Ориентация SEVER / Конвертация успешно завершена

Течь моя крыша дала еще в момент соприкосновения наших с Германом губ, и трещина, через которую начали сочиться мои эмоции стала стремительно расползаться, грозясь прорваться бурным потоком и затопить меня к херам. Разорвать поцелуй оказалось безумно сложно, но мне в этом помог Герман, который отлепился от меня совсем немного, оставив зазор в пару сантиметров, и прошептал, прислонившись к моему лбу своим: “Не здесь”. “Можно и здесь. Лишь бы с тобой”, хотелось мне ответить, но я лишь кивнул, соглашаясь на любые условия, после чего парень взял меня за руку, и мы покинули мой кабинет. Я пытался держать себя в руках, честно пытался, весь тот недолгий путь, пока мы с Германом шли до его квартиры, судя по знакомому маршруту. Но стоило нам переступить ее порог, и меня накрыло так сильно, словно я обезумел. Наш негласный договор о переходе на новый уровень был скреплен основательно и на совесть, да такой крепкой печатью, что меня, томившегося в одиночестве долгое время, унесло на раз-два. Я даже и подумать не мог, что могу быть настолько жадным и ненасытным. А оказалось, что все это время во мне отсчитывала секунды бомба с часовым механизмом, и в данный момент рванула, накрыв взрывной волной нас с Германом в равной степени. Потому как и он ничуть не уступал мне в силе отдачи, и буквально налетел с порога, атаковав мои губы и срывая параллельно с меня одежду, которая стала ужасно раздражать разгоряченную кожу и определенно была лишней. Добрались до кровати на ощупь, сбивая все на своем пути, не видя ничего вокруг. Важным было только то, что мы были здесь. Вдвоем. И плевать было на остальное. Кровать встретила нас распростертыми объятиями упругого матраса и мягких подушек, словно намекая, что конечная остановка не просто так называлась конечной и мы просто обязаны, оказавшись здесь сделать все, чтобы кончить… желательно обильно, желательно не один раз. И я это предвкушал, изнывая от дичайшего желания, хаотично шарясь по телу Германа руками и периодически запуская их в волосы парня, для того, чтобы не позволить ему отстраниться и прекратить едва начавшееся безумие. Переживания были напрасными, потому как Герман и не думал этого делать. У него в планах для меня было припасено совершенно другое. И спустя совсем непродолжительное время, отведенное на выматывающую подготовку, я это ощутил во всей красе. Глубокий римминг, от которого у меня пальцы на ногах подгибались и закатывались глаза, а после и растяжка, стали хорошей отправной точкой в путешествии на Луну. Меня штырило и бросало в пот уже только на начальном этапе, но когда Герман сел на икры и усадил меня сверху, позволив ощутить, как его горячий член заполняет меня, идеально подстраиваясь под “лекала” моего тела, я почувствовал, как волоски на коже встают дыбом от остроты ощущений. Как же мне не хватало этого… Боже… Горячих рук, собственнически обхвативших меня за торс, жадных, наглых губ, оставляющих отметины в виде больших и маленьких засосов, и дарящих лишающие разума поцелуи, глубоких сильных толчков, подбрасывающих меня вверх, отчего я реально почувствовал себя наездником, поджарых бедер, которые соприкасаясь с моими, усиливающих и так безумно острое чувство, что меня наша близость после долгого перерыва выбросит за границу бытия. Понимая краем сознания, что вот-вот дойду до разрядки, я облизал губы и опустил голову, которую до этого непроизвольно задрал. Россыпь мурашек от очередного точного попадания по ставшей в разы чувствительной простате, прошлась волной по разгоряченному телу, и ухнула вниз в район паха, когда я напоролся на взгляд черных, словно ночь, глаз. Глаз, в которых плескался Ад, обещающий мне самый настоящий Рай. Прочный зрительный контакт подлил масла в огонь и моментально повысил градус напряжения, заставив пламя страсти полыхнуть еще ярче. Руки Германа спустились с моего торса на ягодицы, и крепко их стиснули, отчего волна возбуждения сделала новый виток, вызвав приступ удушья. Дыхание стало рваным и сильно затрудненным. Глаза затянуло поволокой, и я непроизвольно сжал сфинктером каменный от прилива крови член. Это действие было расценено Германом вполне однозначно и подстегнуло резко увеличить темп. Умеренные поступательные движения переросли в гораздо более активные, и я прогнулся в пояснице, отклячив зад, чтобы на финише испытать всю гамму эмоций от отсутствия каких-либо преград. Стремительная скачка окончилась ожидаемо феерично. После череды невыносимо сладких фрикций, словно чувствуя, что мы подъезжаем к конечной станции, Герман загнал член до основания, вырвав у меня стон удовольствия, и подтолкнув к краю. Тело содрогнулось, и я почувствовал, как меня вместе с выстреливающим семенем покидают остатки сил. Однако это не помешало мне ощутить горячую пульсацию внутри и дополнить чувство кайфа тем фактом, что Герман пришел к разрядке не менее ярко, чем я. Я растянул губы в улыбке, ощущая, как меня затапливает счастье. Под веками переливались и сверкали радужные пятна, пока я тщетно пытался восстановить дыхание. Но сделать это было безумно сложно. Скачущее, как припадочное, сердце не позволяло. Продолжая через раз дышать, я разомкнул веки, и неожиданно обнаружил, что Герман очень внимательно на меня смотрит. И взгляд у него был такой... Сложно было подобрать определение, но если бы я постарался найти правильные слова, то сказал бы – открытый и искренний, без свойственной ему суровой ноты. Да, это не очень то походило на правду, но я видел то, что видел, и меня это заворожило, заставив вглядываться в глубину черных глаз. А меж тем, рука Германа легла на мою щеку, и мягко огладила ее, отчего я непроизвольно потерся о нее, как кот, которому долгое время не хватало ласки. – Слава... – выдохнул Герман на грани слышимости, и от этого единственного слова, сопровождающегося тем самым несвойственным ему взглядом, у меня внутри словно спираль теплая закрутилась, пробуждая к жизни обезумевших бабочек. – Ммм, – промычал я нечто невнятное, боясь задать простой до ужаса вопрос "Что?" Не знаю, почему именно, возможно мне было страшно, что Герман ответит нечто такое, что сильно меня разочарует, и заставит сердце, до этого долго болевшее, вновь обливаться кровью. – Я скучал... – меж тем слетело признание с губ Германа. Мои глаза приклеились к лицу парня в поисках скрытого подвоха, но так его там и не обнаружили, из-за чего меня накрыло лавиной радости. Я очень, безумно хотел услышать это, и мне даже без разницы было, какой именно контекст Герман вкладывал в данное предложение. Просто я ждал, и надеялся, что такие нужные для меня слова будут однажды им озвучены. – Я тоже... скучал, – искренне признался я, наблюдая, словно в замедленной съемке, как Герман сокращает между нашими лицами расстояние, с целью захватить в плен мои губы. Я с огромным энтузиазмом поддержал эту инициативу, очень надеясь, что не скончаюсь от переизбытка чувств. – Как ты? – справился Герман, после того как мы утолили голод друг по другу, и утомленные, но удовлетворенные, лежали на влажном от пота, сбившемся в хламину белье. – Давно не чувствовал себя так хорошо, – не стал я врать или скромничать в выражении чувств, которые бурлили во мне и просто лезли со всех щелей наружу. Герман ничего на это не ответил, лишь притянул меня к себе ближе и крепче сжал. От этого жеста я разулыбался, как умалишенный. Ведь в таких мелочах я уже мог видеть то, чего раньше не наблюдал – оттепель в наших отношениях. И это меня делало безумно счастливым. Потому что яснее ясного давало понять, что слова, сказанные возле моего кабинета были не пустым звуком и намерения Германа в отношении нас с ним были серьезными. – Мне даже неловко немного, – неожиданно подал он голос. – Почему? – вскинул я слегка голову, чтобы иметь возможность разглядеть лицо Германа. – Ну, потому что я чувствую себя каким-то суперменом на минималках. Сверхчеловеком, способным на все, – ответил он. – Супермен в делах душевных, – подметил я, живо представив себе Германа облаченного в костюм супергероя, только с каким-то специфическим знаком, вместо традиционного всем известного. – На самом деле я никогда не стремился быть в этом вопросе впереди планеты всей. – Не обязательно стремиться. Иногда достаточно просто обладать набором определенных качеств, чтобы производить огромное впечатление на людей. – Мне всегда казалось, что я совершенно не отличаюсь от большинства парней, – услышал я неподдельное удивление в голосе, что яснее ясного давало понять, что Герман говорил эти слова не для того, чтобы нарваться на комплимент. Он реально хотел прояснить для себя данный момент. – В смысле, я знаю, что людей привлекает моя внешность, но ведь характер у меня совсем не сахар. Я могу быть чересчур сдержанным на проявление эмоций, что зачастую воспринимается, как грубость, сопряженная с некой наглостью или даже надменностью… – Да, есть такое, – не мог я не согласиться, невольно вспоминая характеристику, которую дал Герману Натан, еще задолго до моего знакомства с ним. – Это не совсем так, – меж тем посчитал нужным пояснить Герман. – Я никогда не ставил себя выше кого бы то ни было. Просто не люблю, когда начинают бессовестно нарушать личные границы. И таких нарушителей с каждым днем не становится меньше, а только прибавляется. Что меня сильно раздражает. Ведь люди совершенно не понимают невербальных посылов. Словно не видят, что я совершенно не горю желанием сокращать дистанцию. – Тебя это удивляет? – задал я вопрос. – В определенной степени. Все же мне всегда казалось, что когда ты транслируешь всеми способами свое нежелание подпускать близко человека, то это не почувствовать невозможно. Но, видимо, ошибся. Потому что все оказалось с точностью до наоборот, и чем больше ты отталкиваешь человека, тем больше он