Мы можем это повторить

Будильник придумал дьявол, и это факт. Особенно, если к девяти утра нужно тащиться на семинар по истории мировой философии. На семинары я в принципе не хожу, тем более, когда речь о таком бессмысленном и абсолютно бесполезном для меня предмете. Зачем будущему проектировщику знать, что там думал какой-то древний чел о сути вещей? Или читать муторные рассуждения о том, насколько сгнила людская подноготная, и человечество вот-вот скатится с пропасть. Дохрена веков прошло, и ничего – не скатились, живём себе как-то. Короче, философию я не уважаю, как и любую сферу знаний, которые никак нельзя применить на практике. Обычно с такими дисциплинами я разруливаю заранее – пишу курсач или доклад, отвечаю на коллоквиумах, в общем, делаю всё, чтобы зачёт проставили автоматом, и чаще мои манёвры прокатывают. Но с Костью – Аделией Вениаминовной Костюшкиной – эта стратегия дала сбой. Кость от своего предмета фанатеет, и того же требует от студентов. В прошлом семестре я пересдавал семь раз, в этом — из-за особо одарённых, вроде меня, Кость ввела спецсеминары, на которых оценивает, кто и как проявляет активность. Моя активность нулевая, поэтому я стараюсь выехать на посещаемости – лишние пересдачи осложняют жизнь, а я уже брал академ и боюсь вылететь. Остался год с хвостиком, нужно отделаться от универа раз и навсегда, и какая-то мудацкая философия мне не помешает. Сегодняшний семинар ведёт Дрищ. Кость читает только лекции, но у неё целая толпа рабов-аспирантов. Дрищ курсирует от стены к стене, болтая длинными руками. Сама Кость тоже тут, сидит на заднем ряду со стопкой докладов, следит за происходящим в аудитории, как тюремный надзиратель, и делает какие-то пометки в раскрытом блокноте. Наша староста Лида Арканова, захлëбываясь слюнями, распинается про уникальность открытий Юнга. Я честно открыл вчера параграф, собирался хотя бы по диагонали проглядеть и благополучно отключился. За это я пиздец как зол на Юнга. Если бы не он, я бы не уснул в девять вечера, дождался бы Игорька и, возможно, десерта. "Десерт" — не слишком по-пидорски? Или я стремительно обретаю радужные оттенки после совместной дрочки? Что же будет, если мы займëмся чем-нибудь ещё? На предмет «ещё» после ужина я вовсю мониторил гейские каналы и паблики. Через час моя башка лопалась от новой информации, а член рвался к Игорьку, чтобы закрепить изученный материал. Игорька не было, зато была верная правая рука и путанные утренние воспоминания. Этого хватило, чтобы вздрочнуть на ура, а через десять минут я отрубился с учебником в обнимку. Среди ночи я проснулся, прокрался к комнате Игорька, приложил ухо к двери с наклейками, но не услышал ни звука. В коридоре стояли его кеды и висела куртка, я немного успокоился и вернулся к себе. Утром я опять постоял у Игорька под дверью, но было слишком рано, а потом из своей комнаты выкатился зевающий Димас, и я ушёл ни с чем. Теперь в моей башке циркулировал один единственный вопрос «когда?» В метро я достал телефон и начал писать Игорьку сообщение, но потом передумал и стëр. Даже простейшие фразы, типа «как дела?» казались пошлыми, как будто я развожу его на секс. Хотя разве я не развожу? Честно говоря, я сам не мог себе ответить. Я бы списал случившееся накануне на отходняк, но утром оно не прошло, а только глубже во мне засело и отчаянно прорывалось наружу. В одном я не сомневался — мне понравилось, и я хочу ещё. Такая уж у меня азартная натура, пока не получу своего, ни за что не успокоюсь, поэтому проще получить и забыть, как страшный (или не очень) сон. — Максим Сергеев, расскажите, пожалуйста, про архетип Тени. Дрищ наконец придумывает, куда пристроить грабли-ручищи, и складывает их на животе. — Какой ахре… архетип? Я поднимаюсь очень медленно, растягивая время и слова. Шансов сказать что-нибудь вменяемое у меня нет. Если бы я даже и дочитал параграф, то ничего бы не понял — в моём мозгу нет места для философской белиберды. — Тень по Юнгу, — расшифровывает Кость, как переводчик. — Каждый человек носит в себе так называемую тень. — Сказка есть такая. И фильм, — ляпаю я первое, что пришло на ум. — С Олегом Далем, — уверенно прибавляю, очевидно, решив себя закопать, выбесить не только Кость, но и терпеливого Дрища. Одногруппники хихикают и шепчутся, я обречённо жду, чтобы сесть на место и перестать позориться. Мне не стыдно, но тупо некомфортно, что есть области знаний, которые, сколько ни напрягайся, мне не даются. Неприятно ощущать свой предел, как будто я достиг какой-то границы, дальше которой не прорваться. Но иногда в виде исключения можно двинуть в обход, так я думаю. — Пьеса, — поправляет Кость. — Но мыслите вы в верном направлении. Как ни странно, раздражённой она не выглядит. Дрищ вдохновлённо подхватывает: — Шварц, а до него Андерсен, гиперболизировали и подчеркнули отрицательные качества, тёмное человеческое начало. Тень по Юнгу – понятие более всеобъемлющее: отрицаемая и непринимаемая часть личности, то, чего человек в себе избегает, утаивает и даже боится. То, что раздражает его в других людях. Тень появляется не просто так, а для выживания, то есть является щитом, защитным механизмом. Принять эту часть себя необходимо для достижения собственной целостности. Целостный человек, как известно, находится в гармонии с миром и с самим собой. — Те есть человек, который подавляет тень, счастливым не станет? — уточняю я. Возможно, не такой уж и пиздобол этот Юнг, раз всё-таки меня зацепил. Надо бы не забыть и подумать обо всём этом на досуге. — Скажем так, осознание всех граней своего «я» и их выравнивание ведёт к душевному равновесию, которое на обывательском языке мы именуем счастьем. Кость щёлкает ручкой, семинар заканчивается, а я не совсем облажался и даже проявил активность.

