Потерянный

***

"Мир собрался воедино, когда крылатые существа поразили Бога, разорвав его сердце на сотни осколков. Его нетленное тело разграбили и растаскали по углам. Оно бы все равно не сгнило."

***

      Время получило точку отсчета, когда Итан открыл глаза, лежа на холодном снегу, и встретился взглядом с человеком напротив. Потухшие серые глаза мертвеца были открыты и смотрели мимо него, это значило, что никого не было рядом в момент его смерти, чтобы нежно закрыть их ладонью. Волосы тусклого серого оттенка прилипли ко лбу. Местами пряди были грязными от крови, возможно, когда-то они были цвета такого же, что и снег под их головами. Острые черты лица, тонкий, почти идеально ровный нос и глубоко посаженные глаза в форме подсолнуховых семечек. Обветренные приоткрытые губы, торчащие уши и маленький розовый шрам на щеке, который наверняка прятался в складке, когда некогда живой, теперь мертвец, улыбался. Мужчина. Лет 25, максимум 27, колючие волосы чуть выше плеч, которых не было видно.       Которых не было видно, потому что от умершего осталась только голова.       Удивительно. В нем нет ни капли страха, потому что Итан видал и не такое. Что есть отрубленная голова по сравнению с тем, с чем ему доводилось работать?       Мужчина лежал на снегу, почти забыв, что он не прикован цепями к земле и может свободно встать. Ветер выл и свистел, перебирая волосы трупа и качая их из стороны в сторону. Снежная пыль влетела в лицо, когда Итан приподнялся на локте. Странная слабость ударила по голове, мышцы заныли, отказываясь слушаться. Парень покрутил шеей, разминая затекшую плоть до хруста позвонков. Небрежно, но разве хоть что-то может ему навредить? На собственном опыте Итан убедился, что не появилось на свете еще того, что способно вывести его из строя.       —Сочувствую, — тихо прошептал Итан головешке, но та, закономерно, не ответила.       Кровь, каким-то образом попавшая на его плащ и волосы и, о Боже милостивый, свитер, успела подсохнуть. Пока он расслаблялся на снегу в, по-видимому, очень комфортной и располагающей компании отрубленной башки. Чем он, кстати, тут занимался?       Ветер снова подул, пуская рябь по алой застывающей лужице, и Итан принялся зачесывать непослушные пряди назад, пользуясь ею в качестве импровизированного зеркала. Мертвецу тоже не мешало бы посетить парикмахера, — насмешливо заметил Итан. Руки закоченели, став твёрдыми, словно камень, пальцы нехотя сгибались, когда он грязными ногтями отскребал частички крови от плаща. Но это ничего, по сравнению с тем... С чем ему, кстати, приходилось работать?       Ветер успокоился, и Итан поблагодарил всевышние силы. Теперь снежная пыль не застилала глаза, а он мог получше разглядеть, насколько сильно пострадал его боевой костюм.       Боевой костюм? Вряд ли Итан боролся в нем с кем-то, это не более чем приятная фигура речи. Он ведь был... Торговцем? Как и мечтал в детстве. Путешественник, независимый и свободный, от битв в том числе.       "Важнее сейчас очистить боевой костюм, а не думать, почему он так называется. В таком виде меня не пустят ни в один поселок, не то, что в город, — залепелати мысли Итана, поджаривая его мозги до корочки, — Подумают, небось, что проклятый, и дорога мне прямиком на эшафот"       Итан решил взяться за дело усерднее и всмотрелся в отражение, что наконец прояснилось.       