к тебе тянется. – Это крест всех людей, которые обладают диким обаянием или другими словами огромной харизмой, – мягко прошелся я ладонью по гладкой груди Германа, стирая одинокие капельки пота, оставшиеся на память о нашей страсти. – И я, по-твоему, попадаю в эту категорию? – голос Германа стал немного глуше, отчего я поежился от сыпанувших мурашек. – Еще как. А окружающие… Думаю, они просто не в силах сопротивляться. Ведь имеющаяся у тебя харизма напрочь перекрывает все те минусы, которые ты перечислил. Это что-то сродни магниту, который притягивает против воли. Поэтому понять стремление людей стать к тебе чуточку ближе, очень даже можно. Во всяком случае я их понимаю. – Да, но тем не менее ты был тем самым парнем, который сломал эту систему. Один из немногих, кто пошатнул мою уверенность в том, что где-то существует человек, который не стремится завладеть моим вниманием. – А как же Натан? – вырвалось у меня невольно. – А причем здесь он? – не понял Герман. – Ну… он ведь тоже с момента вашего знакомства не сильно стремился завладеть твоим вниманием. – Для начала давай справедливости ради вспомним, что Натан – мой брат, – очень спокойно отозвался Герман, – И у нас с ним, как у классических братьев, отношения не слишком теплые. – О, это точно, – хмыкнул я, но тут же прикусил язык, запоздало сообразив, что этими словами заставлю Германа начать задавать неудобные вопросы, которые выведут меня на показания против друга, из-за чего их с Германом без того прохладные взаимоотношения испортятся еще больше. – Что? Успел получить на меня не слишком радужную характеристику от друга своего? – подтвердились мои опасения. – Да не особо… – не слишком убедительно соврал я. – Слав… – Нет, правда… – Слааава… – Ладно, – пришлось сдаться. – Он выражал свои… опасения, – постарался я подобрать оптимальный вариант слова, чтобы обрамить мысли и чувства Натана в правильную форму. – Могу представить, – усмехнулся Герман. – Наверняка из его слов выходило нечто похожее на то, что обычно клеят на столбах с надписью “Их разыскивают”. Я прыснул, уткнувшись носом в грудь Германа. Тот, как не удивительно, не стал бросать говно на вентилятор, и продолжил в спокойном ключе: – Так и знал, что переборщил со своей манерой держаться остраненно. Надо было быть чуток поприветливее. – На самом деле, ничего криминального он о тебе действительно не говорил. Просто не мог понять, почему ты на него волком смотришь. Теории строил и, естественно, однажды решил поделиться со мной. – И как?? Стало страшно? – поинтересовался Герман. – Стало интересно, – ответил я. – вот просто безумно захотелось посмотреть на того, кто смог так сильно насторожить моего друга. – Представленные сведения совпали с тем, что ты увидел? – Честно?… Я как сейчас помню это чувство. Сердце вскачь и вспотевшие ладони. Я тогда никак не мог понять, что это было вообще. Довольно странная реакция организма на человека. И ведь это точно не был страх, а вот что именно… сказать было сложно. – Именно поэтому я и решил вмешаться, – произнес Герман. – Просто видел, что ты не в состоянии правильно истолковать посыл своего организма. Надо было срочно исправлять ситуацию, вот я и впрягся в дело первой важности, бросив все силы на то, чтобы ты понял, что к чему. Надеюсь, смог помочь с этим вопросом? Издевался, засранец! За что я не сильно больно, но достаточно ощутимо куснул его чуть ниже соска. – Ссс… – зашипел Герман. – За что? – Для профилактики. И чтобы не задавал лишних вопросов. Знаешь же, что помог. И об этом свидетельствует мое наличие в твоей постели. В ответ на это Герман не смог сдержать довольной улыбки: – Знаю, просто хотелось услышать это от тебя. Ведь ты долго отказывался от моей помощи. – А ты бы на моем месте сразу согласился? – вопросил я. – Во всяком случае не упирался бы так сильно. Наверное, по той причине, что не люблю врать себе в столь важных вопросах. – Даже если понимаешь, что на карту поставлено слишком много? – Да. Просто потому что понимаю и еще одну простую вещь. Есть всего два пути – или жить во лжи на постоянной основе и рано или поздно сорваться и пойти вразнос, или признать пусть и неоднозначную, но правду и сохранить себя настоящего. Того, кого только самые близкие люди смогут принять несмотря ни на что, – пояснил Герман. – Да, это испытание на прочность. Непростое испытание, как для тебя, так и для твоего окружения. Зато отличная проверка на самую настоящую искренность. И если эта проверка будет пройдена, ты поймешь, что оно того определенно стоило. – Мне бы твою уверенность, – протянул я, вспомнив, что за всеми своими переживаниями, забыл об одном безумно важном пункте… – Все еще остались сомнения? – почувствовал мою неожиданно проснувшуюся тревогу Герман. – Не по части меня. Свою проверку я прошел. А вот насчет… – я умолк, не закончив фразу. Но несмотря на оборванную мысль, Герман абсолютно правильно понял, о чем именно я хотел сказать. На мою замершую на крепкой груди ладонь легла горячая его: – Они поймут, Слав. Главное, не торопи события. Дай себе возможность отдохнуть от борьбы. Поживи в свое удовольствие и без обязательной головной боли на тему. Поверь, на это у тебя еще будет время. – Спасибо, утешил, – загробным голосом отозвался я, не сильно воодушевившись сомнительным окончанием вроде как призванной успокоить меня фразы. Поэтому Герман переплел наши пальцы, прибегнув к более радикальному способу. А вот этот жест уже дал нужный результат, вытеснив из груди смутную тревогу. – Я не хочу настраивать тебя на то, что все полетит в ебеня, но и присыпать сахарной пудрой тоже не стану, – произнес он. – Просто потому, что знаю, какие иногда жизнь может преподносить сюрпризы. Лучше не терять бдительности. Но и все время на измене быть тоже не дело. Живи в моменте, пока есть такая возможность. И решай проблемы по мере их поступления. – Другими словами, пока есть возможность, делай, что хочешь? – перефразировал я, вскинув блестящие от азарта глаза на Германа. – В пределах разумного, – сразу же слегка охладил он мой пыл. – А то дашь человеку волю, а он глядишь, уже планирует авантюру мирового масштаба. – Ахах, ну нет. Мне бы такое даже в голову не пришло. Я чуток поскромнее в своих желаниях буду. – О, а вот это уже интересно. Не поделишься? – оживился Герман. – Без проблем. Да и ничего такого особенного у меня в закромах не припрятано. Просто… раз мы теперь вместе, я бы очень хотел узнать о тебе чуть больше, чем знаю на сегодняшний день. Герман ответил не сразу, но в итоге все-таки подал голос: – Договорились. Но только если баш на баш. Мне ведь о тебе тоже известно не очень то много. – Тебе действительно интересно? Просто за мою жизнь у меня набежало много криминальных моментов. Сам понимаешь…шило в жопе, сложный подростковый период, нажитые враги… – начал я перечислять. На губах Германа заиграла понимающая улыбка: – Должен же я в случае чего отбить тебя у этих самых врагов. Для этого мне просто необходимо твое полное досье. – И ты готов… вот так просто впрячься за меня? – Ну, нормальные парни так и поступают, когда дело касается их второй половины. Разве нет? – задал он вопрос, отчего я потратив секунду на переваривание услышанного, растекся лужицей, только сейчас в полной мере осознав, что мы с Германом действительно перешли на новый уровень отношений. – Будет тебе досье, – кивнул я, пряча лицо от внимательного взгляда, просто потому что боялся, как бы Герман не решил, что я спятил, настолько глупая по-детски счастливая улыбка приклеилась к моим губам. О том, что мы с Германом теперь вместе, хотелось рассказать всему миру. Но я был адекватным человеком и прекрасно понимал, что о таких новостях суждено узнать только самым близким. Да и то, спешить сильно не стоило. Наши отношения по сути только-только вступили в свою силу, а значит, были еще совсем непрочными. Не хотелось бы, чтобы все развалилось в самом начале, не успев толком оформиться во что-то более основательное и фундаментальное. Именно по этой причине я решил повременить с разглашением этой информации. Единственное, что я никак не мог обойти стороной, это отчет перед Элей. Просто потому, что она все это время очень переживала за успех мероприятия, и ждала от меня вестей. Ее я решил поставить в известность, но сделал это в весьма сдержанной форме, сказав обтекаемо, что в наших с Германом отношениях случились хорошие подвижки, и что лед, хвала Богам, тронулся. На посыпавшиеся со стороны девушки вопросы, я попросил дать мне немного времени, после чего пообещал, что непременно все расскажу, только немного позже. Эля меня любя пожурила за излишнюю скрытность, но, судя по голосу, все равно осталась довольна, очевидно сделав свои собственные правильные выводы. Натан, естественно, тоже фигурировал в списке людей, кому я должен был рассказать о глобальных переменах в личной жизни. Только вот я по-прежнему понятия не имел как именно буду это делать. В смысле, ясно, что словами через рот, но пока что мне очень слабо представлялся этот разговор. Однако, несмотря на это, я пообещал себе, что накидаю приблизительный план того, с чего начать и чем закончить свою исповедь, чтобы не шокировать впечатлительную творческую натуру моего дружочка. С дядей Мишей и тетей Зоей я делиться не планировал, хоть они и были моим родственниками. Особенно с дядей Мишей. Что-то мне подсказывало, что он не стал бы прыгать от счастья и благословлять своего племянника на счастливый союз. Все-таки он был человеком старой закалки, и для него традиционные отношения, как и для многих людей прошлого века, были основой основ. Хотя, что-то мне подсказывало, что после того, как он увидел меня с засосом на шее на турнире в Казани, и по тому, что я частенько оставался у Германа с ночевкой, он как минимум догадывался о том, что происходит, просто