Последний рубеж

Монстры всех мастей и видов подходили к зданию Конклава, выкрикивая антисоветские лозунги. Кто-то даже нарисовал плакат и поднял его вверх над головами. На красной бумаге были изображены карикатуры Мэвис Владиславовны и Лукаса Лоуренса, склонившихся над обезглавленным телом не вампира и смеющихся с чужого горя. — Пусть выйдут! — Выходите, подлые трусы! Тут и там слышались крики недовольных граждан. — Что? Страшно стало смотреть в лицо собственной смерти?! — смеялся один из волков, чьего брата недавно казнили за осквернение памятника Владиславу III. Оборотень решил, что дойти до уборной он не успеет и спустил нужду прямо у ног дедушки Повелительницы. Гоблин и гном, некогда главные конкуренты, ставшие закадычными друзьями, проходили мимо толпы. — Не надо. — остановил коллегу гном, когда гоблин хотел было получше узнать о причинах сбора. — Я и не собирался. — монстр полез в карман и достал оттуда плитку шоколада. На обёртке красовалась красная буква «Д», обрамлённая таким же кружком. — Просто подслушать хотел. — хмыкнул гоблин, протягивая лакомство такому же торговцу, поднявшемуся благодаря случайной встрече с Владиславовной на базаре, до верхов шоколадной фабрики. Двое монстров — непосредственные участники Шоколадной реформы — смылись из виду. Делать им здесь было нечего. Верхушку они любили. — Уважаемые граждане Тёмного мира. — на лестнице появились Советчики. — Сейчас Мэвис Владиславовна не может выйти и поговорить с вами. Приходите в пятницу, когда она сядет за широкий стол для ежегодной беседы с монстрами. — Мы не намерены ждать! — кричали монстры, среди которых, на удивление Луиса Марабори, были и вампиры. — Сколько может это продолжаться? — спрашивала мать Ричарда Ковальски, сына которой убил Престолонаследник, пусть и Лоуренс отрицал вину Денниса. — Сколько они ещё жизней отнимут? — Даже «деда» детей своих не пожалела. — вспомнил кто-то из держащих плакат. Мэвис Владиславовна была очень благодарна Даукусу Сативусу за его добросовестный и честный труд. Она настолько ему доверяла, что совсем перестала контролировать армию. Генералиссимус не сразу, но всё же почуял запах вседозволенности. Абсолютная власть над солдатами развязала его руки, скованные стальными цепями ещё со времён Марты Максимовны. Более старые солдаты стали пускать молодых и неопытных парней в самое пекло, сидя на диванах и попивая отнюдь не чай. Сативус знал о дедовщине, творящейся в казармах, но делать ничего не стал. Купюры в 5 тысяч лей, которые он носил теперь вместо тёмных очков, коих он никогда в своей жизни не надевал, ослепляли старого вампира. Он-то думал, что солдат не пойдёт жаловаться на него куда-то выше. Но он всё же пошёл. Группа молодых парней прибыла к Верховному Среднему Прокурору, доложив ему о беспорядках в армейских рядах. Лукас незамедлительно завёл на Сативуса дело, доложил супруге, которая не поленилась и вызвала Сативуса на ковёр. — Генералиссимус, — она сидела в своём кабинете в «Трансильвании», по просьбе, вернее долгому и упорному уговору мужа, Мэвис последние пару месяцев не выезжала в Конклав и принимала Советчиков дома. — мне доложили, что вы пользуетесь своим служебным положением, берёте взятки, — она опустила глаза в документ, принесённый Лукасом. — а также пренебрегаете должностными обязанностями, превращая армию в кабак. Сативус кивал после каждого её слова. Лицо женщины выражало глубокую печаль. Он не верил, что Мэвис, которую он носил на руках, чьих детей он носит на руках сможет поставить Печать Тьмы на указе об его казни. — Я спросила. Сативус. — её тон приобрёл властные черты, но глаза выдавали всё нежелание опускать перо в чернильницу. — Да. Всё верно. — он даже не собирался отпираться, слепо веря, что она не сделает этого. Но она сделала. Мэвис поднесла к воску огонь из своих пальцев, расплавила его и поставила, скрепя сердцем, Печать. — Завтра… — После родов. — Лукас всё это время сидел на диване, внимательно изучая лицо жены. Она говорила ему, насколько ей трудно будет принять это решение. Да, и сам Прокурор не горел желанием вести на гильотину «дедушку» своих детей. Линнет и Данила очень любили Сативуса, так же, как и он их. Даукус не успел обзавестись семьёй, поэтому дети Повелительницы стали для него сродни внукам. Особенно привязан к Сативусу был Деннис, чуть менее Георгий. — Что? — Мэвис подняла глаза на мужа. — Сначала роди, я не хочу, чтобы наш ребёнок решил появиться на свет во время казни. — Лукас встал с дивана и подошёл к жене со спины, положил руки ей на плечи и опустил взгляд на живот. — Хорошо. Ты прав. Тогда, Сативус, до родов вы будете под замком. Сативуса увели. Деннис уже давно не жил с родителями, он уже вовсю встречался со своей будущей женой, не говоря ей о том, кто он. Он узнал о скорой казни Сативуса из газеты, в статье которой говорилось, что данное мероприятие отложено на неопределённый срок. Далее репортёр писал, что таким образом Мэвис Дракула хочет подменить настоящего Сативуса на другого вампира. Но Деннис, в отличие от своей будущей жены, ещё не знающей кто такая эта ваша Мэвис Владиславовна, и с чем её едят, не поверил. Он прибыл в «Трансильванию» с вопросом: — Ты