Красная дева

«В прошлом мир наполняло множество легенд, но все они перестали существовать тогда же, когда и магия. Осознав это, люди постепенно начали отправлять свои корабли в укрытые тайной места, с удивлением обнаруживая их простоту. Озеро Костей стало первым пунктом назначения на пути к изучению мира, ведь, по легендам, чудовище, которое там жило, собирало в своей пещере сокровища со всех потонувших кораблей. Приплыв туда, люди обнаружили лишь высохшее озеро, дно которого усеяли человеческие кости. Никакой пещеры и, тем более, никаких сокровищ они не нашли.»

«Пропавшая принцесса» вновь ловко обошла рифы, направишись прочь от Тайных островов. Первое время, когда корабль только тронулся, матросы, впечатлившись историей об аборигенах, всё посматривали назад Не летят ли за ними вдогонку стрелы и копья? Не высыпались ли на песок толпы озлобленных дикарей? Рациональный страх преследовал их до момента, пока остров не стал постепенно уменьшаться, теряясь на горизонте.  Время близилось к вечеру. Каждый пират на палубе втайне стонал от усталости, а впереди их ждала долгая жаркая ночь, какие сопровождали моряков изо дня в день после наступления самой знойной части цикла. Цикл делился на четыре сезона, и все они отличались друг от друга. Сезон солнца — пора жарких дней, обычно приносящих в жизнь простого народа яркие праздники и веселье. В сезон увядания природа готовилась к отдыху, все наблюдали, как золотые переливы постепенно умирали, чтобы потом возродиться в сезон цветения. Тогда весь мир будто пел, наполняясь красками, свежими ароматами, надеждами на будущее. Самым грозным всегда считался сезон бурь. Континенты окутывал мороз, а грозы и ветра подчиняли себе моря. Скоротечный цикл природы являл собой образец вечности. Сколько бы циклов ни прошло — в сезон солнца всегда будет жарко, а в сезон бурь обязательно исчезнет хотя бы один корабль. Но был в этом многовековом порядке один изъян: Солярис и омывающее его Южное море. Страна-пустыня, страна-солнце, страна чудес. Там никогда не бывало холодно, а море не знало, что такое шторм. Почти вечный штиль, лишь иногда сухой ветер Солнечного континента подгонял паруса проплывающих мимо кораблей. Тайные острова тоже находились под властью Южного моря. Поэтому, когда зеленоватая вода, ласкающая борта «Пропавшей принцессы», превратилась в зеркало, никто не удивился. Корабль встал, едва-едва покачиваясь на волнах в лучах закатного солнца. Но в предстоящую ночь никто из матросов не издал ни единого свиста, чтобы призвать ветер. Пока корабль ещё не спеша удалялся от островов, Ариэль прикрыла дверь каюты, надеясь на мгновение спокойствия. Она не знала, что вымотало её больше: роль богини или забег по джунглям. К тягосной душе присоединилось ноющее тело. Каюта, согретая заходящим лучами, могла ненадолго снять эту боль, позволив разгрузить мысли в умиротворяющей тишине. «Принцесса» на плаву, никто из экипажа не пострадал — разве могло приключение пройти лучше в их обстоятельствах? Не меньше, чем снять усталость, Ариэль хотела снять платье. Уже непригодное для носки, оно чувствовалось непривычно свободным, хоть и сковывало движения. То, к чему она приспособилась в прошлой жизни, всегда подчёркивалось корсетом или плотной шнуровкой, даже если платье считалось повседневным. В Равендоре все так ходили, желая лишний раз подчеркнуть формы, которых иногда не было. А нынешний наряд чувствовался таким же свободным, как жители Тайных островов. Ариэль с удовольствием обменяла бы это платье на свою оставленную в храме одежду. И на шпагу. Но для этого стоило прихватить с собой золотой головной убор. Сминая грязный подол платья в руках, чтобы снять его через голову, Ариэль вернулась к очередному разговору с Бенджамином, который невольно всплыл в мыслях. Капитан всё реже и реже вспоминала старого старпома, но каждый раз его одноногий призрак грел душу. Они, как обычно, сидели в каюте. Рохас занималась своими делами, перебирая хлам, а Бенджамин разместился на кровати, позволяя ноге отдохнуть. Они часто проводили время в тишине вот так, но каждый раз старпом первым нарушал спокойствие. Добравшись до сундука с личными вещами, Ариэль откинула крышку, перебирая оставшуюся одежду и складывая во внутрь то, что ей удалось постирать. Бенджамин внимательно наблюдал за её методичными движениями. Проследив, как очередная пара штанов отправляется в сундук, он вдруг не вытерпел и спросил напрямую: — Вы, молодёжь, нынче и вовсе платья презираете? — В каком