Это останется между нами

      Ночью Олег снова не мог нормально заснуть.       И пока Ваня зарабатывал, общаясь с кем-то в чате и прикрывая все двери на пути во вторую комнату, чтобы не мешать другу, Олег лежал на боку, вновь и вновь читая тонну комментариев.       Он и сам не знал, почему это делает и зачем ему знать, что о нём думают другие. Но местами было даже «забавно», когда кто-нибудь выдумывал очередную чушь.       Например, приписывал ему ещё больше «достижений», связанных с детьми. Люди выдумывали какие-то события, которые якобы случились до инцидента в школе, или с пеной у рта доказывали, что Соколов Олег Александрович уже подписал контракт с Минобороны для участия в специальной военной операции.       Но Олежа всегда чувствовал: решись он на такую службу, очень быстро оказался бы в цинке.       Поспать удалось всего пару часов, перед тем как ненавистный будильник протрещал на всю комнату.       — Я уже скучаю. — Ваня громко зевнул, пока делал кофе, словно и сам нормально не спал.       — Знаешь, а я ведь там не был почти десять лет.       — Да, я заметил. — Ваня поставил две кружки на стол, следом пару пачек песочного печенья, а сам в первую очередь в пару укусов съел протеиновый батончик. Несколько коробок белкового угощения всегда стояли на холодильнике.       — После армии — только один раз. Потом уехал сюда, и как-то вот… Отвратный из меня сын, да?       Получалось и правда скверно, но Олежа посылал маме деньги почти каждый месяц всё это время, стараясь таким образом заглушить совесть и убедить себя, что он не самый плохой сын на свете.       И думать о том, что для мамы важнее, ему не хотелось.       — А что тебе мешало? Ты не скучаешь?       — Скучаю, но это другое. Когда-то я думал, что, если всё здесь получится в лучшем виде, я заберу маму сюда, но это невозможно. И денег у меня нет, и у мамы нет, да и не хочет она никуда. Особенно сейчас, когда возраст такой, что через раз она повторяет: «Дай бог тебя увидеть перед смертью». — Учитель печально и быстро улыбнулся, выискивая несломанное печенье с маленькой капелькой застывшего джема в центре.       — Так почему ты не приезжал раньше?       — Не знаю, не хотелось? Нечего там ловить. Бесконечная тоска и одиночество, особенно зимой, когда работы там нет. Летом ещё куда ни шло: завод, вырубка леса, какие-то вахтовики приезжают, а в другое время года тишина. Я вот уверен: останься я там, давно бы спился на пару с Андреем.       — Он хоть работает?       — Ну… — Олег задумался, глядя на то, как Ваня макает печенье в кофе. — Мама говорит, что да. Но я уверен, что это не так, что она его покрывает и на свою пенсию покупает ему самогон.       — Зато увидишь старых друзей, одноклассников. Буду заранее ревновать, а ты не будь таким пессимистом. Это же не тюрьма.       — А очень похоже на колонию-поселение, — усмехнулся парень, потому что родные края помнились ему именно так.       Все вещи, что Олежа привёз к Ване, пришлось делить пополам, чтобы взять с собой только самое необходимое. Друг одолжил огромный серый чемодан, который они забили одеждой, ноутбуком, купленным для работы, документами, бесконечными кабелями и прочей мелочью, а остальное Ваня сложил на балкон, в том числе любимый компьютер, который учитель собирал сам, полтора года покупая по детальке.       Полпути в такси, пока они ехали в аэропорт, ушло на то, чтобы распрощаться с Надей по телефону, потому что ей надо было очень многое рассказать. Поведать все последние новости, пожелать всего хорошего, чуть ли не заплакать, потому что она будет безумно скучать и в школе теперь у неё самой не осталось верного плеча и поддержки в этой неблагодарной борьбе с подростками. Ради этого она поднялась пораньше в свой выходной.       — Слушай, я же вернусь. К чему такие прощания?       — Но ты ведь в другую школу уйдёшь, да-а-а? — печально протянула математичка.       — Скорее всего. Но, я тебя умоляю: прекращай. А то у меня такое ощущение, что все прощаются со мной, как будто провожают в последний путь. Никто не умер. Ты мне лучше скажи как классный руководитель, Краснова остаётся до одиннадцатого или уходит?       — Остаётся.       — Да блядь. — Олег шумно выдохнул и покачал головой. И хотя он знал, что малолетка планирует сдавать ЕГЭ по истории, всё-таки надеялся, что она передумает. — Ну тогда точно в другую школу. Отсижусь лето и увидимся, так что не волнуйся. Вся эта история уже тысячу раз забудется, по крайней мере я на это рассчитываю, и я вернусь, словно и не уезжал.       