И встретился взглядом с тем же мертвецом, чья голова лежала лишь двадцатьюпятью сантиметрами выше.       —Не может быть, — прошептал мужчина, грудь сковала непонятная тревога, не дающая дышать. Он принялся лихорадочно ощупывать свое лицо, поскольку глаза его подводили. Тонкий нос, прямой, стрижка чуть выше плеч, впалые глаза, острые скулы, выраженный подбородок, точно такой же, какой виднелся из-под лохматой копны волос обрубка человека, лежащего рядом.       "Неужели это мой брат?"— дрожь охватила плечи, и Итан рухнул на руки, пытаясь удержаться от погружения в проклятую лужу.       "Брат, брат, брат, брат" — только и твердили его мысли, ударяя все глубже и все больнее. В одну секунду стало так плохо, что не хотелось даже плакать, кричать не было сил. У Итана был брат, но он не может быть здесь. Его брат... Далеко, ему всего 12 стукнуло, а Итану лишь вчера исполнилось... 16.       Теперь ему 25. Или 27.       Что-то не так, что-то неправильно! Палец цепляется за неровность на лице, и мужчина судорожно пытается отскребсти ее. Если он ошибается и это действительно его брат, голова его брата, его мертвый из ниоткуда взявшийся брат-близнец...       То почему у них обоих на щеке один и тот же маленький шрам?       Мир разделился на двое, когда Итан открыл глаза на холодном снегу, встретившись взглядом с самим собой. Голова на его плечах и голова напротив — обе его.       Мужчина обезумел, схватив голову, (киллограммов 5, не меньше), за волосы, будто бы вытряхивая информацию.       —Кто ты? Кто ты? КТО ТЫ?       Капли крови дождем посыпались на снег. Челюсть мертвеца повисла, слегка раскачиваясь в такт.       "А кто я?" — немой вопрос завис в голове, прекращая поток мыслей.       "Магия? Пакт? Техника? Что-то, что может переместить душу человека в другое тело?" — мысли носились со скоростью десять тысяч миль в час. Мужчина перебирал все варианты, но ни один из них не подходил. Суровые тренировки с его матерью, доскональное изучение приемов и техник, чтение сотен книг, свитков и манускриптов не прошли даром. Итан прекрасно знал, что в мире нет ничего, абсолютно НИЧЕГО, что могло бы возыметь такой эффект. Не говоря уже о таинственной отрубленной голове неподалеку.       Но проклятия могут все.       Они подобны бедствиям за гранью возможностей людей и вознесшихся, за гранью добра, зла и любых других принципов. Одни, заразные как болезнь, способны превращать города в курганы, другие передаются лишь по наследству, оставляя за собой десятки могил на родовых кладбищах. Многие хуже смерти, проклятый способен гнить заживо сотни лет, не теряя рассудка. Симбиоз из опарышей и падальщиков, жуков, пожирающих нескончаемо регенерирующую плоть. Итан знал это как никто другой. Он это видел.       Ведь самые страшные из проклятий не дают умереть.       Мужчина обследовал свое тело, как мог, срывая в панике одежду. Он остался стоять босиком на снегу, замерзший до стука зубов, но абсолютно невредимый. Шрамы россыпью и полосками покрывали его тело, большие и маленькие, круглые и вытянутые, розовые и бледные. Только шрамы, но никаких ран.       Он не помнил, как получил их.       На шее образовался гладкий рубец, что становился все меньше и меньше с каждой секундой, пока почти не сравнялся с кожей.

