Лепестки роз у твоих ног

Её рыжие волосы ловили лучи осеннего солнца, что робко пробивались в окно класса. Веснушки на курносом носу, которые другие называли «таракашками», для Антона Вицина были вовсе не смешной деталью — ему нравилось думать, что это «поцелуи солнца». Голубые глаза, обрамлённые длинными ресницами, сияли так, что и без всякого украшения в них было что-то нестерпимо притягательное. Свободная кофточка сползала с плеча, открывая бледную кожу, усыпанную той же золотистой россыпью. Антону хотелось прикоснуться к этим веснушкам — пальцы дрожали от близости, но он лишь смотрел, боясь разрушить магию момента. Его взгляд скользнул ниже — изящные ноги, перекрещённые под партой, чёрные колготки, короткая юбка. На другой девушке это выглядело бы пошло, а на ней — проявлением естественной красоты и эстетики, не нуждавшимся в оправдании. Вероника Ламасова. Само её имя звучало для Вицина как музыка, будто не просто обозначало человека, а заключало в себе что-то большее — тайну и смысл. Он и не помнил, когда влюбился: возможно, в восьмом классе, а может, ещё раньше. Но именно с ней были его первые влажные сны, и именно на неё он уже два года смотрел с жадной нежностью. Это была не детская страсть, не мимолётное влечение. Это была первая настоящая любовь — и потому обречённая стать самой яркой и самой болезненной. — Вицин! — резкий голос Анны Борисовны, молодой учительницы биологии, вернул его к реальности. — Может, перестанешь пялиться на ноги Ламасовой и обратишь внимание на деление клеток? Класс захохотал, десятки взглядов уткнулись в Антона. Вероника обернулась, спрятала прядь за ухо и смущённо улыбнулась. Антон, едва сдержав смех, подмигнул ей и повернулся к учительнице: — Конечно, Анна Борисовна. Всё моё внимание — на вас и на клетки. По классу снова прошёл смешок. Учительница лишь закатила глаза и продолжила чертить на доске мелом. Антон, довольный эффектом, протянул кулак другу Пашке — тот, как всегда, отметил: «Красава». С Пашкой Сорокиным они прошли через всё — от первой сигареты до первых нелепых просмотров порно, и теперь, в одиннадцатом классе, их дружба была уже чем-то вроде братства. Пашка к семнадцати годам стал круглым весельчаком с кличкой «Толстый», и сам же над этим смеялся. Антон — худой, жилистый, не самый высокий, но подкачанный, и всегда готовый пустить кулаки в ход. За эту вспыльчивость и любовь к дракам он и получил погоняло «Псих». И, пожалуй, именно в этом и заключалась вся его природа: любить отчаянно, драться с миром и никогда не сдавать то, что дорого. И всё же взгляд Антона неизбежно возвращался к Веронике. Она чувствовала на себе этот огонь и потому-то смущалась — чуть прикусывала губу, чуть прятала лицо за прядью рыжих волос, но в её глазах сквозила та самая хрупкая женская радость: быть замеченной. Антон улыбался, не в силах сдержать нахлынувшего чувства, и, словно решившись на безрассудство, оторвал листок от тетради. Торопливо, кривым почерком, написал: «Погуляем после школы?)». Бумажку он сложил, свернул и протянул Пашке. Тот хохотнул, даже не скрывая ехидного восторга, и передал дальше Енисею Абрамову, сидевшему впереди. Абрамов, у которого взгляд в тот момент был намертво прикован к Антону, взял послание. Несколько секунд смотрел на бумажку, будто взвешивая её смысл и вес. Антон шепнул, кивнув в сторону Вероники: — Передай. Енисей прищурился, но всё же протянул бумажку вперёд. Вероника развернула её, прочитала — и тут же бросила быстрый взгляд на Антона. Их глаза встретились. Она коротко кивнула и тут же отвернулась, будто опасаясь чужих взглядов. Щёки её налились краской, и именно эта сдержанная, пронзительная искренность снесла Антону голову. Он почувствовал, что улыбается так широко, будто всё лицо готово разорваться от счастья. Но в тот же миг он снова уловил прищуренный, холодный взгляд Енисея. Тот смотрел на него не так, как товарищ или сосед по парте, а скорее как судья, который взвешивает, достоин ли обвиняемый жить на этом свете. Антон удивился, перевёл взгляд — и заметил, что Абрамов резко отвернулся. Енисей появился в их классе три года назад, перевёлся в восьмом. Переехал из Москвы в Екатеринбург. Богатые родители, бизнес, деньги — всё это окружало его невидимым ореолом власти. С красивой внешностью и уверенной походкой он почти мгновенно стал лидером. К нему тянулись учителя и одноклассники — особенно девочки. В нём было то качество, которое люди чувствуют инстинктивно: он умеет давать, но только тогда, когда считает, что помощь действительно необходима. Это не была слепая щедрость — это был выбор. И именно этот выбор делал его притягательным. Его окружение напоминало свиту. Большинство — просто приспешники, готовые ловить каждое его слово. Но один человек стоял рядом по-настоящему — Ромка Зиданов. Восьмой класс начался с их драки, но, странным образом, именно из этой вражды выросла дружба. Так и закрепилось: Ромка и Енисей — неразлучная связка. И вот сейчас именно Ромка толкнул Енисея в плечо, сбив его с этого напряжённого взгляда на Антона. Антон не был другом Абрамову — слишком разные интересы, да и сам Вицин не относился к людям, которые готовы плясать на