Нити Судьбы: Заложница ✨ Том 2

С первыми лучами солнца Лира уже была на ногах. Тонкое, серое платье нисколько не защищало от пронизывающего мороза, лёгкая накидка на плечах была не толще паутины. Метла в её руках, тяжёлая и неуклюжая, с трудом скользила по заснеженным дорожкам сада. Двор был пуст, деревья обнажены, их ветви были покрыты инеем. Холод проникал под кожу, пробирая до самых костей, но она продолжала мести — медленно и послушно. Она кашлянула, прикрыв рот ладонью. Воздух жёг горло, грудь ныла от боли. На краю двора, у служебного входа, из-под груды мусора послышалось тихое поскуливание. Лира замерла. Прислушалась. Маленькое существо — щенок, худой, с облезшей шерстью — выполз из-под деревянного ящика. Он дрожал всем телом, осторожно ступал, поджимая лапу. Подошёл ближе к крыльцу, надеясь на тепло или еду. Одна из служанок, в синей рабочей тунике, заметила его. — Опять! — фыркнула она и, схватив медный совок, замахнулась. — Уходи, тварь! Металл со свистом рассёк воздух. Щенок взвизгнул, шарахнулся в сторону. Совок, с глухим звуком ударившись о стену, упал на землю. — Не смей! — крикнула Лира, бросив метлу. Она подбежала к щенку и подхватила его на руки. Та обернулась, её лицо было искажено презрением. — Это падаль. Зачем он тебе? — Он не сделал ничего плохого, — сказала Лира, опускаясь рядом со щенком. — Он просто замёрз. И ранен. — Не выдумывай, — фыркнула служанка. — Если его не прогнать — сбегутся все бездомные собаки. — Я его унесу, — быстро сказала Лира. — Он не будет мешать. Служанка смерила её взглядом, полным презрения, но, пожав плечами, ушла. Щенок едва слышно поскуливал. Его передняя лапа была в крови, шерсть свалялась от грязи. Прячась от чужих глаз, она поспешила в свою комнатку, прижимая дрожащее тельце к груди, пытаясь согреть. Она бережно уложила его на свою кровать, села рядом. Достала из кармана кусочек хлеба, припасённый с завтрака, и протянула ему. Щенок, не веря своему счастью, тут же схватил хлеб и жадно съел. В этот момент в дверях появилась Риса. — О боги, Лира, что ты делаешь? Сюда нельзя приносить животных! — Но он совсем продрог, и он ранен, — прошептала Лира, гладя щенка по голове. Риса растерялась, глядя на эту сцену. — Прошу… он погибнет там, на улице. — Лира, ну нельзя же… — начала Риса, разводя руками. — Придумай что-то, — взмолилась Лира. — Давай в сарае его спрячем, — быстро предложила Риса. — Там его не найдут, если он не будет шуметь. Лира с облегчением вздохнула. Она прижала щенка к груди. — Ты только не шуми, — прошептала она ему, и они вдвоём, прячась от посторонних глаз, побежали к сараю. Они проскользнули по задворкам, обходя конюшни, и наконец добрались до старой постройки. Внутри пахло сеном и деревом. В углу они нашли несколько старых тряпок, сложили их, устроив для щенка уютное, тёплое гнездо. Девушки навещали его каждый день, стараясь прокрасться незаметно, принося еду и воду. Лира отдавала свой хлеб, а Риса тайком приносила остатки со стола. Алия вместе с Эльзой направлялась на совет ранним утром. Их шаги гулко отдавались от каменных стен замка. Внезапно внимание королевы привлекла мелькнувшая вдали фигура. Из окна одного из коридоров, выходившего в сад, она увидела Лиру. Девушка, одетая лишь в лёгкую ночную сорочку, босая шла по холодной, покрытой снегом траве. Её платиновые волосы рассыпались по плечам. Она двигалась быстро и тихо, что-то прижимая к груди, стараясь скрыть от чужих глаз. — Куда это она бежит в таком виде? — удивилась Эльза, следя за исчезающей фигурой. — Пойдём посмотрим, — произнесла Алия. Они спустились по лестнице