смысле? — Ариэль остановилась. Так и не сложив штаны, она тут же обернулась на старпома. Рохас пыталась угадать по лицу мужчины: шутит тот или всерьёз решил начать причитать по такому поводу. — Как ни глянь, все прекрасные юные девы в штанах расхаживают, — пожаловался Бенджамин, почесав седеющий затылок. Ариэль сразу поняла, что он имел в виду, и поэтому ухмыльнулась. Отец сказал бы точно так же, если бы встретил хоть одну девушку на улице Равендора не в платье. Он никогда не выражал свою ярую позицию, однако находил время поворчать. — Это вы просто на Соддене много времени провели, — Ариэль наконец убрала штаны в сундук. — Там, откуда я родом, платья не носят разве что уличные коты и собаки. — Ну а что наш капитан? Ариэль никак не могла разгадать игру Бенджамина, которую он затеял. Какое же ему дело до того, что капитан предпочитала практичность красоте? Старпом никогда не заводил разговор просто так. Он вкладывал урок в каждый из них. — В юбках неудобно на корабле, — просто ответила Ариэль, закрывая крышку сундука. — А если на мачту лезть придёться? Всегда что-то мешает. — Мне ли не знать? — шутливо отозвался Бенджамин, подёргав деревянным протезом на ноге. Тут же, улыбнувшись, Ариэль сама того не ведая, продолжила рассуждать. Вот истинный талант старпома: он разговорит даже мёртвого. — Я пока на корабль не взошла, любила платья носить. Невольно она окунулась в старые воспоминания, почувствовав тоску по дому и родителям. Горечь с каждым разом уходила всё глубже в пучину подсознания, но никогда не исчезала насовсем. Ариэль всегда носилась по улицам в платьях. Так делали все соседские девчонки, присоединяясь к дворовым играм. Ну а куда деваться? Когда они ходили к морю, всегда держали подол руками, чтобы не намочить. А Ариэль ходила просто так. Из-за длинного подола ног не было видно, и ей казалось, будто она идёт прямо по воде или что её платье растекается в волны, а может и просто соткано из них. Чем не магия, которую так любила маленькая Рохас? Однажды, всё ещё будучи резвой девочкой, она как-то упомянула при матери, что подол её голубого платья очень напоминал ей струящийся морской прибой. Так через дни томительного ожидания она вышила для дочери волны по краю юбки, а корсет украсила бусинами, похожими на перламутровые жемчужины. Счастью Ариэль не было предела. Жаль, что из этого платья и волшебного хождения по воде она выросла. Зато прекрасно помнила, как отец, завидев дочь в таком платье, сказал, что она напоминает ему настоящую принцессу. От этих воспоминаний рука сама потянулась к юбке, лежащей в углу сундука. Это не голубое платье с узором волн и не порванное одеяние богини, которое рука не поднялась выкинуть. Лишь очень простая шёлковая юбка по щиколотку, с мелкими складками, тёплого коричневого цвета. Подъюбник выглядывал из-под ткани белыми рюшами, напоминая пену на воде, которая выигрышно смотрелась вместе с хлопковой кремовой рубашкой. Сначала Ариэль хотела подобрать волосы, но подумала, что это чересчур. Она вернулась к картам, пока не почувствовала, что доски под ногами перестали шевелиться и скрипеть. Рохас ожидала чего-то такого, поэтому, когда Джорджи прибежал к ней, капитан позволила сегодняшний вечер посвятить заслуженному отдыху. Каждый имел право взять даже крошечный перерыв, иначе от человека ничего не останется. Ариэль покинула каюту, когда услышала разогревочное пение на палубе. Она, не желая пока присоединяться, поднялась на шканцы. Облокотившись о борт, капитан просто наблюдала. Палубу, скрывшуюся во мраке ночи, освещали масляные фонари. Все они были надёжно закреплены и закрыты: в таком огромном хранилище воды, как море, никто не убережёт корабль от пожара.  Матросы стащили к грот-мачте ящики, бочки, мотки верёвок — всё, на что можно было сесть вплоть до мешков с картошкой. Обычно такая пустая и мрачная в ночи палуба, ожила. Тени от источников света плясали на деревянном полу, то исчезая, то искажаясь. Большой масляной фонарь в центре полукруга, где собрались матросы, заменял им костёр. Скрип досок вместо треска дерева в огне, шуршание парусов и шум моря вместо листьев. Один из матросов принёс с собой потрёпанную гитару, второй вооружился маленьким ящиком вместо барабанов. До этого они дурачились, сочиняя нескладные куплеты на ходу, подбирая к ним музыку. Сейчас, после недолгих разговоров и подтягивания струн гитары, из неё вылетела мелодия. Ариэль узнала её с первых нот, хоть звучание старого музыкального инструмента было далеко от идеала.

