Пафос мата

      

Глава IV

Симфония парадокса.

      Если курить, считала Минерва Джонс, то до самого фильтра. Эта никотиновая палочка в руках приносила не столько удовольствия, сколько позволяла заострить своё внимание именно на темном покрывале, усыпанного миллионами горящими огоньками вокруг серебристой монеты, с балкона пятого этажа, на этих проплывающих серых широких облаках, до которых протянешь руку — и обязательно коснешься влажного, невесомого материала, ускользающего сквозь теплые пальцы. Прислушаться к тишине, разрываемой дуновением ветра и слегка шумящим морем недалеко. Квартира на Ренделл-стрит настолько пропитала себя запахом сигарет, что у знакомых женщина обязательно ассоциировалась с сигаретным дымом, призрачно уловимым ароматом цветов и тихой музыкой из радио. Минерва Джонс была воплощением классики от своего строгого светлого каре до туфель, начищенных так, что мимо проходящий успевал рассмотреть своё лицо в отражении её обуви. И меланхолия, что проникла в каждый уголок этой строгой квартиры.       Чайковский ласкал слух женщины, не знавшей слова «нет». Загадочная и безмятежная улыбка — главное украшение этого строгого сумбура ароматной обители в глубине серых жилых высоток. Мелодичные руки сами оторвались от прохладных железных балконных перил, и носочки закружились в гостиную, петляя между одиноким белым диваном и таким же одиноким фортепиано. Мягкий белый ковер под ногами, кружащимися в танце, зыбучими песками расстилался от стены до стены. Эта таинственность лунной полутьмы в гостиной под аккомпанемент «Танца феи Драже». Минерва Джонс была собрана из высокой музыки, табачного дыма, аккуратной и упрямой тонкости, грации и мягкости. Звезды улыбались в ту ночь. Луна не смела зайти за облака.       Дверь квартиры тихо хлопнула, и последний аккорд мягко отделил созерцательную реальность от блондинистой и черноглазой реальности. Юноша приставил один кроссовок к другому и убрал их на специальную обувную полку. А после замер, столкнувшись с ослепительными и сияющими глазами Минервы.       — Я ведь просила не приходить так поздно. — но в голосе не было намека на упрек, наоборот, она была рада увидеть парня.       — Извини. — брякнул Ваачиро Лиам, кладя свои ключи на столешницу около обувницы.       — Тяжелый день? — спросила женщина, раскрывая свои грациозные руки для объятия, куда так удачно попал Лиам. Мягкие волосы юноши пахли улицей и сыростью асфальта, и как он посмел принести в эту обитель ощущение грязи? Но Ваачиро было можно всё, пока он устало положил голову на плечо Джонс и проваливался в полудрему. — Я скажу твоему отцу, что завтра ты останешься дома.       — Не надо. — ответил юноша и слегка приоткрыл глаза, пропиливая взглядом дырку в этом белоснежном ковре.       — Я единственная, кто заботится о тебе. Слушай свою тетю. Не будь упрямым. — нежные прикосновения к прохладной голове сменялись аккуратными массажными движениями на плечах. Пусть Лиам и был выше на целую голову, но Джонс вовсе было не сложно на некоторое время побыть опорой для своего воспитанника. — Пойдем я уложу тебя в постель.       И пусть Лиам был уже не маленьким, но слушаться тетю было нужно. Именно поэтому после короткого поцелуя в лоб он провалился в спокойный сон.       — На самом деле мне нужно знать сколько потребуется времени для перевоза реквизита из драмтеатра. — голос Бэля Кайзера, разговаривающего с администрацией их городского театра, был слышен только для одной лишь Мизерии. Секретарша попросила Бэля поговорить с ними, поскольку сама она почему-то отказывалась, пусть это и была ее прямая обязанность. Бэль в просьбе подруге не отказал, а сам он на работе редко с кем-либо созванивался, кроме Ольги и Лидии. — Хорошо, мы будем ждать до вечера.       — Фух, спасибо тебе, Бэль. Ты выручил. — девушка облегченно пригнула коленки и прижала телефон к своей груди, словно только что избежала чего-то страшного. Кайзер улыбнулся и помотал головой.       — Нет ничего сложного. Но почему ты сама не поговорила с ними?       — Я раньше работала актрисой у них. — коротко ответила брюнетка с большими янтарными глазами. Она была низкой и, кажется, ей было чуть-чуть за двадцать. В журнал её взяли секретарём главного редактора, и Фаруза души не чаяла в скромной и ответственной Дао. — Пока не сорвала спектакль.       