Девушка-судьба. Новый виток

Игорь и Алёна сидели, окружённые шумом и мигающим светом, но словно бы в центре тихого острова. Клубный бит, который до этого казался назойливым, теперь превратился в фоновый пульс, а неоновые вспышки лишь подчёркивали сосредоточенные лица Игоря и Алёны. Мартини в их бокалах медленно таял, а разговоры становились всё глубже. Максим Рыбников, оставив их, ушёл к знакомым, и они остались наедине. Шумная музыка «Неона» и гул голосов вокруг уже не отвлекали, а просто служили фоном для их сближения. Алёна чувствовала себя невероятно легко. Впервые за долгое время она могла быть собой, не притворяясь сильной или успешной, не играя роль, которую от неё ждала сестра. — Знаешь, — тихо сказала она, обводя рукой зал. — Иногда мне кажется, что я всю жизнь играла чужие роли. Роль примерной дочки, роль будущей юристки… Я поступила в СПбГУ на юрфак только потому, что Полина всегда хотела, чтобы я пошла по её стопам. Она видела во мне свою копию. Успешного юриста какого-нибудь процессуального права. Она всегда говорила, что только так я смогу добиться уважения и признания. А эта, — она указала на неоновую вывеску клуба, — это единственная роль, которую я выбрала сама. Я здесь официантка, а не «будущий юрист». И это дало мне свободу, пусть и за счёт нервов и усталости. Перед глазами Алёны вновь возникло лицо Полины, которая была на пять лет старше, её строгий, оценивающий взгляд. Она то и дело зудела, не умолкая: — Алёна, ты должна! У тебя есть талант, его нельзя зарывать в землю! Юриспруденция — это стабильность, это уважение. Твоё рисование, актёрство и музыка — это просто хобби, не более. А вот быть юристом процессуального права — это призвание! Я бы так тобой гордилась! Слова Полины звучали как приговор, как бобина, которую заело, и она проигрывала один и тот же фрагмент. Алёна послушно кивала, но внутри всё протестовало. Она чувствовала, как будто её жизнь расписана по чужому сценарию, и у неё нет сил, чтобы что-то изменить. Страх разочаровать сестру был сильнее её собственных желаний. Алёна видела, как Полина мечтала о её будущем, и не могла её подвести. Игорь слушал, не перебивая, и кивал, показывая, что понимает. Его спокойствие было как якорь в бушующем море её жизни. Он, будучи творческим человеком, понимал, как тяжело находиться в рамках, навязанных другими. — Я тебя понимаю, — ответил он, сделав глоток. — Я тоже когда-то думал, что должен идти по «правильному» пути. Получить «нормальную» профессию. Но потом понял, что это не жизнь. Жизнь — это когда ты делаешь то, что заставляет тебя чувствовать себя живым. И неважно, что скажут другие. Мне родители тоже говорили: «Игорь, твои эти игры и обзоры — это несерьёзно! Это никому не нужно!». Они хотели, чтобы я работал охранником, как мой отец, алкаш ебучий. Он, урод, работал, сколько я это помню, на каком-то ЧОП зассанном, но бухал, как тварь! А по пьяни начинал кичиться своим званием капитана Советской Армии. И на меня со временем такая безысходность нахлынула, что я понял, что не хочу так жить. Что не хочу быть как он. Ну, или чтоб я был программистом, как какой-то друг отца. Но они не понимают, что это моё, что музыка, обзоры и творчество в целом — моя жизнь. Это то, что делает меня мной. Когда я сижу над партитурой или своей песней, время останавливается. Когда я делаю обзор игры, фильма или мультфильма, я проживаю каждый момент. В этот момент на столике зазвонил телефон Алёны. Она вздрогнула, будто звук вытащил её из уютного кокона их разговора. Экран высветил незнакомый номер, и лицо Романенко напряглось. — Кто это? — спросила она. — Не знаю, — Игорь взглянул на экран. — Номер незнакомый. Не дожидаясь её разрешения, он взял трубку, и его лицо мгновенно стало серьёзным. Тот расслабленный парень, что сидел рядом, исчез, уступив место собранному и решительному человеку. Его глаза стали острыми, а челюсть напряглась. — Слушаю, — произнёс он в трубку. — Добрый день, это юрист процессуального права Никон Иванович Свитко из Нижнего Новгорода. Можно услышать Алёну Дмитриевну Романенко? — раздался в трубке вежливый, но твёрдый и уверенный голос. — Она занята. Можете говорить со мной. Я её друг и, можно сказать, ассистент, — произнёс Игорь, отводя телефон от уха, чтобы Алёна могла слышать. — Зовут меня Игорь Сергеевич Радаев. Я представляю народное движение по борьбе с беззаконием в высших учебных заведениях. Что у вас случилось, Никон Иванович? — В мои руки из отделения Минюста Санкт-Петербурга попало дело о покрывательстве проходившей с 13 апреля по 6 мая 2019 года незаконной аккредитации верхушкой СПбГУ. Фигурантами дела являются декан юридического факультета Ирина Петровна Свиридова, заместитель декана по учебной работе Леонид Борисович Семёнов и ректор университета Андрей Сергеевич Быковский. Игорь перевёл взгляд на Алёну, которая слушала, бледнея на глазах. Воспоминания о той злополучной аккредитации, о мерзких словах, о том, как её талант пытались втоптать в грязь, нахлынули с новой силой. Слова