«Три моря встречают нас лживым покоем,

Корабль несётся, как волны прибоя.

Мы приняли долю зваться изгоем

К чему нам теперь путь героя?»

Матросы затянули одновременно задорную, но глубоко несчастную песню, которую все негласно считали гимном пиратов в нынешнее время. Среди всех морских баллад, обычно эффектных и громогласных, эта шёпотом проскальзывала среди избранных, которые прятались по углам. Лишь в этой песне пираты могли высказаться, не скрывая обиду на мир. Тихий меланхоличный напев напоминал о потерянных друзьях и далёких берегах. Голос певца, хриплый, пропитанный морским ветром, рассказывал о горьких утратах, о несбывшихся мечтах, об утерянных возможностях. Держа гитару в руках, матрос медленно перебирал струны, зажимая нужные аккорды на грифе. Движение пальцев становились резче, а к импровизированному барабану подключились ритмичный топот ног и гулкие хлопки.

«Сокровища вовсе не цель нашей жизни,

Совесть и честь — закон наш морской.

Хоть зубы от злобы истинной стисни

Нас не прогонишь на край тот долой.»

Лишь когда начался припев, остальные матросы присоединились, даруя песне жизнь. До этого все они с трепетом вслушивались в чужой голос, гармонирующий с переливами гитары, будто слышали балладу впервые. Припев, даже короткий, полнился решимостью и готовностью к новым сражениям. Прямо сейчас песня нуждалась в корабельных пушках, звоне встречающихся сабель. Она напоминала пиратам, что несмотря на все трудности, они оставались братьями по оружию, готовыми сражаться за свою свободу.

«Мы будем в легендах,

Мы будем в устах,

Мы будем навечно,

Хоть жизнь скоротечна.»

В свете трепещущего огонька лампы угадывались радостные черты лица Альфонсо. Он не пел, но с удовольствием отбивал ритм по бочке, на которой сидел. Квартирмейстер собрал вокруг себя многих матросов, организовав целый праздник. На корабле, где опасности таились даже в самом море, никогда нет времени отдохнуть, поэтому такие незначительные события объединяли команду. Можно сказать, что с этим лучше всего справлялись совместные сражения, но разве есть толк в жестокости? Людей объединяли слова и эмоции, а не крики и кровь. Если не будут существовать моменты тёплых встреч, то тогда никто не придёт на помощь в бою.

«Нас ненавидят — значит боятся,

Вот только смотрите в водную гладь.

Ведь можно чистосердечно признаться

И в тварях морских свой облик узнать.»

Теодор, вдоволь насытившись приключениями за последние два дня, вышел из камбуза, когда праздник был в самом разгаре. Он осмотрел корабль, такой безмятежный и ласковый сегодняшней ночью. Ловя краем уха гармоничное пение, Тео оказался между двух огней: шумной компанией товарищей и Ариэль, одиноко стоявшей на шканцах.  Заметив капитана сразу, стоило ему выйти на верхнюю палубу, он поразился, почему же она не присоединилась к остальным. Несмотря на лишнюю суровость, которая требовалась от неё, Ариэль казалась настоящей душой компании. Теодор нередко слышал её искренний смех, когда Альфонсо рассказывал очередную шутку, и часто замечал, как она сдерживала искреннюю улыбку. Интерес перевесил манеры. Теодор поднялся к штурвалу, где капитан всё это время наблюдала за командой, погружённая в песню.

«Король наш загублен,

И остров изъят,

Хоть в море путь нам отрублен,

О нас всё ещё говорят.

Мы будем в легендах,

Мы будем в устах,

Мы будем навечно,

Хоть жизнь скоротечна.»