Это было сказано с грустью, виноватое лицо Мизерии позволило сразу понять, что тема для разговора была не очень приятной. И Бэль прекратил свои расспросы.       — Хорошо, я рад, что смог тебе помочь. Обращайся!       Дао улыбнулась и покинула его рабочее место. Кайзер любил свой коллектив, как и его любили в коллективе. Их было, на самом деле, не так уж и много человек в их издательстве. Весь издательский холдинг Глауди делился на четыре журнала. И самым прибыльным был их журнал Вистарк, поэтому особое внимание уделялось их отделу. Работало тут не больше двадцати человек, каждого из которых Фаруза выбирала своими руками, отсеивала годами, а теперь можно было думать, что Бэль практически звезда в мире мод, раз остался здесь на целых два года. Ольга гордилась их журналом и старалась держать голову высоко. Но, возможно, дело было не только в том, что журнал актуален. Президент их издательского холдинга Даймонд Блэйс в прошлом месяце сделал предложение Ольге. Однако, не понимали ни Лидия, ни Бэль, Фаруза держала его в неведении — она сказала «подумает». Тогда на нее упал целый шквал негатива, мол «задрала голову» и теперь не считает ровней себе даже президента. Возможно всё имело другой смысл, Бэль старался не вдаваться в подробности и не верить слухам.       Работа над новым мудбордом неожиданно приобрела рыжие и оранжевые цвета. Бэль не сразу заметил, что дело идет к тому, чтобы организовать фотосессию моделей из новой недели мод Арданвелье с их, как упоминала Лидия, «Лисьим месяцем». Брови Кайзера взмыли вверх, и он поспешил отыскать взглядом подругу, однако та за стеклянной стенкой о чем-то бурно щебетала с главным редактором. В руках у нее были снимки с подиума, которые наверняка попадут на новую страничку в этом месяце. Бэль улыбнулся и посмотрел на время. Стоит ли задержаться сегодня еще на два часа, чтобы помочь Мизерии в принятии реквизита? Ей будет неловко встречать машины одной, к тому же, она не хотела иметь дел с театром.       Кайзер так и поступил. Через два часа в их здание привозили новые материалы для фотозоны, которую собирали их фотографы. Он помогал таскать вещи, направлял рабочих в нужный зал, следил, чтобы всё было в порядке вещей. Чек, разговоры о том, когда нужно вернуть материалы, упоминание их в журнале — всё это осталось на Мизерии, однако Бэль стоял рядом и рассматривал женщину перед собой. Её блондинистые локоны едва достигали плеча, осанка была строгой, а взгляд кусался. На её лице не было ни одной морщины, хотя Кайзер предположил, что она старше его на лет десять.       — Были рады с вами сотрудничать, мисс Джонс. — кивнула Мизерия и, как только отвернулась, её бывалая храбрость и доброжелательность исчезли. Она была в ужасе. Это было понятно по едва дышащей груди и то, как сильно ее пальцы стискивали несчастную планшетку в руках.       Названная мисс Джонс удалилась из холла, но ровный цокот её каблуков до сих пор звенел в ушах.       — Что случилось? — спросил Бэль. Мизерия подняла на него взгляд, полный слез. — Эй, ты чего?       — Мисс Джонс сделала вид, что не знает меня. — лишь грустно и обреченно изрекла Дао. Кайзер ничего не понимал. Разве это не хорошо? Хотя, не зная всей ситуации её увольнения, возможно для секретарши это сулило только плохое. Она вытерла потекшую тушь рукавом своей кофточки и стремительно ушла, сжимая в руках планшетку.       Бэль договорился с грузчиком, и они кивнули друг другу. Когда он вернулся в офис, то вещей подруги уже не было. Это значило, что и ему пора домой. Сидя ночью за своим ноутбуком, он смотрел на уже готовые развороты Вистарка. Некоторые из них Фаруза отправила на переработку, а другие успела одобрить и вынести из черновиков. Но всё равно Кайзера что-то глушило изнутри. Заставляло метаться, проверяя несколько раз одни и те же странички, вчитываясь в одни и те же слова. Словно вот-вот должно появиться то самое, которое тревожило редактора.       Но нет. Они были идеальными.       Он распустил свой тяжелый пучок на волосах, и те витиевато разбросались по постели.       — Может я просто не там, где должен быть? — вдруг спросил себя юноша, прикрывая малиновые глаза.       Той ночью он слышал ноты лунной сонаты, доносящиеся из окна, и почти кожей чувствовал эту таинственную и загадочную улыбку, прикрытую светлыми строгими прядями. Сон оказался беспокойным.       