Цепи, сотканные из звёзд

      Буровая коронка выла, вгрызаясь в ледяные жилы породы. Её стальной визг, похожий на предсмертные конвульсии механизированного зверя, отражался от стен сектора Гамма хромитовых рудников, множась в бесконечности подземелья. Элисса впилась в рукоятки до побеления суставов, будто из металла можно было выжать ответы. Знакомые вибрации, обычно глухие как пульс рудника, сегодня бились в запястьях тревожным морзянским кодом. Каждый удар криотермального бура выстукивал тот же вопрос: Кто ещё видел? Двадцать шесть часов. Столько прошло с тех пор, как она нашла тело — остов раба с вырезанной плотью. Сектор Гамма дышал вокруг ледяными лёгкими. Флуоресцентные полосы мерцали нервными импульсами, подсвечивая рабов-марионеток. Они сгибались под ритмом Вейлар, но теперь Элисса ловила детали: слишком плавный шаг 47-го, едва заметная задержка дыхания у 112-й. Притворяются. Притворяются, как она сама, изображая послушание, пока ошейники-пауки плетут паутины из их биометрии. Её собственный ошейник жужжал у горла, впрыскивая в сонные артерии страх. Устройство не просто следило — оно переваривало каждую дрожь, каждую каплю пота. Лишь в редкие щели, когда нейроинтерфейс засыпал, она позволяла себе дышать полной грудью. Как сейчас. Грохот на восточной развилке. Раб 89 брыкался в электрошоковых конвульсиях, его буровая установка выла сиреной. Надзиратель Хендрикс шагнул вперёд, лицо — маска из вулканического стекла. Синий луч сканера лизнул ошейник, затем пополз вниз к обнажённой шее.       Пип. Пип. Пип. Элисса ловила обрывки сквозь рёв машин: —аномалия ФамЛайн— —маркеры третьего кластера— —к реестру Дома— Кристаллы льда пронзили кровь. ФамЛайн. Те самые портативные ДНК-сканеры, о которых шептались в душевых тоннелях. Грубые, как всё у надзирателей, но смертоносные. Так они находили их. Сканировали. Отмечали. Вырезали. Упавшего раба поволокли за собой, как мешок с рудой. Его пятки чертили в минеральной пыли идеально ровные борозды — будто надзиратели оставляли метки для следующих жертв. Элисса впилась взглядом в свой бур, но мысли крушили черепную коробку. ФамЛайн здесь. В рудниках. Каждый выдох теперь оставлял в воздухе генетическую подпись. Каждый стук сердца в ошейнике мог стать последним отсчётом перед квотой на иссечение.       «Внимание всем подразделениям». Голос из динамиков лопнул искрой, пустив по коже мурашки.       «Туннель С-7 нестабилен. Немедленная эвакуация по секторам D-5 и F-7». Синие лазеры рассекли пол, сплетая клетку из световых дорожек. Рабы задвигались, как заводные куклы с перерезанными нитями — ошейники щёлкали разрядами, подгоняя отстающих. Элисса шагала в строю, мысленно сканируя систему: Тепловые датчики на развилках. Биометрические шлюзы через каждые 20 метров. Еще одна петля на удавке контроля. Наблюдательная платформа вспыхнула ядовитым светом. Командор Валериус возник из теней, демон технократии. Его мундир тёмно-серого цвета обтягивал тело, как вторая кожа, а ошейник более гладкий, чем у обычных рабов, искрился серебряными жилами. Не аксессуар — симбиот. Хранитель. Палач с доступом к красным кнопкам. Он отмечал его как человека, который заслужил своё место в иерархии хитростью и безжалостной эффективностью. Его взгляд упал на сектор Гамма. Ошейник Элиссы взвыл ультразвуком, выжимая из надпочечников адреналин. Сбор данных. Биометрический анализ. Её пульс подскочил, и она знала, что устройство запишет и это тоже. Она вжала ладони в рукоятки бура, имитируя рабочий ритм. Раз-два. Раз-два. Механическая точность станка. Но его глаза — камеры с инфракрасным зумом — задержались. Три удара сердца. Четыре. Он видит. Чует. Знает. Когда Валериус наконец отвернулся, подмышки Элиссы леденели от пота. Руки дрожали, выдавая сбой в программе «идеальный раб». Где-то в недрах сетей Вейлар уже мигал тревожный маркер. Не имя — она давно его лишилась. Координаты. Биометрия. Серийный номер жертвы. Осталось лишь понять: отметило ли её как цель... или как находку. Элисса пристроилась у ниши снабжения, где Боб возился с конденсаторными фильтрами. Старик напоминал человеческий вариант буровой установки — шрамы вместо болтов, седые волосы как изоляционная лента. Его левая кисть, лишенная двух пальцев, работала с гипнотической точностью: каждое движение выверено годами, чтобы не тратить лишних калорий.       — Пыль въелась в сочленения, — пробормотала она, скребя наледь с гидравлики. Голос растворился в гудении вентиляции, — Видела свежие трещины в штреке С-7. Острые, как зубы Харона. Руки Боба замерли на микросекунду. Когда он ответил, его слова всплывали сквозь скрежет зубов:       — Харон берёт дань в кристаллах, девочка. А Вейлар плавят сталь из костей любопытных. Предупреждение повисло между ними ржавой гильотиной. Элисса наклонилась ближе, притворяясь проверяющей смазочный порт:       — Но кристаллы растут даже под прессом. Нужно лишь найти зеркальный пласт. Старик резко дёрнул головой, будто отмахнувшись от мошкары. Его шёпот стал похож на скрип ржавых петель:       — Зеркала здесь ломают. А осколки... — он провёл трехпалой рукой по горлу в универсальном жесте, который все рабы узнавали с первого дня. Вокруг них вился тайный язык шахт. "Сектор Пять требует новой футеровки" — надзиратели усиливают контроль. "Тепловые жилы пульсируют" — учащаются обыски. "Поверхностная обработка для бригады Гектора" — ещё три раба исчезли. Элисса сглотнула ком страха, замечая, как дрожит край робы Боба. Этот человек пережил десятки "чисток", видел, как Вейлар стирают целые поколения. И всё же его страх сейчас был иного качества — острый, свежий. Боб что-то знал — она была в этом уверена. Какая бы правда ни лежала под тем изуродованным трупом, она была достаточно опасной, чтобы заставить такого человека, как Боб, молчать. Элисса шла, повторяя про себя кодовые фразы как мантры. "Футеровка... тепловые жилы... поверхностная обработка..." Каждое слово теперь несло двойное дно, как шахтные стволы, ведущие в неизвестность. Её руки сами защелкнули страховочные ремни. Буровая коронка завыла, сливаясь с гулом в висках. Закодированные разговоры продолжались вокруг неё, тонкая симфония сопротивления и выживания. И где-то в глубинах разума девушки начала формироваться опасная идея. Руки Элиссы водили буром на автопилоте, пока сознание перемалывало планы как дробильная установка. Страх Боба, въевшийся в кости за десятилетия рабства, висел в воздухе кристаллами замерзшего дыхания. Но именно это подстегнуло её. Страх, не тронутый временем, — лучший компас в подземном аду. Лезвие памяти вонзилось внезапно. Труп в скрытом штреке: пальцы-сосульки, сжимающие крошечный объект. В аварийном свете он мерцал как осколок нейтринной звезды — слишком мал, чтобы разглядеть, слишком важен, чтобы игнорировать. Тогда она не рискнула приблизиться. Теперь этот крючок впивался в мозг, требуя действий. Элиссе пришла в голову мысль, которая была одновременно безрассудной и рискованной. Ей необходимо было вернуться в ту укромную нишу, чтобы проверить, осталось ли тело на месте, и попытаться раскрыть тайну, которую умерший так отчаянно пытался сохранить. Риск был колоссальным — любое отклонение от её предписанной рабочей зоны немедленно зафиксировал бы её ошейник, и алгоритмы наблюдения Вейлар тут же бы это отследили. Однако, перспектива не узнать правду была ещё хуже. Жить с постоянными вопросами, которые медленно разрушали бы её разум, и ожидать того дня, когда её собственный ошейник мог бы стать инструментом такого же жестокого контроля, было невыносимо. Она начала планировать, и её разум, словно в процессе бурения, методично и точно анализировал все переменные. Оптические сенсоры сканировали туннели предсказуемо, с повторяющейся цикличностью. Надзиратели строго следовали установленным маршрутам патрулирования. Однако, были и пробелы — короткие промежутки времени, которые могли бы стать возможностью для того, кто достаточно умён, чтобы ими воспользоваться. Ключ был в создании отвлекающего маневра. Что-то, что отвлекло бы внимание от ниши на достаточный промежуток времени, чтобы