Сидевший рядом Ваня, который не мог не поехать вместе с другом, посмеялся, приговаривая, что они с Надей уже договорились попозже встретиться, чтобы вместе пить пиво и лить слёзки из-за потери Олежи. Тот тут же треснул Ваню в плечо.       — Оба прекратили немедленно ржать и сочувственно пожалели вашего покорного слугу. — Олег и сам посмеялся, расслабляясь от чужих, но родных голосов.       Но он ведь и правда скоро вернётся.       Оказавшись в аэропорту, Журавлёв очень долго не хотел прерывать прощальные объятия, прижимая к себе Олега до хруста позвоночника. От вложенных в это действие сил было невозможно вдохнуть, как и толком двигаться, но Олежа терпеливо задержал дыхание, тихонько хлопая по спине в ответ.       А от того, как чужие глаза еле заметно заслезились, Олег и сам был готов расчувствоваться. Ну просто невозможно. Ваня был самым сентиментальным человеком на планете, способным растрогаться от рекламы сока или видео, где людям дарят щенков.       — Мне пора на посадку, Вань…       — Бля, Олежа, подумай ещё разок: оно тебе точно надо?       — Даже если опустить всё, что случилось, я не был дома почти десять лет, так что в любом случае надо съездить. Это же не конец света, да?       — Это ты тогда в универе ко мне первый подошёл познакомиться, я привязался и теперь не хочу прощаться.       — Я подошёл спросить, где нужный мне кабинет, потому что думал, что ты на курсе повыше!       — Не-не, ты увидел меня и влюбился, брат, и не отлипал ни на секунду, так что пришлось сдаться.       — Чего?! — Олег посмеялся, но Ваня смотрел наигранно серьёзно.       — Всё, пиздуй, мелочь, напишешь, как прилетишь. Мы с Надей поставим твою фотку в рамочку и выпьем за тебя.       — Мудозвон, и я старше вообще-то! — Олег ещё раз обнял друга, уже сильнее хлопнув по спине.       — Я всё ещё помню твой голос, слышу, будто ты где-то рядом…       Учитель показал средний палец, перед тем как двинуться дальше, погружаясь в очередь.       Аэропорт был полон бесконечного шума на разных языках, живого и искусственного, но нет ничего громче собственных мыслей, где панический внутренний голос снова и снова пытался разобраться в происходящем, в дальнейших перспективах и оценить успех избранной стратегии. А поскольку голос панический, успеха практически не было.       Музыка не играла, хотя наушники плотно сидели в ушах, и Олег даже пытался поначалу что-то слушать, но не получилось. Ничто не могло прервать внутренний монолог, а на любую попытку сознание реагировало болезненно.       Парень не заметил, как добрался до самолёта, как дошёл до своего эконом-места, присаживаясь у иллюминатора, как невысокий и улыбчивый бортпроводник в идеально отпаренном костюме рассказывал про технику безопасности и как сидевший рядом мужчина протянул руку, чтобы поздороваться. Олег всё время был там — смотрел, слушал — но при этом полностью отсутствовал.       Сосед очень быстро перешёл от приветствия к рассказу о своей семье. О пухленькой жене, которая «ну уже не красавица, конечно, но готовит от бога и верно ждёт после каждой командировки», о своих детях, которые не вызывали у рассказчика тёплых чувств, о чём-то ещё, что Олегу вовсе необязательно знать. Сам учитель при этом попеременно смотрел в маленькое окошко, всем видом демонстрируя, что ему неинтересно, но сосед продолжал. Пузатый мужчина в возрасте явно игнорировал очевидные знаки, так как ему очень хотелось поболтать.       Но когда к его рассказу внезапно присоединилась ещё и соседка, сидевшая у прохода, и мужчина повернулся к ней, Олег по-детски обрадовался, что его, наконец-то, оставят в покое.       Он никогда не понимал, зачем продолжать делать вид, что любишь свою жену, когда в командировках находишь себе любовниц, о супруге отзываешься как о той, кто «была красоткой только в юности», к детям не питаешь особых чувств, ведь они «выросли идиотами», но при этом стабильно возвращаешься домой, несмотря на то что готов жаловаться незнакомцам. И если тебя устраивает такая жизнь, то зачем мучить верную жену?       Остальную часть полёта Олежа попеременно дремал, вырываясь из тревожных сновидений, чтобы поесть или пару раз сходить в туалет.       Ближе к концу четырёхчасового полёта практически все вокруг сопели, как и пара соседей, успевших обменяться контактами после своих разговорных сессий.       