Это останется между нами

      Сон был крепкий и пустой благодаря коньяку. Никаких тебе тревог, кошмаров или ещё какой-нибудь наркомании, состоящей из мыслей, просмотренных сериалов или игр, — лишь полное безэмоциональное ничто.       И когда Олег смог продрать глаза и поднять голову, он был готов помереть прямо на месте, ощутив, как накрывает расплата за пьянку.       — Я тебя умоляю, Вань, подай воды и… там на столе обезбол. — Ему не хотелось даже вставать с дивана, потому что он был почти твёрдо уверен, что голова при смене позы просто лопнет от давления.       — Две таблетки угля, одна таблетка обезболивающего перед сном — и наутро никаких проблем. — Ваня слабо улыбнулся, но всё поднёс, а потом потрепал чужие волосы. — Живой?       — Нет, — усмехнулся Олег, но протянул свободную руку вперёд, сжимая пальцы, как младенец, пока туда не вложили электронку.       — Сделаю тебе кофе, но потом уезжаю, окей?       — Вообще без проблем. — Олег сделал первую затяжку и тут же ожил по ощущениям. — Твой совет про таблетки… Я как-то пробовал — не помогло, всё равно с утра голова отваливалась. Не верю, что ты сразу подскакиваешь без проблем.       — Я просто встал два часа назад, так что отпустило. Да и из нас двоих ужрался только ты, — усмехнулся Ваня, забирая бутылку с водой обратно. — Есть планы?       Олег жалостливо посмотрел на друга и громко выдохнул:       — Выжить, поклясться, что я больше никогда не буду пить…       — А завтра в бар с Надей… — вставил быстро Ваня.       — В бар с Надей — и потом поклянусь, что больше никогда не буду пить. Но вообще… планов нет. Краснова обещала написать заявление ещё вчера. И из-за этого такое подвешенное состояние, потому что ничего не знаю, но ощущение, что вот-вот менты скрутят.       — Главное — не паникуй. Будешь говорить, как было на самом деле, и всё. Чего она вообще к тебе прицепилась?       — Я в душе не знаю. — Олег всё-таки тихонько поднялся, придерживая пульсирующую голову, и поплёлся в ванную, пока Иван делал кофе с парой ложек сахара и молоком.       Когда Олег вернулся, то первым «упал» в быстрые, но прощальные объятия, громко выдыхая в чужую грудь.       — Будешь сидеть дома весь день? — Ваня слегка похлопал по спине.       — Не знаю, но пока что планирую именно это. Я как будто застрял в густом болоте, не могу двигаться и что-то решать, пока не узнаю, чем это кончится. Искать новую работу надо бы, но если начнётся уголовное дело, то смысл?       — Мы тебе хорошего адвоката найдём — и всё образуется.       — Ага. — Но Олег понимал, сколько стоят услуги такого человека, так что даже спорить не стал. Ему хотя бы работу до конца месяца найти, дай бог, чтобы не пришлось даже размышлять о варианте «Б». Потому что нет ничего хуже, чем променять свою десятилетнюю столичную жизнь на этот вариант.       Постепенно разрывающее голову давление отступало. Может быть, благодаря таблеткам, может быть, из-за кофе с электронной сигаретой, но уже через пару часов Олег чувствовал себя почти как обычно, если не считать фоновой, почти незначительной боли, которая будет держаться ещё минимум полдня.       Ваня уехал по своим делам, а телефон был полон уведомлений из нового приложения, где несколько мужчин и женщин пытались начать с ним диалог, чтобы познакомиться поближе.       И поскольку делать было нечего, кроме как ждать страшного суда, учитель зашёл почитать.       Женщины, которые писали первыми, сразу улетали в чёрный список. И не только потому, что они его не интересовали. Нет, он ведь искал общения, а не быстрого секса, и на роль собеседника мог подойти любой человек. Но те дамы, что писали первыми, были заинтересованы не в нём, а в том, чтобы вытащить его на свидание или просто на встречу в её «любимое заведение», где каждый напиток стоит от двух до трёх тысяч, а средний чек переваливает за двадцатку. Девушка быстро уйдёт, а бородатые ребята, которые управляют заведением, не выпустят тебя, пока ты не оплатишь баснословный счёт.       Аферистки. Такие дамочки, что используют чужие фотографии, воруя их из открытых профилей социальных сетей, обитают в каждом приложении для знакомств. Их задача — заболтать тебя, вывести на встречу в одно из специальных мест, где ты уже хочешь не хочешь, а будешь вынужден заплатить, чтобы тебе ноги или руки не переломали. А она, вся такая красивая и невиноватая, получит с этого чека процент. Олег даже слышал, что общаются в чате одни девушки, а на встречи приходят другие. Такой вот бизнес, который хоть и пытаются постоянно прикрыть, но он всё равно появляется по новой.       