Там, где можно дышать

Летний полдень исчезал в знойном мареве. Воздух, густой и тягучий, был до краев напоен терпкими ароматами разогретых трав и влажной, пресыщенной солнцем земли. Раскаленное светило заливало ослепительным светом бескрайние поля, где наливалась тяжестью пшеница. Эти плодородные земли рассекала пыльная дорога. По ней, во главе небольшой кавалькады, ехала молодая герцогиня Скарлетт Вейр. Каштановые волосы выбились из строгой прически, рассыпавшись по плечам тяжёлой волной. Внимательные серые глаза изучали окрестности с сосредоточенностью, присущей воину. Её торс защищала кираса, искусно выкованная по меркам ее стройной фигуры — доспех не для украшения, а по суровой необходимости. Годы упорных тренировок подарили ей прямую, уверенную осанку и сильный, стройный стан. Во всем ее облике чувствовалась внутренняя мощь, а взгляд оставался невозмутимо спокоен. Путь их лежал в замок графини Элизанды, и цель визита была сугубо деловой. Замок показался на горизонте сгустком серого, почти черного камня — мрачный и угрюмый монолит, вросший в землю. Его массивные, давящие стены отбрасывали тень, которая, казалось, пожирала солнечный свет и простиралась на мили вокруг. Чем ближе подъезжали всадники, тем ощутимее становилась гнетущая, враждебная атмосфера, исходившая от этого места. Когда Скарлетт въехала в широкий внутренний двор, её поразила неестественная, вязкая тишина. Здесь не было слышно ни смеха, ни громких команд, ни обычного для большого поместья шума. Слуги передвигались торопливыми, мелкими шагами, но движения их были скованными и неуверенными. Герцогиня спрыгнула на землю и передала свою лошадь девушке из конюшни. На крыльцо вышла сама хозяйка замка, графиня Элизанда высокая и статная. Туго забранные в строгую прическу темные волосы, в которых серебрились редкие, но заметные нити седины, придавали её облику еще большую суровость. Лицо графини было по-своему красивым, но красотой холодной, высеченной из камня. Даже приветственная улыбка, которой она одарила гостью, не коснулась её глаз и не смогла смягчить жесткие черты. — Как прошло ваше путешествие, Ваша Светлость? — голос Элизандры был глубоким, бархатным. — Дорога была долгой, мы несколько утомились, — ответила Скарлетт. — Проходите. Ваши покои полностью готовы, и ванны уже наполнены. Отдыхайте. Скарлетт шагнула под своды замка. Внутреннее убранство поражало своей роскошью. Красивые гобелены с изображением сцен охоты, резная мебель из темного дерева, высокие потолки, расписанные изящными узорами. Но вся эта демонстративная пышность не могла скрыть гнетущей, застывшей обстановки. Богатство казалось безжизненным и холодным. Слуги старались быть совершенно незаметными, растворяясь у стен, и на лицах их лежала печать уныния и страха. Оказавшись в своих покоях, Скарлетт позволила себе немного расслабиться. Джоселин, её верная телохранительница и давняя подруга, расстегивала пряжки на кирасе. — Здесь все какие-то призраки, а не люди, — негромко заметила Скарлетт, разминая плечи. — Их страх можно потрогать руками. — Я наслышана о нраве графини, — так же тихо отозвалась Джоселин, её лицо оставалось непроницаемым. — Неудивительно, что половина прислуги ходит в синяках, а вторая половина прячется по углам, завидев тень хозяйки. После горячей ванны, смывшей с себя дорожную пыль и напряжения, Скарлетт переоделась в изысканное алое платье из тонкого шелка и спустилась в обеденный зал. За окнами уже сгустилась тьма, и большое помещение освещалось десятками свечей в массивных серебряных канделябрах. Их пламя отбрасывало на стены длинные, пляшущие тени. Элизанда уже ждала её. — Вы, должно быть, проголодались, — проговорила графиня, указывая на накрытый стол. — Прошу. — Моя мать полагает, что предоставление этого торгового права позволит нам взять под контроль весь северный поток и снизить расходы на содержание дороги, — произнесла Скарлетт, её взгляд был прямым и несгибаемым. — При этом вы сохраните своё имя в числе покровителей, избавитесь от затрат на содержание тракта и получите фиксированную ежегодную выплату, независимо от объёма торговли. Элизанда прищурилась. — Но в таком случае, основная прибыль останется за вами. — Именно, — спокойно подтвердила Скарлетт. — Но вы будете получать доход, не вкладывая ни монеты и не рискуя репутацией, если что-то пойдёт не так. Некоторое время они обменивались доводами, но в итоге графиня медленно кивнула. — Я… принимаю ваши условия, — произнесла она с едва