Незадолго до посадки в самолёте включили свет, пилот вежливо и позитивно сообщил время прибытия — оно почти совпадало с заявленным и равнялось шести часам вечера по местному времени, — а также погоду: плюс восемь, пасмурно.       В Москве была такая же температура, но столичные плюс восемь ощущались привычнее и теплее, а здесь, когда Олежа вышел из самолёта, захотелось тут же укутаться в пуховик.       Красивый и современный международный аэропорт Толмачёво в Новосибирске не вызывал никакой радости. Олежа ничего не рассматривал, строго двигаясь вперёд, чтобы забрать багаж и скорее оказаться на улице. Вроде бы ничего делать не пришлось, только сидеть да периодически дремать, а усталость накрывала с головой, словно он неделю без остановки рассказывал классу за классом один и тот же вшивый параграф, где у очередного немецкого генерала такая «интересная» фамилия, что каждый класс обязательно посоревнуется в остроумном оскорблении.       Ещё будучи в Москве, Олег выискивал в интернете более дешёвый способ добраться до родного посёлка, но указанный на каждом сайте рейсовый автобус отсутствовал на остановке. Словно его никогда и не было.       Учитель забил нужный адрес в «Яндекс.Такси», надеясь быстрее уехать домой, но первые два таксиста, которые приняли заказ и которых он еле-еле отыскал на парковке, отказались ехать и попросили отметить такую длинную поездку. И что их вообще удивляет? Они ведь забирают людей из аэропорта!       Но не было сил и желания с кем-то ругаться или писать в поддержку, так что Олег стискивал зубы, захлопывая двери машин, и вызывал их заново.       — Давай так, — уже четвёртый таксист недовольно поглядывал на один из трёх телефонов, что стоял на подставке, рассматривая созданный навигатором маршрут. — Я тебя довезу, но без приложения. Отменяй.       — Почему именно так? — Олегу было настолько всё равно на причины, что он сразу же отменил поездку в телефоне, а водитель вышел, чтобы помочь запихнуть чемодан в багажник. Главное — доехать хоть как-нибудь.       — Да потому что по приложению я с этой поездки получу копейки, ну чисто на бензин разве что, а ехать несколько часов. Лучше заплатишь мне всю сумму. Без посредников.       Олежа кивнул, кинул рюкзак сзади, сам сел на переднее сиденье и наконец-то хоть немного расслабился.       — И сколько?       — Пять, думаю, сойдёт. — Таксист поправил свою кепку-восьмиклинку, хотя защита от солнца сейчас явно не требовалась.       — Пять тысяч? А не жирно ли? — Почти полцены авиабилета! Но, с другой стороны, какие могут быть варианты? Искать попутку? Или тех, кто тоже едет в Малоярск? Это казалось почти невозможным. Да и задерживаться ещё больше, решая какие-то проблемы, не хотелось вообще.       Водитель усмехнулся, пока они выезжали, но явно не переживал о том, что клиент откажется. Слишком далеко нужный посёлок, а на улице уже вечер.       — Если хочешь, можешь и дальше пытаться найти дурака, который согласен так далеко ехать, ещё и за гроши.       Олег приподнял руки, потому что сдался, и лучше так, чем до ночи проторчать около Толмачёво.       — Ладно, идёт. Пять так пять.       — Наличкой, — кивнул водитель.       — Нет, только перевод. Налички нет.       Водитель почесал щетину под подбородком, вздыхая, но установленная им цена была слишком привлекательна, чтобы отказаться, тем более что Олег легко прогнулся.       — Даже косаря нет?       — Даже кошелька нет, — немного улыбнулся парень. Кому вообще нужна наличка, когда всё давно в телефоне?       — Ладно, я щас скажу номер моего брата, а то не хочу, чтобы жена видела. Ему скинешь.       — Только когда приедем. Не раньше.       — Боишься, что я тебя высажу по пути? — не удержался и посмеялся мужчина.       — По мне так лучше перестраховаться.       Водитель включил местное радио, чтобы разрядить обстановку, а Олег сразу же отписался лучшему другу о том, что долетел и теперь едет домой.       Домой. В небольшой посёлок городского типа, окружённый бесконечными лесными просторами, старым заводом советских времён, несколькими пятиэтажками, маленькой двухэтажной больницей и школой, где Олег отсидел от звонка до звонка.       Домой, где большая часть построек — частные одноэтажные деревянные дома, в одном из которых жил когда-то и он. С маленькой баней, туалетом на улице и грядками среднего размера.       Его воспоминания о юности, об одноклассниках и о том, что его окружало, максимально контрастировали с Москвой, где ты живёшь, окружённый всеми благами цивилизации, хотя, казалось бы, при этом ничего удивительного вокруг и нет. Но Олег уже успел позабыть, что такое наличка и что кому-то она всё ещё нужна.       