Нити Судьбы: Заложница ✨ Том 2

Лиру привезли во дворец Алии. Дорога окончательно истощила её силы. Избитая, замерзшая, слабая, она едва держалась в седле. Алия грубо стащила её с коня, развязала веревки на ногах и, не говоря ни слова, поволокла за собой вниз, в сумрачные глубины дворца, в каменные темницы. Там, в одной из мрачных камер, сырых и холодных, Алия бросила девушку на землю, усыпанную грубой соломой. На Лире оставалась тонкая рубашка, в которой её забрали из замка, едва защищающая от леденящего холода каменных стен. Алия остановилась на пороге камеры, какое-то время молча наблюдая за своей пленницей. Её взгляд скользил по тонким рукам Лиры, покрытым красными полосами от веревок, по её дрожащим ногам, по хрупкой фигуре, съёжившейся на холодной соломе. Лира была действительно хрупкой. И даже в этом плачевном состоянии, избитая, измученная, замерзшая, она сохраняла свою неземную красоту. Её платиновые волосы рассыпались по соломе, окружая бледное лицо с закрытыми глазами. Алия поймала себя на неожиданной мысли — она не сможет её убить. Не сейчас, не так просто. Месть, которую она так ждала, вдруг потеряла свою привлекательность, оказалась не такой сладкой, как представлялось. Убить такое создание казалось бессмысленным актом жестокости, лишенным всякого удовлетворения. Но и дать ей жить свободно Алия тоже не могла. Слишком глубока была рана, нанесенная Севером, слишком сильна жажда возмездия. Пусть девушка проведет в этой темнице остаток своей жизни, отрезанная от мира, лишенная света и свободы. Пусть медленно угасает в этом каменном мешке, свеча на ветру. А Алия… Алия сможет наслаждаться её беспомощностью, её унижением, её медленным увяданием. Это будет её месть, более изощренная и сладкая, чем быстрая смерть. С этим решением в сердце Алия развернулась и покинула темницу, оставляя Лиру в холодном мраке камеры. Ей нужно было отдохнуть от долгой дороги, собраться с мыслями и привыкнуть к новой реальности, в которой принцесса Лира стала её пленницей, её собственностью, её живой игрушкой мести. Алия пришла к Лире только через пару дней. Спустившись в темницу, она нашла принцессу в том же положении, в каком оставила — съёжившейся на соломе, в одной рубашке, дрожащей от холода и страха. Лира подняла на неё заплаканные глаза, полные мольбы. — Отпустите меня… — просила она слабым, дрожащим голосом. — Пожалуйста… Алия усмехнулась, холодно и жестко. — Отпустить? Нет, принцесса. Теперь ты моя игрушка. И я еще не наигралась. — Игрушка? — прошептала Лира, в её голосе звучало отчаяние. — Но… люди не должны быть игрушками… Я заслуживаю хоть немного уважения… Последние слова Лиры задели Алию. Злость вспыхнула в её глазах. Уважение? Кто она такая, эта принцесса, чтобы говорить ей об уважении? Её мать была убита подлостью и коварством Севера, а эта девчонка смеет рассуждать о каком-то уважении? — Уважение? — прорычала Алия, приблизившись к Лире. — Ты смеешь говорить мне об уважении? Вы, северяне, знаете, что такое уважение? Вы убили мою мать! Вы отняли её у меня! И теперь ты будешь платить за все, принцесса. Слезами и кровью… Алия выхватила плеть с пояса, её рука дрожала от внутреннего напряжения. Она замахнулась, чтобы ударить девушку, но в этот миг в дверях темницы появилась Эльза. Её лицо было бледным, а глаза полны тревоги. — Ваше Величество, — тихо, но твёрдо начала Эльза. — Прошу вас, не делайте этого. Алия обернулась, её взгляд, полный гнева, упал на советницу. — Ты смеешь указывать мне, Эльза? — прорычала она. — Я не указываю, я молю. Вы — моя королева, и я люблю вас. Но… но это не путь вашей матери. Она никогда не хотела бы, чтобы вы стали такой. Месть, которая запятнана кровью невинных, не принесет вам облегчения. Она лишь поглотит вас. Алия молчала. Слова Эльзы заставили её задуматься. Она посмотрела на Лиру, которая съёжилась в углу в ожилании удара. Платиновые волосы, заплаканное лицо, тонкая рубашка, едва скрывающая хрупкое тело. Эта девушка действительно не была виновата. Её красота, её невинность