Сообщения от парней или мужчин Олег тоже просматривал только мельком, потому что все они начинались стандартно — с приветствия в том или ином виде, и не было какого-то желания продолжать. Может быть, дело в именах, что выбирали пользователи, или в фотографиях, если те были, или в указанных интересах, или в чём-то ещё, но зацепиться было просто не за что. Поэтому Олег вздохнул и снова вышел из приложения, залетая в настройки телефона, чтобы выключить уведомления.       Он обещал. Он свою миссию выполнил. Дело закрыто.       Ближе к обеду, пока Олег пытался организовать себе хоть какой-нибудь «пир» из того, что привёз доставщик из «Самоката», зазвонил телефон.       Он не успел сразу взять трубку, так как именно в этот момент вывалил из раскалённой сковородки жареный фарш, но спустя пару минут, когда руки снова были свободны, первым же делом снял телефон с зарядки и глянул на пропущенный.       Поверх какой-то абстрактной картинки, что стояла на обоях, красовался пропущенный звонок от мамы. И учитель закрыл глаза, когда начал перезванивать.       Олег был самым младшим ребёнком в семье, третьим по счёту, и его маму любой бы назвал скорее бабушкой, так как, когда Олежа родился, ей было уже не двадцать или тридцать, а значительно больше, и в прошлом году женщина отметила семидесятилетний юбилей.       Вырвавшийся из сибирского захолустья Олег всегда с тревогой реагировал на её звонки, потому что каждый раз обязательно звучала либо какая-нибудь фигня, либо размазывание соплей касательно старшего брата, либо что-то ещё. Но и не перезвонить было невозможно, чтобы потом не слышать жалобы от неё самой или от алкаша, среднего сына, который накидается самогоном и будет устраивать разборки о том, «почему ты маму обижаешь». Родственников, увы, не выбирают.       После нескольких гудков женщина ответила, сначала выдерживая паузу, словно начала говорить ещё до того, как разговор начался, но ответа не услышала, и уже потом немного недовольно продолжила:       — Ну же, говорите, я слушаю.       — Мама, это Олег. Ты звонила? — Парень присел на диван, опуская локти на колени.       — Олежа? Чего ж ты молчишь-то? — голос её тут же смягчился, лишаясь всякого недовольства, и звучал теперь скорее как у доброй старушки.       — Так что ты хотела? Что-то случилось?       — Олежа, мне такой сон приснился неприятный. А ты знаешь, что с четверга на пятницу только вещие сны снятся? Вот я и забеспокоилась. — Женщина суетилась, шуршала, пытаясь то ли удобнее сесть, то ли ещё что-то.       — Что тебе приснилось? — без особого интереса спросил Олег, так как не верил в подобное. Все эти вещие сны шли туда же, куда и гороскопы, да и явились явно оттуда же.       Старушка задумалась, бубня что-то себе под нос, а потом ответила вопросом:       — Сынок, у тебя всё в порядке? Тебя никто не обижает? Я знаю, что ты в такое не веруешь, но сердце-то не на месте. У меня плохое предчувствие.       Олег набрал в грудь побольше воздуха, а взглядом упёрся в пол. Мама попала в яблочко, но явно не стоит расстраивать пожилую женщину со слабым сердцем последними новостями. Будет ещё больше волноваться, спать нормально не сможет, и, не дай бог, что-нибудь случится. Олег себя никогда не простит.       — Нет, мам, ничего не случилось, всё в порядке. — Парень даже улыбнулся, чтобы казаться чуть веселее и не звучать расстроенным.       — Обманывать нехорошо, — устало выдохнула женщина, мгновенно распознав ложь. — Зачем маму дуришь?       — Всё правда в порядке, мам, как у всех. Если и проблемы, то самые обычные, бытовые даже, так что не стоит волноваться. — Надо было срочно менять тему, пока Олег не сдался под напором навязанного чувства вины. — А у вас как? Как Андрей? Живой ещё?       Где-то про себя учитель усмехнулся — хотя было ли тут место злорадству? И если он смог вырваться и уехать в лучшую, казалось бы, жизнь, старший брат застрял в родных краях в обнимку с чекушкой. Олег его не очень-то жаловал.       — Сплюнь, Олежа. Живой-живой, вот с огородом помогает, будем вместе банки закручивать, когда всё созреет. И тебе пошлём обязательно.       — Только, умоляю, давай без варенья. Я его столько не ем, сколько ты посылаешь.       — Ну друзьям раздашь, добру, что ли, пропадать?       — Нет у меня такого количества друзей. Ты просто делай поменьше, и нормально будет, — улыбнулся парень уже искренне, вспоминая, что в холодильнике на самой нижней полке стоит литровая банка из-под огурцов, наполненная домашним малиновым вареньем. От него всегда веяло любовью и теплом, хотя Олег и правда редко его ел.       — Сейчас, погоди, брат тоже хочет поговорить…       Олег хотел возразить, даже мгновенно вскочил на ноги, но не успел. А от чужого голоса сразу закатил глаза.       — Чё, малой, как Москва? — Андрей, судя по голосу, растянулся в улыбке с неполным набором жёлтых зубов, но, не дождавшись ответа, продолжил сам: — А я ж это… закодировался! Всё теперь — не пью!       — Горжусь тобой, — сквозь зубы процедил учитель, даже не планируя поднимать тему того, что кодировки — это миф. И как только Андрей сломается и выпьет, то сразу поймёт, что это не работает. И можно будет снова выпасть из мира на месяц или два, утопая в запое.       — Слышно по голосу, как ты рад, но да ладно. Приедешь хоть? Навестишь? Я новую баню строить планирую. Приезжай, летние каникулы же будут!       Олег довольно громко усмехнулся.       — Каникулы у детей, Андрей Александрович, а учителя работают всё лето, как и в другое время года, кроме отпуска, больничного и государственных праздников.       — Да ну?       — Так, знаешь, этот разговор о летних каникулах уже не первый год повторяется, так что…       — А как же баня? — озадачился старший брат.       Та сгоревшая развалюха, которую собирался перестраивать Андрей, ещё лет двадцать назад выглядела весьма сносно, но вызывала только неприятные воспоминания. Самое яркое из которых было связано именно со средним братом. Олег никогда не забудет, как он запер его там, когда на улице было минус тридцать два градуса, и не выпускал, несмотря на крики и слёзы восьмилетнего мальчика.       Да, Андрею влетело от ещё живого отца, но это не уменьшало обиды. Тем более когда он сам во всём винил Олежу и при удобном случае срывался на него. Замкнутый круг: отец надаёт по шее среднему ребёнку, а он, в свою очередь, срывается на младшем, который жалуется родителям. И так постоянно.       И именно Андрей чуть позже был виноват в том, что баня сгорела, хотя всё равно пытался перенести вину на Олега.       Столько лет прошло, а учитель снова ощутил, как кончики пальцев немеют от холода и как мороз начинает щипать щёки.       — Посмотрим, — недовольно ответил он, хотя желания даже близко не было.       Общение с семьёй, а точнее, с конкретным её представителем, можно сравнить с маленькой точечной пыткой, с крючком на длинной ножке, что аккуратно вводят тебе в нос, чтобы добраться до мозгов и хорошенько там поковыряться.       Андрей был из тех людей, которых без угрызения совести можно было смело назвать дураками. На его фоне всегда можно блеснуть острым умом, высоким уровнем самосознания и чётким пониманием мира вокруг. «Если не знаешь физику — весь мир будет наполнен магией» — и это выражение лучше всех описывает то, как Олег видит своего старшего брата.       Но злорадствовать над чужим интеллектом было уместно только в подростковом возрасте, и то это всегда сопровождалось рукоприкладством. Ты можешь быть на сколько угодно умнее окружающих, но если у них тяжелее кулаки, они победят. Москва приструнила Олежу, когда после армии и переезда в общежитие при университете оказалось, что это он дурачок из деревни и в глазах некоторых ничем не отличался от брата.       И с возрастом гордость за себя даже как-то поубавилась, когда пришло осознание, что ему повезло, а брат не от лёгкой жизни начал злоупотреблять алкоголем. Впрочем, несмотря на это, где-то внутри этого алкоголика скрывался талантливый плотник. Человек с золотыми руками, хоть и не имеющий учёной степени.       И, если опустить старые детские обиды, Олег Александрович даже хотел, чтобы кодировка подействовала и брат начал жить. Хотя бы в тридцать шесть лет.       Но никакие заманчивые предложения, если бы они на самом деле были, не могли заставить учителя пожелать вернуться в родные края. В маленький холодный Малоярск, который, с огромной вероятностью, никак за эти годы не изменился.       Андрей ещё о чём-то рассказывал, пока младший брат уже задумался о своём, а потом внезапно, и совсем не по теме, спросил:       — Когда внуки будут? — и тут же мерзко усмехнулся, прекрасно зная, что никогда.       — Какие внуки? — Олег мгновенно оживился, возвращаясь в реальность.       — Мама интересуется вот. Может, ты нашёл себе какую-нибудь хорошую девчонку? — брат звучал немного радостно, словно издеваясь.       — Нет, не нашёл. — Олежа проглотил всё, что хотелось бы сказать на этот счёт, чтобы не ругаться на этой почве снова, да и мама рядом, так что выбора не было. А следом поспешил закончить, наконец, разговор, так как наступила неприятная пауза. — У меня дела, так что мне пора.       — Ты звони, если чё, а то всегда мама первая звонит. Не расстраивай её.       — Я позвоню, да. Обязательно.       Учитель нажал на красную кнопку, сбрасывая, и пыточный крючок вытащили из головы.       Как и полагается матери таких взрослых парней, даже мужчин, она ждала внуков. Ждала их ещё очень давно. Но к семидесяти так и не получила. Самый старший брат погиб вместе с отцом в аварии, средний брат любил бутылку больше, чем женщин, а младший… ей лучше не знать.       Олег упал спиной на расправленный диван, который так и не прибрал, и прикрылся одеялом.       Даже после коротких разговоров на душе всегда оставался небольшой осадок, что неприятно возвращал его в детство. В мрачное, холодное, бедное детство, когда ты вынужден проводить огромное количество времени в тесном доме, где помимо тебя есть ещё парочка старших братьев, с которыми всегда всё неладно. А Андрей каждый день приставал и не давал даже спокойно почитать.       И спустя двадцать лет желание оставаться с ним наедине, вести «взрослые» разговоры полностью иссякло. Потому что Олег прекрасно понимал, что его ориентация — это бесконечный триггер, который не оставляет в покое. Как жаль, что когда-то Андрей про это узнал.       Оставшаяся часть дня улетала в никуда, а свободное время тратилось на всё подряд в попытках отвлечься. Олег запускал разные игры, но был не способен сосредоточиться и выходил минут через пятнадцать. Пытался смотреть сериалы или кино, слушать музыку или листать ленту, но из-за фоновых тревожных размышлений бросал и это, возвращаясь к тому, что просто сидел и смотрел в стену.       В конце концов выбор вновь пал на телевизор, где вымученный смех звучал после каждой неудачной шутки очередного ситкома, наполняя комнату хоть какой-то жизнью, даже ненастоящей.       Когда опустилась ночь, а соседи устроили очередное пятничное веселье в съёмной посуточной студии сбоку, телефон завибрировал.       Олег неохотно глянул на строку уведомлений, но мгновенно разблокировал устройство, открывая новый чат в «Телеграме».       «Добрый вечер. Это Катя.»       По телу прошла лёгкая волна дрожи, пока Олег наблюдал за тем, что ученица ещё что-то печатала следом. Она писала не со своего профиля, что напрягало не меньше. И чем дольше мужчина ждал, тем сильнее колотилось сердце от болезненного предвкушения.       Казалось, что ничего хорошего там точно быть не может. И, возможно, лучшим решением было бы всё немедленно закрыть, но Олег застыл, словно взглянул в глаза Медузе Горгоне и обратился камнем, и уже не мог оторваться от экрана.       Потом печатать перестали. Но ничего не отправили, а вместо этого появилось уведомление, что девушка записывает голосовое.       «Чтоб её».       Олег потянулся за электронной сигаретой и ударил ею пару раз себя по зубам, пока пытался сомкнуть губы на мундштуке. Трясло, как при землетрясении.       Сообщение всё-таки отправили, и учитель сначала сделал глубокую затяжку, прежде чем включить его на полной громкости с самой обычной скоростью, дабы ничего не упустить.       «Простите, пожалуйста, — начала Краснова дрожащим голосом, — я очень вас прошу. Я… клянусь, я не хотела ничего такого, не хотела идти в полицию, мне просто было обидно за двойки. — Олег закрыл глаза, потому что, без сомнения, его вот-вот хватит удар. — Мама настаивала. Но… но я… — Девушка разрыдалась, проглатывая часть слов. Но продолжила, стараясь говорить более внятно: — Я не смогла. Там сидели три ч-человека, допрашивали, и я отказалась от заявления. Олег Александрович, пожалуйста, простите, не уходите из школы, я вас очень прошу. Я не хотела вас обижать, не подумала, клянусь. Я не знала, что это так далеко всё зайдёт…»       Сообщение закончилось ещё одной волной истерического плача.       Олег включил его ещё раз. Переслушал дважды, трижды, перед тем как взялся писать ответ. Неизвестный аккаунт продолжал оставаться в сети, выжидая.       Но он не успел ничего отправить, потому что Екатерина Краснова полностью удалила чат.       Это уже было неважно, ведь самое главное он услышал — заявления нет. Оно должно было быть сегодня, и угрозы Ларисы оказались самыми настоящими, но в последний момент Катя сдалась. Возможно, всё не так плохо и совесть не позволила ей врать на глазах взрослых сотрудников полиции.       Как бы там ни было, Олег снова откинулся на диване. Не было внутри ликования, не было ощущения победы или триумфа. Зато была твёрдая уверенность в том, что это ещё не конец, потому что раз Лариса Краснова дошла до полиции, то вряд ли просто так остановится.