***

"Бог-скиталец любил этот мир, как никто другой, как никто после него. Но он был страшно одинок, и одиночество это было невыносимо. Создания, что он породил, принесли счастье и радость в его мир, но стали его же погибелью."

***

      Наконец одевшись, Итан окинул взглядом окружение. Снежная пустыня, которой не видно ни конца ни края. Вокруг никаких следов, кроме его собственных, никаких звуков, указывающих на присутствие цивилизации.       Куда ему теперь идти?       Пурга усиливалась, и область видимости быстро уменьшалась, отрезая и без того ничтожные возможности выбраться.       Где его теперь примут?       Итан не знал ничего о своем проклятии, или пока не помнил. Он не мог позволить себе и приблизиться к другому человеку, не то, что вернуться в город.       Есть ли хоть какой-то смысл выбираться отсюда?              Дороги домой больше нет и он, скорее всего, никогда больше не увидит ни свою мать, ни брата, ни своих друзей. Если они все еще живы.       Даже если его проклятие не опасно и не заразно, не влечет за собой ужасные последствия, что в любом случае, и так маловероятно, что будет, если кто-то узнает? Что если он сейчас на середине какой-нибудь торговой тропы, пока пустой, из-за надвигающейся бури, но вдруг кто-то придет и найдет его, стоящего рядом с собственной отрубленной головой?       "Будь что будет, самое ужасное уже случилось, — заметил Итан. Он плюхнулся на землю, — Нет слова лучше, чем отчаяние для этой ситуации, верно, Джоанна?"       Его мать так любила эту фразу, и так ненавидела, когда он звал ее по имени, что Итану стало до боли в рёбрах смешно. Он был готов отдать что угодно, чтобы снова увидеть, как она хмурится и говорит это сквозь крепко сжатые зубы, стоя над ним с деревянным мечом в руке. Деревянным мечом, который проходился ударами, оставляя иссиня-фиолетовые синяки по всему телу. Чтобы сделать его сильным, конечно, а не выразить всю злость, горе и разочарование, скопившиеся грудой нарастающего хлама за закрытыми дверями их тренировочного зала.       "Подождите-ка," — когда страх отступил, мысли Итана вновь прояснились. Одна из них, робко, но настойчиво, стучала по его голове, той, что еще держится на шее, словно молоток по наковальне. Ему 25 (26? 27?), у него сотня шрамов, часть из которых несовместима с жизнью, на его ремне бутылек воды, мешочек с вяленым мясом, два кинжала и ножны, идеально подходящие под длинный меч, лежащий на земле. Полное боевое снаряжение путешественника-одиночки. Судя по цвету рубца на животе, (вероятно от сквозной раны, поскольку ровно на том же месте на пояснице Итан нащупал аналогичный), он был проклят очень давно. Очень-очень давно. Максимум 11 лет назад.       И он все еще жив.       На мешке с вяленым мясом метка города Мирау, что находится довольно далеко от места, где Итан вырос. Мужчина был уверен: раздобыть такой где-то вне города невозможно. Краска на метке лишь слегка подтерлась, что значит...       "Бинго!" — Итан прижал к губам счастливый мешочек и с причмокиванием, к собственному отвращению, поцеловал.       Итак. Итан достал из кармана воображаемый кусок пергамента и настолько же реальным пером принялся записывать факты, которые выяснил.       1. Я где-то недалеко от Мирау. Более того, снега и метели характеры для климатической зоны Мирау большую часть года, что подтверждает версию.       2. Я был в городе Мирау, купить провиант вне военного города слишком проблематично.       Немного погодя, Итан дописал следующий пункт.       3. Вряд ли я его украл, ведь правда? Я ведь не преступник?... Мне отрубили голову, наверняка, я преступник.       Мужчина коснулся ровного шрама на шее, очерчивая замёрзшими пальцами кожу.       4. Разрез очень точный, сделано одним мощным ударом, работа профессионала, не иначе... Я очень разыскиваемый преступник.       Итан мысленно отругал себя за трату воображаемого пергамента. Он ведь тоже, дьявол его дери, не бесконечный!       Мужчина открыл глаза, и тут же его взгляд упал на лежащую рядом голову. Ни капли отвращения или ужаса, он не испытывал даже сожаления, после того, как лишился самой важной части своего тела. И, к слову, чудом отрастил новую, как будто не произошло ничего из ряда вон.       "Так кто я? Как я стал... Этим?" — Итан вопрошал некогда бывшую на его плечах, по-видимому, буйную, голову. Она знает, но не скажет. Внезапно напавшая выборочная амнезия страшно раздражала. Было бы проще, если бы можно было отрубить эту и поставить старую на место, но технически, это еще более невероятно, чем увидеть самого Деда Мороза, спускающегося к нему с небес с подарками. И Итан все еще не мог вспомнить, кто такой этот Дед Мороз. В его родном поселении морозов не было вообще.       —Хватит! — громко крикнул мужчина, хлопнув себя по щекам, — Не время для глупостей!       Мужчина закопал мертвую башку глубоко в снег, подальше от лишних глаз, и снова взялся за исписанный фантастическими размышлениями фантастический пергамент.       5. (Или 4?) Проклятие не передается каким-то особым путем, поскольку я бы не рискнул войти в город, чтобы сравнять его с землей.       Кому вообще могло понадобиться отрубать ему голову? Скорее всего тому, кто не знал, что он проклят. Единственный эффект, что он испытал, — глупая, частичная потеря памяти.       6. Скорее всего, я вообще не могу умереть.       Итан поежился от холода, на ресницах скопились снежинки, заставляя глаза невольно слипаться.       7. Итого, план: вспомнить, что произошло.       Мужчина плюхнулся на снег. Усталость и озноб сделали свое дело. Черепная коробка нещадно кружилась и болела, словно его мозг находился в состоянии постоянного перевозбуждения. Обрывки битв, лица незнакомцев и набор несвязных событий заплясали перед глазами. Итан сомкнул уставшие веки, обещая себе не засыпать в сугробе, как бродяга (а почему нет? Он все равно не умрет, наверное). Надо бы дойти до ближайшего поселения, но ему так хотелось спать, так тяжело было двигаться и думать, что мужчина не мог отказать себе в хотя бы еще пяти минутах отдыха.       —Надо бы дойти до ближайшего поселения, — прошептал он самому себе, стараясь удержаться за эту мысль, и глубже закутался в плащ, — Но сначала... Совсем немного...       Демоны сна утащили Итана в бездонную тьму.