предпочитал не говорить на эту тему. Ведь одно дело догадываться, совсем другое – знать наверняка. Как я понял, знать наверняка он не горел желанием. И меня это, положа руку на сердце, вполне устраивало. А вообще, если честно, не хотелось пока распыляться на что-то помимо вступивших в силу серьезных отношений с Германом. Душа просила другого – воспользоваться его советом и наслаждаться моментом. С осуществлением чего я решил не тянуть, окунувшись в романтический период с головой, параллельно узнавая о своем парне то, что до сих пор было от меня сокрыто. Несмотря на то, что мы договорились с ним о предоставлении друг о друге сведений, я не хотел, чтобы это происходило в идиотской манере блиц-опроса. Все же это не было собеседованием, на котором решалось, кто подходит на роль состоящего в полноценных отношениях, а кто нет. Хотелось, чтобы все было обычно, и крохи важной информации доставались органично. Благо, так оно и происходило, в моменты, когда мы посвящали друг другу время свободное от работы. При вылазках в кино, в центр города, к Финскому заливу, в уютные кафешки, в различные места, о существовании которых я даже не подозревал. Да, Герман оказался потрясающим знатоком Питера и его уютных мест, куда мы каждый раз захаживали на огонек. Причем мест оказалось настолько много, что я только и успевал раскрывать рот, поражаясь тому, сколько времени в сущности надо было потратить Герману, чтобы все это досконально изучить и ориентироваться на местности, словно он бывал тут каждый Божий день. Именно в такой интересной манере у нас и происходило узнавание друг друга. Каждый раз море впечатлений от потрясающей красоты очередного живописного местечка, куда меня приводил мой парень, сплетенное с теми самыми необходимыми мне подробностями, проливающими свет на безумно интересную личность, коей без преувеличения был Герман. И каждый раз я все больше чувствовал, что дистанция между нами сокращвется. Детали стали выдавать эти перемены: прикосновений в публичных местах стало больше, улыбка начала появляться на губах Германа чаще, а еще смех, сперва редкий гость, стал безумно органичным явлением, когда с моей стороны в ход шла какая-нибудь шутейка согласно ситуации или же юморная история, которых за мою жизнь набралось немало... …В очередной выходной решив как следует отдохнуть, мы навострили лыжи на Елагин остров, с целью немного развлечься и словить адреналинчика на аттракционах. Герману эти покатушки на горках были, конечно, не в новинку, а вот я, никогда особо не питавший страсть к подобному досугу, получил гору впечатлений, в довесок ко всему сильно прооравшись во время поездки. Герман тоже не молчал, поддерживая меня в моих воплях, но мне казалось, делал это чисто для галочки. Просто по причине того, что бывал тут не однажды. К тому же нервная система у него была заметно выносливее моей, что и позволяло ему спокойно и без особых волнений пережить маленькое локальное путешествие в мир экстрима. После того, как чудеса на виражах подошли к концу, мы покинули насиженные (благо сухие) места, и двинули дальше. Можно было без перерыва на отдых, пойти покорять следующий аттракцион, но Герман решил, что немного заземлиться не будет лишним и предложил зайти в кафе на чашечку кофе. Я дал добро, с трудом скрывая щенячью радость, которая в форме широченной улыбки просилась наружу. На самом деле, все, что он предлагал, встречалось мной с поистине детским восторгом. Ведь сам факт того, что мы были парой, и стали проводить огромное количество времени вместе, заставлял меня парить над землей, и радоваться, что мне так сильно повезло, и удача, наконец, повернулась ко мне лицом. В данный момент я чувствовал полноту жизни, и благодарил Бога, что все складывалось именно таким образом, а не иначе. – Может, какой-нибудь десерт закажем? – предложил Герман, листая меню на предмет выбрать что-нибудь помимо заказанного кофе, который нам успел принести официант. – Ты как? – Не. Лучше просто кофе. – Совсем не голоден? – одарил он меня рентген-взглядом, словно хотел вычислить по лицу степень заполненности моего желудка. – Немного штормит после поездки, – признался я. – Может, позже. – Всегда так? – поинтересовался он. – Ну, частенько случается. – А в транспорте? – Бывает. – Ясно. Значит, вестибулярный аппарат слабенький. Надо укреплять, – посоветовал Герман со знанием дела. – У меня есть очень хороший способ. – Охотно верю. Но что-то мне подсказывает, что это что-то дохрена непростое, и мне придется пройти огонь, воду и медные трубы, – усмехнулся я. – Не боись, – отзеркалил мою усмешку Герман. – Я тебя подстрахую. Главное ведь не в том, что способ не простой, а в том, что он рабочий. И им нужно воспользоваться. – Или прибегнуть к способу попроще – не есть шаверму непосредственно перед поездкой, – выдвинул я встречное предложение, удачно припоминая, что за полчаса до того, как прокатиться, мы с ним умяли по большой аппетитной вкусноте. – Я тебя умоляю. Куда там шаверме? Кто-то вон свои волосы активно поедал во время заезда, и ничего, – вставил Герман свои пять копеек, заставляя меня, не сдержавшись, хохотнуть. А дело было в том, что на горки заперлась какая-то напомаженная краля с длинными волосами и, не потрудившись завязать их хотя бы в хвост, видимо, желая сохранить красоту для инстаграмных сторис, во время движения состава вагонеток всю дорогу активно отплевывалась от этих самых волос, отчего было очень похоже на то, что она их без приколов пытается сожрать. Кроме того длинные пряди разлетались в разные стороны, в зависимости от направления ветра, и периодически достигали сидящих позади ребят, что тоже не добавляло плюсов затее оставить волосы распущенными. – Бляя, это было сильно, конечно, – произнес я. – Скорее глупо, – вынес неутешительный вердикт Герман, покачав головой. Я, справедливости ради, и дабы немного поддержать девчулю, решил чутка за нее заступиться: – Ладно тебе! Давай не будем ее ругать. Может, она просто слегка не рассчитала, что скорость ветра будет настолько серьезная. Просто хотела быть королевой. В общем, как лучше она хотела, а вышло… – Как всегда, – закончил за меня Герман. – Ну, да ладно. Понять подобное стремление отчасти можно. У меня вон Эля трясется над своими волосами двадцать четыре на семь. Масочки там всякие, бальзамчики бесконечно делает, и крайне редко волосы собирает в хвост, аргументируя это тем, что резинка портит качество волос, вплоть до выпадения. – Девчонки, – протянул я. – Для них это супер важная вещь. Ведь длинные волосы – это красиво. А если они ухоженные – то вообще роскошь в чистом виде, – произнес я. – Насчет красоты – вопрос спорный. Во всяком случае, желание быть неотразимой, в обход определенных правил нахождения на аттракционах, явно лишнее… Я бы так никогда не сделал. – Ну, ты – парень, и в таких вопросах однозначно более рациональный, однако… мы не можем знать на сто процентов, как бы ты поступил, если бы у тебя были длинные роскошные волосы. – Можем, потому что они у меня были, – как на духу ответил Герман, заставив меня слегка охренеть от произнесенных слов. Потому что… бля, потому что я совершенно не представлял Германа с гривой густых волос. Однако воображение у меня работало на совесть, и я тут же, не отходя от кассы, постарался примерить на него мысленно подобный образ, поймав себя на мысли, что ему бы очень пошло, в силу яркой нордической внешности. А черные глаза сделали бы и так фантастический портрет неприлично красивым. – Когда? – прочистил я горло, ощутив легкую степень совершенно внезапно нахлынувшего возбуждения, отчего хрипотца поспешила занять свое законное место на голосовых связках. – В школьную бытность. Росли со скоростью света. Такая себе Рапунцель на минималках. Стричь стригли, но не часто, а когда у меня волосы отросли до плеч, мать решила, что раз такое дело, то можно какое-то время их вообще не трогать. Пока они не достигнут щиколоток. Вот тогда то и можно было браться за ножницы. Я не стал спорить, отец тоже. Эля писалась от восторга, и уже застолбила меня в качестве модели на плетение различных замысловатых косичек. В общем, за каких-то полгода мои волосы сделали такую длину, что все охреневали. Хотели срезать, но, не поверишь, рука не поднялась. Потому что волосы были безумно красивыми – белоснежными и блестящими, что делало меня похожим на Ведьмака, особенно, когда Эля отделяла прядки у лица, и собирала их на затылке. К слову меня так и стали называть – Ведьмаком, чем я очень гордился. – Почему тогда срезал? – поинтересовался я, заинтригованный тем, что было дальше. – Потому что случился переезд, и мы с Элей пошли в другую школу. И вот там у меня в связи с моей шикарной прической начались проблемы. Новые одноклассники стали доставать и всячески меня дергать по этому поводу. И конечно, Ведьмаком я быть резко перестал, обзаведясь новым не очень приятным прозвищем Златовласка. – Да, мощный контраст, – посочувствовал я незавидной участи Германа. – Есть такое. – Я так понимаю, что на этом история не закончилась? – Правильно понимаешь. На этом история еще больше закрутилась. С каждым днем меня донимали сильнее, испытывая мое терпение на прочность. Так что было совсем не удивительно, что однажды оно все же лопнуло. Финальной точкой стала драка с главным заводилой и первым парнем на деревне Толиком Кулагиным. – Надеюсь, этот пиздюк получил по заслугам? – Ага. Вообще-то я отхватил так, что потом еще недели две восстанавливался, – произнес Герман. Я вытаращил на него глаза, не совсем понимая, как так вышло. – Но разве ты не… – Нет. На тот момент, – правильно понял меня Герман. – Но после неприятного эпизода загорелся желанием пойти в спортивную секцию, чтобы приобрести очень нужные мне навыки по самообороне. Собственно, с этого моя спортивная карьера и взяла свое начало. – Понятно. А