Будни в детективном агентстве стали серыми. Без Чарли атмосфера была накаленной. Крис всё ещё исправно приходил на работу, однако молчаливое и невзрачное, что повисло в воздухе, неуютно отзывалось скребущим чувством неполноценности. Детектива Нейта не было уже третий день, и Лиам говорил лишь единожды, что он собирает информацию для дальнейшего расследования по делу Мелендеса Брауна.       — То есть… Мы уже знаем, что правительство пытается нас убрать. — резюмировала Регина. Она разговаривала с Леонардом, Кристофером и Эдоном, которые стучали пальцами по клавиатуре. — И мы будем сидеть, пока нас всех тут не переубивают? Серьезно?       Провинциалка была не согласна с тем, чтобы просто сидеть, сложа руки. Леонард уже вторые сутки пытался найти лазейки в «правительственных» делах, имеющихся в открытом доступе. Он пытался доказать свою догадку, что возможно правительство не хочет, чтобы бюро раскрыло какое-то преступление Мелендеса. Командующий был важной шишкой и тягаться с ним было не просто смело, это было сравни самоубийству. Однако на стороне агентства был сам закон, и, если у них правда есть возможность раскрыть преступление вышестоящих органов — они это сделают.       — Крис, — позвал его вдруг Эдон. До этого дня никто с парнем заговорить даже не пытался, зная, что тот злее самой опасной псины из-за недавнего покушения на Михаэля Вольфрама. — Извини за такой вопрос. Но может ли быть такое, что твой отец…       — Это не в характере Алистера Магмиля. — отрезал он, не дав даже договорить робкому коллеге. Но, черт возьми, он не должен ему грубить. — Отец бы не стал грязно вести свои дела, приплетая третьих лиц. К тому же как мы можем ему в чем-то помешать, если спецотдел специализируется не на раскрытии преступлений, а ликвидации катастроф. — успокаивал скорее Крис сам себя.       Но Леонард сделал призрачную пометку в своем блокноте, оторвавшись от созерцания ровных букв в своем открытом документе. Он слушал их. Магмиль этого не заметил, однако проницательный Лиам повернул голову в сторону Леонарда именно в этот момент.       — Да, ты прав. — протянул Харлгейт. — Но они близки с Мелендесом?       — Никогда не слышал, чтобы его имя произносилось в нашем доме. Я могу предположить, что нет.       — Предположить. — отметил Лиам, лежащий на диване в их офисе, и щелкнул пальцами. Криса словно спустили с курка, он был готов выстрелить чем-то едким в сторону блондина, но Леонард укоризненно глянул в сторону Магмиля. Все заметили, что у Криса уже появляется иммунитет к Коа. — Ты не близок со своим отцом. Иначе бы тебя тут не было. К тому же ты также не знаешь о том, что творится внутри спецотдела. Иначе бы тебя тут не было. И также ты не собираешься помочь делу своими связями, иначе…       — Закрой свой поганый рот.       — Я лишь хотел сказать, что ты ссыкло. — самодовольно усмехнулся Ваачиро. Магмиль поднялся со своего места. И его не стал никто останавливать. Леонард уже понял, что рано или поздно бомба должна была взорваться, и сейчас, по всей видимости, настал этот момент. То, как Эдон и Лео проигнорировали следующие события, доказывают, что они весьма дружный коллектив. Ливенстон же почти сразу бросилась в сторону Криса, но испугалась и отпрянула.       Первый удар прилетел в правую скулу, второй — в левую. Крис бил, не жалея сил, даже когда Регина уже маячила вокруг них и просила Криса остановиться. Бесполезно. Эдон и Леонард дали Магмилю такую возможность — заехать мерзавцу по лицу. Но всё-таки оттащили детектива, ругающегося матами под такой же ярый мат Ваачиро, держащегося за своё лицо.       — Ну вот, и не нужно никого ждать даже. Крис, как правительственная крыса, сам нас всех тут положит. — едко ухмыльнулся Лиам. Сдерживать Криса было сложно даже двум взрослым парням, ведь помимо ведущего гнева в горячей крови, — Крис был хорошо сложен и физически сильным. Определенно сильным. Широкие напряженные плечи всё норовили скинуть с себя Харлгейта и Коа, а Регина побежала за льдом для Лиама и позвонила детективу Нейту.       — Ходя оглядывайся, мразь. — плюнул Магмиль.       — Пошел нахуй. — бросил Лиам.       