и вышли в сад. Утреннее солнце только начинало окрашивать небо в розовые и золотистые оттенки. Они проследили за Лирой до старого сарая. Девушка сидела на корточках и что-то шептала, нежно поглаживая щенка. Алия наблюдала за этим в молчаливом недоумении. Лира вздрогнула от неожиданного звука, испуганно схватила щенка и обернулась. В её глазах — страх и отчаяние. — Так вот кого ты прятала, — усмехнулась Эльза. — Мы северянку во дворец впустили, а она ещё и пса притащила. — Северянка, — грозно произнесла Алия, стараясь сохранить серьёзность. — Объяснись. Лира прижала щенка сильнее, её сердце колотилось от страха. Девушка была бледной, с тёмными кругами под глазами, губы её слегка посинели от холода, и она заметно дрожала. — Он… к замку прибился… на кухню пробрался… голодный был… а его прогнали… Он ранен… — прошептала она, едва сдерживая кашель. — Я ему свою еду отдаю, Ваше Величество… я не беру чужое… Он никому не будет мешать… прошу вас… Алия смотрела на эту хрупкую девушку, на её испуганные глаза, на то, как она бережно прижимала к себе маленького щенка. — Отнеси его на псарню, — произнесла Алия ровным, холодным голосом. — Там о нём позаботятся. Ему там будет лучше. Он станет сильным и здоровым. Найди Ингрид, главную по псарне, и скажи, что это мой приказ. Отдай ей щенка. Лира замерла. — Но… Ваше Величество… — прошептала она. — Там… ему будет… — О нём позаботятся, Лира. Отнеси его Ингрид, — повторила Алия, резко. — А то, знаешь, что будет? — Накажете меня? — тихо спросила Лира, опуская голову. — Именно. Выпорю, — холодно произнесла Алия. — А теперь ступай, отдай щенка и иди в свои покои. И не бегай тут полуголой. — Спасибо! Спасибо, Ваше Величество! — Лира засияла от радости. Быстро поклонившись, она крепко обняла щенка и поспешила прочь. Алия, наблюдая за её поспешной походкой, повернулась к Эльзе. — Эльза, — произнесла она, её голос стал ровным, деловым. — Убери эту девчонку со двора. Она выглядит больной. Пусть работает в замке, в моём крыле. Там тепло. Моя личная рабыня недавно родила. Мне нужна замена. Пусть прислуживает мне за завтраком, протирает пыль, поливает цветы в моем крыле. Мёртвая рабыня мне не нужна. Эльза не улыбнулась. — Ваше Величество, я не ослышались? Вы приказали убрать её со двора? — Ты всё слышала, — отрезала Алия. — Я не трачу средства на бесполезных. Она должна быть в форме, чтобы приносить пользу. Утром, пока двор ещё спал, Лира ждала. Софи, её единственная поддержка в этих стенах, появилась у дверей её крошечной комнатки. На лице служанки читалось глубокое волнение. Она принесла с собой не только еду, но и новое платье. Платье было сшито из грубой, но тёплой серой ткани, а в качестве обуви были тряпичные тапочки. Лира ощутила, как по телу пробежал озноб. Не от холода — от страха. Работать в крыле королевы означало находиться постоянно в непосредственной близости от Алии, видеть её каждый день, подчиняться её приказам. Сердце Лиры сжалось. Она знала, что не может ослушаться, не может спорить. Любое неповиновение приведёт к наказанию. У неё не было выбора. Она взяла одежду и с дрожащими руками начала переодеваться. Закончив, она неуверенно подошла к небольшому зеркалу на стене. Взглянула на своё отражение. Из зеркальной глубины на неё смотрела незнакомка — и одновременно до боли знакомая девушка. Истощённое, бледное лицо, огромные, ещё полные тревоги и печали глаза. Серое платье, хоть и скрывало синяки и следы голода, не могло спрятать общую хрупкость фигуры, измученный вид. И там, на тонкой шее, зримым символом её участи, тускло поблёскивал холодный металл рабского