Тишина на 47-м

      На следующий день, я вяло иду к главному входу. Перекрестившись я захожу внутрь. Не проходит и пяти секунд, как тут же слышу:       — Зайцева, вы со мной.       Голос Громовой прозвучал как распоряжение. Не просьба, не предложение.       — Перекрестилась называется, — прошептала я.       Я сглотнула. Перед тем как ответить, я прокрутила последние фразы в голове — вдруг что-то перепутала.       — Простите, я… куда? — какой позор. Ничего умнее не нашлось Зайцева?       — Не закудыкивайте, — отчеканила Громова. — «Звезда-Север». Новый жилой блок, стартовая площадка. Нужно утвердить детали до финального моделинга. Архитектор проекта заболел, ваша концепция света принята в качестве альтернативы. Летим вдвоём, — закончила женщина, одарив меня строгим взглядом.       Дыши. Просто дыши.       — Да, конечно.       — Вылетаем сегодня в 16:40. Не опаздывайте.       Perfect.

***

      Всю дорогу до аэропорта я думала, как сидеть рядом с человеком, который может уволить тебя за одно не то слово. Не за ошибку — за интонацию! За взгляд. За паузу не там, где нужно.       Когда мы встретились у терминала, Громова была в длинном сером пальто и чёрных очках. Папка в руке, никакого чемодана — только портфель. Всё строгое, выверенное, как её голос.       — Рада, что вы пришли вовремя, — произнесла женщина без намёка на иронию.       Я кивнула. Слишком сильно. Почти поклонилась, как идиотка.       — Спасибо… Вам.       Боже, что ты сказала?! За что спасибо?! За то, что она тебя похвалила? Дура набитая.       На это — она ничего не ответила.       Мы летели молча. Это было рядом, но далеко. Высоты я конечно боюсь, но сидит возле окна Громова а не я.       Всю оставшуюся дорогу, женщина работала в планшете, я — пыталась притвориться занятой, хотя смотрела в одну и ту же строку в моём ноут-буке минут двадцать.       Приехали мы на минуточку, на площадку ближе к вечеру. Проект — не ближний свет. Вокруг бетон, грязь, ветряные краны и начальный каркас будущего корпуса.       Нас встретил куратор стройки, представил инженеров, завёл в вагончик с чертежами.       Я сжала планшет. Моё сердце быстро стучит, кажется будто сейчас выскочит. Да ещё и Громова на меня смотрит. Что ей от меня нужно?       — Вот здесь вы предлагали интеграцию мягкой подсветки в перголу, — сказала я, указывая на план. — Мы можем встроить светодиоды внутрь без подвесов. Тогда фасад останется чистым.       — Уровень освещения?       — 300 люкс в пике. Регулируемый. Извините, я могу показать модель, — добавила я быстро, уже жалея, что добавила «извините». Не нужно извиняться. Нужно быть точной.       Она молча кивнула. Взяла планшет, просмотрела слайды. Медленно. Я затаила дыхание.       — Это сносно. Оставьте, я покажу это генеральному.       Сносно? Класс.       Я снова киваю. Конечно, это лучше, чем «глупо». Лучше, чем «непрофессионально».