Регина страдальчески стонет и молча бросает в Ваачиро ледяной пакет. Никто больше сегодня не говорит об этом инциденте. Перед этим напыщенным ленивым подонком Крис не испытывал ни чувство стыда, ни вины. Хотя, считал Лиам, он меньше подонок, чем сам Крис.       Тем же вечером Магмиль подкидает офис вместе Ливенстон, чтобы отправиться в больницу. Вероятно, девушка шла, чтобы навестить Чарли. Та всё ещё лежала в коме. И Михаэль до сих пор не проснулся.       — Знаешь, мне тоже по началу показалось, что ты пришел к нам, чтобы посмеяться. — осторожное завязала разговор Регина. Взгляд её был отрешенным, а сама она была бледнее обычного. Ей было некомфортно рядом с Магмилем, и он мог это понять. Руки всё ещё слегка болели после того, как встретились с лицом Лиама. Но они тоже ни о чем не жалели. А высказывание Регины было даже не удивительным. — Но сейчас я понимаю, что ты не стал бы бросаться в пекло ради незнакомки, если бы был похож на своего отца.       — Ты не знаешь моего отца. — отметил Магмиль.       — Не знаю. — кивнула девушка. Она подняла решительный взгляд, которому сложно было не поверить. — Но точно знаю, что ты с нами потому, что сам этого хочешь. Даже замарал руки об Лиама. Вряд ли бы ты сделал это, не будь то, что он сказал, правдой. А он ведь сказал о том, что ты не имеешь отношения к правительству. Но не нужно было сразу бить… Да, он может и сказал лишнего… Но точно не имел в виду, что ты… Ссыкло, которое не может влезть в архивы правительства. — она говорила так много, чтобы оправдать себя и Лиама, хотя сама не совсем понимала, что именно хотела донести. Возможно ей стоило прикрыть рот и не пытаться произвести впечатление миротворца, но по-другому было нельзя. — Может наоборот, он тебя даже уважает за это.       Сердце парня немного замерло, поскольку он не привык к тому, что кто-то может говорить с ним о чувствах. Отец никогда не проявлял столько тактичности в его сторону, а с мамой он почти не виделся, чтобы быть настолько близкими. Он говорил о ценностях и чувствах с Михаэлем, но это всегда было похоже на то, что Крис просто выслушивал четкий анализ своего внутреннего состояния и соглашался. Он еще никогда не сталкивался с тем, что кто-то оставляет ему выбор — сказать, что она права или наоборот, разуверить и сказать, что Крис на самом деле такой, каким его выставляет Лиам. Ни то, ни другое не было приятным. Но было приятно, что он не испытывает того ощущения, которое испытывал в первый день их знакомства. Он стали чуть ближе, чем чужие.       Он повернулся к девушке и мягко опустил свои руки ей на плечи, далеко не осознавая, чего именно хотел этим добиться. Но эффект сказал сам за себя — плечи расслабились, а Ливенстон, что ниже Криса на целую голову, скромно улыбнулась.       — Я постараюсь не быть таким злым рядом с ним. И приносить вздор в офис не стану. Вы, ребята, очень крутые. По-своему заставляете верить в хорошее. Я рад, что детектив Нейт позволил мне остаться. — слова были подобраны правильно, пусть это было и не в характере Магмиля говорить о таких вещах. Солнце грело асфальт, а сердце Регины грелось о приятный разговор.       «И всё же Крис удивительно-понимающий и ранимый человек» — сделала вывод она, следуя за широкоплечим коллегой дальше по тротуару.       Двери больницы распахнулись перед ними и каждый молчаливо отправился по своим делам. Шестая государственная больница стала для Криса местом, в которое он одновременно и хотел вернуться, чтобы увидеться с Михаэлем или отдаленно понаблюдать за Кевином. Возможно его даже успокаивали эти белые стены, а вид на море и проходящие мимо паромы хорошо отсылали во времена, когда они с Михаэлем еще были юнцами. Крис учился говорить на английском, не понимал почему валлийка-мать так не любила слушать американский говор отца, пока Михаэль серьезно не заявил: «В Уэльсе говорят слишком высокопарно и не опускают звуки в словах, они, можно сказать, немного высокомерны!». Тогда они сидели на набережной и смотрели на бегающие огоньки на воде, отражающие шумный Ванкгард. Мать Криса родилась в Южном Уэльсе, пока не переехала сначала в Нью-Йорк, где встретила отца, а после увезла Кристофера в Швейцарию. С детства Крис учил французский и немецкий языки. Его мать искала себя, переезжая из тихих Альпов в животворящую Женеву, таская своего сына за собой. Она учила его манерам, всегда была строга к тому, как говорил Крис, как подавал себя, как учиться. Она всегда проверяла правильно ли Крис использовал те или иные вещи в их доме, ведь для нее был важен порядок и точность. С такими качествами его маме была к лицу прагматичная Швейцария. Пятнадцать лет подряд такой образ жизни сильно душил Криса, желающего остаться с друзьями в одной школе, тогда как Аврора Магмиль уже готовила документы на переезд. Может они от кого-то скрывались? Сейчас он понимает, что Аврора Магмиль просто была слишком увлечена жизнью. И Крис ей не мешал до тех пор, пока она не встретила немца и не переехала в Германию. Возможно у нее уже есть дети, о которых Крис не знает.       