ошейника. Немой, но красноречивый знак её нового статуса, её бесправия, её судьбы. Долго смотрела Лира в это отражение, пытаясь найти в нём отголоски той, кем она была. Принцесса Севера. Дочь королевы. Но та Лира осталась в другом мире, за стенами темницы, за пеленой боли и унижения. Теперь в зеркале была лишь тень той принцессы, отмеченная клеймом рабства, живущая в настоящем, лишённом прошлого и окутанном туманом неопределённого будущего. Глаза вновь наполнились слезами. Это была тихая скорбь по утраченному и горькое принятие неизбежного. Прошлое ушло навсегда. Свободы, той свободы, что она знала, больше нет. Оставалось лишь одно — принять свою участь. Принять этот мир, эту новую, жестокую реальность. Научиться дышать в ней, жить, сохраняя в самой глубине души крошечную, едва тлеющую искру надежды. — Очень хорошо, — услышав за собой Лира обернулась и посмотрела на Софи. — С сегодняшнего дня начнёшь прислуживать. Её Величество хочет, чтобы ты прислуживала ей за завтраком сегодня. Нет ничего сложного. Просто будешь наливать ей чай, накладывать еду. Королева завтракает в своих покоях. Поэтому сейчас пойдёшь туда. Не спорь. Что бы ни случилось, подчиняйся. Любое неповиновение лишь даст ей повод… наказать тебя. Просто делай всё, что она скажет. Софи помогла собрать непослушные светлые волосы в простую косу, её пальцы нежно коснулись кожи шеи у самого ошейника. Затем, мягко положив руку на плечо Лиры, она повела её прочь из комнаты, по длинным, гулким коридорам дворца. Шаги отдавались эхом, стены казались неприветливыми, но присутствие Софи рядом давало крошечное ощущение защищенности. Перед самыми дверями королевских покоев Софи остановилась. Возле покоев уже стояла прислуга с кухни с подготовленным подносом. Софи взяла поднос и передала его Лире. — Вот, отнеси завтрак и выполняй приказы Её Величества, Лира. Лира взяла поднос и кивнула, показывая, что поняла. Тяжёлые двери королевских покоев бесшумно распахнулись. Лира шагнула внутрь, вступая в иной мир — мир шёлка, бархата, мерцающего света свечей и тяжёлого, терпкого аромата благовоний. За спиной послышался тихий щелчок замка — Софи осталась снаружи, путь назад был отрезан. Лира замерла у порога, сердце стучало частой, тревожной дробью. Посреди комнаты, в кресле из тёмного дерева с резными подлокотниками, у стола, заваленного свитками и пергаментами, сидела Алия. Королева была погружена в чтение, свет свечей мягко ложился на её лицо, оттеняя острые черты и холодный блеск в глазах. Она, не поднимая головы, кивнула. — Поставь поднос на стол… Лира выполнила приказ и опустила руки вдоль тела. Голова была низко опущена, взгляд устремлён в пол — поза, которая должна была демонстрировать покорность и смирение. Воздух в покоях был плотным от напряжения. Наконец Алия медленно опустила свиток на стол и подняла взгляд. Её глаза, тёмные и проницательные, остановились на фигуре Лиры. Перед ней стояла девушка, бледная и растерянная. Она время от времени покашливала. Серое платье скрывало небольшие раны, чистые светлые волосы, собранные в скромную косу, обрамляли худое, но уже не такое мертвенно-бледное лицо. Однако, несмотря на внешние изменения, поза Лиры, её потупленный взгляд, нервно сжатые руки говорили о многом. Рабыня. Отмеченная ошейником, смирившаяся со своей участью. Алия поднялась из кресла неспешно и обошла замершую Лиру. Взгляд королевы скользил по фигуре пленницы, оценивая, осматривая её свысока, как владелец осматривает ценное, но безмолвное имущество. Алия отметила простоту серого платья, покорно опущенную голову. Уголки тонких губ королевы