***

После универа я опять пишу и стираю Игорьку примерно двадцать раз. Дома он – не дома? Хрен его знает. Игорёк у нас самозанятый хоумстейджер. Это что-то типа дизайнера, который наводит в квартире уют перед продажей или сдачей в аренду. Целыми днями Игорёк зависает на всяких озонах и алиэкспрессах, выбирает аксессуары для интерьера, виртуально обставляет комнаты и переписывается с клиентами. Иногородние заказы он полностью ведёт онлайн, в Москве выезжает на место и прикидывает, что к чему. До того, как полностью переключиться на это занятие, Игорёк долго искал себя: оканчивал курсы парикмахеров и массажистов, что, надо сказать, в хозяйстве пригодилось. Он уже дважды стриг Димаса, а я как-то потянул шею, и Игорёк так размял мне воротниковую зону, что я чуть не кончил. Возможно, тогда-то меня и переклинило, просто дошло гораздо позже. В некоторых вещах я дико торможу, и сообразительным меня не назовёшь. Поэтому я и люблю порядок – он выравнивает мысли и расчищает мозги. Так и не отправив ни одного сообщения, я психанул и поехал тренить, чего стараюсь не делать, если дежурить предстоит всю ночь. Но тут мне загорелось проверить, смогу ли хотя бы час не вспоминать Игорька и всё, что между нами было. Спойлер: нет, не смог. Качалка при бойцовском клубе «Мир единоборств» только для своих. Левых тут в принципе немного, они, в основном, записываются на индивидуалки по рукопашке, греко-римской борьбе или боксу. Хозяин «Мира» и здешнего магазина спортпита – мой начальник Тайсон. От своих охранников он требует дисциплины и нормальной формы, так что без регулярных тренировок не обойтись, благо качалка бесплатная. За год, что работаю на Тайсона, я нарастил мышцы везде, где полагается, и согнал весь лишний жир. Мои родители не в восторге от того, чем я занимаюсь, но платят более, чем вменяемо, поэтому меня всë устраивает. До обеда в клубе тихо и пустынно, только на матах спаррингуются мои коллеги Ашот и Иваш. Я здороваюсь и прохожу в раздевалку, где на одной из полок хранится сумка со спортивной формой. Быстро переодевшись, я затыкаю уши наушниками и заряжаю энергичную подборку, чтобы брать веса потяжелее. После разминки я отжимаюсь и тягаю железо, как не в себя, пока меня не отвлекает Иваш. — Где выхватил? — я замечаю голубой след у него по краю нижней челюсти, который не разглядел при встрече. На смене словить пиздюлей как нехуй делать, и сколько ни качайся, от всего не застрахуешься. — Пидор один прописал, — Иваш криво ухмыляется. — Под солями или ещё какой-то хуетой. Но я его уработал. "Пидор" гулко отдаётся в висках, производя на меня чересчур сильное впечатление. Я не пидор. Не пидор. — Тайсон побазарить зовёт, — сообщает Иваш и отходит. Я со стуком опускаю штангу на пол – блины скручу позже – заставлять ждать начальника идея не из лучших. По пути я припоминаю последние смены, но в упор не помню, где накосячил. Что ж, скоро узнаю. Не уволит же он меня. Потерять работу, пожалуй, самое худшее, что может со мной случиться. Я планирую продержаться в охранке до окончания универа, а то и дольше. Моя работа далека от идеала, но зарплата, качалка и футбол окупают все недостатки. — Есть предложение, Макс, — пожав мне руку, Тайсон сразу переходит к сути, он не любит тратить слов понапрасну. — Двоих новых пацанов берём, тебя снимаем с дежурств, ставим на контроль. Придётся ездить из клуба в клуб, но это повышение и по деньгам плюс пятнадцать процентов. Если согласен, приступаешь со следующей недели. У меня сразу появляется куча вопросов: что за новые пацаны, почему повышают именно меня, сколько клубов нужно объехать за ночь, но Тайсон не тот, кто будет мне всё разжёвывать, выясню позже, а от таких предложений не отказываются. — Круто! Спасибо! Я изображаю сдержанную радость и уже прикидываю, сколько смогу откладывать со своей увеличившейся зп. Горячую воду в клубе снова отключили, я быстро переодеваюсь и ищу каршеринг, чтобы поскорее попасть домой и принять душ. До вечерней смены остаётся ещё масса времени.