После переезда в США, в страну, которая ценит возможность, а не предсказуемость, дышать стало в два раза легче. Крис был оставлен самому себе на попечение отца-военного. Поначалу всё было хорошо, и даже его сводные братья приняли Криса, как данное. Кто же знал тогда, что вместе с инцидентом «Вампиризм» оба брата лишатся свободы, а отец начнет видеть угрозу даже в младшем сыне. Именно поэтому военная карьера для Криса была кривой дорожкой, по которой пройтись ему даже не удалось. Он мечтал носить погоны, мундир, мечтал вести эту строгость образа жизни. Мечта рассыпалась вместе с фразой о том, что такому как Крис никогда не носить позывной.       Около палаты Михаэля маячил рыжий хирург и еще один мало знакомый Крису мужчина.       — Добрый день, доктор Кингсли, доктор Ганрет. — поздоровался он. Прочитал на бейджике имя и понял, что это заведующий педиатрическим отделением. Михаэль за этим стеклом в стене выглядел как какой-то подопытный. Нужно обязательно задернуть штору, чтобы на него никто не глазел.       — Добрый день, мистер Магмиль. Я полагаю, вы пришли навестить Михаэля. — Криса бесили люди, которые говорят очевидные вещи. Он уже привык к тому, что в их коллективе тебя понимают с полуслова. Но сдержанно кивнул. — Прошу.       Магмиль зашел в палату и первым делом посмотрел на то, как тихо и размеренно капает капельница. Его племянник выглядел очень бледным, очень неживым. Однако прибор показывал, что пульс стабильный и ближайшее время его жизни ничего не угрожает. Кевин зашел следом, когда попрощался с Кингсли. Он завис, наблюдая, с каким взглядом на Михаэля смотрит Кристофер.       Взгляд, полный вины.       — Полиция что-нибудь говорит? — спросил Кевин.       — Нет, молчат. Я боюсь, что дело не передадут в руки детектива Нейта, поскольку там даже нечего расследовать. Они просто посадят Брока.       — Знаешь, после инцидента в Туманной гавани ты повзрослел. — улыбнулся Ганрет. Криса почти передернуло от воспоминаний четырехлетней давности. Он повернулся к Кевину и взглядом попросил заткнуться.       — Я слышал, что твоя сестра поступила на актерский. Как она? — перевел тему Магмиль, чтобы не создавать неловкое молчания между ними. Хотя между ними не могло быть неловкости, они оба слишком горделивы и оба слишком много знают друг о друге.       — У неё всё хорошо. Каролине дали одну из ролей в драмтеатре, даже с мамой не разговаривает — готовится.       — Микаэлла тоже поступила… Только на юридический. Мигель думает, что ей следовало стать врачом. — улыбнулся Крис.       — Я знаю об этом. Но не думаю, что ты сможешь ей дать что-то из этой сферы. Мы же оба понимаем, что тебе самому некуда податься. — Кевин специально давил на больное, словно проверял насколько далеко может зайти в своих высказываниях. Щупал почву, пытался уловить эту грань дозволенности. Так делают, когда пытаются с кем-то познакомиться, чтобы настроить связь. Но зачем Кевину было налаживать отношения между ними, если и без того было понятно, что Крис в глазах Ганрета — не больше, чем шлак. Магмиль это понимает, однако не может не ответить.       — Я сотрудник детективного агентства.       — Покажи своё удостоверение. — с проклятой улыбкой попросил Кевин.       Крис обреченно выдохнул. Черт, он так и не сделал фотографию и не подал заявление. И всё из-за…       — Давай сыграем в шахматы. — перебил его резко и неожиданно Ганрет.       