Лишь когда мелодия затихла, сменившись повседневным разговором, Теодор подал голос. Он тоже облокотился о перила, но смотрел не на палубу, а в сторону моря. Солнца к тому времени словно не существовало на небе. Лишь луна, провожающая корабль своим тусклым светом. — Почему вы не присоединяетесь к остальным? — осторожно спросил Теодор. Ариэль легко отвела взгляд от матросов на палубе, всё гадая, из-за чего же помощник кока предпочёл её общество компании весёлых пиратов. Если бы Тео не вписался в команду, и думать было бы нечего, но он отлично ладил почти со всеми членами экипажа. — Иногда приятно понаблюдать за командой со стороны. — Ариэль с интересом прищурилась, напоминая огненную лисицу в попытках выудить честный ответ. — А что до тебя? — Я? — Разве развлечения помощника кока должны волновать капитана? Теодор непреднамеренно скользнул взглядом по Ариэль, обратив внимание на новую деталь в её образе. Отчего-то длинная юбка делала её ещё загадочней.— О, ну... Я был занят на камбузе. Наводил порядки. Ухмыльнувшись, Ариэль облокотилась спиной о борт и сложила руки на груди. Ни один из матросов не пренебрёг долгожданным отдыхом, чтобы закончить работу. Даже Пинту с Альфонсо оставили свои дела, желая развеяться. Да что там, обычно сидящая в своей норке Гвиневра выползла к остальным. А Теодор, с такой жадностью и интересом поглощающий любую информацию о жизни на корабле, остался в жарком камбузе наедине с рыбой да овощами? Небольшая вероятность есть. Когда Ариэль казалось, что она сможет предугадать следующее действие Теодора, он обязательно вытворял что-то новое. Сдавшись под натиском собственных мыслей, капитан прямо задала вопрос: — Даже когда я разрешила сегодня отдохнуть? — Привык доводить дело сразу до конца. — Он пожал плечами, ответив просто и лаконично. — Мама тебя приучила? — Да, — ответил Теодор, а потом часто заморгал, с меньшей уверенностью вспоминая, насколько же он засмотрелся, чтобы упомянуть о маме в диалоге и не обратить на это внимания. Но тут же выкинул эту деталь из головы. — Как вы догадались? — Не догадывалась. При нашем знакомстве ты всё переживал, что скажет мама на твою неудачу. — В отличие от Теодора, Ариэль всё мотала на ус огромного морского змея. В её памяти откладывалось множество вскользь упомянутых моментов. А если бы Рохас не могла их запомнить, то записала бы. Теодор расстроенно свёл брови, уронив лицо в ладонь. Немного приглушённо и с долей предвзятости к самому себе он пробормотал: — Вот стыд-то какой... — Я так не думаю. Хотя тебе стоит знать, что я терпеть не могу пьяных людей. — Пьяных людей и когда её перебивают. Это знали все на «Пропавшей принцессе». — Тогда я точно ничего не понимаю. — Теодор имел в виду их первую встречу. Она всё ещё оставалась для него загадкой. Как сказочное видение. Мотив не понят, а теперь ещё и осложнён. Знал бы Тео, что Ариэль сама не назвала бы  конкретную причину своего поступка. — И не надо. Просто знай, что ты был искренен и открыт к общению. — А вы совсем ничего не рассказываете о себе, —  выпалил помощник кока и тут же пожалел. — То есть, я понимаю, вы не обязаны. Капитан есть капитан. Ариэль прикрыла глаза, сопроводив этот жест лёгким покачиванием головы. Из всей команды только Теодор настолько сильно тянулся к тому, чтобы увидеть за капитаном простую девушку. Со своими комплексами, проблемами и историями, одним словом — живую. Ведь сам он был самым живым человеком в мире, которого Ариэль приходилось встречать. — Тебе бы хотелось узнать что-то конкретное? —  вдумчиво поинтересовалась Рохас, наконец открыв глаза. Теодор замер на секунду, приятно шокированный откровениями капитана. Значит ли это, что Ариэль стала ему доверять или не стоит так скоро бросаться в догадки касательно её чувств? Всё же ни один матрос на этом корабле так и не смог рассказать о капитане хоть что-нибудь. — Не знаю. Вообще-то я не рассчитывал, что вы согласитесь. Просто капризничал немного. — Капризничал? —  Ариэль сжала губы, сдерживая смешок, но он всё же выскочил. Нежный и девичий, что Теодора аж промурашило. — Так и быть, можешь задать мне пару вопросов. Между капитаном и помощником кока воцарилась тишина. Снова можно было расслышать голоса остальных матросов вместе с едва шумящими волнами. Теодор переступил с ноги на ногу, немного растерявшись от такой возможности. — На корабле все знают, что вы бежали. — Впрочем, это единственная деталь из прошлого, которой Ариэль позволила расползтись по палубе. — Я бы мог спросить, почему или как вы это провернули. Может, ещё что-то связанное с побегом... —  начал перечислять Теодор, пока Ариэль не остановила его своим шуточным вопросом. — Ты случайно не готовился к такому разговору? — Случайно нет, — спешно отреагировал Теодор, но тут же осознал, что ответ прозвучал очень неправдоподобно. — В смысле, нет, не готовился. Эти вопросы меня тоже интересуют, но куда меньше, чем то, как вы жили раньше. Может, о вашем детстве или семье. Глаза цвета закатного моря спрятались за ресницами. Ариэль предпочитала только правду и ничего кроме вымысла. Теодор ждал ответа, его любопытный взгляд, который он так старательно пытался скрыть, чувствовался кожей. — Мы жили не бедно. Достаточно, чтобы прокормить семью из матери, отца и ребёнка, — вдумчиво начала Ариэль, избавляясь от обилия подробностей. — В детстве мне совсем не на что было жаловался. Мама не работала — она обожала шить и вышивать в основном для меня или подруг. Именно она привила мне любовь к морским историям. У меня была одна книга... —  Рохас остановилась и быстро сочла эту деталь разговора лишней. — Это не столь важно. Отец уделял много внимания своему делу и