что по поводу волос? Ты после этой истории решил от них избавиться? – Не поверишь, но нет. Та драка наоборот заставила меня активировать упертость, и пообещать себе, что не стану идти на поводу у какого-то мудилы, и буду носить свою шевелюру с достоинством. Вот только в клубе мне сказали, что волосы состричь так или иначе все равно придется. Потому что в спаррингах они будут сильно мешать. Поэтому мне пришлось пойти на такой радикальный шаг. – Притеснения закончились? – задал я главный вопрос. – Да. Только не из-за того, что я волосы состриг. Толик подвалил ко мне как-то, и завуалированно извинился, отметив, что не ожидал от меня столь сильного сопротивления. В общем признал, что я оказался вовсе не тюхтей, а настоящим бойцом. – Интересно, что бы он сказал сейчас, если бы узнал, насколько его слова оказались пророческими? – произнес я. – Было бы интересно посмотреть на его лицо. – Он знает, потому что на первых моих международных соревнованиях, я был тем самым человеком, который отправил его в нокаут. Мое лицо вытянулось от удивления. – Не ожидал? – блеснул глазами Герман. – Нет… В смысле, ты не говорил, что он тоже занимался кикбоксингом, – тут же поправился я. – Он и сейчас им занимается, правда выступает за сборную Казахстана. После девятого класса с семьей переехали туда на ПМЖ. – Как иногда интересно складывается жизнь, однако, – глубокомысленно заключил я. – Да уж. – Ну, главное, что все закончилось хорошо. Для Толика, правда, не очень. – Для Толика и моих волос, – заметил Герман, посетовав на суку-судьбу. – Ведь мне в итоге все равно пришлось их отстричь. – Остается радоваться, что ты – не Самсон, и вместе с волосами тебя не покинули силы, – удачно заметил я. Герман устремил на меня взор: – С этим полный порядок. Сил в достатке. Да и здоровье, благо, позволяет. Так что хватит и на достижения спортивные…и не только… Взгляд черных глаз стал острее, не оставляя простора для фантазии, о чем именно шла речь. – Угу, – смутился я. Слишком уж как-то хищно он смотрел на меня. И чтобы не покрыться румянцем с головы до ног, я решил немного сбить градус напряжения, неожиданно повисшего между нами. – У меня кстати, тоже долгое время были длинные волосы, – выпалил я, смещая акценты обратно, в более “безобидную” плоскость. – О, вот как? – вскинул брови Герман, удачно отвлекаясь. – Да. – Вижу ты тоже решил не сохранять это богатство. – Да, но моя история не такая эпичная, как твоя. Скорее забавная. – Я весь внимание, – подался Герман мне навстречу, всем видом давая добро на продолжение. – Поделись своей страшной тайной. – Да нет никакой страшной тайны, – хмыкнул я. – Просто таскал свои волосы, потому что жутко не любил стричься. Да и, если на чистоту, считал, что мне очень даже идет. – Вспоминая тебя после турнира в Казани, с уверенностью могу подтвердить этот факт. Тебе идет. И не только длинные волосы. На губах Германа мелькнула плутоватая улыбка, из-за чего я в очередной раз смутился. – В общем, да. Наверное, – постарался я собраться с мыслями, пряча взгляд от пристального напротив, подогревающего мою кровь. – Но, как оказалось, такая длина волос в сочетании с утонченной внешностью, которая на тот момент была моим постоянным спутником, делала меня уж очень сильно похожим на девчонку. Вблизи, может, и нет, но со спины можно было в легкую перепутать. Так происходило довольно часто, что меня немного подбешивало и заставляло чем дальше, тем чаще поглядывать в сторону парикмахерской. До случая, который стал последней каплей, подтолкнувшим меня в желании сменить имидж. – Надеюсь, обошлось без насилия? – заметно напрягся Герман. – Бог миловал, – успокоил я его. – Просто мы с Натаном как-то заперлись в клуб. Праздновали окончание моей сессии. И вот в какой-то момент решили подышать свежим воздухом, и параллельно немного отравиться никотином. Герман одарил меня вопросительным взглядом. – Ну, насчет тебя я помню, а вот Натан, если честно, удивил, – произнес он задумчиво. – Он не курил, просто решил составить мне компанию. Но не суть, – вернулся я к основной нити повествования. – Дело в том, что в этот момент из клуба вышли какие-то пацаны, и один из них решил закадрить девчонок, которых идентифицировал в нас с Натаном, – пояснил я, наблюдая, как на губах Германа расцветает улыбка, а на щеках появляются ямочки. Видел это чудо не впервые, но тем не менее у меня внутри от этого зрелища всякий раз екало. Так сильно нравилось смотреть за ним, снимающим маску невозмутимости. – То есть Натана он тоже принял за девушку? – поинтересовался он. – Судя по степени его опьянения и по тому, что произошло дальше, очевидно да, – кивнул я, следуя его примеру. – Что же он отмочил? – Проходя мимо заигрывающим голосом, как, видимо, ему казалось, спросил: “Девчонки, у вас сигареты с ментолом?” На что получил от меня ответ басом: “Нет, обычные”. Видел бы ты его лицо, когда до ее угашенного мозга дошло, какого говна он дал. – Ахах, – заразительно рассмеялся Герман. – Представляю себе. Потому что реально видел уже однажды такую картину, – снова припомнил он эпизод с моим косплеем, и последовавшим происшествием на выходе из клуба. – Точно, – не смог я сдержать широкой улыбки, глядя на смеющегося, потрясающе расслабленного, и от этого еще более прекрасного Германа. – Но в тот раз дело до рукоприкладства не дошло. Пацан оперативно свалил в туман, оставив вновь приобретенных знакомых в нашем лице в гордом одиночестве. – И в тот вечер его больше никто не видел, – подытожил Герман. – Отчего же. Видели. Мы с Натаном, спустя десять минут после неудавшегося пикапа. Когда он немного посвежевший, шел со своими друганами назад. Стоило ему увидеть нас, как он остановился и, положив руку на сердце, выдал: “Пацаны, простите дурака! Бес попутал, бля буду!” Новый взрыв смеха от Германа последовал незамедлительно, но на этот раз смех этот вышел еще более звонким и заразительным, отчего я поплыл, глядя на то, как Гера становится тем самым человеком, которым был до случившейся с ним трагедии. Веселым, открытым, человеком-праздником, который не мог оставить равнодушным никого вокруг, окутывая всецело своим обаянием. Только теперь его обаяние перестало быть холодным, и было в состоянии согреть даже в самый лютый мороз. И от осознания, что это был не сон, и все происходило на самом деле, я продолжая улыбаться, почувствовал, как глаза увлажняются от скапливающихся в уголках слез. Сердце сжалось, и мне пришлось щедро отхлебнуть из своего стакана кофе, чтобы не потерять лицо, пойдя на поводу у захлестнувших эмоций. Проверенный способ, который всегда работал безотказно, и не позволял слезам выйти наружу. И неважно, что это были за слезы – печали или радости. В моем случае безусловно радости, потому что смотреть спокойно на самое настоящее Солнце в облике Германа было невмоготу. Благо, он не заметил, как я еле сдерживался от переключения в режим “обнять и плакать”, и не стал добивать меня, достаточно быстро справившись с приступом смеха. – Как много я мог бы сказать на тему того, что пацан реально потерпел фиаско, но не скажу, – произнес Герман, сверкая широкой голливудской улыбкой. – Потому что для него новое знакомство окончилось, так и не начавшись. По понятным причинам. А вот если бы там на тот момент был я… Для меня бы неожиданное открытие послужило сигналом к действию, и я бы наше знакомство закрепил. Нашел бы любой способ… – добавил он. И хоть улыбаться не перестал, улыбка его потеряла намек на веселье и приобрела совершенно иной оттенок. На подобное откровение я мигом забыл о своих не увидевших свет слезах, обратившись в слух, и как завороженный следя за малейшими изменениями в мимике Германа. – … Нашел бы любой способ, и не прошел мимо, потому что мимо тебя сложно пройти, – продолжил он свою мысль, заставляя мое бедное чувствительное сердечко сильнее затрепыхаться в груди. – Я тогда немного иначе выглядел, поэтому возможно ты бы не… Рука Германа подползла ближе к моей, и его указательный палец провел небольшую линию по моему мизинцу, отчего я резко умолк. Еле заметное движение, а меня аж внутренне подкинуло и бросило в жар. – Ты мне не так давно сказал, что я обладаю огромной харизмой, – произнес Герман, рассматривая наши руки, – и что это притягивает людей. Так вот, эта харизма есть и у тебя, Слава. И поверь, тот факт, что ты тогда выглядел иначе, никак не повлиял бы на мое желание завязать с тобой знакомство. Я бы обязательно воспользовался случаем… – Ты же понимаешь, что я бы тебя послал по матушке, если бы ты предпринял попытку подкатить, – заметил я. – Ты же понимаешь, что это меня не остановило бы, – усмехнулся Герман. Наверное, прошлый я с пеной у рта стал бы спорить по поводу того, что подобная затея ни к чему бы не привела, но только не я сегодняшний, прошедший слишком длинный путь в принятии себя, и убедившийся лично в том, что Герман из всех людей, которых я знал, по упертости мог дать сто очков вперед любому. – Жаль, мы не имеем возможности посмотреть, как бы было, если бы мы пересеклись в тот день, – произнес я нейтрально, сохраняя иллюзии интриги, хотя и признавая полную и безоговорочную правоту Германа в вопросе того, что у меня не было шансов свинтить. – А мне не жаль, – ответил он, и на мой вопросительный взгляд, добавил. – Ведь мы сейчас здесь. Мои губы тронула улыбка. Действительно, жалеть было совершенно не о чем. Потому что все, что произошло, все дорожки, которыми я ходил, в итоге сошлись в одну, приведшую меня прямиком к Герману. А то, что мы не встретились раньше… ну, значит не время было, и я не был готов к этой встрече. А сейчас, повзрослевший и изменившийся, готов был благодарить высшее провидение, что все произошло в нужное время и в правильных условиях. Вот, что действительно имело значение. Это была лишь одна из наших вылазок, но