Крис удивленно вскинул брови. Они точно не друзья, но Кевин был серьезен. И доска нашлась слишком быстро в этой промозглой палате. Под пикающие аппараты и капающие капли капельницы они сели по обе стороны, разглядывая друг друга. Крис коротко стригся, носил свои же часы на запястье, что отливали позолотой, а на шее висел золотой кулон в виде клыка. Одевался Магмиль скромно, но со вкусом. Не удивительно, ведь Аврора заложила всё самое лучшее. Древесный аромат духов раскрывался тяжелыми нотами, которые больше всех отсылали на тяжелую фамилию детектива.       Кевин был похож на плейбоя со своей стрижкой в стиле вояж, по-модельному красивыми чертами лица и длинными пальцами. Руки Ганрет берег, ведь именно они и кормили его, держа скальпель и зажим в рабочее время. Белый халат и рыжие волосы — это своеобразная мода в узких кругах, которая началась с Крэйвана Ганрета, а теперь имела своё продолжение в лице заносчивого хирурга.       — То, что случилось с Михаэлем — моя вина. — вдруг подал голос рыжий собеседник, выдвигая своего коня на поле, нападая на пешку Криса. Магмиль не был слишком жадным в шахматах и уверенно сходил ферзем, ставя под удар короля Кевина.       Ганрету пришлось поставить слона в защиту.       — Как это понимать?       — Я попросил отца уволить Маркуса. Сукин сын подумал, что тем самым я защищаю Михаэля. Точнее, подумал, что я ревную.       Крис сходил пешкой дальше, чем немного озадачил Кевина, ведь в его голове не укладывалось, как Крис может сделать такую глупую ошибку. Он ведь мог забрать его слона и поставить мат еще раз.       — Из-за этого он решил отыграться на Михаэле. — хмыкнул Крис, выглядя невозмутимым, когда Кевин забирает его коня, а следом и одну из оставшихся пяти пешек. — Но ты уже сказал, что Маркус подумал не на то.       Кевин не заметил, как Крис забрал его ферзя и теперь уже Ганрет находится не в выгодной позиции. Черт, а ведь он уже повелся на то, что Крис туп в шахматах. Он просто расчищал пространство, жертвуя своими пешками. Что, наверное, глупо, учитывая во что они играют. Так что Магмиль всё равно придурок.       — Верно. Маркус как-то связан с прошлым Джейкоба, отец как-никак. Отец выгнал его, чтобы не портить репутацию больницы.       — И был прав, потому что так или иначе Маркус пошел на это. Так что последнее, что Михаэль и я думаем, что ты виноват в том, какой он сейчас.       — Но если бы я тогда не давал намека отцу, то всё… Могло быть по-другому. — поднял голубые глаза врач, и этот взгляд выражал уязвимость. Словно он просил совета у Криса. Это было глупо? Крис не мог понять истинных намерений, потому что не доверял. Он знает, что это вполне себе в духе Кевина подставить офтальмолога, чтобы тот не мешал ему. Ганрет был избалованным и не знал слова «нет».       — Мат. — Крис оставил на доске шесть своих фигур, две из которых пешки. Но мат он поставил не ферзем, а ладьей и, черт его дери, слоном. Это было почти унизительно для Ганрета. — Когда ты сомневаешься в себе, ты уже проиграл. И я сейчас не о шахматах и твоем позорном проигрыше.       — Пошел ты. — отмерев, рассмеялся хирург, поправляя рыжую челку. Магмиль только играет дурачка.       — Стрелял не ты, а ублюдок Брок. Ты спас Михаэлю жизнь, а это уже о многом говорит… И Маркус сейчас сидит в тюрьме, как и его папаша. Слушай, разве так важно? Михаэль в порядке. Ты сам мне сказал то же самое, когда мы с Нейтом сидели в коридоре.       Кевин откинул свою рыжую голову назад. «Я хочу защитить Михаэля, — думал Ганрет и был искренен в своих намерениях. — Я хочу, чтобы больше ни одна мразь не подошла так близко, как это сделал Маркус». Но скажи он об этом Магмилю, то тот сразу подумает, что Кевин боязливый придурок, втрескавшийся по уши в его родственника. Он не будет воспринимать Кевина всерьез. А Кевину было нужно, чтобы с ним считались.       Крис следил за тем, как собеседник растворялся в своих мыслях, словно капсульная таблетка — оболочка медленно становилась мягче, а содержимое норовило вот-вот распластаться по пространству. Магмиль не осуждал Кевина, вовсе нет. Он не знал, о чем думает хирург, но лежащий позади них Михаэль словно молчаливо отвечал на немой повисший вопрос: «Он хочет спасти то, что ему дорого». И осуждать его в этом стремлении Магмиль был не в силах.       — Остановись. Будь проще. Михаэль будет в порядке. — заверил Крис, повернув голову на это сизое море подле больничного фундамента. Где-то там вдали, где нет проблем и нет ответственности — есть смысл. Он настолько далек и неосязаем, буквально ускользает вместе с прохладной водой сквозь пальцы. Но настолько близок, когда Крис видит, как нежно и бережно доктор Ганрет поправляет одеяло на груди у коллеги, как опрыскивает пару раз свежие алые бутоны из пульверизатора. — Я, знаешь ли, тоже не всемогущ. Буду приходить сюда, чтобы убедиться, что мой лучший друг в порядке. Это всё, что в моей юрисдикции. В твоих руках больше влияния на Михаэля и твой фронт намного дальше и больше, чем мой. Вы коллеги, и… Михаэль может не говорил, но ты важен ему.       Руки хирурга дрогнули перед тем, как снять капельницу.       — Не моё это дело — лезть к вам в штаны, однако я знаю тебя и знаю, что ты не такой, каким тебя видят окружающие. — Крис стоял на выходе из палаты, так и не подойдя к Михаэлю ближе, чем на метр. — Наше с тобой время осталось в инциденте «Туманная гавань». Мне жаль, что всё вышло так, как оно произошло. Пообещай, что ты сбережешь Михаэля, пока все воюют.       — Обещаю. — лишь ответил он.       — Ты сыграл на акциях Броков? — задал вопрос Магмиль и получил неуверенный, но утвердительный кивок. — Тогда оплати операцию Шарко.              Первую минуту девушка смотрит в сторону громкого дыхания беспокойным взглядом, а потом, встряхнув головой, резко выдыхает и ставит на тумбочку пачку блочного зеленого чая, который Чарли любила больше выпивки. Она даже не подвергала сомнению то, что Чарли скоро проснется, причем… Неизвестно, в каком состоянии. Что она будет чувствовать? Регина, казалось, никогда не думала, что её сильная и яркая подруга могла оказаться в такой ситуации. Да, возможно их работа предполагала собой нечто подобное. Николас не раз рассказывал в каких перестрелках он участвовал, какими методами шпионил за преступниками, но столкнуться с такой жестокой реальностью? Это было слишком.       Обычно Чарли спит чутко. Любой посторонний и неосторожный шорох будил её, рассказывая, что именно пришел и с какими намерениями. Ливенстон видела в Чарли свой спасательный круг. Приехав из деревни, ей было трудно ужиться со здешними моральными нормами жизни. Кристалл подала ей руку и показала тогда все ближайшие окрестности, которые сама знала. А знала она не мало, ведь у Чарли было много знакомых: и врачи, и цветочники, и преподаватели, и даже модные дома. Сама же Кристалл почему-то подалась в детективы, отличаясь от своего окружения тем, что связала жизнь не с чем-то спокойным или ярким, а наоборот — опасным и темным. Это было теперь так похоже не неё. Противоречивая, отчаянная, жаждущая признания. Возможно Чарли чувствовала себя недостаточно успешной? Регина выдохнула, подбирая свои волосы в пучок.       Дверь в палату тихо скрипнула, сметая вместе с этим молчаливые раздумья. На щеке у Лиама была царапина от кольца Криса. Ваачиро ожидал увидеть тут Регину. Он держал в руках красные лилии, которые выглядели свежо, но они мало вписывались в светлую палату. Темный взгляд Ваачиро проследил за тем, как бровь Ливенстон в сомнении изогнулась, словно та спрашивала его: «Зачем ты пришел». Но отвечать на глупые вопросы он не любил еще больше, чем быть в центре внимания.       Красные лилии опустились в вазу около постели больной, и краем глаза Лиам всё-таки посмотрел на коллегу. Всё тело Чарли было обмотано толстым слоем свежих бинтов, темные волосы, ранее длинные, теперь были короче и обуглены на концах. Регина наблюдает за юношей так, словно тот может в любой момент обернуться диким зверем. Он открыл первую выдвижную полку тумбочки и достал ножницы, которыми предположительно могли резать бинты. А после осторожно сел на второй стул и взял в ладонь черные пряди, умело и неспешно подрезая некрасивые концы. Без особого энтузиазма, Лиам делал это, чтобы вернуть прежнюю эстетику сотрудницы детективного агентства. Регина с замиранием сердца наблюдала.       «Он правда делает что-то полезное», — подумала Ливенстон. Лиам ни разу не оскалился и не сделал даже намека на то, что он пришел сюда случайно. Нет, Ваачиро был здесь, потому что хотел того сам. Допустим, их ленивый сотрудник неожиданно для своего дурного характера проявил заботу. Как на это реагировать Регине? Она ведь считала Лиама полным мудаком до этого времени. И теперь, своими глазами убедившись, ей стало стыдно перед Лиамом.       — Сдается мне, — девушка довольно прищурилась, — какое-то время назад ты был безразличным ко всему. Что-то изменилось?       