      Уже наступил поздний вечер. Мы задержались. Куратор предложил отвезти нас в ближайший отель — на ночёвку. Громова приняла решение мгновенно:       — Разумеется. Я не поеду назад ночью, чтобы снова быть здесь утром.       Вот же ж стерва, думает только о себе.       — Да, конечно, — всё что мне дали вставить между их разговоров.       Как только я захожу в номер, я сразу чувствую прохладу — не от кондиционера, а от самих стен. Бетон голый, шершавый на вид, без намёка на декор или уют. Он будто давит своим молчанием, серый и бесстрастный. Здесь тихо. Слишком тихо. Ненавижу тишину.       Кровать одна, узкая. На ней аккуратно застелено стёганое покрывало — старое, но чистое. Цвет то ли серо-синий, то ли просто выцветший от времени и стирок. Я кладу руку на него, чувствую, что ткань жестковатая, чуть шуршит под пальцами.       Окно — странное. Оно есть, но пейзажа никакого нет. Ни улицы, ни света, ни движения. Как будто выходит в другую реальность — пустую, беззвучную. Я смотрю в него пару секунд, потом отвожу взгляд.       Сажусь на край кровати. Пружина скрипит подо мной. Всё просто до предела: стул, маленький стол, лампа с тусклым жёлтым светом. Комната будто специально создана для тишины. Здесь не отвлекаешься. Здесь слышно, как бьётся сердце. Слышно собственное дыхание.       Вздохнув, я направилась в ванную. Я бы много чего сказала. И такой рейтинг бы поставила этому отелю! Но лучше промолчу на этот счёт.       В ванной всё такое же — голый кафель, тусклое зеркало, глухая тишина. Я включила воду. Она текла долго, прежде чем потеплела.       Наконец, я начала смывать с рук и лица остатки дороги, пыли, чужих взглядов. Склонившись над раковиной, я долго смотрела на своё отражение — и словно не узнавала саму себя. Тень, а не лицо.       Поворачиваю голову и вижу две щётки. Хоть на это, у них бюджета хватило.       Я чистила зубы, не торопясь. Каждое движение было словно ритуал — единственный способ сохранить ощущение, что я всё ещё здесь, на земле, что всё под контролем. Лампочка, в очередной раз, над зеркалом мигнула — один раз, потом второй. Но не погасла. Я стояла, прислонившись плечом к холодной стене, всё ещё с пастой и щёткой во рту.       Через тридцать минут — стук в дверь. Я едва не родила.       Без всяких мыслей о своей начальнице — открываю.       Да сколько можно то, а?       — Ваш ноут-бук у меня. Вы забыли его в переговорной, — протягивает Громова.       — Шпашибо, — беру его двумя руками. Мои пальцы дрожат. Щётка во рту тоже. Тело в том числе.       — У вас есть планы на утро?       С какой ли стати, она интересуется моей личной жизнью?       — Ну, — протянула я, до сих пор с щёткой между зубов. Потом я слегка вижу на её лице отвращение. До меня доходит, как тупо я сейчас выгляжу. — Секундочку, — я быстро сбегала и умылась, поставив щётку там где она и была, с самого начала. — Подготовить стенд визуализации. А ещё, распечатать опросник для жильцов по световым зонам.       Она кивает. Задерживается в дверях. Не уходит сразу.       — Постарайтесь не смешивать личные эмоции с профессиональными задачами.       Я понимаю, о чём она. Или о ком.       Сердце обрывается, а мои ноги отказывают.       — Я… стараюсь, — пискляво отвечаю. Я уже готова провалится сквозь землю.       — Убедитесь, что не просто стараетесь, — её голос снова ровный. — А делаете. В противном случае — нам не по пути.       Пауза. Её взгляд тяжёлый. Я не могу его выдержать. Опускаю глаза.       — Всё, можете отдыхать, — напоследок кидает она и уходит, оставляя меня с моими мыслями.       Я закрываю дверь. И стою, не шевелясь.       Каждое её слово — как тонкая, острая линия по стеклу. Не разбивает — но царапает.       Я не знаю, зачем она взяла меня с собой, но сейчас это меня не волновало. Сейчас только кровать. Долгожданный отдых.