были так очевидны. «Я не могу её убить. И не могу оставить в живых. Что мне делать?» — пронеслось в голове у Алии. Она отвернулась, не в силах больше смотреть на Лиру. Она не готова была принять решение, не сейчас. — Хорошо, пусть она пока останется здесь, пойдем Эльза. — твёрдо сказала Алия и покинула камеру Лиры вместе со своей советницей оставив девушку на едине со своими страхами. Следующие несколько дней Алия провела в мрачных размышлениях. Её мучило чувство вины и одновременно неутолимое желание отомстить за мать. Её шаги, ранее полные уверенности, стали неуверенными, её голос — менее твёрдым. Она бродила по коридорам дворца, не находя себе места, вспоминая разговоры с матерью. «Месть никогда не делает нас счастливыми, Алия», — звучал в её памяти голос Элизабет. «Она лишь порождает новую боль, новый виток ненависти». Алия искала ответы в тех местах, где они с матерью были счастливы, — в садах, где они часами гуляли, обсуждая дела королевства. В библиотеке, где Элизабет учила её истории и мудрости. Но покой так и не приходил. В конце концов, Алия приняла решение. Она отправилась на могилу матери, в священный храм Великой Матери, где королевы Востока покоились веками. Она долго стояла у мраморного надгробия, чувствуя холод, исходящий от камня. «Я не убью её, Матушка. Я не стану такой, какой ты боялась меня увидеть», — прошептала Алия, и эти слова стали для неё новым обещанием. Она всё ещё не знала, что делать с Лирой, но она знала, что теперь это будет её личная, а не политическая, ответственность. Лира останется живой, но её судьба будет решаться ею, Королевой Востока.

***

Лире казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как она жила во дворце с матерью, окружённая любовью и лаской. А сейчас… сейчас она лежала на сырой соломе, в холодной темнице Алии. Всё её тело ныло, болело. Лира плакала — громко, безудержно. Внутри поселилось ледяное отчаяние, уверенность, что спасения не будет, что этот кошмар никогда не закончится. Её моральное состояние было окончательно сломлено. Холод отступал на второй план перед той зияющей пустотой, что образовалась внутри. Отчаяние окутывало сознание, густым, липким туманом, не оставляя ни лучика надежды, ни просвета. Каждая клеточка тела кричала от унижения — от осознания собственной беспомощности перед жестокостью Алии. Страх, холодный и липкий, пронизывал до костей, парализуя волю. Это был не просто страх боли — это был ужас перед самой Алийей, перед её непредсказуемой жестокостью, перед её властью над жизнью и смертью Лиры. Она вздрагивала от каждого шороха, каждого шага, предвещающего возвращение мучительницы. В памяти снова и снова всплывала её ледяная усмешка и сказанные с леденящей интонацией слова: «Теперь ты моя игрушка». От одного только воспоминания по телу пробегала дрожь. Это было не просто физической болью. Это было сокрушением веры, предательством детской привязанности, жестоким ударом со стороны той, кто когда-то был другом. Осознание этого разрывало Лиру изнутри. Она ощущала себя пленницей, тенью, призраком самой себя, обречённой на вечные страдания в беспросветной тьме. Алия пришла к Лире только на следующий день. Мрачная темница встретила её запахом сырости и страданий. Лира лежала, сжавшись на соломе. Её тело было неподвижным — слишком хрупким, в полумраке камеры. Она была без сознания, истощённая до предела — от пережитого ужаса, холода и голода. Алия на миг усомнилась — жива ли принцесса? Но, подойдя ближе, заметила слабое, едва различимое дыхание. — Приведите её в чувство. Накормите её, — голос Алии, прозвучавший в гулкой тишине подземелья, был резким и повелительным. — Я зайду позже. — Тюремщица поспешно приблизилась к Лире. Оставшись наедине с пленницей, она осторожно привела её в чувство, плеснув в лицо ледяной водой из каменного ведра. Лира вздрогнула, застонала от боли, открыла воспалённые, опухшие глаза и с ужасом, полным непонимания, посмотрела на женщину, склонившуюся над ней. Та молча, без единого слова — ни сочувствия, ни