каждая из них оставляла после себя море впечатлений и очень приятное послевкусие. Потому что Герман, без преувеличения, доставлял в мою жизнь прямым рейсом счастье в неограниченных количествах. Я же не переставал удивляться тому, насколько сильно не знал его раньше, и как, оказывается, была права Эля, говоря, что ее брат – чудо. Мне с ним было так хорошо, что я купался в удивительном чувстве душевного комфорта двадцать четыре на семь, и так часто стал улыбаться, что, наверное, со стороны походил на дурачка. Но мне было плевать на это. Какая разница, как я выглядел со стороны, и что думали по этому поводу окружающие меня люди, если все было прекрасно и ничто не омрачало моего счастья. И, какой парадокс, именно это состояние непостижимым образом заставило меня однажды загнаться. А все потому, что очень неожиданно я с нихрена поймал себя на тревожной мыслишке, что в наших с Герой отношениях все складывалось как-то очень гладко и хорошо. “Слишком хорошо”, что стало настораживать. Нет, конечно, прекрасный период затишья и наслаждения друг другом был мне люб и дорог, вот только я прекрасно знал, что ни одни отношения, какими бы они идеальными не казались, не обходились без ссор. А у нас с Германом даже намека на это не было. Мы прекрасно ладили. Причем сходились абсолютно во всем. Но… разве мы не должны были повздорить, пусть и не сильно, хоть раз? Разве это не было в порядке вещей для некоего баланса, чтобы отношения не превратились в приторный сироп? Или чего хуже, развалились, потому что, видимо, жизнь слишком долго любила меня, придерживая в стороне обязательные невзгоды. Но на свои же рассуждения я очень быстро нашел ответ. Даже два. Первый – мы с Герой были вместе совсем недолго и все еще находились на стадии узнавания друг другу, что исключало ссоры, как таковые. Ну, и второй, который нравился мне гораздо больше – мы просто очень хорошо друг с другом гармонировали, и того самого повода у нас элементарно не было и быть не могло. А насчет приторного сиропа…. Тут я, конечно, погорячился. Никаких предпосылок к этому совершенно не наблюдалось. Очень уж Герман был серьезным и глубоким человеком, да и я не был розовой зефиркой, если уж быть откровенным. Мы просто действительно очень подходили друг другу, и не ударялись в крайности, особенно, когда повод, как таковой, попросту отсутствовал. В этом заключалась истина. Сделав над собой усилие, и возведя эту теорию в статус “аксиомы”, я немного успокоился, решив, что бежать впереди паровоза не дело. Если все складывалось отлично, то это не потому, что я был баловнем судьбы, и мне фартило, словно на меня подули волшебной пыльцой, а потому, что был молодцом, и старался не включать истеричку на ровном месте, внося дерьмое разнообразие в виде огонька из искусственных проблем. Нет, мне такого счастья и даром не нужно было. Меня все устраивало, и я просто скромно принимал подарки, которые мне презентовала жизнь. Хотелось верить, что ее щедрость не имела лимита, и неизбежные проблемы, такие как ссоры и недопонимания, будут обходить нас с Германом стороной, как можно дольше. Но, видимо, я слишком сильно ударился в рассуждения на тему, чем отправил запрос во Вселенную, вследствие чего она меня услышала, и с легкой руки внесла коррективы в мою безоблачную жизнь. Небольшие. Так сказать для затравки. Но тем не менее, этого оказалось достаточно, чтобы понять, что те самые ссоры, про отсутствие которых я рассуждал, могут случиться с кем угодно и когда угодно, и от моей мудрости это совершенно не зависело. Потому что не факт, что инициатором мог выступать я… …Качаясь на волнах своих романтических впечатлений, я как-то чуток расслабился и позабыл, что помимо личной жизни существовала и другая, которая требовала к себе внимания, и дергала периодически за руку, как тот маленький ребенок, которому срочно требовалось внимание. В моем отношении все оставалось ровно, и без каких-либо серьезных изменений. В данном случае речь шла о Германе. Ничего из ряда вон, просто очередные соревнования, нарисовавшиеся совершенно внезапно. Для меня, выпавшего из активной рабочей обоймы на какое-то время, это явилось небольшим сюрпризом, потому как мозг работал не в полную силу, отфильтровывая все, что так или иначе могло сбить эйфорию по части получения удовольствия в любом его проявлении. Этим чем-то стала информация, полученная мной ранее, но не усвоившаяся, как следует, что в Питере должны были пройти межрегиональные соревнования, на которых, само собой, участвовали и наши парни. А раз так, то усиленные тренировки стали в два раза активнее, и мы с Германом были вынуждены немного урезать совместное времяпрепровождение. Меня это не сильно устраивало, но я, разумеется, понимал, что выступать против такого положения дел – дичь несусветная, и что иногда нужно было принимать правила серьезной взрослой жизни, даже если это шло вразрез с твоими желаниями. Герман в период интенсивной подготовки стал более сдержанным и до ужаса собранным, направив все свое внимание на цель номер один – показать высший класс на соревнованиях. Я же, изучив достаточно неплохо его характер, не переживал по поводу того, что он на время немного дистанцировался. Это было очень даже объяснимо. Расслабляться было не время, поэтому я терпеливо ждал, когда соревнования пройдут, и Герман вернется в более спокойное расслабленное состояние. Все шло ровно. Парни готовились к соревнованиям, Герман активизировал весь свой спортивный арсенал. Я старался по возможности быть рядом, но сильно все же не лезть под руку, чтобы не отвлечь его ненароком своим “жаждущим внимания” видом. А вот сам день соревнований преподнес неожиданный неприятный сюрприз, что меня сильно обеспокоило. И вроде бы все поначалу было хорошо, вот только к моменту начала соревнований настроение Германа претерпело значительные изменения. И понял я это, когда увидел его на разминке. Он был сильно взвинчен, буквально кипел изнутри, источая убийственную темную ауру, и то и дело огрызался в сторону наших ребят, стоило кому-то из них подойти с какой-то просьбой или, не дай Бог, советом. Честно, таким я его видел впервые, и мне было совсем непонятно, почему он ведет себя подобным образом. Хотелось подойти спросить, но глядя на мечущего гром и молнии парня, я боялся усугубить положение своим пусть даже и необходимым сейчас участием. Поэтому решил какое-то время понаблюдать издалека. Однако за час до начала турнира, я, устав смотреть на то, как ситуация накаляется, все же решился подойти к Герману, потому что сил моих больше не было смотреть на то, как он агрится на всех и вся. Набрав в грудь побольше воздуха, я двинул прямиков к нему, однако на подходе меня стопорнул Валентин Александрович. – Слава, ты то мне и нужен. У Клима небольшая производственная травма в районе плеча. Говорит, что в порядке, но ты же знаешь наших мальцов. Сходи, глянь, что там. – Хорошо, – ответил я, мысленно поморщившись от того, что мне так и не удалось пообщаться с Германом. – Где он? – В раздевалке. – Аптечка.. – Все необходимое уже там. Хочется верить, что не понадобится, но на всякий случай, как говорится… – Понял, – кивнул я. – Ладно, я постараюсь быстро. – Не суетись. Время еще есть, – дал наставления Валентин Александрович, после чего, во избежание проволочек, отпустил. Бросив напоследок взгляд в сторону своего парня, я скорым шагом направился на помощь Климу, в надежде все-таки успеть выцепить Германа после того, как закончу с незапланированным осмотром. Зайдя в раздевалку, я обнаружил Клима сидящим на скамейке, у дальней стены. – Что там у тебя стряслось, боец? – с места в карьер произнес я, подходя к нему ближе, и присаживаясь рядом. – Привет. – Да, рука в районе плеча тянет адово, – признался Клим, поведя ею на пробу, и морщась от очевидных болевых ощущений. Я положил руку на плечо, и прошелся выше по трапеции, сразу безошибочно обнаружив источник воспаления. – Здесь?? – вопросил я, нажав на точку, которая активнее всего источала жар. – Да, – дернулся непроизвольно Клим, зашипев, – Болит, зараза. – Протянул скорее всего. Ну, ничего, сейчас все поправим, – улыбнулся я, чувствуя характерное покалывание в пальцах. – Вы мазь забыли, – произнес Клим. – Я без нее справлюсь, – было ответом. – Пара минут и будешь как новый. Чувствуя застывший в воздухе вопрос, я, тем не менее, не стал вдаваться в пояснения, что к чему, а сосредоточился на источнике боли, пытаясь прогнать ее с незаконно занятого места. Надо сказать, результат был получен довольно быстро и, спустя минут пять она, поджав хвост, была вынуждена сбежать. – Проверяй работу, – удовлетворенно улыбнулся я, убрав руки. Клим пошевелил плечом и повернул голову в мою сторону: – Как это? – расширились в изумлении его глаза. Типичная первая реакция всех, кому я когда-либо оказывал помощь подобного рода. – Как-нибудь расскажу. Но не сейчас. Как ты понимаешь, времени совсем немного. Поэтому рекомендую не терять драгоценных минут, – похлопал я ладонями по его плечам, в качестве своего рода поддерживающего жеста, и уже хотел убрать, как Клим накрыл левую кисть, обескуражив меня этим неожиданным импульсом. – Я, если честно, слегка в шоке, и понятия не имею, как Вы это сделали. Но огромное спасибо. В день соревнований такая помощь на вес золота, – сказал он. – Да, что ты. Не стоит благодарить, – отозвался я. – Это ведь моя работа. Клим кивнул, но руку почему-то убирать не торопился, продолжая смотреть в упор, словно у меня над головой неожиданно появился нимб. В этой странной картинной позе нас и обнаружил Герман, который именно сейчас, по злой иронии судьбы, решил наведаться в раздевалку. Обнаружил и замер, словно соляной столб. Однако не в пример нам с Климом, пришел в себя в разы быстрее. Его брови сошлись на переносице, а на скулах заиграли желваки, отчего