Большую часть пути Олег бесконечно смотрел в окно, наблюдая за одним и тем же видом неизменного хвойного леса, что бесконечными километрами тянулся вместе с ними. С периодическими «островками» и съездами в другие посёлки.       Когда они сделали остановку на заправке, чтобы взять паузу на туалет и перекус, Олег остался сидеть в машине, просматривая социальные сети. Ваня записал кружок, где они с Надей воют какую-то старую песню, поминая друга, чокаются пивными пол-литровыми кружками и потом во весь голос смеются. И после того как Олежа назвал их любимыми дураками, он вдруг вспомнил о фиолетовом приложении, уведомления из которого больше не приходили.       Внутри была уйма начатых прежде другими людьми диалогов. А как Олег зашёл в сеть — стали появляться новые. Какие-то он тут же открывал, хмыкая: первым же предложением, без предварительного знакомства, его просто зовут потрахаться. Другие начинали с приветствия и кучи уточняющих вопросов, например: в какой Олег роли, — и «если только снизу — сразу нет». Кто-то уточнял, из какого он района и знает ли он, где стоит тот или иной бар-клуб и как далеко ему туда добираться. И так по кругу.       Проскочила мысль сделать свой профиль чуть обширнее, добавить больше деталей, чтобы отсеять большинство — но какой сейчас в этом смысл?       Новое сообщение пришло от пользователя с ником «Азовский анчоус», от которого Олег невольно улыбнулся:       «Люк, я твой отец.»       Учитель даже сразу захотел ответить, но вернулся водитель, и парень закрыл приложение, словно оно кричало на всю машину о том, что он гей.       Хотелось бы верить, что в «белой молнии» и правда можно отыскать кого-то нормального, как сказал Ваня. Но создавалось впечатление, что сервис ничем не отличается от других подобных, и чтобы с кем-то реально заобщаться, надо потратить время, прорываясь сквозь тонну любителей быстрого перепихона с незнакомцами.       Но на сообщение азовской рыбки, чей ник вызывал безудержную улыбку, Олег планировал ответить чуть позже.       Когда на улице окончательно потемнело, машина съехала с трассы в сторону, где асфальтированная дорога перешла в грунтовку, которую каждое лето размывает. Но даже спустя десять лет ничего не изменилось, и Олег устало выдохнул, рассматривая через окно бесконечные гаражи, которые первыми встречали гостей.       С каждым километром от Новосибирска до Малоярска Олег словно уменьшался. Знакомые, никак не изменившиеся виды возвращали его в юность, заставляя почувствовать себя снова ребёнком или подростком, которого везут домой, где мама строгим голосом будет причитать о неподобающем поведении. И когда таксист остановился около старой автобусной остановки, на переднем сиденье сидел не двадцативосьмилетний парень в расцвете сил, а девятилетний шкет с опущенной головой.       — Приехали, здесь пойдёт? — Водитель повернулся всем корпусом, протирая глаза.       — Да, сейчас переведу. — Олег оплатил поездку и вытаскивал чемодан уже без посторонней помощи, а таксист рвался уехать скорее обратно.       Но вместо того чтобы двигаться по родной Малиновой улице дальше, Олежа присел на металлическую лавочку, вытаскивая из кармана пачку сигарет.       Влажный воздух пах сырой древесиной после прошедших дождей и скошенной травой. Перед остановкой, всего в трёх метрах, стоял деревянный забор, покрашенный в тёмно-синий цвет, огораживающий улицу от частного дома. Калитка была заперта лишь на маленький крючок, больше для вида, и немного скрипела от ветра. Раньше там жил кто-то из одноклассников, но, возможно, всё ещё проживает — кто знает?       Металлическая остановка, что укрывала Олега, была перекрашена столько раз, что в некоторых отколупанных местах можно было посчитать её возраст, как по деревянным кольцам на срезе дерева. Наверняка она увеличилась в ширину на пару сантиметров. Олежа, придерживая сигарету между пальцами, завис, глядя на старый плакат «Билайна», что висел в углу со следами попыток его содрать, где на уже не белом фоне остался только зонтик в чёрно-жёлтую полоску. Или в жёлто-чёрную?       Парень был уверен, что ровно двадцать лет назад он так же сидел на этом месте и смотрел на этот самый плакат, который приклеили на самый крепкий в мире клей. И сколько бы листовок ни оказывалось сверху, та самая первая так никуда и не делась.       Время в Малоярске будто и правда навсегда остановилось.