моему обучению. Счёт, письмо, искусство, чтение. Даже танцы. Я успевала играть со сверстниками, но обучение было в приоритете. Теодор слушал внимательно, не перебивая, хотя в голове всплывало множество вопросов. Еле дождавшись момента, он не удержался от комментария. Безобидного и даже по-детски наивного. — Да вас воспитывали прямо, как принцессу, капитан. — Вовсе нет. Скорее, как дочь, которая должна была заменить наследника. Стать во главе дела. Именно поэтому моим воспитанием занимался отец. Он даже не спешил отдавать меня замуж. И я до поры до времени слепо шла по этому пути. Мама не сказать, что была полностью согласна. У неё слишком мягкий характер и она во всём полагалась на своего мужа. — Откровение само по себе сорвалось с её губ. Впервые Ариэль произнесла причину побега вслух. До этого она всегда прокручивала обстоятельства у себя в голове, постепенно нанизывая их как бусины на нить терпения. Решив, что рассказа о ней достаточно, Ариэль безжалостно зацепилась за Теодора, выстрелив в него вопросом: — А что до тебя: это настолько хорошее отцовское воспитание или твоя слепая привязанность ко мне обусловлена чем-то другим? — Отчего-то её сильно волновало отношение Теодора. Возможно Ариэль боялась чего-то большего, чем уважение к ней, как к капитану. Он ведь всё ещё мальчишка, наивный и мечтательный. — Я рос без отца. Тишина, на этот раз неприятная, снова прервала их разговор на некоторое время. — Мне придётся выбросить тебя за борт, если ты решишь ответить на вторую часть вопроса. — Ариэль ответила слишком резко, хоть и шуточно, пожалев об этом, как только увидела растерянность на лице Теодора. Она поспешила объяснить свою позицию. — Теодор, в этом нет никакого смысла. Я ценю твою преданность как капитан, и не хочу ввязывать в это ещё что-то. И ты не делай того же. Не путай меня со способным на это человеком. — Я и не собирался, капитан. — Хоть это и было правдой, фраза почему-то показалась ему лживее, чем что-либо на этом свете. Ариэль выдохнула не то от облегчения, не то от безнадёжности. Разговор срочно нужно было перенаправить в другое русло. — Лучше расскажи о своей семье. — Об отце? — сконфуженно уточнил Теодор. — О чём хочешь. — Это мама меня так воспитала. Что до отца... — Вспоминать об отце Теодор не любил. Как же можно лелеять в памяти того, чего нет? На самом деле он был даже рад отсутствию такого мелочного человека в его жизни. Единственное, что разочаровывало Тео, — всю жизнь он хотел младшего брата. Чтобы вместе играть, выдумывать интересные истории. Теодор бы защищал и учил его, а может когда-нибудь бы они отправились в совместное морское путешествие. — Какую-то часть своего детства я думал, что он погиб. А потом услышал разговор маминых знакомых о том, что отец просто бросил нас. — И что ты сделал? — Ничего, — он пожал плечами, — мама до сих пор думает, что я считаю отца погибшим. Не хотел её расстраивать. Желание Ариэль перевести тему с чего-то мрачного на более простое не увенчалось успехом. Ничего не ответив, она отошла от борта, педантично поправляя юбку. Матросы продолжали обсуждать что-то сидя у масляной лампы, и теперь оживлённая беседа казалась Рохас заманчивее, чем откровенный разговор. — Всё же, давай спустимся к остальным. Теодор только кивнул, поспешив за Ариэль. Пожалуй, их разговор мог получиться ещё нескладней, а мог и вовсе не получится. Поэтому вместо того, чтобы с досадой угадывать, что же пошло не так, Тео был просто рад, что их с Ариэль беседа оказалась хотя бы немного глубже лужи. Они спустились со шканцев под одобрительные возгласы. — Капитан! Теодор! Только вас и не хватало, присоединяйтесь к нам. Среди захламлённых импровизированных стульев нашлось место ещё для двоих. Все машинально расступились, пропуская Ариэль в центр полукруга. Она, подобрав полы юбки, с удовольствием уселась на ящик, уперев руки в колени. Теодор уместился рядом с Джорджи. Тот сам подозвал его, размахивая рукой так, что вот-вот кого-тозаденет. Матросы вели себя непринуждённо, вернувшись к прежнему разговору. Они с удовольствием выслушивали мнение друг друга касательно политической обстановки. Как будто пираты сейчас находились не на ночной палубе корабля, а в зале совета вместе с губернатором. Теодор мало что смыслил в политике, Ариэль же не хотела касаться этой темы в кругу других. Отец достаточно рассуждал об этом за обеденным столом, чтобы Рохас начинала плеваться от одного только упоминания, но статус не позволял. Как капитан, она просто довольствовалась тем, что члены экипажа общались между собой секретов и интриг. Возможно потому, что Сильвер не вносил напряжения в разговор. Возможно потому, что Альфонсо и Пинту следили за дисциплиной, как курицы-наседки. Разговор плавно перешёл от обсуждения политики к мечтам о собственном острове, где пираты бы жили, как раньше. Вот эта тема казалась Ариэль куда ближе. Потом они рассуждали о лучших корабля для скоростного маневрирования.  