я едва не выматерился вслух, поняв, что он сделал совершенно неверные, абсолютно нелепые выводы. – Извините, что ворвался без стука и прервал вас, – вложил он максимум льда в свои слова. – А, нет. Все в поряде, старик, – улыбнулся Клим, не обращая внимания на то, что Герман сатанел буквально на глазах. – Вячеслав Игоревич помогал мне снять напряжение. Не, я знал, конечно, что у него руки золотые, но даже не подозревал, что он умеет ими вытворять такое! Сказать, что я охуел от услышанного, это сильно приуменьшить всю степень моего удивления. Твою мать, Клим! Ты даже не представляешь, что только что сделал, произнеся безобидную, на первый взгляд, фразу. Ты же, блять, меня похоронил! Лицо Германа напряглось еще больше, и я струхнул, поняв, что Климу сейчас прилетит. Хорошо так прилетит. После чего восстанавливать придется не только плечо. Но хвала всем святым, беды не случилось. Благодаря Скату, который аккурат в этот самый момент, забежал в раздевалку, и буквально спас несчастного бедолагу от неминуемого взрыва. – Клим, мать твою, ты чего здесь?? Мы с Тохой тебя обыскались. Ты ж в зале уже должен быть. Куда свалил? – Да я на пару минут буквально. Харэ истерить, – скривился парень от навязчивого напора Ската. – Давай, пошли. Твой выход скоро! – не унимался тот. – Хорошо, – кивнул Клим, и одарив меня напоследок теплым благодарным взглядом на пару с улыбкой, последовал на выход за своим другом. Я же едва не скрипел зубами от досады, потому что искренне считал, что мне пришел пиздец! И если после внезапного появления Германа я еще мог как-то все разрулить, то после всего, что сказал Клим, понятия не имел, как оправдываться. Боже, как же нелепо все вышло! – Что это было? – задал вопрос Герман, вырывая меня из размышлений на тему, как избежать неминуемой расплаты ни за что. – Что именно? – осторожно справился я. – “Вячеслав Игоревич помогал снять мне напряжение. Я знал, что у него руки золотые, но то, что он может ими вытворять такое!” – вместо ответа на вопрос процитировал мне слова Клима Герман. – О чем он, мать твою, говорил? Чем вы тут занимались до моего появления?! – повысил он голос. – А не очевидно? – спросил я, стараясь сохранять спокойствие. – Или ты меня в чем-то конкретно обвиняешь? – Я хочу услышать ответ на поставленный вопрос, – голос Германа зазвенел еще больше, выдавая его усугубляющее нервное состояние. – Лечением, Герман, мы занимались лечением. – Его рука, лежащая на твоей, говорит о другом! – Он меня так поблагодарил. Не вижу в этом ничего плохого. – То есть, по-твоему это совершенно нормально, когда другой парень трогает тебя? – В знак благодарности, господи Боже, – вскипел я. – Просто прикосновение к руке. – Не очень то это было похоже на обычное прикосновение, – съязвил Герман. – А на что это было похоже?? Ну же, говори! – потребовал я. – Или хочешь сказать, что Клим по парням, и мечтает, как и все без исключения парни на планете Земля, затащить меня в постель? – То, что я увидел наталкивает меня на мысль, что именно так все и обстоит. – Да с хрена бы?? – Потому что он тебя трогал! – Он же меня не за член трогал! – окончательно вышел я из себя. – Если бы я не вошел сюда, он бы и за него потрогал, а ты, судя по всему, не нашел бы в этом ничего плохого! – выплюнул Герман. Я замер, словно меня молния пронзила насквозь своим зарядом. Стало до дрожи обидно за то, что Герман позволил себе так сильно усомниться в моей невиновности. Ведь обвинения, брошенные мне в лицо, я совершенно не заслужил, потому что никогда бы ни под каким предлогом не позволил себе того, о чем он говорил. Но совершенно очевидно, так думал только я один. После такого несправедливого разноса, появилось стойкое желание уйти. И не в зал к соревнующимся, а вообще. Просто побыть одному, и постараться остыть. Но я не мог. Здесь я находился в первую очередь в качестве физиотерапевта, стало быть, должен был исполнять свои прямые обязанности. Поэтому оптимальным решением было сейчас просто покинуть раздевалку, пока мы с Германом не разругались вдрызг. Только вот сказанные слова жгли меня изнутри, подобно кислоте, отчего просто так покинуть раздевалку я не мог. По этой причине мне захотелось оставить последнее слово за собой, чтобы расставить все точки над “ё”, и хотя бы немного избавиться от этого сучьего тянущего чувства внутри. – Знаешь… я конечно, не святой, и мне свойственно, как и большинству людей, совершать косяки. Но я бы никогда не поступил так, как ты сказал. Потому что для меня наши с тобой отношения не пустой звук. Для меня это очень серьезно. И я думал, что ты знаешь об этом. Казалось, что за прошедший период ты смог меня хотя бы немного узнать, чтобы не делать поспешных выводов, – произнес я, грустно усмехнувшись. – Выходит, ошибся… – Слава… – Нет. Не нужно. Если хочешь сказать что-нибудь еще более неприятное, бросающее тень на меня, и на серьезность моих побуждений в отношении нас с тобой, то лучше ничего не говори, Гер. Не хочу оправдываться в том, в чем моей вины нет. Но все же считаю нужным напомнить тебе, что я здесь нахожусь в первую очередь потому, что являюсь физиотерапевтом. По этой же причине вынужден оказывать помощь любому из наших парней, когда того требуют обстоятельства. Хочу я того или нет. Обстоятельства потребовали оказать помощь Климу. Об этом мне сказал Валентин Александрович. Что я и делал. Просто оказывал скорую медицинскую помощь, а не то, что увидел ты. Вот и все. Но, конечно, заставить тебя верить мне я не могу. И это расстраивает меня больше всего, потому что тогда выходит, что ты мне попросту не доверяешь. А ведь доверие – это основа любых отношений. И если его нет, то нет ничего. Отношений нет. А раз так, то и говорить нам больше не о чем, – закончил я свою мысль, и двинул на выход, но возле самой двери был перехвачен Германом, и притянут к горячему телу. – Прости, – виновато произнес он, прижавшись лбом к моему. – Я не должен был говорить этого. И хочу, чтобы ты не принимал близко к сердцу услышанное… Потому что я тебе верю, правда. Знаю, что ты бы никогда не поступил так. Просто меня понесло, когда я вошел и увидел вас с Климом в близком контакте… – Я выполнял свою работу, устраняя болевые ощущения в его руке, – произнес я, чувствуя как к горлу подкатывает комок. – А ты сразу поспешил обвинить меня во всех смертных грехах. – Ты тут не при чем. Дело во мне. Я просто сорвался… и прошу за это прощения… Чувство обиды стало немного меньше, но не прошло совсем. И, чтобы погасить его полностью, я вспомнил о том, что до нашей стычки, хотел выяснить причину плохого настроения Германа, которая, скорее всего, и потянула за собой наш с ним разлад на ровном месте. – Ты сегодня вообще сам на себя не похож, – заметил я. – Что с тобой происходит? – Ничего… – Как, ничего? Я же вижу, что что-то не так. – Все в порядке. – Гер, я хочу помочь. Но не смогу, если ты не поделишься, – произнес я, желая несмотря ни на что услышать правду. Тяжелый выдох заставил сильно напрячься. – У меня мигрень… – вынужден был признаться Герман. – Осталась на память после аварии. Раньше была очень часто, но со временем практически перестала беспокоить. А вчера вот нагрянула снова. Вовремя... Держусь чисто на волевых. Даже сейчас мне сложно говорить с тобой. Голова просто разрывается, – признался Герман, продолжая обнимать меня за торс, словно он был утопающим, а я его спасательным кругом. Мои брови полезли наверх: – Почему таблетки не выпил?! – Потому что те, что нам полагаются, мне не помогают, а другие нельзя. Вот и приходится терпеть. – Валентин Александрович в курсе? – Нет. Ему знать об этом не обязательно. – Он – твой тренер, и отвечает за тебя. – Если он узнает – снимет меня с турнира. А я не могу этого допустить, – уперся парень. – Ничего, с Божьей помощью, возможно к моему выходу боль утихнет, – добавил он, и постарался улыбнуться, но вышло у него это настолько вымученно, что мне показалось, что часть его боли перекинулась и мне, заставив выругаться на свое тугодумие и резко разморозить яйца. Какого хрена?? Мой парень умирает от боли и еле стоит на ногах, а я вместо того, чтобы действовать, лясы точу, задавая лишние вопросы! Нет, так дело не пойдет! – С Божьей помощью, и с моей, – произнес я твердо, вознамерившись во что бы то ни стало в кратчайшие сроки вернуть Германа в строй. – Садись на лавку, буду тебя лечить. – Мне через полчаса идти на ринг, – ответил он, глядя на мое решительное выражение лица. – Мы можем не успеть. – Постараюсь управиться быстрее, – пообещал я, немного отстранившись, и взяв за руку, повел его к скамье. Герман хотел что-то сказать, но видимо, боль реально сильно его донимала, отчего он сдался и предпочел таки довериться моим рукам. Я всегда очень ответственно подходил к процессу лечения, но в данный момент не просто старался. Я буквально всего себя вкладывал, отчего весь горел, чувствуя, что пот начинает медленно стекать по спине. Было безумно жарко, а руки, по ощущениям, словно окунули в скипидар. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, насколько сильную Герман все это время испытывал боль. И ничего не сказал, наверняка рассудив, что я это посчитаю проявлением слабости. Только вот для меня это не являлось слабостью. Для меня это было одной из составляющих того самого доверия, про которое я говорил ему в момент нашей ссоры. И мне бы очень хотелось, чтобы однажды он перестал скрывать от меня такие важные вещи, раскрывшись полностью. Пока же оставалось ждать, когда этот светлый миг наступит, и по возможности не давить. Пятнадцать минут я добросовестно держал свои ладони на голове Германа, и только когда температура в них вернулась в норму, смог выдохнуть. Очередная победа над недугом досталась мне весьма непросто, но была слаще остальных в разы. Потому что я смог помочь дорогому человеку. И поймав его благодарный, просветлевший взгляд, после того, как убрал руки, я четко осознал, что готов был проводить подобную профилактику днем и ночью, лишь бы Герман всегда оставался в добром здравии и продолжал смотреть на меня так, как смотрел сейчас. – Ну как?? Лучше? – осторожно справился я. На мой вопрос Герман поднялся с лавки и, притянув меня к себе, поцеловал так крепко, что я едва устоял на ногах. – Что бы я без тебя делал? – прошептал он в мои покрасневшие губы, когда пришла пора вдохнуть кислорода. – Изнемогал дальше, – проскрипел я, чувствуя приятное головокружение. – Слава Богу, что долго не пришлось, ведь мне несказанно повезло. У меня есть ты. А значит, я в полной безопасности. – Это самое главное, – ответил я. – осталось дело за малым. Выйти на ринг и показать, кто тут главный. – Ну, теперь у меня нет выбора. Придется навалять противнику как следует, чтобы твои усилия оказались не напрасными. Я положил ладони на щеки Германа, и заглянул в его глаза: – Не окажутся. Знаю, что сделаешь все на совесть. Ведь ты – настоящий боец. Лучший из лучших. Какие могут быть сомнения? Герман прижал меня к себе сильнее: – Спасибо, Слав. За то, что веришь в меня, и помогаешь включить голову, в прямом и переносном смысле. – По-другому никак, – кивнул я, мысленно выдыхая от облегчения, что гроза прошла стороной, не успев нанести серьезного ущерба. – И…еще раз прости за мое поведение, – с явно проступающим стыдом в голосе, повинился Герман. – Прощу, если вернешься с победой. – Это шантаж, – шутливо возмутился он. – Зато идеальный стимул идти до конца, – заметил я. – Считай, что она у меня в кармане, – уверенно ответил Герман. – Но чтобы уж точно все получилось… могу я попросить маленький аванс? – Ну, попробуй, – не смог я сдержать улыбки. Поцелуй, от которого у меня все внутренние органы заплясали ламбаду, был передан, не сходя с места, в качестве аванса и стал реально прекрасным стимулом, принесшим Герману чистую убедительную победу на ринге. После того дня наши отношения, уже сильно изменившиеся, казалось, стали еще более близкими. Герман словно что-то переосмыслил для себя. Вероятно, не хотел повторения истории с ссорой, и решил сделать все, чтобы этого больше не случилось. В связи с этим совместных вылазок стало больше, как и чувства единения. Я как маленький ребенок, каждый раз затаив дыхание, гадал, куда меня поведет Гера на этот раз, и какие вкусные подробности из своей жизни расскажет. Хотя я уже успел узнать достаточно, мне всегда было мало, и я пытался узнать еще больше. В простых душевных беседах я смог выведать, что Герман автомобильному спорту, предпочитает конный, и любит посещать ипподром, куда и привел меня однажды, что в глобальном плане предпочитает черный цвет, но когда дело касается маленьких деталей, влюблен в голубой, что в детстве боялся черных кошек, но теперь в планах завести черного мейн куна, что шумным компаниям предпочитает отдых на природе в одиночестве, что никогда не плакал, только однажды, в день, когда мать с отцом развелись, и он понял, что его семья распалась. Я старался его поддержать, не выражая откровенного сочувствия, помня о том, что мне достался очень сильный парень, но всеми силами пытаясь отвлечь историями из своей жизни, хотя мне казалось, что в сравнении с его, моя была самой обычной, не изобилующей многообразием. И тем не менее и у меня каждый раз находилось, что рассказать. А самое главное, что ни разу в нашем общении не возникло ни единой неловкой паузы. Нам всегда было о чем поговорить, да и помолчать, если честно. Глядя на то, как замечательно, размеренно развивались наши отношения, я еле сдерживал свой восторг, потому что именно сейчас мог сказать, что абсолютно точно двигался в правильном направлении, и перемены, те самые долгожданные и выстраданные, не просто стучали в дверь, они ломились в нее, с четким намерением выбить ее к хренам собачьим. И чтобы они уж точно никуда не делись, мы каждый раз, после безумно продуктивно проведенного совместного досуга, заканчивали день в квартире у Германа. Так сказать, для закрепления полученного результата. Где тот мог на законных основаниях дорваться до моего тела, а я насладиться его. Так, после среднестатистического рабочего дня, следуя традиции, я в который раз решил воспользоваться приглашением Германа, и зайти к нему на чай. Естественно тот самый, который не имел ничего общего с чайной церемонией. Хотя для вида мы, конечно, пропустили по чашечке ароматного напитка, но рассусоливать не стали, и уже очень скоро оказались там, куда мыслями стремились давно – в спальне, где сгорая от нахлынувшей страсти, перешли к самому главному. И хоть нас никто не подгонял, по причине того, что времени у нас был вагон и тележка, мы все равно едва сдерживали свое нетерпение, желая как можно скорее получить долгожданное удовольствие от близости. И казалось, что мне уже не с руки удивляться тому, насколько яркий у нас с Германом был секс, но каждый последующий раз становился еще “вкуснее” и пробирал до самого нутра. Возможно из-за того, что Герман словно мысли мои научился читать и разгадал код от души, который даже мне был до знакомства с ним неведом. Его прикосновения вызывали дрожь по телу, и любое выверенное движение с идеальным нажимом достигало каждого моего нервного окончания, отчего я в прямом смысле слова отъезжал головой, и становился глиной в умелых руках мастера. Он выцеловывал и облизывал меня везде, не пропуская ни единого участка кожи, а я поначалу не сильно раскованный в своих действиях, смущающийся и краснеющий, теперь с огромной охотой подставлялся под ласки, наслаждаясь божественной прелюдией. Только вот когда все преграды пали, пришло понимание, насколько сильно и мне хотелось бы подарить ему такие же сильные эмоции и постараться подогреть перед тем, как ощутить внутри. И что любая божественная прелюдия была не полной, если ее осуществлял один человек. Мысль эта вызревала в моей голове не один день, но окончательно оформилась в непреодолимое желание доставить незабываемое наслаждение Герману лишь сейчас. Но как там говорилось – Лучше поздно, чем никогда. Мое "поздно" выросло до огромных размеров, и я жаждал испробовать нечто новое для себя, рассудив, что хуже этим уж точно никому не сделаю. Именно поэтому, когда я пополз поцелуями по рельефному аппетитному прессу вниз, дублируя маршрут блядской дорожки, я отчетливо уловил изумление Германа, до этого никоим образом не дававшего мне понять, что его моя пассивная позиция касательно оральных ласк не устраивает и каким-либо образом ущемляет. И за это я ему был благодарен, но в данную минуту я готов был исправить этот досадный промах и попытаться компенсировать долгое отсутствие такой важной составляющей нашего интима. Когда мои поцелуи достигли головки, с каплей предэякулянта, я языком мазнул по набухшей вершине, отчего Герман шумно, даже слишком, выдохнул: – Слав… – Тшш.. – прошептал я. – Я хочу… Фразу я не закончил, отвлекшись на подрагивающий от нетерпения член. Да, слова сейчас были ни к чему. Передо мной стояла серьезная задача сделать все если и не идеально, то хотя бы не облажаться. Ведь достоинство у Германа было определенно немаленьким, а навыка в работе ртом, в отличие от того же Натана, у меня было ноль целых, ноль десятых. Как бы с непривычки не подавиться. Но все нелепые лишние мысли я быстро отмел. Сомневаться было не время. Да и Герман определенно заждался продолжения моих действий, застыв в моменте, словно боялся спугнуть мою неожиданно проснувшуюся смелость, и оборвать еще не начавшуюся сладкую экзекуцию в шаге от ее воплощения в жизнь. – Если не уверен, я нее…мгх…– поперхнулся словами он, когда я размашисто прошелся языком по стволу, и губами захватил головку, кончиком языка надавив на уздечку. Подсмотрел на одном ресурсе, где милый паренек рассказывал, как доставить удовольствие парню, и решил, что костьми лягу, но заставлю Германа мечтать о повторении минета в моем исполнении. К тому же все не выглядело чересчур уж сложно. Вот только в теории мы все были Боги, а на практике как правило убоги. Да и перспектива сделать что-то не так и задушить в утробе желание повторения оральной ласки, сильно пугала. И все же добросовестно просмотренный получасовой ролик несмотря ни на что вселял надежду, что я смогу хотя бы приятно удивить, а там, может, и до удовольствия дело дойдет. И судя, по тому, как Герман подкинул бедра вверх, глухо простонав, я оказался даже ближе к своей цели, чем надеялся изначально. Воодушевившись полученной маленькой положительной “рецензией” от его тела, я разомкнул губы сильнее и стал медленно, с нажимом насаживаться на член, памятуя о том, что зубы в процессе участвовать не должны. В мои волосы зарылись пальцы Германа, и его рука стала направлять меня, отчего я почувствовал прилив уверенности на пару с диким возбуждением. Ведь мне безумно заходил процесс, и чем активнее я двигал головой, а Герман бедрами навстречу моему широко раскрытому рту, тем сильнее напрягался мой член, и пульсировал анус, намекая, что готов перенять эстафету в любовной прелюдии, и впустить дорогого гостя к себе на “погреться”. Совершив очередной подъем к вершине, я вновь сжал губами головку, и вскинул горящие безумным огнем глаза на Германа, чтобы напороться на блестящий невменяемый взгляд. Кажется, я своим усердием добился той реакции, о которой только мечтать мог, и мой парень медленно, но неумолимо плавился от удовольствия, теряя секунда за секундой контроль над своим разумом. И в момент, когда наши взгляды пересеклись, и я в качестве контрольного выстрела совершил круговое движение языком вокруг головки, он окончательно его потерял. Утробный рык, вырвавшийся из горла Германа, прокатился ознобом по коже, и дал понять, что секс сегодня будет таким огненным, что