***

Дома я опять встречаюсь с кедами Игорька. Его рюкзак валяется под вешалкой, значит, он успел куда-то смотаться, но уже вернулся. Значит, «повторить» мы сможем совсем скоро? Мои сомнения по поводу того, надо оно мне или нет, испаряются за милисекунду, и думаю я только о том, как бы незамеченным просочиться в ванную и не наткнуться на Игорька раньше, чем трансформируюсь из потной образины обратно в человека. Последний пункт я с треском проваливаю, когда сталкиваюсь с ним в коридоре. — Привет, — Игорёк протискивается мимо меня, но потом останавливается и поводит носом. — Здоров. Несёт от меня нехило, поэтому я шарахаю дверью и поспешно задвигаю щеколду. Кто-то считает запах пота признаком мужественности, но меньше всего мне хочется отпугнуть им Игорька. — Максим? — удивлённо раздаётся из коридора. Блядь. От этого «Максим» у меня сразу привстаёт, и это уже какая-то нездоровая реакция. Тень! До меня доходит. Теневая часть меня хочет Игорька, и я не стану целостной личностью, пока этого в себе не приму. Похоже, семинар по философии не прошёл для меня даром. — Чего? — хрипло спрашиваю я из-за двери. — Еду хочу заказать. Будешь что-нибудь? — Давай. Я машинально поправляю набухший член, но тут же отдёргиваю руку. Обычно я думаю о сексе не так уж и часто, только рядом с Игорьком всё происходит совсем не как обычно. — Кесадилья, роллы, лапша, пицца… Игорёк деловито перечисляет названия блюд, но я перебиваю, потому что от звука его голоса мой стояк твердеет, а дрочить на еду — верх упоротости. — Закажи мне то же, что и себе, — прошу я. — Деньги скину. С этими словами я врубаю воду на полную мощность, вспениваю земляничное мыло и смываю с себя следы недавней тренировки с таким энтузиазмом, словно недавно расчленял труп и теперь избавляюсь от улик.