Когда Ральф неуверенно завёл небольшую лекцию, касающуюся выбора древесины для такого судна. Альфонсо нетерпеливо поинтересовался вовсе не у плотника, а у Пинту: — Что ты вечно посматриваешь в сторону? Ещё до этого квартирмейстер прерывался от обсуждения, странно поглядывая на боцмана, который в свою очередь странно поглядывал за борт. Ариэль не сочла это чем-то важным: эти двое всегда были на своей волне. — Слышите, за бортом что-то плещется? —  все притихли, вслушиваясь в посторонние звуки. — Может, рыба какая развлекается. — Или нас окружили сирены. Альфонсо рассмеялся, с силой хлопнув, себя по груди. — Старик, ты что, веришь в эти сказки? — О! — выдал Теодор, наконец-то найдя за что зацепиться в разговоре. — Легенда о сиренах была моей самой любимой в детстве. Пинту кивнул, улыбаясь. Сам он в эту историю не верил, но, будучи набожным человеком, хотел. Как и в магию. Боцман был одним из тех, кто в равной степени поклонялся Терросу и Сирингу. Для Равендора это не новость. Там до сих пор стояли огромные храмы, разделённые на два лагеря. В храме Сиринга службы чаще всего проходили утром, для моряков, отправляющихся в путь, или для их обеспокоенных жён, что надеялись на счастливое путешествие. Только к вечеру толпа собиралась вновь, так что в течение дня несущие службу храмовники могли уделить внимание благоустройству храма. А послушники Терроса, наоборот, открывали свои двери посетителям в середине рабочего дня. Поэтому обычно недолюбливающие друг друга верующие почти никогда не пересекались. — Я часто рассказывал её и своему сыну, — предался воспоминаниям Пинту. Он редко когда упоминал своего ребёнка в разговоре, но всегда отзывался о нём с теплом и отцовской любовью. — Не поделишься, Пинту? — задиристо попросил Альфонсо, а товарищ не отказался. — Как скажете. — Он сел поудобней, немного понизив голос. — Когда-то давно, спасаясь от собственной нежеланной свадьбы, девушка решила бежать, ища помощи у кровожадных пиратов. Они предстали перед бедняжкой настоящими рыцарями, но стоило девушке подняться на борт, а кораблю отплыть... Все вопросительно уставились на Пинту, когда тот неожиданно замолчал. Он пожал плечами, указав кивком головы на Джорджи. — Да вот... — Малой, а ну закрой уши, — скомандовал Альфонсо. В мире существовало две версии легенды: для детских ушей и не для них. Привыкший к мягкой, более сказочной версии, Пинту сегодня хотел рассказать историю, не скрывая и не коверкая детали. В конце концов вокруг собрались взрослые люди. Все, кроме Джорджи. Тот скривил кислую мину, откинув голову назад. Выше сидел Альфонсо, к которому мальчишка и обратился: — За что, господин квартирмейстер?! — чтобы не затягивать, Теодор заботливо прикрыл уши юнги, и тому оставалось только подчиниться, сидя с надутыми губами. Тео сам не слышал полной версии, поэтому сочувствовал Джорджи. Его мать считала легенду похабной, даже когда Теодору перевалило за шестнадцать. — Так вот, — продолжил Пинту, — стоило кораблю отплыть — и каждый воспользовался несчастной девушкой, как игрушкой, чтобы удовлетворить свои нужды. В тот вечер каюта полнилась женскими всхлипами и похотливым смехом. А наигравшись, капитан самолично выбросил её за борт, связав ноги, чтобы девушка не смогла выбраться. Ещё живая, там, на дне моря, она взмолилась богам, но на её просьбу ответил лишь Маарис. Он превратил девушку в сирену и взял с неё слово, что она отомстит обидчику. Сирена преследовала пиратский корабль долго, испытывая на моряках свои песни, а когда добралась до капитана, то не стала его убивать. Она прокляла его, команду и корабль на вечные призрачные скитания, пока капитан не найдёт ту, что искренне полюбит его. Раз в несколько циклов у капитана был один день, чтобы выйти на берег и найти ту единственную. — Ну а как же за день он это сделает? — в какой-то момент Теодор посчитал, что Джорджи можно продолжить просвещаться, поэтому к окончанию истории юнге уши никто не закрывал. — В этом и смысл. Сирена просто жестоко поиздевалась над ним. Никому не хватит на этого и нескольких дней, — пояснил Пинту. — А если любовь с первого взгляда? — к любопытному юнге подключился не менее любопытный помощник кока. Джорджи, услышав поддержку со стороны, радостно закивал. — Влюбиться легко, а сделать так, чтобы человек искренне полюбил тебя в ответ, практически невозможно. Мы над этим не властны. Все снова затихли, будто задумались о словах боцмана. Неожиданно поднялся резкий порыв горячего ветра, но тут же затих, пошатнув фонари, и тени снова заплясали по палубе. Порой слово «любовь» вводило в ступор даже отважных пиратов. Её избегали, одновременно гнались следом, чтобы окликнуть и сказать, что не нуждаются в ней. Первым, кто не выдержал гнетущего молчания, был Альфонсо. Он лихо ухватился за идею ночи историй, тут же припомнив кое-что из своего скромного арсенала. — Кстати о любви. Вы слышали историю о капитане пиратов и принцессе? Когда он спас её от другого пирата, но оставил у себя в качестве пленницы? Мне говорили, что они действительно существовали. Там ещё какое-то волшебное колечко было. Не знаю, что у них происходило, но они в итоге влюбились друг в друга и жили счастливо. В принципе, принцессе ничего не оставалось, кроме как полюбить пирата. — Альфонсо активно жестикулировал руками, пытаясь не запутаться в предположениях. Он не был ни фанатом сказок, ни богов. Жил по принципу «будь как будет», не дожидаясь чудес. Сегодня — стройка, завтра — таверна, через месяц — пару дней отдыха, потом опять за работу. Была не была, туда-сюда, а там и до старости недалеко. Квартирмейстер жил сегодняшним днём и даже говорил, что не боится умереть. Слушая его рассказ с усмешкой, которую Ариэль прикрывала кулаком, она неожиданно вступила в разговор со своими поправками: — Да, вот только там был принц, а не принцесса. — Получается, принц и пиратка? — Принц и пират, — снова поправила Рохас. — Они действительно путешествовали вместе, и принц действительно был пленником, вот только однажды, чтобы доказать свою любовь, пират готов был отпустить принца обратно. Но тот не согласился уходить. Сказал, что хочет навечно остаться с пиратом. Теодор замер. Его не волновал беснующийся рядом Джорджи. Ярко-голубые глаза прилипли к Ариэль. Он всегда посматривал на неё украдкой, как на статую богини, которой не поклонялся, но которую считал красивой и могучей. Словно его за это накажут другие или сама богиня.  