Тишина на 47-м

      Утро. Я снова в офисе. После лифта прошли сутки — и ни одного взгляда. Ни намёка, что мы застряли вдвоём между 35-м и 36-м этажом. Что она стояла слишком близко. Что я не дышала, пока она не отвернулась.       Она будто вычеркнула момент. Хорошо или плохо? Не знаю.       Я стояла у кофемашины и пыталась не смотреть на своё отражение в хромированной поверхности. Ночь была беспокойной. Громова, её взгляд, её голос… Как будто врезались в кожу.       — Привет! — слышу голос Кости, с которым мы вчера познакомились. Он хлопнул меня по плечу, от чего я вздрогнула, и стакан с кофе дёрнулся в руке.       Раздался чёткий всплеск.       Я повернулась. И увидела, куда попало. Точнее на кого.       Капли чёрного кофе — по белой рубашке, по строгому пиджаку, по запястью.       Громова.       Твою мать. Нужно было прям сейчас здесь быть?       Женщина стояла в шаге от меня. Видимо проходила мимо. А теперь — стояла, мокрая, испачканная, злая.       — О боже, простите, — я шагнула ближе, рефлекторно — достала салфетку. — Я не…       — Не трогайте, — её голос был тихим, но ледяным. В её глазах — не просто раздражение. В нём — Презрение. Контроль, который трещал по швам.       — Давайте я… — меня резко остановила её рука, взлетевшая вверх.       — Вы уже достаточно сделали, Зайцева.       Я попыталась вывернуться — сделать шаг назад, убрать стакан, но кто-то сзади толкнул — «случайно». Чертовым плечом. В узком коридоре рядом с кофе-поинтом.       И тут всё произошло в одну секунду.       Я оступилась. Потеряла равновесие. Громова выставила руки, чтобы удержать — но я потянула её за собой.       И мы упали.       Она — на спину. Я — на неё. Между нами — ноль расстояния.       Её рука на моей талии. Моя ладонь упёрлась ей в грудь, вторая — рядом с её головой. Кофе обжёг ладонь, но я даже не почувствовала.       Я смотрела ей в лицо. А она — в моё. Дыхание сбилось. Всё тело горело.       Только теперь я поняла, насколько она красива, когда теряет контроль. Губы чуть приоткрыты. Щёки — с лёгким румянцем. В глазах — не ярость. Жажда.       И на одно безумное мгновение — она не оттолкнула меня.       — Встаньте, — наконец прозвучало. Резко. Без силы.       Я поднялась. Медленно. Упёрлась о край кулера. Смотрела на неё сверху вниз. Она села, провела рукой по пиджаку, поднялась, не глядя на меня.       — В кабинет. Через десять минут.       И пошла.       Спина прямая, как всегда. Только теперь — чуть быстрее, чем обычно.       Через этих самих десять минут, я вошла. Громова стояла у окна. Как тогда. Как всегда.       — Садитесь, — сказала, не оборачиваясь.       Я осталась стоять.       — Зайцева, — голос стал жёстче. — Вы думаете, я позволю вам и дальше устраивать спектакли?       — Это был не спектакль. Это был кофе. И очень плохая координация.       — Я не спрашивала, — женщина медленно повернулась.       Теперь между нами стол. И воздух — тяжёлый, густой. Её глаза сверлили.       — Вы забываетесь. Уже второй раз вы позволяете себе переходить границы. Рабочего поведения, личного пространства и здравого смысла.       — А вы — первый раз не оттолкнули.       Тишина. Тонкая, звенящая. От которой хочется застрелиться.       Женщина медленно обошла стол. Подошла ко мне. Встала ко мне вплотную. Снова.       — Возможно, вы забыли, — сказала она, тихо, почти шёпотом. — Кто я здесь. И как быстро могу закрыть любую дверь. В том числе вашу — за вами.       Я смотрела ей в глаза. Всё тело вибрировало от напряжения.       — Если ещё раз вы коснётесь меня… случайно или намеренно, — продолжила она, приподняв мой подбородок кончиком пальца. — Вы вылетите из компании раньше, чем успеете сказать «качели с фонариками», — строго отчеканила она мне в лицо.       — А если я не пожалею?       — Тогда, — она склонилась ближе. Так близко, что я чувствовала её дыхание на шее. — Пожалею я.       И отошла.       — Всё. Свободны, — Громова махнула рукой.       Киваю и ретируюсь. Моё сердце колотилось. Горло было сухим.       Что это было?       Я не знала. Но точно не просто выговор.       Это — начало пожара.