***

      Темнота. Глухой стук в дверь вырвал меня из сна. Я резко приподнимаюсь на кровати, сердце колотится где-то в горле.       Кто-то ломится ко мне посреди ночи?       — Кто там? — мой голос дрожит, как вата на ветру.       Никакого ответа. Только очередной стук. Я медленно слезаю с кровати, почти доходя до двери, но она распахнулась прежде, чем я успеваю что-то сказать или предпринять.       В проеме я вижу силуэт Громовой. Без слов, без объяснений. Она вошла, будто так и должно быть. Я хочу спросить, что происходит, но мой язык как будто прилип к нёбу.       Громова прошла вглубь, встала в центре комнаты и обернулась:       — Иди сюда, — голос ровный, почти гипнотизирующий.       — Зачем вы… — начала было я, но не закончила. Руки дрожали. Не от страха — от странной неуверенности.       Эта тётя меня сейчас убьет.       Громова подошла ближе ко мне, схватила за плечи — потянула и резко толкнула на кровать, после прижимая меня своим весом.       Я ахнула, спина сильно ударилась о твердой матрас, а она уже нависала надо мной, тяжело дыша.       — Подождите… — выдавила я, подняв руку в оборонительном жесте. — Что вы делаете? — моё дыхание учащается.       Пальцы впились в мои плечи, перекрывая слова. Она приблизила лицо к моему уху, губы скользнули по коже, а потом — резкая боль. Укус. Я вскрикнула, тут же почувствовав, как её язык ласково зализывает укус.       — Ты всегда такая беспомощная, — женщина начала гладить меня по волосам. — Лерочка, ты такая наивная девочка, — прошептала она, что аж мурашки побежали по спине.       Я попыталась оттолкнуть её, но она перехватила мои руки и вжала их в матрас, над моей головой. Сейчас я чувствую только её тело, прижимающее меня к кровати.       Громова перешла на шею — укус, поцелуй, снова укус. Я чувствовала, как кожа горит, как под её губами остаются следы. Отпустив мои запястья, женщина перешла на мою одежду — начала стаскивать с меня верхний слой «ненужной» ткани. Я попыталась сопротивляться её напору, но её пальцы были в два раза быстрее. Эффективнее.       Опустившись ниже, теперь доходя до груди обеими руками, она одним движением расстегнула на мне лифчик. Холодный воздух обжег кожу, а её глаза — тёмные, бездонные — снова встретились с моими.       — Зайцева… — прошептала она, приближаясь так близко, что я чувствовала её дыхание.       — Зайцева… — ещё тише, губы почти касаются моих.       Она меня.. поцелует?!       — Зайцева… — повторила Громова. Ещё ближе. Словно выдыхала это на кожу. — Вы много себе позволяете… даже во сне.       Что простите?       Всё моё тело сжалось, словно от холода. Или жара. Громова смотрела с таким вниманием, будто могла прочитать мои мысли. Словно знала всё, чего я боюсь. Или хочу.       И тут — мир качнулся. Свет мигнул. Стало темно. В груди сдавило. Я открыла глаза.       Темнота. Плотные шторы. Тихое гудение вентиляции. Реальность возвращалась медленно. Горло пересохло. Сердце стучало в висках.       Сон. Только сон.       С выдохом я повернулась на бок — и чуть не вскрикнула.       Громова. Чёрт бы её побрал.       Сидела в кресле у окна. Уже настоящая. Не призрак. Реальная. С документами на коленях, в деловом костюме, а её волосы собраны в строгий пучок. Поднимаю свой оценивающий взгляд и вижу, что она хмурится.       — Вы кричали во сне, — спокойно проговорила, даже не глядя на меня. — Я постучала, но вы не открывали. Пришлось самой, — пожала плечами Громова.       — Вы… что?.. — чувствую, как в груди поднимается паника. От стыда. От реальности. От того, что сон и правда мог как-то просочиться наружу.       — Успокойтесь. У вас был тревожный сон, — начала она, перебирая бумаги. — Я пришла обсудить правки по “Хектор Юг”. Время шесть ноль три. Вылетаем в девять. Одевайтесь, — Громова встала, встряхнула невидимые пылинки и прошла мимо, не глядя.       А как же правки?.. Её не понять.       К слову, я сидела молча. Сбитая с толку. Громова наоборот — как будто ничего не произошло. Как будто она ничего не чувствовала. Как будто её вообще не было в этом сне.       Перед тем как закрыть за собой дверь, женщина обернулась и тихо добавила:       — Не знаю, что вам снилось, Зайцева. Но ваше лицо, выдаёт вас с потрохами, — и закрыла дверь.       — Боже, убейте меня, — застонала я в подушку от безысходности и кринжа. — Что это чёрт возьми было? — хнычу.

***

      Уже в самом самолете я не знала куда себя деть. Я без остановки думала о Громовой.       Её голос, который шептал мне.       То - как она произнесла моё имя..       Это был первый раз, когда она меня назвала по имени, хоть это и было во сне. Может, она его произнесет когда-то вне сна?       Как только самолёт набрал высоту, я всё таки попыталась выкинуть Громову, и этот сон с ней, с головы.       Успехом это, на жаль, не назовешь, потому что, когда я случайно встретилась с ней взглядом, она едва заметно ухмыльнулась — я ей нервно улыбнулась в ответ.       И тут я поняла. Я в полной заднице.