тронула холодная, лишённая тепла усмешка. — Вот так… — произнесла Алия с насмешливым превосходством в голосе. — Так и должны выглядеть рабыни. Скромно и покорно. Лира старалась избегать встречи глаз с Алией. Пронизывающий взгляд королевы обжигал её душу ледяным пламенем, заставляя всю внутренность сжиматься от невыносимого ужаса. Отчаянное желание зарыдать, вырваться из этих цепких рук, исчезнуть в небытие охватило её с новой силой. Но в памяти звучали предостерегающие слова Софи, напоминая о необходимости беспрекословного повиновения. Лира смиренно опустила взгляд, готовая подчиниться любой воле своей мучительницы. — Встань там в углу, если понадобишься я тебя позову, — приказала Алия, и вернулась за свой стол, просто стала завтракать, спокойно и не спеша. Она сково взяла свиток который читала пару минут назад. Лира стояла неподвижно, стараясь не шевелиться, в надежде, что Алия просто о ней забудет, и осторожно наблюдала за королевой. Тёмные волосы, цветом глубже самой ночи, тёмной волной рассыпались по плечам королевы, создавая разительный контраст с бледной кожей. Алия была поразительно, пугающе прекрасна. Её красота была холодной, отстранённой, недоступной, но именно эта неприступность делала её ещё более ослепительной. Лира не могла отвести взгляда. Идеальные, будто высеченные, черты лица — резкие и в то же время утончённые, высокие скулы, прямой нос — всё в её облике дышало силой, властью и непреклонной волей. «Прекрасная», — это слово помимо воли прозвучало в мыслях Лиры, заглушая на мгновение всепоглощающий ужас. Впервые за долгие месяцы плена страх отступил достаточно, чтобы она смогла увидеть в своей мучительнице не только источник страданий, но и эту подавляющую, неоспоримую красоту. Как могло в столь прекрасном теле таиться столько жестокости? Вопрос болезненно кольнул в сознании, не требуя немедленного ответа, но повисая в воздухе тяжёлым неразрешимым противоречием. Взгляд Лиры скользнул дальше, мимо стола, за которым сидела королева, и остановился на большом портрете, что занимал почётное место на стене, над массивным, уставленным свитками рабочим столом Алии. На нём были изображены мать и дочь — Королева Элизабет и маленькая Алия. Юная Алия, с беззаботной, радостной улыбкой, сидела на коленях у своей матери, прижавшись к ней. Королева Элизабет, не менее прекрасная и величественная, чем сейчас Алия, смотрела с портрета взглядом, полным безграничной нежности и материнской любви. Её руки бережно обнимали дочь. Тяжесть в груди Лиры была невыносимой. Это было не только бремя оков, но и куда более тяжёлая ноша воспоминаний и утраты. Она помнила Королеву Элизабет, которая была добра к ней. Она понимала глубокую любовь Алии к её мудрой и нежной матери и ощущала отголоски этой скорби. Но острее горя было недоумение. Как могла Алия забыть? Забыть их общее детство, заботу Алии, их общий секрет о неудачном побеге? Как всё могло измениться столь кардинально? Теперь Лира была пленницей, рабыней той самой, что когда-то была её ближайшей подругой. Она цеплялась за воспоминания о детской заботе Алии — протянутую руку, утешающий шёпот, общий смех. Эти фрагменты прошлого были резким, мучительным контрастом нынешней реальности. Девочка, бывшая её другом, теперь стала её мучителем, наносящим раны куда глубже телесных. Неужели ничего из того прошлого не осталось? Исчезла ли их общая история бесследно, оставив лишь госпожу и рабыню? Пропасть между тем, что было, и тем, что стало, разрывала душу Лиры, оставляя её потерянной в ландшафте невыносимых перемен. Лира вновь перевела взгляд на королеву, затем