заметной натянутостью в голосе. В глазах Скарлетт мелькнуло удовлетворение — сделка была заключена на её условиях. Двери зала бесшумно отворились, и в проёме появилась юная девушка. Она стояла неподвижно, её красота была почти нереальна. Тонкая и болезненная, она будто соткана была из тумана, и казалось, что малейшее грубое прикосновение способно её разрушить. Золотистые волосы тяжёлым водопадом струились по плечам, подчёркивая болезненную бледность лица. Оно было осунувшимся. Лицо, которое когда-то, должно быть, сияло живыми красками, теперь стало маской скорби. Скарлетт почувствовала, как у неё сжимается сердце: перед ней стояла женщина, которую терзали невидимые муки. Её огромные зелёные глаза, некогда, возможно, полные искр, теперь были безжизненными, лишёнными света. Из них изгнали саму душу. В этих глазах был страх, покорность и холодное, безнадёжное смирение. Девушка замерла на пороге, затаив дыхание. Почтительно склонив голову, она произнесла тихим голосом: — Вы приказали мне прийти в зал, ваше сиятельство. — Проходи, Эвелин, — бросила графиня. Губы её тронула насмешливая тень улыбки. Эвелин подошла к графине и остановилась. Элизанда повернулась к Скарлетт, её глаза холодно блеснули. — Ваша светлость, позвольте представить. Это моя жена, леди Эвелин. Слово «жена» было произнесено с таким холодным триумфом, что Скарлетт едва удержалась, чтобы не нахмуриться. — Добрый вечер, леди Эвелин, — мягко произнесла герцогиня, стараясь вложить в голос всё тепло, на которое была способна. Эвелин вздрогнула от этой мягкости, будто не ожидала, что к ней можно обратиться без приказа или насмешки. Её взгляд метался, не зная, где остановиться. Руки судорожно теребили край юбки. — Что ты замерла? — насмешливо прошипела Элизанда. Прежде чем Эвелин успела двинуться, графиня резко, почти с раздражением, схватила её за запястье и рывком усадила себе на колени. Скарлетт невольно всмотрелась. Под бледной кожей на запястьях Эвелин проступали фиолетово-синие отметины — следы от верёвок. Она видела свежие синяки, некоторые с алым ободком, и старые, уже желтоватые, сходящие. На щеке девушки проступал тусклый след ушедшего удара. Тело её было натянуто, застывшее в безмолвной, беспомощной обороне. — Всё ещё дикая, — с усмешкой бросила Элизанда. — Её мать задолжала мне целое состояние. Но, по счастью, у неё нашлась столь… прекрасная дочь. Я взяла её в жёны, и теперь эта нищенка может хотя бы спать в тепле и есть досыта. Каждое слово графини было ударом. Оно обнажало суть — не любовь, а полное, безраздельное право владеть. Скарлетт сжала пальцы, пряча гнев за невозмутимым лицом. Но сердце её разрывалось. Эвелин была не жена знатной дамы, а пленница. Элизанда, не обращая внимания на молчаливую сцену, с преднамеренной медлительностью приподняла подол платья Эвелин. Пальцы её скользнули под тонкую ткань. По лицу девушки пробежала тень отвращения. Оно стало белее мела, губы задрожали. В огромных зелёных глазах появились слёзы, они повисли на ресницах, не решаясь упасть. — Моя красавица, — мурлыкнула Элизанда, но в её голосе не было ни грана нежности. Это был шёпот хищницы, ласкающей добычу. Она впилась в губы Эвелин грубым, болезненным поцелуем. Девушка напряглась всем телом, пытаясь отстраниться, но стальные пальцы графини вцепились в её бедро. Скарлетт заметила под тканью чулка расползающийся тёмный кровоподтёк. Гнев в Скарлетт рос. Её воинская натура взывала к действию, но разум напоминал: сейчас не время. — Я утомилась, ваше сиятельство, — голос Скарлетт прозвучал ровно. Она поднялась, глядя на графиню так, будто между ними только что прошла невидимая дуэль. — Позвольте мне удалиться в свои покои. Утром мы закончим наши дела. — Да, конечно, ваша светлость, — ответила Элизанда. Она сбросила Эвелин с колен с той же небрежностью, с какой отбрасывают надоевшую вещь. Девушка чуть не упала, едва удержавшись на ногах. Скарлетт развернулась и вышла, сопровождаемая Джоселин. Как только за ними закрылась тяжёлая дверь покоев, Скарлетт сорвалась: — Это чудовищно! Ты видела её? Эту девушку избивают! На ней живого места нет! Эта тварь лапает её, унижает при гостях! — Я всё видела, ваша светлость, — твёрдо ответила Джоселин. — Но мы здесь ради договора. Мы не можем вмешиваться в семейные дела графини. Скарлетт стояла, чувствуя, как её грудь сжимает гнев, а сердце рвётся от жгучего сострадания. Она была воином. Она была защитницей. И сейчас её долг вступил в прямой конфликт с её сущностью.