Что-то в словах капитана неожиданно отозвалось в его сердце. Теодор не подал виду, но их недавний разговор оставил его наедине с печальными мыслями. Поначалу привязанность и верность диктовались исключительным долгом. Каждый раз прокручивая сцену спасения в голове, Теодор был убеждён, что теперь обязан Ариэль. Обязан, как матрос капитану, не иначе. Но каждый раз Рохас утверждала, что никаких обязательств между ними нет, что Теодору не нужно выплачивать долг просто потому, что его нет. И всё же, даже когда Хэнд поверил в это, чувства никуда не ушли. Он по-прежнему смотрел на Ариэль, чуть ли не задыхаясь от восторга, по-прежнему волновался, когда оставался с ней наедине или когда она лично обращалась к нему. Будь его воля, и Тео стоял бы с Ариэль плечом к плечу всю жизнь, закрыл бы её грудью, когда потребуется. Он —  её щит. Она — его меч. Вот о чём он по-настоящему мечтал. В этот момент Теодор сам для себя решил: что бы Ариэль ни говорила, он всегда будет восхищаться ей. А если... А если он однажды проснётся и поймёт, что влюбился — так тому и быть. Как-нибудь разберётся, как-нибудь преодолеет. Но всегда будет рядом, до тех пор, пока она сама его не прогонит. — Капитан, откуда вы это знаете? — Много читаю, — просто отозвалась Ариэль, хотя это была лишь крупица правды. Ответ об осведомлённости капитана стал призывом расспросить её ещё о чём-то. Поэтому со всех сторон, как в детском хоре, раздалось: — Может тогда расскажете ещё что-нибудь? — Пожалуйста, капитан! — Хорошо. — Ариэль быстро сдалась. Она выпрямила спину, расправила плечи, внимательно скользнув по слушающим её лицам. Рохас вспомнилась сегодняшняя «Вечная буря» — негласный пиратский гимн, который матросы распевали. — Как насчёт истории о короле пиратов? О том, как знаменитая легенда прячет в себе печальную историю дружбы? Все уставились на Ариэль, как будто никогда не слышали этой истории раньше. На самом же деле легенду ставили в пример любому пирату. Её нужно было высечь в камне и хранить так же, как дикари с острова хранили историю создания мира. Причиной же такого пристального внимания являлись увлечённость и скрытый трепет, с которым Ариэль делилась своими знаниями. — Тогдашний король пиратов, Вильям Беккет, совершил свой великий подвиг, начав с того, что украл лодку у какого-то рыбака. Он родился и рос в деревушке, что в будущем стала его королевством. Ему и его другу, сидя в той самой лодке, удалось захватить небольшой корабль. Вот тогда они решили, что им под силу добраться до сокровищ, что прячутся под озером Костей. — Это то озеро на Тайных островах, которое никому не удавалось покинуть? — уточнил матрос. — Никому, кроме Вильяма. Так что скорее это озеро, в которое невозможно попасть дважды. — У меня бы тоже никакого желания не было побывать там второй раз, учитывая какие истории о нём ходят в народе даже сейчас, — вставил своё слово Альфонсо, забавно закатив глаза. — Король рассказывал, — поспешила добавить Ариэль, — что не мог вернуться, потому что вода в озере превратилась в стекло. Или лёд. Главное, что оно не поддавалось никакому внешнему воздействию. — Тогда... — Слушайте внимательно, — пожурила нетерпеливых матросов Рохас. — Они пробрались в пещеру, что скрывалась под озером Костей, и даже добрались до сокровища, но понятия не имели, что золото охраняет ужасное чудовище. Друг Вильяма пожертвовал собой, а сам Вильям потерял в том сражении глаз. Опомнившись уже на поверхности острова, он хотел вернуться, чтобы забрать останки своего близкого друга, но озеро его не пустило. С тех пор он стал пиратом, озлобленным на весь мир, а спустя время, построил своё пиратское королевство. Он умер от ранения в грудь во время абордажа. — А Соколиным Глазом его прозвали из-за навыков стрельбы? — спросил Теодор по просьбе Джорджи. Мальчик стеснялся задавать вопросы, чтобы не показаться глупым, поэтому время от времени дёргал Тео за рукав, уточняя всё у него. — Говорят, что да. Помимо этого, на его флаге вместо скрещённых костей были скрещённые револьверы. — Не будем забывать, что у него всего-то один глаз. Вряд ли бы тогда он назвал себя Соколиными Глазами. — В ответ на шутку Альфонсо Ариэль лишь тяжело вздохнула. Пинту сделал то же самое. Остальные нашли повод похихикать. — Я не пойму, — неожиданно подал голос Флетчер, — а сокровище, ради которого всё это затевалось, оно осталось там? — Да. То, что никто не нашёл входа в пещеру, не значит, что сокровища там тоже нет.  Ариэль придерживалась именно этой версии. — Значит, и сердце моря тоже до сих пор там, — сделал вывод Флетчер. Всем всегда казалось, что кроме своих пушек канонира ничего не интересовало. Невысокий и коренастый, с коротко остриженными волосами, он всегда ходил с серьёзным лицом. Лишь с некоторыми из пиратов у Флетчера удалось общение. Одним из таких оказался Ральф. Они были вторым дуэтом на корабле после Альфонсо и Пинту. Вечно шушукались о чём-то в стороне, но всегда активно принимали участие в общественных работах. Поэтому не удивительно, что следом за Флетчером заговорил и Ральф. — Ты что, хочешь отправиться за этой безделушкой? — Безделушкой? Ты сейчас о том огромном синем сапфире, что был в ожерелье у принцессы? — фыркнул Флетчер, с укоризной глядя на друга. — Нет, сердце моря не там, — осадила обоих Ариэль. — Корабль с этим камнем затонул вдали от Холодного острова. Как ему оказаться в Южном море? — А то морское чудище, оно разве не тащит всё себе в берлогу? — Если бы ты был морской тварью, что жила в тёплых водах, стал бы отправляться в места, где плавают глыбы льда ради камушка? — Ну ради такого камушка! — канонир возмущённо