обратно на портрет. Сходство было поразительным, почти пугающим. Те же черты лица, та же гордая осанка, то же достоинство. Но если с портрета на неё смотрела любовь — ощутимая, тёплая, почти физическая — то от Королевы Алии исходил холод. И в этот миг Лиру пронзило осознание. Пронзительное, сокрушительное. Сердце сжалось от остроты этого откровения. Боль. Ненависть Алии питала не просто злоба, а глубокая, истерзавшая её душу боль. Боль невосполнимой, страшной утраты. Потеря матери, Королевы Элизабет, оказалась раной, которая так и не затянулась. Эта потеря превратила прекрасную девушку, улыбающуюся на портрете, в жестокую, испепеляемую ненавистью женщину. Алия мстила миру за свою боль. И Лира, несчастная пленница из Северного королевства, стала лишь воплощением этой боли в глазах королевы, символом того, что было отнято. Она была не целью, а мишенью. Все страдания, вся жестокость, обрушившаяся на неё, были лишь горьким, извращённым отражением безутешного горя Алии. Лира стояла, замерв, став частью теней, неподвижная, безмолвная, растворяющаяся в роскоши королевских покоев. Оставалось лишь ждать. Внезапно, резкий, громкий стук в тяжёлую дверь разорвал утреннюю тишину. Алия подняла голову, взглянула сначала на Лиру, а затем на дверь. — Войдите, — голос Алии прозвучал властно, не терпя промедления. В покои вошла Эльза, её лицо было серьёзным. — Так рано, Эльза? — спросила Алия. — Что стряслось? — Новости с Севера, Ваше Величество. Срочные. Алия перевела взгляд с Эльзы на Лиру, стоящую в углу. На лице королевы мелькнуло мимолётное, хищное удовлетворение. — Новости, значит… Какие же? Эльза подошла ближе, протягивая королеве сложенный пергамент, скреплённый печатью. Алия взяла его, быстрым, острым взглядом пробегая по строкам. На её лице появилось лёгкое удивление, затем оно сменилось сосредоточенностью. — Вот как… — пробормотала она себе под нос. — А я-то всё гадала, почему Север так легко забыл о своей наследнице… Алия подняла голову, её взгляд вновь остановился на Лире, и в нём читалась откровенная насмешка. — Ты можешь идти, Эльза, — властно произнесла королева. — С этими новостями мы разберёмся. Сейчас нам не о чем беспокоиться. Они там… заняты своими делами. Разрозненны. Обескровлены. Без нашей защиты им не продержаться. Нашему королевству ничего не угрожает. Эльза низко поклонилась и покинула покои, оставляя Алию наедине с её пленницей. Двери за ней бесшумно закрылись, вновь погружая комнату в напряжённую тишину. Алия поманила к себе Лиру. — Подойди, рабыня, — Лира приблизилась. — Твоя мать мертва, Лира, — произнесла Алия, и голос её был абсолютно ровным, лишённым любых эмоций — ни сострадания, ни даже злорадства, только холодная констатация факта. — Она погибла в одном из боёв. Её больше нет. Лира слушала эти слова, и мир вокруг рушился. Немой ужас сковал её, она смотрела на Алию застывшим взглядом, не в силах поверить. Мать… мертва? Сердце в груди разорвалось от внезапной, невыносимой, оглушающей боли. Всё остальное перестало существовать. — Кто такие Волки, Лира? — голос Алии прозвучал резко, перебивая нахлынувшую волну горя, совершенно не обращая внимания на потрясение, застывшее на лице девушки. В горле у Лиры встал ком. Она захлебнулась беззвучным рыданием, пытаясь сдержать рвущиеся из груди стоны. Мать… Умерла… — Я повторяю вопрос, принцесса, — голос Алии стал холоднее, в нём зазвенела сталь. — Не испытывай моего терпения. Если я спрошу в третий раз, ответ будет выбит из тебя. Ты хочешь этого? Отвечай! Кто такие Клан Волков? Кто такая Гризельда? Алия смотрела на неё выжидающе. Её