я неделю передвигаться буду в раскоряку. Может, кого-то такая перспектива и напугала бы, но не меня – заведенного так сильно, что готов был рвать ногтями матрас на кровати, лишь бы этот охуенный квест для моей задницы поскорее воплотился в жизнь. И, к моему счастью, ждать мне не пришлось. Герман еще мгновение назад находившийся в роли ведомого, сейчас вновь перенял инициативу, и занял позицию лидера, вернув себе утерянный на время контроль. Приняв вертикальное положение, он запустил руку мне в волосы и, потянув за пряди, припал к натруженным после минета губам. Напористый, где-то даже грубый поцелуй красноречиво намекнул, что кроткий темперамент канул в небытие, и его место заняла хорошо знакомая мне сильная натура завоевателя, который желал как можно скорее овладеть моим телом. Я же отвечал со всей страстью, давая понять, что готов ко всему, и сделаю все, что бы он ни попросил. И дабы доказать это, я разорвал поцелуй, и одарив Германа пронзительным “говорящим” взглядом, лег на кровать, приглашающе раздвинув бедра. Пламя, полыхающее на дне глаз, стало обжигать кожу, усилив духоту комнаты в разы, отчего я окончательно поплыл, выдохнув: – Иди ко мне… если все еще хочешь… Последние слова были лишними, и я это знал. Просто решил бессовестно спровоцировать Германа на активные действия, чтобы почувствовать, наконец, всю степень его достигшего апогея желания. И, надо сказать, я его почувствовал. Так почувствовал, что, наверное, этот раз был самым безумным, пропитанным страстью такой силы, что в какой-то момент, я полностью потерял связь с реальным миром. И только острейшее чувство удовольствия стало постоянным моим спутником, пока Герман брал меня, загибая в таких позах, на которые, как мне казалось даже мое тело, хорошо знакомое с йогой, было не способно. После такого секс-марафона, мы полностью лишившись сил, толком не перекинувшись парой слов, вырубились. Наверное, так я не уставал никогда прежде, и если честно, думал, что после такого марш-броска, просплю как минимум до обеда, чтобы хотя бы процентов на двадцать восстановить свой энергетический ресурс. Но мои планы неожиданно были нарушены посреди ночи. Мягкими поцелуями, которые касались моей шеи, сползая на плечи. Я сперва подумал, что мне это снится, но открыв глаза понял, что это вовсе никакой не сон. Это Герман-полуночник решил снова проявить активность. Что было для меня полным безумием, учитывая как долго и интенсивно мы занимались сексом до того, как заснуть. И тем не менее, ласковые поцелуи и явная эрекция, упирающаяся мне в район копчика свидетельствовали о том, что парень снова готов к труду и обороне. И мне бы возмутиться, что мой сон так нагло потревожили, но у меня все внутри все задрожало от нахлынувших чувств, и появилось устойчивое желание ответить на внезапный порыв. Я повел плечами и медленно повернулся к Герману, встречаясь с ним взглядом. Около минуты мы молча смотрели друг другу в глаза, после чего он сократил расстояние и остановившись буквально на мгновение в миллиметре от моих губ, втянул меня в поцелуй. Не грубый и напористый, а очень осторожный и бережный, словно боялся, что я не человек, а хрустальный сосуд, который при неосторожном обращении можно разбить. Я сперва растерялся, но буквально мгновение спустя положил руку на затылок Германа, перебирая мягкие пряди и сходя с ума от разливающегося внутри тепла. Такого чуткого, до самого сердца контакта, у нас еще никогда не было. Что-то незримым образом изменилось, причем произошло так быстро, буквально со взмахом ресниц, что я и заметить не успел. И вот теперь боролся с желанием задать нелепый по сути вопрос: “Что случилось?”. Однако спрашивать, естественно, не стал. Не в такой особый момент, когда между нами происходила самая настоящая магия. Встав на колени, Герман придвинул меня за бедра вплотную к паху, и закинул мои ноги себе на плечи. Мазнув губами по щиколотке, он одарил меня взглядом, от которого сердце зашлось в быстром стуке, а после одним плавным движением вошел в меня, заставив задержать дыхание от прошившего насквозь чувства блаженства. Нагнувшись ниже, он упер руки по обе стороны от моей головы, и стал медленно, плавно двигаться, продолжая плавить меня своим взглядом. А я… что я? Я только купался в ощущении потрясающего удовольствия, неотрывно глядя в черноту глаз напротив. Неспешный темп с глухими шлепками, слабые стоны, перемежающиеся с шумным дыханием, все это заставляло меня вспыхивать и разгораться, чувствуя внутри огромный разрастаюшийся огненный шар из распирающих грудь эмоций. На глазах от переизбытка чувств непроизвольно выступили слезы, и рука потянулась к лицу Германа. Очертив высокую скулу, я остановился у приоткрытых губ, которые тут же оставили легкий поцелуй на пальцах, после чего Герман стал ускоряться, входя более основательно, до самого упора, ведя меня этим к неизменной разрядке. На самой вершине удовольствия, я приоткрыл рот в немом крике, чтобы в то же мгновение ощутить, как вырвавшийся не то стон, не то хрип воруют губы Германа. Неожиданно, как снег на голову, на меня снизошло озарение, что чувство, которое я питал к Герману, давно перестало быть влюбленностью. Оно изменилось, достигнув таких размеров, что перестало умещаться в рамки этого определения, и приобрело форму полностью завершенную и удивительно совершенную. Это было так очевидно и вроде бы лежало на поверхности, но лишь сейчас пришло полное осознание… когда Герман в последний раз толкнулся вперед и замер, припав к моим губам, словно это был единственный источник кислорода, а он до этого слишком долго не дышал. Мгновение в статике, наполненное молчанием, но как же этого мгновения не хватало, чтобы окончательно понять одну простую истину – моя жизнь теперь была прочно связана с Германом. Что это мой человек, и что я уже не представляю себя без него. Просто потому что чувствую себя рядом с ним так хорошо, как никогда прежде. Думаю о нем все время, ищу глазами, когда его нет, переживаю о его благополучии больше, чем о своем, и радуюсь, когда у него все ладится… Нет, влюбленность давно прошла и ее место теперь занимала вовсе не она… Мои мысленные откровения были прерваны Германом, который переждав приступ эйфории, с оттяжкой отпустил мои губы и вновь заглянул мне в глаза: – Слава… – выдохнул он, так, что волоски поднялись на всем теле. – Я люблю тебя… – вырвалось у меня, прежде чем удалось сдержать свой порыв. Глаза Германа застыли в одной точке, как и он сам, словно бы система, отвечающая за реакции дала сбой и основательно подвисла. Видя однозначную, совсем не ту реакцию, на которую рассчитывал в глубине души, я от досады закусил губу. Боже, ну зачем? Зачем я сказал это? Ведь все же было хорошо. Развитие отношений шло своим чередом, и время, проведенное вместе, шаг за шагом позволяло без адских усилий снимать с сердца Германа наледь, которую он долгое время носил в качестве брони. И надо же было так все испортить! Костеря себя последними словами, я судорожно соображал, как исправить ситуацию, пока Герман не пришел в себя, и не дал ответ, который мне бы совсем не понравился, разрушив надежду на то, что в наших отношениях метаморфозы затронули не только меня, но и его. Пусть даже и самую малость. Пока же я занимался самоедством, Герман незаметно отмер, решив нарушить затянувшуюся слишком неловкую паузу: – Слав, я… Я приложил руку к его губам, не позволяя ничего произнести. Просто потому что запаниковал, и не хотел слышать то, что хотя бы немного могло нарушить безусловное счастье момента. – Ничего не говори, пожалуйста, – попросил я. – Это.. Я просто поддался чувствам, которые… оказались сильнее меня. Потому и сказал. Но я не прошу от тебя никаких признаний взамен. Особенно если ты не готов к этому. Скажешь, когда по-настоящему захочешь. Не тогда, когда нужно что-то сказать в ответ. Хорошо? – сбивчиво произнес я, и замолчал, ожидая реакции. Спустя секунд пять, показавшихся мне ужасно долгими, Герман кивнул, не сводя с меня пронзительного взгляда, давая понять, что услышал мою просьбу, отчего я немного расслабился, убирая руку с его губ. – Просто… спасибо тебе… за то, что рядом… Мне безумно хорошо. И я хочу, чтобы ты знал об этом. Вот и все, – закончил я свою мысль. Еще одной попытки ответа я не ждал, но он все равно последовал в виде поцелуя, который заставил меня в который раз за сегодня растеряться. Растерянность была связана с тем, что он сильно отличался от наших традиционно наполненных страстью, и был одним из тех, которыми щедро одаривал меня Герман последний час. Ласковый, напрочь лишенный напора и какого-либо намека на грубость. Однако растерянность быстро прошла, уступив место обычной логике, исходя из которой я сделал вывод, что в данный момент мне, взвинченному и бликующему плохо скрываемым страхом, именно такой и нужен был. И Герман, очевидно, сделал точно такой же вывод, решив погасить неуместные эмоции. Что ж, у него очень хорошо вышло это сделать. Столь осторожный, мягкий поцелуй реально смог успокоить, словно хорошо действующая таблетка, ведь судя по всему я не успел своими опрометчивыми признаниями навредить тому ростку новых отношений, который был еще неокрепшим, но с каждым днем набирал силы. Слава Богу… А когда Герман лег рядом и обнял меня со спины, мне и вообще стало до одури хорошо, и я выбросил ненужные мысли из головы, кончиками пальцев прослеживая маршрут вен на сильной руке. Сон навалился очень быстро и поспешил вернуть меня туда, откуда на время забрал Гера. И сон этот был поистине волшебным, потому что там я смог услышать от Германа слова, которые очень хотел услышать однажды, слова, проливающие свет на тайну его души. “Мне тоже безумно хорошо… Таким живым я давно себя не чувствовал. И это произошло со мной благодаря тебе, Слава… Спасибо, что появился в моей жизни.. ”