злорадства — принесла таз с водой и тряпку и обмыла измученное тело Лиры. Затем она подала грубую глиняную миску с жидкой, серой тюремной похлёбкой. Лира не ела уже давно — голод брал своё. Повинуясь инстинкту самосохранения, она, превозмогая слабость, съела всё до последней ложки. Натянула на себя остатки изорванной рубахи, пытаясь хоть немного согреться, и провалилась в тяжёлый, беспокойный сон, полный кошмаров. Потянулись бесконечные, мучительные дни плена. Время в сырой и холодной темнице текло медленно и неумолимо, отсчитывая каждую секунду страданий юной Лиры. Со временем тело Лиры оцепенело, перестало остро реагировать на холод. Ужасные ощущения притупились, но чувство безысходности никуда не исчезли, прочно въевшись в самую глубину её израненной души. Лира угасала день ото дня. Она стала бледной, исхудавшей, измученной не только физически, но и морально. Её глаза, когда-то сияющие небесной синевой, потускнели, в них поселилась вечная печаль и глубокая тень отчаяния. Заметив её подавленное и апатичное состояние, Алия, движимая своей изощрённой жестокостью, с презрительной усмешкой приказала тюремщицам найти для Лиры какую-нибудь работу. Теперь Лире приходилось мыть холодные каменные полы в длинных коридорах и других мрачных камерах, вычищать грязные отхожие места. Иногда ей поручали разносить скудную еду другим несчастным пленникам, опускаясь в самые тёмные и зловонные уголки тюрьмы, где царили лишь мрак и отчаяние. Несмотря на все перенесенные страдания и унижения, на физическую боль и моральное сокрушение, Лира каким-то чудом сохраняла остатки своего благородства и тихой доброты. Это было упрямство северной крови, или просто нежелание опускаться до уровня тех, кто причинял ей боль. Она старалась быть вежливой даже с грубыми и порой жестокими тюремщицами, никогда не отвечая на их злобу своей злобой, не опускаясь до их низкого уровня бездушия. Она просто выполняла приказы. — За что же Королева так с тобой, дитя? — нарушив гнетущее молчание темницы, осмелилась спросить одна из надзирательниц. Её звали Мэри, она была женщиной суровой, но в глазах её порой мелькала усталость, а не только жестокость. Мэри знала историю Лиры лучше многих. Знала, что эта девушка — не преступница, а заложница, которую привезли во дворец ещё ребёнком, много лет назад. Мэри наблюдала за тем, как Лира, стоя на коленях, с усилием оттирает грязный пол вокруг зловонной ямы. — Моя семья виновна в смерти её матери, Королевы Элизабет, — тихо ответила Лира, не поднимая своих потухших глаз от каменных плит. Слова слетали с губ тяжело, обжигая горечью и бессилием. — Ох, ох, ох… — Мэри запричитала, сочувственно качая головой. В её голосе не было притворства. Она действительно не понимала. — Твоя семья… Но ведь когда Королева Элизабет покинула этот мир, ты была здесь, на Востоке в Летнем Дворце. Разве ты виновата в том, что произошло там, на Севере, с Королевой Элизабет? Мэри тяжело вздохнула. Она была лишь тюремщицей, винтиком в огромной машине власти, и ничего не могла поделать с судьбой этой девушки. — Знаешь… — Мэри понизила голос, оглядываясь, чтобы никто не услышал их разговора. — Наверное, причиняя страдания тебе… Королева Алия так изливает свою собственную боль. Боль от потери Матери. Она ведь очень любила Королеву Элизабет. И горе, которое её снедало, превратилось в эту… эту ярость. Ты просто оказалась… оказалась под ударом этой ярости. Лира лишь тяжело вздохнула, не находя в себе сил для ответа. Слова Мэри, пусть и сказанные из сочувствия, не облегчали её мучений. Она ничего не сказала, а только продолжила своё молчаливое, изнурительное занятие. Её единственной задачей было усердно оттирать грязными, рваными тряпками холодный каменный пол вокруг зловонной ямы, куда ежедневно выливались нечистоты и грязные помои. Эта яма, эта отвратительная жижа, казалось, символизировали всю мерзость и безысходность её нынешнего жалкого существования. Это был непосильный труд для хрупкой девушки. Её руки быстро покрылись болезненными