взгляд был тяжёлым, непроницаемым, требовательным. Лира ощущала его физически, как давление. — Это… клан… враждебный нам… Если помните, когда вы везли меня с Севера маленькой, меня пытались похитить. Это были те самые волки, — слова вырывались из горла с трудом, губы дрожали, тело сотрясалось от сдерживаемых рыданий. — Они всегда хотели захватить власть… на Севере… давно… Моя мать… она старалась… удержать Север… чтобы не было раскола… но если… если у власти теперь Гризельда… то Север… расколот… — Совершенно верно, принцесса, — в голосе Алии послышались нотки удовлетворения. — Там самая настоящая гражданская война. Пока они грызутся между собой, мы можем спать спокойно. Лира смотрела на Алию глазами, полными слёз, не в силах произнести ни слова. Слова застревали в пересохшем горле, оглушённая душа не могла вместить всей тяжести обрушившегося горя. — Мама… она… — Да, твоя мать мертва, — безжалостно отрезала Алия. — Она заплатила. Заплатила своей жизнью за то, что сделала с моей матерью. А теперь, как я понимаю, на Севере правит твоя Гризельда, и ты больше не принцесса. Ты просто… жалкая рабыня. Убирайся прочь из моих покоев. Голос Алии звучал резко, с отвращением, будто она обращалась не к живому человеку, а к неприятному предмету, который хочется выбросить. Горе и потрясение сковали Лиру, превратив в движущуюся статую. Лицо её было бледным, черты заострились, глаза казались пустыми от невыносимой боли. Без единого слова девушка низко поклонилась и вышла из королевских покоев, оставив Алию наедине с тишиной и собственными мыслями. Снаружи, у тяжёлых дверей королевских покоев, ожидала обеспокоенная Софи. В глазах её читалась тревога, на лице застыло выражение глубокого беспокойства и сочувствия. Она нервно переминалась с ноги на ногу, прислушиваясь к звукам из-за дубовой створки, и теперь, увидев Лиру, выходящую оттуда, её сердце сжалось. — Лира, что произошло? — тихо, едва слышно прошептала Софи, вглядываясь в побледневшее до неузнаваемости лицо девушки, в её широко распахнутые, полные ужаса глаза. Лира не ответила. Не произнеся ни слова, она бросилась к Софи, ища в её объятиях спасения, утешения, защиты от кошмара, который только что пережила. Софи мгновенно обняла её в ответ, быстро, тревожным взглядом осматривая тонкое, дрожащее тело. — Лира, пожалуйста, что случилось? — повторила Софи, её голос дрожал от нарастающей тревоги, видя абсолютную потерянность девушки, её неспособность даже говорить. Лира подняла на Софи глаза — огромные, затуманенные слезами, полные невыносимой боли и абсолютного отчаяния. Открыла рот, пытаясь заговорить, но слова застряли в пересохшем горле, не находя выхода из переполненной горем души. И тогда рыдания вырвались наружу. Не сдержанные всхлипы, а глубокие, сотрясающие всё хрупкое тело, рвущие душу на части. Софи крепко обняла её, прижала к себе, пытаясь всем своим существом передать тепло, поддержку, желание облегчить невыносимую боль. Гладила по спине, шептала успокаивающие слова, которые сама едва слышала. — Пойдём, Лира… пойдём в твою комнату, — мягко, но настойчиво проговорила Софи, осторожно отстраняя её от двери покоев. Бережно поддерживая, Софи повела Лиру по коридору, помогая ей сделать каждый шаг. Привела в её скромные, но уютные покои. Аккуратно помогла добраться до кровати и уложила её на мягкие подушки. Уселась рядом на краю ложа, нежно убирая с бледного лица пряди светлых волос, слипшиеся от слёз. — Что случилось, милая? Расскажи мне, — просила Софи, её голос был полон сочувствия и тревоги. Лира начала говорить сквозь продолжающиеся, душащие её