***

— Курьер приедет через двадцать минут, — сообщает Игорёк, когда я вхожу на кухню. Он сидит за столом перед ноутом: одна нога углом стоит на стуле, локтем свободно висящей руки он опирается на колено, другой рукой быстро печатает, то и дело останавливаясь и задумчиво взъерошивая волосы. Я наливаю себе воды и усаживаюсь рядом. Игорёк стучит клавишами и зевает до слёз. Я раздумываю, с чего бы начать разговор, и стоит ли вообще начинать. Пока не определился, я притворяюсь, что увлечённо копаюсь в телефоне и обнаруживаю сообщение от Леси. Возможно, ей нужно что-то забрать, но об этом я узнаю позже. Оставляю непрочитанным и слежу за тем, как Игорёк почëсывает подбородок, подносит ко рту банку лимонада манго-чили и делает глоток. Впадинка между его ключицами как предназначена для того, чтобы прижаться к ней губами Но почему я раньше не замечал? С чего вдруг моя тень, или мой тень, активизировался на Игорька? Он открывает и закрывает какие-то ссылки, сворачивает вкладки, на меня внимания не обращает, что внезапно обидно. Ушёл вчера куда-то на целый вечер, и сидит тут, как будто ничего не изменилось. Может быть, для него так оно и есть? Может быть, он передумал повторять или тупо меня простебал? — Норм хата, — оцениваю я, заглянув в его ноут. — Это просто схема, условная расстановка, — Игорёк разворачивает экран на меня. — Хозяева предпочитают минимализм, но планировка не очень удачная — слишком много углов, которые скрадывают пространство. Нужно аккуратно замаскировать эту особенность и не перегнуть с аксессуарами, — объясняет он, щёлкая мышкой и наглядно демонстрируя что к чему. — А как же "клиент всегда прав"? Мне эта простая истина известна не понаслышке. Отец занимается строительством, и ситуации у него бывали разные. Однажды пришлось платить неустойку, докупать материалы за свои деньги и достраивать впопыхах своими силами, что здорово ударило по нашей семье. — Люди не всегда ориентируются на возможности помещения, и мне предстоит найти золотую середину и как-то выкрутиться, чтобы не остаться крайним, — Игорёк упирается подбородком в плечо и смотрит на меня. — Все нюансы лучше заранее прописать в договоре. Даже если ты чётко следуешь указаниям, существуют риски. Я решаю предупредить, ведь люди далеко не всегда поступают по совести. — У твоих родителей были какие-то неприятности? — Игорёк закусывает щёку изнутри. — Ты поэтому в академ ушёл? Ксю говорила… Он замолкает, я изучаю свои обкусанные ногти. — Прости, это не моё дело, — прибавляет Игорёк. В его голосе столько искреннего участия, что мне сразу легче. Какое-то время мы сидим в тишине, но не потому, что я не хочу обсуждать эту тему, а потому что не знаю, как. Многие посчитали бы отца виноватым, отчасти он и был виноват: работал по типовому договору, где не учитывались мелочи. Естественно, опытный юрист без труда всё перевернул против него. — У отца было два объекта, и на одном его очень подвели, а того, кто подвёл, депортировали из страны, — медленно начинаю я. Слишком много тогда произошло. События накладывались на события, всего я не запомнил. — Отцу пришлось распустить бригаду и доделывать работы самому. Но один в срок он не уложился бы. Родители были против, чтобы я прерывал учëбу, но я их не спрашивал и до сих пор ни о чём не жалею. Мы с отцом ночевали на стройке, спали по четыре часа, питались по будильнику и продержались. — Мы когда-то в бараке жили, — продолжаю я, надеясь, что Игорёк поймёт. — Я как представил, что придётся квартиру продавать… Можно, конечно, и на дачу переехать, но там же далеко от всего. А у мамы работа, у Вадьки школа, и бабушка с дедушкой старенькие, как они одни без нас будут... Короче, плевать, что я позже универ окончу, переживу как-нибудь. Мы с отцом вкалывали, как проклятые и всë-таки успели. Потом я долго сомневался, восстанавливаться или нет. Какой толк в учёбе, если в критическом положении она оказалась только помехой. Отец настоял. Он твердил, что нужно закончить и дотянуть до диплома, я видел, что он винит себя. Из-за этой его вины, я и поддался уговорам, но сразу решил, что буду параллельно работать, чего бы это мне ни стоило. — Знаю, как это выглядит, но мои родители не при чём. Они… они хорошие. Я сам так решил, должен был помочь, — звучит как будто я оправдываюсь или выступаю адвокатом родителей, но никто из нас в оправданиях не нуждается. Я с усилием отрываю взгляд от своих рук и встречаюсь глазами с Игорьком. Он смотрит на меня без жалости, излишней сентиментальности или восторга. И он не говорит ни одной из пустых бессмысленных фраз, чтобы заполнить повисшую паузу: типа я – молодец, и всё сделал правильно, и всё будет хорошо, и бла-бла-бла. — Бывают такие моменты, когда ты просто поступаешь, как поступаешь. Потому что ты – это ты, и не сможешь оставаться собой, если поступишь иначе, — наконец произносит он. Я вижу кривоватый клык, его полураскрытые губы. Игорёк выглядит как тот, с кем мне захотелось поделиться тем, в чëм я не признавался даже его сестре. Как тот, кто сказал мне то, что мне требовалось услышать, хотя я сам того не подозревал. Он выглядит, как тот, кого я хочу поцеловать. Я подаюсь к нему, и тут звонят в домофон.