трещинами от постоянного контакта с грязью, нечистотами и холодной водой. Кожа на них загрубела и покраснела, потеряв былую нежность. Она постоянно испытывала мучительный холод, пронизывавший её до костей в сырой темнице, но вынуждена была продолжать свою работу. Боль, страх, физическое истощение и отчаяние стали её постоянными спутниками в этом кошмарном плену. Внутренний мир Лиры был таким же истерзанным, как и её тело. Она часто думала об Алии. Не могла понять, почему та, кто когда-то спас её от падения, кто утешал её в ночи и обещал защищать, стала такой жестокой. Она помнила доброту Алии в детстве, помнила её улыбку, её тёплые объятия. Да, они не виделись с девяти лет, но Лира всё равно помнила ту Алию. Она даже скучала по ней в Летнем замке, вспоминая её как единственного друга в чужой стране. Лира не могла представить, что их следующая встреча будет полна такой боли, такого унижения. Она любила ту Алию, принцессу с каричнивыми глазами и добрым голосом. А эта… эта Королева с ледяным взглядом и жестокими руками была ей незнакома и ужасала до глубины души. В темницах Алии томились преступники, заслужившие наказание по законам её государства: воровки, взяточницы, мошенницы. Некоторые из этих узниц провели в тюрьме долгие годы, влача жалкое существование в каменных стенах. Алия редко прибегала к смертной казни, считая её крайней мерой, достойной убийц невинных. В остальном же она стремилась быть справедливой правительницей для своего народа, хоть и суровой. Когда в темнице заболела одна из узниц — женщина истощённая и слабая. Лира, видя её страдания, с робкой надеждой упросила тюремщицу позволить ей ухаживать за больной. Тюремщица согласилась, не предполагая, какой эффект это произведёт на саму королеву. Вечером Алия спустилась в темницу. Но, не найдя пленницу в её обычной камере, королева вскипела от гнева. Она стремительно направилась к тюремщице, её глаза метали молнии. — Где моя пленница?! — спросила она с угрозой в голосе. Тюремщица вздрогнула, ощутив на себе всю силу королевского гнева. Она побледнела и, не проронив ни слова, жестом указала на камеру больной узницы, находящуюся в глубине коридора. Алия, нахмурившись, подошла к указанной камере и остановилась, вглядываясь в маленькое зарешеченное оконце в двери. То, что она увидела, заставило её замереть в изумлении. Лира, опустившись на колени на грязном полу, склонилась над больной узницей. В руках северянки была тряпка, смоченная водой, которой она бережно обтирала горячее, измученное лихорадкой тело женщины, метавшейся в бреду. Лира, не жалея себя, старалась делать всё, чтобы облегчить страдания незнакомой ей женщины. Алия была поражена до глубины души. Её враг, северянка, принцесса, проявляла неподдельную доброту и сострадание к простой женщине. — Что это… — тихо спросила Алия у тюремщицы, не отрывая взгляда от трогательной сцены. — Эта северная узница… добра ко всем, — робко ответила тюремщица, не смея поднять глаз на королеву. — Когда заболела эта женщина, Лира отдала ей свою похлёбку и не отходит от неё, стараясь облегчить её страдания. Она часто проявляет доброту… не жалуется, не грубит… помогает со всем, что ни скажешь… ухаживает за старыми и больными узницами, делится своей едой… Алия продолжала молча наблюдать за Лирой. Она видела, как северянка, превозмогая усталость и собственную боль, с едва заметной улыбкой на бледном лице что-то тихо говорила обессиленной больной женщине, наблюдала за её движениями — плавными и спокойными, полными заботы и участия. — Мне отвести девушку в её камеру? — осмелилась спросить тюремщица, не понимая, чего ожидать от королевы. — Нет, пусть сегодня останется здесь, — после некоторой паузы ответила Алия, её голос звучал глухо и неопределенно. — И да… она отдала свою еду больной? — Да, Ваше Величество… — подтвердила тюремщица. — Дай моей пленнице дополнительную миску похлёбки и убедись, что она всё съела, — приказала Алия, и бросив долгий, нечитаемый взгляд на Лиру, ушла из темницы, погруженная в свои мысли.