Лиам останавливается в своем занятии, его одежда слегка шуршит, когда он поднимает голову и смотрит на Регину всё таким же безразлично-ленивым взглядом темных глаз. На дне которых не видно ничего, кроме бездны мрака и ощущения одиночества. Промозглого одиночества, такое бывает только у тех, кто на своей шкуре испытал тяжелый груз предательства или боли. Но Лиам не был из тех, кто был раним. Он родился таким.       — Мне нравится мотив её гнева, когда она проснется и увидит, что половина ее длины исчезла.       «Нет, он неисправим» — сморщилась она. Лиам очень умен, он буквально может найти выход из любой задницы, куда бы их не привела судьба. Молодой и бледный, ленивый и вредный, но мозг работает лучше, чем у Николаса. Однажды они играли в настольную интеллектуальную игру — играли только Леонард, Николас и Лиам. К концу остались Лео и Лиам, и это было настолько нудно, что даже Эдон, который заведомо поставил на их директора и предложил сыграть в это, утомился слушать эти умные формулировки Леонарда и короткие, лаконичные правильные ответы Лиама. На вопрос «Откуда ты знаешь так много?» Лиам пожал плечами и лишь ответил, что у него хорошая память, а игра не подразумевает собой знания выше университетских. Однако так или иначе в той игре выиграл Леонард, который удачно помнил закон сохранения импульса.       Нападения на детективное агентство только начались — Регина это усекла, и медленно интегрировала в свою жизнь закон Мерфи — если что-то может пойти не так, оно пойдет не так. Паранойя настигла не только её, но и Эдона, и Леонарда, и даже Николаса. Детектив Нейт поставил простой и понятный вывод: «Всё, что происходит с нами сейчас — вина преступлений Мелендеса». И нельзя было заявиться к виновнику и сказать, что он виновен. Доказательств на Мелендеса было немного, его влияние покрывало любой косяк. Командующий обороной был не просто хитёр, он имел алиби, которое доказывало непричастность его и его ближних. Но Алистер Магмиль? Допрос Эшера, на котором Крис и Лео получили намек, оставался очень мутной историей. Конечно, если командир спецотдела как-то связан с нападениями — это подвергает опасности всех, кроме самого Криса. Крис ведь его сын, единственный сын, как родной отец может направить пистолет против собственного ребенка? И то, что случилось с Михаэлем…       — Нападение на педиатра ведь никак не связано с покушениями на агентство. — изрекла довольно спорную мысль Регина. Она не знала сможет ли дать её коллега ответ на этот вопрос, однако верила в то, что Лиам уже имел на этот счет несколько вариантов ответов.       — Нет. — ответил тот. Щелчок ножниц и легкое шуршание, хруст состригаемых волос. Ровный, позволяющий сконцентрироваться, приятный.       — Маркус ведь сын Джейкоба. — вторила Регина. — Мне кажется, что здесь есть второе дно. После инцидента в Туманной гавани Маркус ведь получил все активы, которыми управлял Брок. Точнее, которые были легальными. И Маркус так опрометчиво решил напасть на Михаэля, хотя рядом был наш Драйан…       — В том-то и дело, что рядом был Драйан. — хмыкнул Лиам.       Регина нахмурила брови и не поняла, что к чему.       — Объясни? — попросила девушка.       — Инцидент, который вы все зовете терактом в Туманной гавани, произошел не только по причине, что Джейкоб попытался тем самым устроить монополизацию фондового рынка. Его обозвали так, потому что лучший друг Джейкоба убедил своего папашу-судью сократить ему срок. Его преступление снизили от террористической атаки до попытки монополизации. Завуалировали классно. Была еще одна причина по которой на семью Алира совершили покушение. Правда я не знаю до сих пор какая. — хмыкнул Ваачиро.       — И всё равно… Я не понимаю при чем тут Маркус, Джейкоб, попытки нападения. Ты видишь в этом связь? Она тут определенно есть, но пока мне трудно. Это ведь лишь догадки. — вздохнула Ливенстон.       — Конечно. — Лиам посмотрел на неё, как на дуру. — Ведь четыре года назад военное правительство тоже приложило руку к теракту.       Глаза Регины в миг приобрели очертание двух круглых монеток. Военное правительство — это центр, который связывает всё, что тогда и сейчас происходит.       — Я скажу больше. Военное правительство приложило руку к инциденту «Вампиризм» десять лет назад.