развёл руками. — Уверена, в пещере озера Костей были камушки и побольше сердца моря. Все приняли это за весомый аргумент и начали делиться предположениями, что же ещё могло скрываться в той сокровищнице. Пираты вообразили себе горы золотых монет, разбросанный под ногами жемчуг и незакрытые сундуки, до отказа набитые драгоценностями. Единственной, кого не волновали истории про богатства, была Гвиневра. Она научилась жить, не мечтая о роскоши и довольствуясь тем, что есть. Поёрзав на своём месте, лекарь с нетерпением прервала чужие перешёптывания. — А могу и я кое-что рассказать? У меня есть история о султане Мидасе. Её часто рассказывают на Солярисе. — Даже я слышал о ней, — отозвался Альфонсо. Гвиневра бросила на него быстрый взгляд и затараторила: — О самом Мидасе я знаю немного. Он стал известен потому, что владел артефактом, который превращал всё в золото. Это буквально была огромная золотая рука. Но несмотря на доступные ему богатства, он был близок к народу. А когда умирал, знал, что его дети не смогут править так же, поэтому рука до сих пор хранится где-то в усыпальнице дворца под сильным защитным заклятьем. Ну, по крайней мере, так говорят. — Хочешь сказать, никто не пытался ею завладеть? — Ну не торопите же меня! — обидчиво фыркнула Гвиневра, сбившись с мысли. — Однажды я помогала пожилой женщине, которая была наложницей, и она рассказала мне, что когда-то давно одному человеку всё же удалось добраться до руки Мидаса. Даже то, что он был опытным магом, не спасло его от проклятья и благословения одновременно! Он не смог завладеть той рукой, однако с того момента его собственные руки превращали всё в драгоценный металл. Первое время всё было прекрасно, однако потом обнаружилось, что маг сам превращается в золото. — То, что между ног, тоже обрело золотистые переливы? — никто не замечал присутствия Бедового Билли, пока он нагло не влез в рассказ со своими похабными догадками. Одна из сестёр Ленокс, Элиза, не осталась в стороне, пригрозив: — Если ты сейчас же не заткнёшься, то, что между ног у тебя, вообще исчезнет. — Спасибо, — Гвиневра мило улыбнулась и продолжила. — Итак, на чём я остановилась? Огорчённый произошедшим, маг решил, что во что бы то ни стало обязан поговорить с духом короля. Но вот незадача — этим могли похвастаться только некроманты, а они считались чем-то вроде пиратов сейчас. Совершенно случайно маг нашёл на рынке раба, который не ведал о своих силах. Я, на самом деле, не помню, что там произошло дальше, уж простите. Но суть в том, что они вдвоём отправились на Проклятый остров, чтобы сам Террос снял проклятие, потому что это он когда-то наделил Мидаса даром. — И что, у них получилось? — пряча нотки заинтересованности, вскользь упомянул Альфонсо. — Честно? Понятия не имею. — П-ф-ф. Тогда я тоже знаю одну легенду. — Обиженный угрозами Билли выступил со своей историей. — Вы все её знаете. Она об известных нам богах. — Её знает каждый... — выразил своё недовольство Пинту. — После нашего недавнего путешествия я вообще не хочу о ней слышать, — пробормотал себе под нос Теодор. — Я знаю кое-какие пикантные подробности этой истории. Говорят, что Иллаида любила Терроса и Сиринга как родных братьев, но на самом деле они втроём устраивали... — Прекрати немедленно, — холодно прервала его Ариэль. — Это богохульство. Ты только что наговорил себе на очень длительное дежурство на камбузе. — Капитан... Ариэль никогда не была истинно верующей. В последний раз храм посещала в детстве, но она не сомневалась в существовании богов и уважала их. Они всё ещё не забыли своих детей, когда как их дети позволяли себе бессовестное кощунство. Исходя исключительно из своей твёрдой позиции, наказание не заставило себя долго ждать. — В качестве чистильщика картошки и рыбы. — Суровый взгляд прожёг в Билли дыру. — И чтобы ни одного слова с твоего языка не слетело за это время. Если ты думаешь, что, дежуря под присмотром Карлоса, сможешь избежать части наказания — ошибаешься. Теодор будет за тобой присматривать. — Капитан... — Вот теперь уже Теодор взмолился о милосердии для себя. Ещё одного раза с Билли на кухне он не переживёт. Пусть хоть сам Сиринг на него обижается — есть вещи и похуже. К богам Тео относился по-особенному. Корабль его веры по быстрым волнам мог приплыть из порта абсолютного культа, в момент острой нужды, до порта безмолвного сосуществования. — Запомнил? Молча и с уважением. Теодор, будешь докладывать обо всём лично мне. Теодор немного повеселел от этих слов. Может в том, чтобы быть личным надзирателем Билли, есть своя выгода? После выступления матроса атмосфера витающих в ночи сказок развеялась. Они снова стали простыми пиратами, обсуждающими груз и корабли. Первым своё возмущение высказал Альфонсо, посчитав нужным зациклить на этом внимание. — Все поблагодарим Билли за разрушение товарищеской атмосферы. — Время позднее, пора заступать на вахту и отправляться на заслуженный отдых. — Конфликта Ариэль не хотела. Она поднялась со своего ящика, собираясь вернуться в каюту, чтобы отдохнуть. — Попросим Сиринга принести нам ветер в эту ночь. Все согласно закивали, неохотно поднимаясь со своих мест, чтобы разнести лежбище. Огонь в масляной лампе погас — погас сегодняшний день. Ночь на море казалась спокойной и безмятежной. Лунный свет мягко отражался от гладкой, как зеркало, поверхности воды, создавая иллюзию бесконечности. Только когда палуба опустела, окунувшись в ночную тьму, свист матросов принёс прохладный ветер, раскачивая корабль на волнах. Лёгкий шорох пробежал по воде. Значит завтра утром, когда ветер наполнит паруса «Пропавшей принцессы», они снимутся с якоря и отправятся в путь.