Игоря, сказанные ранее, теперь обретали новый, более мрачный смысл. Алёна думала, что покончила с тем ужасом, но, казалось, прошлое не собиралось отпускать её так легко. Слова «творчество — это не профессия» эхом отдавались в голове Романенко. Она снова видела лица представителей верхушки СПбГУ — самоуверенные, полные презрения. Вот перед ней Свиридова с её надменным взглядом. Вот Семёнов, ухмыляющийся сбоку. Она вспоминала, как дрожала её рука, сжимавшая рукоять ножа-бабочки. Это был не нож, это был её последний козырь, её крик отчаяния. «Мне некуда отступать… — думала Алёна тогда. — Или я покажу им, что они не сломают меня никогда, или дам себя уничтожить». Она победила, но эта победа казалась ей временной. Теперь оказалось, что это была лишь часть гораздо более масштабной игры, и она снова оказалась в центре событий. — И? — Игорь приподнял брови. — И я обнаружил, что дело пытаются спустить на тормозах. Именно их и преподавателей из Новосибирска, конкретно НГУ, проводивших эту аккредитацию, студенты в основном обвиняют в том, что Алёна Дмитриевна забрала из вуза документы. — Один из этих преподавателей, Афанасий Александрович Дмитриев, ввиду обстоятельств, которые вам наверняка известны, ушёл из вуза, но в этом году восстановился в должности ввиду кадровых перестановок и отстранении от преподавания остальных четверых, о которых вы хотите сказать. Он открестился от своего «злодейства», Никон Иванович, — произнёс Игорь. — Но в каких именно ролях в деле фигурируют представители верхушки СПбГУ? Я не юрист, а будущий лингвист, но начал разбираться в вопросе. — Эта аккредитация проводилась, чтобы навредить Алёне Дмитриевне, — начал Свитко, в голосе которого проскользнули стальные нотки. — Деканша юридического факультета СПбГУ просто-напросто не приемлет творчество. Поэтому она позвала на аккредитацию людей со схожими взглядами. Если, как вы сказали, Афанасий Александрович Дмитриев открестился от своей причастности и искупил вину, то мы можем исключить его из фигурантов дела. В ближайшее время Ирина Петровна Свиридова может предпринять попытки связаться с Алёной Дмитриевной под каким-нибудь глупым предлогом. Например, у неё может возникнуть желание пообщаться, узнать, как дела у бывшей студентки её факультета. И я бы хотел дать несколько рекомендаций. Первая: не давать говорить на неудобную для Алёны Дмитриевны тему. Вторая: пресекать попытки нарушения личных границ. Третья: если Свиридова совсем разгуляется, Алёна Дмитриевна вправе её послать. Любые попытки контакта со стороны бывших аккредитаторов также рекомендую пресекать. Посылать их в самой грубой форме, блокировать номера, с которых они звонят, как со своей стороны, так и через операторов сотовой связи. Вот, например, звонит Алёне Дмитриевне Свиридова, начинает спрашивать, как дела. Как вы думаете, чего она не ожидает услышать в ответ? — «Пошла на хер, тупая сука»? — предположил Игорь, в глазах которого вдруг загорелись какие-то огоньки, а на лице появилась хитрая улыбка. — Именно! — Свитко усмехнулся в трубку. — То же самое касается и преподавателей. Никаких «Здравствуйте, как у вас дела?». Только жёстко, решительно и бескомпромиссно. Только посылать их, не стесняясь в выражениях. В таких случаях это — единственно верная тактика. Я бы, конечно, ходатайствовал о самосуде над инициаторами аккредитации, покрывавшими оставшуюся четвёрку. Игорь слушал, не отрывая взгляд от Алёны. Он понимал, что этот звонок — это не просто дело. Это был вызов, который поставил перед ними новая ситуация, новые враги, и, самое главное, новое поле битвы. Он снова почувствовал себя в своей тарелке — защитником правды, который снова вынужден встать на защиту невинных. А Алёна, глядя на него, видела не просто композитора, а человека, который был готов бороться за неё, не задавая лишних вопросов. Он не был похож на тех, кто пытался ею манипулировать. Он был её союзником. И в этот момент, глядя на его горящие глаза, она почувствовала, что её решение уйти из университета было правильным. Её ждала другая жизнь. Жизнь, где она могла быть собой, а рядом был человек, готовый помочь ей в этом. — На тормозах, говорите, спустить хотят? — с какой-то усмешкой произнёс Игорь. — Ну, по вашим рекомендациям мы с Алёной Дмитриевной и подрежем этим бюрократам тормозные колодки. Алёна Дмитриевна мне сама сейчас говорила, что она больше ни ногой не сунется в этот рассадник проституции, коррупции и панибратства. Я, если надо будет, позову в студию все свои тройки игроков, и они все такой приз получат, что даже SMS на номер 4445 отправить не успеют! И без вращения барабана. Игорь небрежно отложил телефон, и его глаза, полные решимости, встретились с глазами Алёны. Она уже не бледнела от страха, а смотрела на него с новым, каким-то благоговейным чувством. Она думала, что сбежала от своего прошлого, но оно нашло её. И теперь, когда она оказалась в западне, рядом с ней был тот, кто готов помочь. Без всяких «но» и «если». Он был её защитником, и ей это нравилось.