всерьёз намерена его казнить? — он стоял оперевшись обеими руками на её стол. Глаза горели огнём, если она скажет «да», он не знает, что сделает. Может попробует воплотить в жизнь мысль простодушного репортёра. — Да. — Мэвис прекрасно знала, как много Сативус значит для Денниса. — Деннис, ты должен понять, что есть вещи, которые… — Которые не допускают поблажек. — тихо добавил Лукас. Деннис обернулся на него. Он сжал до боли челюсть, почти проткнув клыками нижнюю губу. — Да, наверное, ты прав. — опустил он голову, делая вид, что понимает. Он на самом деле понимал, просто не верил, что мать способна на такое. Хотя, с другой стороны, Деннис не верил, что и отец способен на безжалостное убийство ни в чём неповинного ребёнка. — Я очень надеюсь, что ты это говоришь, не для того, чтобы мы от тебя отстали. — Мэвис наклонилась к его лицу, не увидев в нём ничего, чтобы подтверждало сказанную ей только что фразу. 25 января 2183 года. Двое доспехов ведут Даукуса Сативуса, генералиссимуса Тёмного мира, выйгравшего две Тёмно-светлые войны, на эшафот. Мэвис стоит на балконе, выход из которого ведёт в её кабинет, на этот раз в здании Конклава. Её взгляд соприкасается с мужем, находящимся на балконе, предназначенном для Прокуроров. Они долго смотрят друг на друга опечаленными глазами. Внутри у Мэвис всё горит. Ей очень нужна вода Лукаса, но ничего, кроме взгляда, он пока что ей дать не может. Деннис стоит возле эшафота. Он не смотрит ни на мать, ни на отчима. Его невидящий взгляд направлен в пустоту. Сативус всё ещё не верит, он считает, что это не более, чем простое представление, чтобы напугать его. Мэвис однажды так припугнула собственного сына, решившего, что он уже взрослый. Но сын — это сын. А он ей, если вычеркнуть все неофициальные встречи в её доме на семейных праздниках, просто Советчик, злоупотребляющий своими полномочиями. Он увидел красную маску палача, взглянул на Княгиню. Его поставили на колени перед гильотиной, положили голову на пень. — Стой. — прохрипел старик, вынуждая палача прекратить связывание рук за спиной приговорённого. — Я хочу кое-что сказать. Монстры, прибывшие посмотреть на казнь с удивлением показывают кто лапками, кто руками на Советчика. Сативус поднимает голову, смотрит на Мэвис и кричит: — Я носил на руках твоего отца, твою мать, тебя носил, ношу твоих детей, одним из первых видел твоего сына, которого ты родила вчера. — он по привычке продолжал загибать пальцы за спиной. Мэвис прикусила губу. Зря она последовала совету Лукаса, показать Вильяма Сативусу, но прошлое уже не вернуть. — И так ты мне оплатила все мои труды? Он сам опустил голову на пень, дёрнул пальцем, призывая палача закончить начатое. Деннис, нахмурившись, смотрел на катящуюся по эшафоту голову. Он поднял глаза сначала на один балкон, потом перевёл взгляд на другой. Матери и отца уже не было. Мэвис приставила ладони к лицу. Лукас выкинул сигарету и сел рядом с ней. — Родная, — он погладил её плечи. — скажи что-нибудь. — Да, что говорить, Луки? — Мэвис положила ладонь на его руку. Если бы не их опечаленные лица, получился бы точь-в-точь их свадебный портрет. — Выбора у нас не было. — Выбор есть всегда. Это большое заблуждение, что выбора не бывает. Существуют лишь варианты, которые нам не подходят. — он массировал её плечи, снимая с них весь стресс, накопившийся в теле его жены за последние две недели. Ему самому от этого действа становилось спокойнее. — Как ты это делаешь? — глядя на стол, спросила она. Его рассуждения всегда действуют на Мэвис успокаивающе. — Не знаю. — он пожал плечами. — я просто говорю, что думаю. Монстры не собирались уходить добровольно. Советчик обороны уже вызвал армию. Он был очень похож на Сативуса, только моложе и имел куда меньший опыт, но у него всё ещё было впереди. — То была вынужденная мера. — подал голос всё это время молчавший Марабори. — Если бы Сативуса не казнили, — он смог побороть дрожь в голосе, которая всегда подступала к нему, когда он произносил имя почившего друга. — то дедовщина распространилась бы и за пределы армии. Народ стал выкрикивать что-то. Марабори никак не мог выловить из общей какофонии голосов хоть какое-нибудь отдельное слово. Монстры галдели наперебой, Луис почувствовал себя прокуратором Понтием Пилатом, у него жутко стреляло в виске. Пытаясь отвлечься от боли, он водил взглядом по толпе, и увидел двух молодых вампиров, очень похожих на… Он тряхнул головой, заставляя болезненные ощущения только усилиться. Это не могли быть они. Великие Князья Тьмы графы Данила и Вильям Лоуренсы никак не могли находиться в толпе протестующих против их родителей. Спустя время на площадь перед Конклавом прибывает армия и разгоняет пока что невооружённую толпу. Монстры, кто пришёл сюда чисто за компанию, в спешке уходят домой, надеясь, что никто из высшего света их здесь не увидел, а те, кто принадлежал к тайным демократическим кружкам идут в своё логово, мимо такого же скрытого ото всех места, под названием «Красный бархат». Георгий Дракула, оставив свой фамильный плащ у себя дома, провожает взглядом толпу мужчин, приглаживает вьющуюся бороду и заходит, поправив очки, в бордель, где его уже ждали.