Михаэль.       — Вы сейчас открыто показали, что сомневаетесь в моей компетенции. — подметил Вольфрам, нахмурившись. — Вернемся к Оливеру. Его зрение можно вернуть?       — Можно провести две операции, но перед этим придется провести предварительное КТ головного мозга, чтобы подробнее рассмотреть с чем именно мы имеем дело. Если это спинномозговая жидкость, то он обречен вечно жить с трубкой в голове и жить в страхе, что та может оторваться во сне. Просто так вещество нельзя откачать, вы, я не сомневаюсь в вашем опыте, сами знаете об этом.       — Получается, что у него и выбора-то особо нет, ведь так?       «Будь я на месте этого маленького мальчика — выбрал бы быть слепым» подумал про себя врач, наконец отворяя дверь своего кабинета. Пахло цветами, словно те самые нарисованные на стенах ромашки и подсолнухи наконец начали цвести. И плевать, что пахнет розами с подоконника. Терпкий аромат проник почти во всё нутро Михаэля, и он бережно ухаживал за каждым лепесточком. Аллерголог на днях сказала, что это может быть пагубно для детского здоровья, ведь не низок риск того, что у пациентов есть аллергия на цветы. И добавила, что «оставьте свою личную жизнь дома, доктор Вольфрам». Хотя это была вовсе не личная жизнь, а подарок в честь его дня рождения о котором, конечно же, все забыли. Забыли все, кроме Кевина — хирурга из хирургического отделения, руки которого принесли ему этот заветный букет.       — Так. Поскольку после инцидента с ураганом он остался сиротой, а опекуна для мальчика до сих пор не нашлось, решение принимает его лечащий врач.       — Ответственность за его дальнейшую жизнь вы оставляете, конечно же, на меня. — подтвердил врач. Офтальмолог вышел за дверь, не собираясь более вести бесед с коллегой, которого считал явно на две йоты тупее. Михаэль же остался один.       Оливер Грюмм — сирота без крыши над головой, который остался у них в больнице с тяжелыми травмами после инцидента, произошедшем в северо-западной части Ванкгарда два года назад. Мальчика не смогли отправить как можно скорее в дом ребенка по причине, что не знали, останется ли тот жив или нет. В коме Оливер пролежал почти шесть месяцев, а после был отправлен на реабилитацию в детский центр, и вскоре направлен сюда после жалоб и последнего медицинского осмотра. Грюмму было шесть лет, когда он оказался жертвой урагана, и сегодня ему уже восемь, когда мальчик начал медленно слепнуть. Снова научиться говорить, снова научиться ходить, всё это за полтора года было тяжело, а теперь умеренная потеря зрения. «Он даже мира не видел» — подумал тут же педиатр. И Михаэль стал его лечащим врачом четыре месяца назад. Мальчик днями читал и старался не отставать от школьной программы, но через месяц стал жаловаться на прищур во время чтения. Тогда ему понадобились очки, и он стал носить их. И вскоре настала еще одна жалоба, которая стала настоящей тревогой. Оливер говорил, что у него болит голова. Обезболивающие и расслабляющие препараты не могли снизить боль, а одним днем медсестра приметила странность — Оливер держался за правый глаз во время головных болей. Иррадиация в правый глаз привлекла офтальмолога и после обследования выяснилось, что зрение Михаэля стало падать стремительно каждый месяц. Было ясно, что дело в осложнении после операции, которая могла привести к более неприятным последствиям.       С этими мыслями Вольфрам не знал, что делать. Нужно было проводить операцию как можно скорее, однако сердце его сжималось от одной лишь мысли о том, что Шарко, — так стал называть мальчика педиатр, когда понял, что у Оливера есть особое пристрастие к акулам, — мог потерять шанс на нормальную жизнь. И всё это произошло после стихийной катастрофы. Такова была сама судьба.       В кабинет постучались. Михаэль поднял голову и произнес громкое «войдите», а после на пороге показался Крис Магмиль. Какая ирония.       — Мне не следовало приходить? — задал вопрос Кристофер, как только отворил дверь. Он столкнулся с весьма озадаченным и расфокусированным взглядом юноши.       — Нет, всё в порядке. Как дела на работе? Слышал у вас была выставка. — решил поддержать беседу Михаэль и отвлечься от мыслей о мальчике. Крис прошел в кабинет и опустился на диван около белого шкафчика с медикаментами, что так строго обременяла распечатанная надпись «лекарство».       — Да, всё отлично. Ценители оценили. А почему рожа вышедшего офтальмолога была такой злой? — этим отличались все Магмили. Своей наблюдательностью и прямолинейностью. И тем, что они пытались свернуть с темы, которая им не нравилась. Но почему Крису не нравилось вдруг говорить о часах? Сколько себя помнил Михаэль, он всегда видел горящий огонек в глазах Кристофера, когда речь заходила об этих шестеренках и стрелочках с циферками.       — Он мудак. — изрек врач, не скрывая своих чувств к Маркусу. — Врачебная тайна, Крис.       — У меня тогда политическая тайна.       — Ты тоже мудак.       — Я знаю.       Кристофер улыбнулся своей веселой улыбкой, которая в миг возрождала всё живое внутри Михаэля. Он улыбнулся в ответ. И всё же — Крис редко делился с ним своей жизнью и виделись они редко, однако никогда не питали друг к другу каких-то негативных чувств. Сам Крис возможно тянулся к Михаэлю, пусть это и было лишь наваждением в глазах педиатра. Он слишком хорошо знал Магмилей.       — Так вот, я хотел поговорить с тобой о том, что обсуждалось на последнем совете в министерстве обороны. Ты не возражаешь, если я займу немного твоего времени?       — Тебе нужен совет. — подметил Михаэль. — И я готов его дать.       — Спасибо.       — Держись подальше от Алистера.       Кристофер мгновенно потерял лицо. Не этого он ожидал уж точно, однако ждал объяснений. Всё-таки он сам признался, что пришел сюда с целью узнать у молодого врача как ему следует поступить. Почему вообще Крис выбрал именно Михаэля? Ведь недалеко околачивался его ухажер, который был не самым последним в городе и мог дать объективную оценку всему. Однако идти к Кевину — это значит играть в двойную игру, а Михаэль был проще и мудрее. По крайней мере так казалось Крису до этого момента.       — Почему? Он ведь мой отец.       — А еще политический интриган со своим кладбищем. Даже у врачей нет столько жертв на счету. — Вольфрам был непреклонен. Если Крис был в смятении и пришел сюда узнать предвзятое мнение врача педиатра, то Вольфрам даст ему такой же предвзятый ответ. — Мой отец сделал много плохого в прошлом, однако на фоне Алистера Магмиля он сущий пустяк. Разве ты не понимаешь сам? Твоя мама всегда говорила держаться от него подальше.       — Но тем не менее я живу достаточно счастливо рядом с ним. И на секундочку, твой отец был преступником. А мой отец их ловит.       Запутанный диалог даже если и могли подслушать, то, не зная всего контекста, вряд ли поняли бы всю глубину смысла. Алистер Магмиль имел троих детей — Джастина, Блейда и Криса. Джастин Магмиль тоже имел трёх детей, один из которых Михаэль. Фактически случился кровный парадокс — Кристофер оказался одного возраста с Михаэлем, своим племянником.       — Ты живешь счастливо потому, что до сих пор не вовлечен в дела города. — был наглухо уверен Вольфрам. — На твоем месте я бы не стал идти против шерстки. И не забывай, что от Джастина Магмиля у меня только родинка под губой. Не сравнивай наших отцов.       — А ты не сравнивай меня с Джастином.       — Нет, я тебя не сравниваю с ним. Я хочу сказать тебе другое. То, что возможно ты уже сам понял, но по какой-то причине отказываешься принимать. Дела правительства отравлены изнутри, и я не желаю тебе, Крис, грязнуть в этом дерьме.       — Считаешь, что я достоин большего. Спасибо. Это правда лучшая версия почему я не мог бы пойти в военную политику. — признался Магмиль. Но всё-таки это не то, что он хотел услышать, и сидящий напротив педиатр это знает. Если Михаэлю от отца не досталось ничего, то у Криса от отца досталось всё, вплоть до дотошной привычки пытаться сделать всё по-своему. Это была, можно сказать, самая яркая черта из всех существующих между ними параллелями. — Однако меня не отпускают сомнения на счет того, что я не там, где хочу быть, понимаешь? И это гложет меня. Каждый день.       — Это как, типо, часы твоё хобби, которым ты занимаешься по ночам, а с утра ты супермен? Начни с малого. Если ты хочешь быть полезным обществу своим… Стремлением. — потому что Михаэль больше ничего не видел в Крисе кроме как желания и стремления к военному делу. — То иди в полицию. Не бери замах на спецотдел, иди туда, где твой отец имеет минимум влияния.       — Нет такого места.       — Ты так любишь его и веришь в него, мне прям тошно. — признался Вольфрам, скорчив лицо, словно на язык попала капля лимонного сока. — Иди в детективное агентство. У меня есть знакомый оттуда, который тесно общается с Кевином.       — А сам ты не тесно-ли общаешься с Кевином? — не упустил возможности подколоть Магмиль и даже воодушевился идеей, выпрямившись. Он обратился к правильному человеку, который не задавил его порыв «быть полезным обществу своим стремлением», а нелепо предостерег и дал дельный совет.       — Заткнись. — остро посмотрел Михаэль и набрал номер доктора Ганрета. — Доброе утро. Мне нужен номер судмедэксперта, с которым ты трахался на прошлой неделе. Откуда я знаю? Ох, не трудно было догадаться, ты ведь так скрывался в инстаграмме.       Результаты по делу, которым занимался Ваачиро, принесли плоды. И Николас почти сразу решил наведаться в местное отделение полиции, чтобы узнать где именно Джейкоб Брок на данный момент отматывал срок. Осужденный за попытку монополизации финансового рынка четыре года назад отбывал наказание в Рюльсе. Тюрьма находилась недалеко от железнодорожной станции, и именно туда попал Николас для допроса потенциального союзника, оголив своё удостоверение перед охраной.       — Не рад видеть тебя. — прозвучал невозмутимый голос напротив Нейта. Джейкоб читал Ницше, перелистывая страницу за страницей.       Стены камеры для бесед с заключенными были по банальному серыми и тусклыми, что взгляд терялся от чувства неприязни ко всему вокруг.       — С чего я должен помогать детективному агентству, которое меня сюда запихало, позволь спросить? — отозвался Джейкоб Брок, перелистывая невозмутимо страницу своего Ницше.       — Слушай, я ведь сюда с миром пришел. — ответил Николас, усмехнувшись. — Будь добр, не создавай себе проблем.       — Мой голос разума просит послать тебя нахуй. — сказал Брок. Пепельные волосы мужчины прикрывали один зеленый глаз, а сам он словно набрал мышечной массы. Нейт отметил про себя, что мужчина занимается спортом в стенах камеры, ведет активное саморазвитие, и ждет. Определенно ждет, поскольку такого, как Джейкоб Брок, невозможно удержать в камере надолго. У него тоже есть друзья, которые были бы не против вызволить бизнесмена из ямы. Просто складывалось ощущение, что Джейкоб лишь залег на дно и делал всё это с какой-то целью.       — Ты славился своим воспитанием. Тюрьма тебя покусала.       — А ваших ищеек еще не усыпили. И что мне теперь, идти к тебе навстречу? Может ты еще ждешь, что я тебя обниму?       — Хотя бы сделать вид.       — Откажусь.       Джейкоб был определенно занозой в заднице, а Николас слишком эмоциональным и падким на провокации в последние дни. Но тому было объяснение — Джейкоб был не просто его «старым делом», Джейкоб был его «бывшим другом». И в прошлом Джейкоб сочувствовал Николасу, что тому пришлось посадить за решетку в Алькатрас собственную сестру, но сегодня — жалел, что не пожелал ему тогда скорейшей кончины, ведь Николас вскоре опрокинул и самого Брока. Правда вслух об этом Брок говорить не думал, внешне он был всё так же невозмутим и саркастичен.       — Я знаю, что Натаниэль найдет способ вызволить тебя отсюда. Но я не думаю, что ты хочешь, чтобы Натаниэль вскоре оказался тут рядом с тобой.       Джейкоб поднял наконец острые глаза и произнес:       — Блеф.       — Верно. Сейчас это блеф. Но ты ведь человек не простой закалки и понимаешь, что весь наш дешевый разговор это лишь классически выстроенная карточная пирамидка. — Николас не отходил от своей расслабленной кошачьей улыбки. — Которая рухнет к концу. А возможно и не рухнет, если ты поможешь. — выразительность в растягивании сути Николасу было не отнять, как и грации в профессии детектива.       Использовать Натаниэля как рычаг давления на заключенного под фамилией Брок было не просто смело, это было опасно. И конечно Николас не из робких, чтобы упустить такую прекрасную возможность найти лазейку в деле. Он не был деликатен, как Лиам, однако был напорист и по-своему красноречив. А сработало это потому, что Джейкобу было что скрывать касательно Натаниэля. Николас лишь воспользовался удачей, что на душе доктора исторических наук были грешки. Джейкоб сам понял, что это блеф и сам же купился на него. Всё ещё дешево.       — Кэйзел действует по мере того, как действует полиция. — сказал Джейкоб, закрыв книгу. Сейчас уже не было смысла препираться, как ему показалось. Отлично выстроенная дистанция между ними, чтобы Николас не заметил едва дрогнувших губ.       — Значит у него есть связи в правоохранительных органах.       — Верно. — кивнул Джейкоб. — Но мотива убийства Моны Грасмонд я не знаю.       Николас схмурился. Джейкоб не назвал это «самовыпилом», он назвал это прямо «убийством». Знал до того, как всё случилось с бедной певицей? Или возможно ему рассказали уже после. Но в тюрьме мало откуда можно получить дельную информацию, и Джейкоб в последний раз разговаривал с кем-то в этой будке неделю назад, опять же, с Натаниэлем. Николас не мог прочитать голову Джейкоба, но и задать направляющего вопроса не мог. Это будет плохим ходом.       — Интересно получается. Есть связи в полиции, а значит действует тогда, когда начинается самый шум. Легче ведь «под шумок» совершить идеальное преступление, чем в затишье, ведь тогда гляди и много рук доберется до камер видеонаблюдения и анализа отеля, в котором остановилась певица. Так некстати оказавшаяся на полупустом этаже с открытыми нараспашку окнами в дождливую погоду, когда на Ванкгард опустились тучки. Думаешь, что можешь обмануть меня, а, Джейкоб?       Тихий смех зеленоглазого заключенного был достаточно обреченным и одновременно восхищенным. Он дал Николасу продолжить.       — Столько отвлекающих маневров, чтобы сбить с толку нас. Ведь некто, кто за этим стоит, гений идеального убийства. Сначала подумаешь на самоубийство, потом подумаешь на то, что это был убийца, который вышел прямо под камерами видеонаблюдения, потом подумаешь, что убийца вошел через окно, что нелогично осталось распахнутым в самый дождь, и в конце концов подумаешь на то, что это всё было так четко спланированно изнутри кем-то из персонала, поскольку все эти отвлекающие маневры были для сокрытия реального убийцы «под ковром». Мона не убивала себя, её убили, но к чему было путать следы?       — Не понимаю зачем ты пришел ко мне, если ты уже разобрался со всеми ловушками, которыми пытались напичкать твой мозг. Если бы я знал истинный мотив убийства, то скорее всего уже бы не сидел тут. Ведь есть риск, что придешь ты.       — Они боятся меня, как военная псина боится грома во время грозы. Та самая, которая долго жила под взрывами на поле битвы, и этот гром так похож на взрыв гранаты. — Николас по-кошачьи сощурил глаза и смотрел на Брока. — Какую пешку вы использовали?       — Не я, Нейт. Это был не я. — серьезность граничила с холодом, поскольку Джейкоб говорил правду. — Ты можешь месяцами выискивать того, кто это сделал, но он никогда не свяжется ни с кем под истиной личиной. Пока у него на руках есть пешка, ты никогда не поймешь какой из его фальшивых ходов поставит мат, а какой блеф. Мне он предложил сохранение моих активов кампании и немаленькую финансовую подушку после того, как я выйду, сыграв на моих акциях. Взамен я предоставил ему всю информацию о том, когда и как действует полиция Ванкгарда.       — И конечно ты продал агентство. И Кэйзела, ведь нужно было быть кому-то козлом отпущения в этом странном деле.       — Нет, нет. — возмутился тихо Джейкоб, наклонившись через стол к Николасу и его темным глазам. — Это ты продал меня, как продал когда-то и свою сестру, как продашь в будущем и всех своих детей. Пусть на руках у преступника есть эта мистическая пешка, пешка из нас всех только ты. Пешка государства и мнимого признания общества. Рано или поздно придет день, когда кто-то толкнет тебя, Николас. Помяни мои слова.       Николас выдержал натиск чужой ненависти на своей шерсти. Джейкоб должен был признать, что Нейт был стойким солдатом. Нажил себе столько врагов, всегда ставил в приоритет только работу и никогда не отступался от своих принципов даже в моменты, когда семья больше всего нуждалась в снисходительности. Николас был страшнее, он был человеком, но он не был человечным.       — Время посещения окончено. На выход.