рыдания. Слова вырывались отрывисто, перемежаясь со всхлипами, каждое давалось с неимоверным трудом, каждое отдавалось острой болью в израненном сердце. — Моя мама… она… — Снова всхлип. — погибла, в одном из боёв. Голос сорвался на надрывный стон. Новая волна слёз хлынула из глаз, заливая лицо. Лира задыхалась от горя, от ужаса осознания, от невозможности вместить эту потерю. — Трон… — продолжила она спустя несколько тяжёлых вдохов, собрав в кулак остатки сил и воли. — Захватил… враждебный клан… Белых Волков… у власти… Север… расколот… Я… больше не принцесса… моя мама… умерла… Последние слова потонули в новом приступе отчаянных, громких рыданий. Лира закрыла лицо тонкими, дрожащими руками, пытаясь спрятаться от мира, от боли, от самой себя. Софи обнимала её крепко, укачивая, с нежностью, не говоря ничего. Слова были бессильны. Любые попытки утешить сейчас только усилили бы боль. Комната наполнилась звуками сокрушённого сердца, звуками горя, слишком глубокого для слов. Рыдания Лиры усилились, превращаясь в отчаянный, надрывный крик души, сотрясающий стены комнаты. Тонкие руки закрывали лицо, пытаясь скрыть его от мира, от боли, что разрывала изнутри. Софи не говорила ничего. Просто крепко держала её, гладила по спине, по спутанным, мокрым от слёз волосам. Её собственное сердце сжималось от сочувствия, от бессилия хоть чем-то помочь. Она понимала — сейчас любые слова были бы пустым звуком. Горе Лиры было слишком велико, слишком всепоглощающе. Комната наполнилась тяжёлыми звуками её скорби, звуками разбитого сердца, и Софи разделяла эту боль, просто находясь рядом, став тихим свидетелем и опорой в этот страшный час. Она чувствовала, как дрожит тело Лиры, как отчаяние исходит от неё волнами, и эта дрожь, это отчаяние отзывались острой болью в её собственной груди. Наконец, когда буря слёз немного утихла, оставив Лиру совершенно обессиленной, вымотанной, лежащей тихо, лишь изредка вздрагивая, Софи нежно убрала волосы с её лица. Тихо, почти не слышно прошептала, глядя в её бледное, осунувшееся лицо: — Теперь… вы с королевой обе… сироты. В тишине, что наступила после рыданий, вопрос Лиры прозвучал внезапно, почти несвязно: — А где твоя мама, Софи? Взгляд Софи стал задумчивым и немного печальным. — Никто не знает… — тихо ответила она после короткой паузы. — Королева Элизабет нашла меня на улице во время одной из своих поездок. Я была совсем крошечной. Едва исполнился год. Меня привезли сюда, в замок. Выходили, выкормили, вырастили… Она спасла меня и воспитала как компаньонку и служанку для Королевы Алии. Королева Элизабет была… невероятной женщиной. Голос Софи стал теплее, когда она продолжила: — Сама принцесса Алия… Она совсем немного старше меня… нянчила меня, играла со мной. Она всегда была добра ко мне. Любит меня… как младшую сестру. А я… Я обязана ей всем. Моя преданность Её Величеству… она абсолютна. Лира слушала, и сердце её сжималось от странного, не поддающегося пониманию чувства. Она смотрела на Софи — на её искреннее, доброе лицо, на глаза, светящиеся преданностью и любовью к королеве, и не могла поверить. Не могла уложить в голове, что та самая Алия, которая причинила ей столько боли, столько страданий, которая сломала её жизнь, могла быть способна на нежность и заботу по отношению к другому человеку, к осиротевшей девочке. Воспоминания о темнице, о холоде и унижении вновь нахлынули на неё тяжёлой волной. Как могла эта добрая и отзывчивая Софи так искренне любить Алию, которая была к ней так жестока? В душе Лиры было непонимание и недоумение, пытаясь найти объяснение этому противоречию.