она могла провести своё расследование. Важно было, чтобы отвлекающий маневр не выдал её как инициатора проблемы. Словно в ответ на её мысли, с наблюдательной платформы донеслись шаги, эхом разносящиеся по округе. Вернулся Валериус, его резкие черты лица казались высеченными из того же сурового материала, что и сам рудник. Он двигался с грацией хищника, его взгляд, подобно лазеру, сканировал рабочую зону, не упуская ни одной детали. Его глаза скользили по рабам внизу, анализируя уровни производительности и выявляя потенциальные проблемы ещё до того, как они могли проявиться. Когда его внимание обратилось к секции, где работала Элисса, она почувствовала, как её ошейник отреагировал — слабое гудение сигнализировало о том, что начался активный сбор данных и биометрический анализ. Она впилась зубами в щеку до крови, заставляя тело имитировать рабочий ритм. Но даже когда её взгляд был прикован к каменной стене перед ней, она ощущала пристальное внимание Валериуса впивается в спину стальными щупальцами. Это ощущение словно скользило по её коже, словно невидимая сила прощупывала её, выискивая любые признаки слабости или несоответствия. Оставайся спокойной, — сказала она себе, — Это всего лишь очередная смена. Просто ещё один день в этом аду. Но её тело подвело. Несмотря на постоянный холод рудника, пот выступил на лбу. Её хватка на рукоятках бура невольно усилилась. Всё это фиксировалось, анализировалось и сопоставлялось с поведенческими шаблонами, хранящимися в базах данных Вейлар. Наконец — хотя казалось, что прошла целая вечность, на самом деле, вероятно, прошло всего несколько минут — Валериус переключил своё внимание на другую область рудника. Это позволило Элиссе снова вздохнуть свободно. Однако, ущерб был уже нанесён. Она чувствовала, как на неё повесили невидимую метку, алгоритмический флаг, который гарантировал бы более тщательное наблюдение в ближайшие дни. Тайна мертвой рабыни теперь висела в воздухе, как токсичный газ в шахтной выработке — невидимая, но разъедающая легкие с каждым вдохом. То, что та женщина унесла в ледяную могилу, стало грузом для Элиссы, петлей, сжимающейся с каждым часом. Вопросы, оставшиеся без ответов, впивались в позвонки острее криотермальных сверл, напоминая о тоннах породы над головой — тех самых, что Вейлар называли «естественным прессом для выжимания покорности». Под слоем страха, под гнетущим давлением постоянного наблюдения, в ней загорелась искра неповиновения. Она выживала так долго, будучи осторожной, следуя правилам, держа голову опущенной, пряча свои мысли. Однако Элисса понимала, что выживание — это ещё не жизнь. И иногда единственный способ по-настоящему жить — это рискнуть всем ради правды. Пальцы Элиссы скользнули по корпусу бура, нащупали небольшую неровность — ослабленную муфту, которую можно было "случайно" сдвинуть. Это вызвало бы незначительную поломку, возможно, даже небольшой обвал, если получится точно рассчитать время. Не катастрофа, а рядовой инцидент, который даже не попадет в еженедельный отчет надзирателей. Хватка Элиссы на рукоятках бура стала более уверенной, её дыхание выровнялось. Завтра, решила она. Завтра она узнает, какая тайна стоила того, чтобы умереть за неё. Над ней, невидимые и неслышимые, системы наблюдения продолжали свою бесконечную работу. Но впервые с тех пор, как она наткнулась на тот искалеченный труп, Элисса испытывала нечто иное, чем страх. Рабыня чувствовала решимость.       Глубины Гамма-рудников дышали механической астмой — гул дробилок сливался с шипением нейтрализаторов в вентиляции. Воздух, пропущенный через фильтры, нёс аромат тухлых тряпок и плесени. Здесь, где надежды отправляли в утиль, а мечты перемалывали в пыль, один раб сделал выбор. В своих скромных покоях той ночью, когда рудник погрузился в дрёму, Элисса лежала без сна, вглядываясь в морозные узоры на потолке. Завтра предвещало новые опасности, новые риски и новые шансы умереть. Но оно также сулило ответы. А в мире, где правят обман и жестокость, иногда ответы были ценнее самой жизни.