задних лапках перед авторитетом. Но они были товарищами, а в школьной среде это тоже имело вес. Общаться можно и без дружбы, но признание «своего» среди «чужих» всегда было важно. А однажды Антон убедился, что в Енисее действительно есть то, что достойно уважения. Это случилось летом. Он влез в неприятности. Слишком сладко звучали обещания лёгких денег, слишком наивно хотелось попробовать. Подростковая романтика уличных связей, компаний, где важнее выглядеть «своим» чем оставаться самим собой. Итог закономерен: он попался. «Отработал» шестнадцать дисков с машин, но задержали именно его, одного. Соучастников не выдал, просто потому что гордость не позволила. В участке сидел в наручниках и угрюмо молчал. Звонить матери — исключено: её ярость была страшнее любых приговоров. Друзей с «влиятельными» связями у него не водилось. Но в памяти всплыл один номер. Номер, который он когда-то запомнил случайно, — слишком простой, с повторяющимися цифрами. Номер Енисея Абрамова. Он позвонил — и тот приехал. Ночь была глубокая, чёрная — будто весь город спал, кроме них двоих. — Что он сделал? — спокойно спросил Абрамов у дежурного. — Шестнадцать дисков отработал, — ответил дежурный, плотный мужчина в форме, оценивающе глядя на Антона. — Доказали-то только восемь! — выкрикнул Вицин, дерзко и нагло. Что сделал Енисей дальше — Антон так и не понял. Несколько слов, короткий разговор, возможно, звонок куда-то. Может, деньги, может, связи. Но утром дело было закрыто. Когда они вышли из отделения, Антон заговорил первым: — Блядь… От души, братан. Я ж теперь тебе по гроб жизни обязан! Матушка бы меня убила. — Испугался мамы, а не условки? — усмехнулся Енисей, белозубо блеснув в темноте. Антон только покачал головой: — Да поверь, лучше тюрьма, чем её ярость. Проси теперь у меня что угодно — реально, в долгу перед тобой. — Сочтёмся ещё, — Енисей улыбнулся как-то по-особенному, чуть приподнял прядь каштановых волос. — Тебя подбросить? Да, улыбка у Абрамова была очень красивой, даже Антон не мог этого отрицать. — Если по пути, — парень лишь пожал плечами, поправляя капюшон. С той ночи Вицин смотрел на Абрамова иначе. И где-то глубоко внутри ему было приятно осознавать: стоило ему позвонить — и Енисей не подвёл. Может, это и не дружба, но определённое доверие между ними появилось. На химии Антон делил парту с Абрамовым, и, что удивительно, был этому даже рад. Обычно он предпочитал держаться рядом с Пашкой, но здесь всё складывалось иначе: с Енисеем сидеть было выгодно. Тот действительно понимал предмет, вникал в формулы и реакции так, будто это были не скучные уравнения, а загадки мироздания. Благодаря этому у Антона по химии давно не было особых проблем, и втайне он чувствовал, что сидеть с Абрамовым — словно пользоваться костылём чужого разума. — Разделились по парам, начинаем проектную работу. Срок сдачи — один месяц, — сухо объявил в конце урока Денис Валериевич, пожилой преподаватель с вечной морщиной усталости между бровями. Его слова вызвали недовольный гул: месяц казался вечностью, но для школьников — каторгой. — Ну вот… — недовольно буркнул Антон, закрывая тетрадь. — Какую тему выбираем? — спокойно спросил Енисей, скользнув взглядом по электронному слайду, где бежали строки: «Металлы», «Полимеры», «Органические кислоты»… — Да без разницы, — равнодушно пожал плечами Антон. — Я всё равно в этом ни хрена не понимаю. — Придётся понять, — хмыкнул Абрамов и посмотрел на него с прищуром, в котором угадывалось что-то большее чем просто желание вытащить напарника. — Я тебе халтурить не дам. — А кто халтурит?! — вспыхнул Вицин, вскинув голову. — Я, между прочим, не отказываюсь от работы. — Ну смотри, — протянул Енисей с тенью иронии. — Тогда берём «Металлы»? — Окей, — кивнул Антон, будто соглашаясь не с темой, а с самим фактом необходимости. Звонок уже гремел, и класс шумно собирал рюкзаки. Енисей захлопнул учебник, аккуратно уложил вещи, и, будто между делом, спросил: — Тогда сегодня после уроков ко мне или к тебе? Надо обсудить. — Ой… — протянул Антон с виноватой ухмылкой. — Сегодня никак. С Вероникой иду гулять... Ну сам понимаешь. И в этот момент время словно на секунду остановилось. Рука Енисея замерла над рюкзаком, молния не сдвинулась, учебник остался раскрытым. Его глаза поднялись на Антона — ни сердито, ни добродушно, а как-то странно, тяжело. Словно он в этот миг увидел перед собой не просто одноклассника, а фигуру, которая посмела выбрать кого-то другого. — А говоришь, не халтуришь, — холодно заметил Абрамов, будто речь шла вовсе не о проекте по химии. — Да я ж не сливаюсь! — горячо возразил Антон, поспешно запихивая тетрадь в рюкзак. — Давай завтра, а? Сегодня реально никак… И, не дождавшись ответа, он резко вскочил, перекинул ремни рюкзака на плечи и почти бегом выскочил из-за парты. У дверей ждала Вероника — её рыжие волосы отливали медью в свете ламп, и всё в Антоне рванулось к ней. Он поспешил, будто боялся, что если задержится хоть на секунду, она исчезнет. А за спиной остался Абрамов — неподвижный, с не до конца застёгнутым рюкзаком и со взглядом, в котором уже зарождалось то молчаливое напряжение, которое предвещает грозу.