Мышь, которая носила доспехи

      Карета следователей остановилась во дворе Дозорной палаты, ее черные дверцы распахнулись, словно крылья птицы. Лоренц вышел первым, поправив перчатки. Гард последовал за ним - массивный, молчаливый, с привычной тяжестью в движениях. Он не торопился. Никогда не торопился.       Капитаны ждали их где-то в глубине этого уродливого здания — двое безымянных, безликих, в одинаковых пыльных мундирах.       — Пока мы вас ждали, — начал один из них, голос сухой, как треск ломающихся костей, — нам удалось еще кое-что выяснить...       — Когда мы вернулись из Гривы, никто не заметил пропажи сержанта Ширин, — подхватил второй. — Сами понимаете, нечасто целые деревни сгорают дотла. Но под вечер мы нашли её... точнее, то, что от неё осталось.       Лоренц приподнял бровь. Гард слегка наклонил голову – единственный признак интереса.       — Пройдемте в камеру, там лежит... тело. Мы старались ничего не трогать.       — Очень предусмотрительно. — улыбнулся Лоренц.       Камера пропиталась запахом гари, хотя прошло уже несколько дней. В углу, словно брошенная тень, лежал обгоревший плащ - грубая ткань спеклась от жара, но в складках еще просматривались бурые подтеки запекшейся крови. Лоренц подцепил край ткани тонкими пальцами, изучая странный узор ожогов.       — Интересно, — пробормотал он, — плащ сгорел изнутри. Как будто горел тот, кто его носил.       У стены на полу лежало то, что когда-то было человеком. Не труп. Труп еще можно опознать. Это были обугленные палки, скрюченные в последней судороге, черные, как уголь, и все еще хранящие форму того, чем они были когда-то. Руки сжаты в кулаки – не от ярости, а от того, как мышцы сварились в кипящей плоти.       — Ширин? – Лоренц присел на карточки, не касаясь останков.       — Скорее всего. – Капитан стоял у двери, будто боялся войти дальше. – Скелет женский, рост и телосложение совпадают.       — Ещё одна странность. — второй капитан указал на кучку пепла, переливающуюся серебристыми огнями. — Дубинка сержанта также сгорела.       — Дубинки дозорных вытачивают из серебряного дуба. Такое дерево не горит даже в кузнечном горне. — отметил Гард.       — А это сгорело. — хмыкнул Лоренц. — Поехали посмотрим, что осталось от деревни… и кто там прячется в пепле.

***

      Повозка скрипела, подпрыгивая на колдобинах, будто старалась сбросить своих пассажиров в грязь. Эйра вжалась в угол, стараясь занять как можно меньше места. Воздух был густым от перегара, пота и ещё чего-то сладковато-гнилого — обычный запах карателей в дороге.       Впереди, чуть покачиваясь, двигалась крытая повозка Ядвиги. Иногда занавеска приподнималась, и Эйре казалось, что оттуда на неё смотрят.       "Лучше бы тебя казнили на площади..." — прошипел в голове голос Гирды. "Или оставили в той камере. Сержант хоть человеком была, не то что это отребье".       Эйра стиснула зубы.       "А что будет, если они узнают, что ты не парень?"       Кости пальцев побелели, впиваясь в деревянный борт.       Мужик лет пятидесяти, с лицом, изрубленным шрамами, шатался между телами, оглядывая пьяных соседей. Взгляд скользнул по Эйре, остановился.       — Место свободно?       Не дожидаясь ответа, он плюхнулся рядом. Фляга с водкой болталась в его руке. Эйра вжалась в борт еще сильнее.       — Выпьешь?       Эйра покачала головой.       "Умница," — язвила Гирда. "Напьешься - отключишься, а тут точно найдутся желающие проверить, что там под этими тряпками. Так что утром проснешься с кем-то сверху. Опять".       Мужик фыркнул, отхлебнул.       — Только с Герхардом и можно нормально выпить.       — С кем?       — Алхимик. Оставили его у дозорной вышки, голема чинит.       Эйра насторожилась.       — Что такое голем?       — А, ты их не видел? — мужик оживился. — Каменные болваны. Внутри — руны, шестерни, всякая алхимическая дрянь. Выглядят... — он задумался, — ...как если бы статуе вдруг взбрело в голову, что у неё есть мнение.       — Они... думают?       — Не то чтобы думают. Но и не совсем вещи. Как пёс, который знает команды, но иногда кусает за задницу. Сейчас их мало осталось, а раньше при магах в каждой деревне было навалом.       Он снова отхлебнул.       — Этот, за которым мы едем... Высокий. Угловатый. С норовом. Однажды вынес трёх бандитов, пока мы спали. Неделю назад угодили в засаду. Они думали, големы только урожай охранять умеют. Ошиблись.       Он хрипло рассмеялся.       — Наш одного задушил, второго головой о дерево, третьего... — он сделал выразительную паузу, — ...разорвал пополам. Но и сам потом застыл. Герхард говорит, руна треснула.       Мужик замолчал, уставившись вдаль. Его пальцы нервно постукивали по фляге.       — Надеюсь, он его починил. А то... — он хмыкнул, — ...без него скучно будет.       — Меня, кстати, Валт зовут... — неожиданно для себя самой, робко протянула дрожащую руку Эйра.       — Не, пацан, давай без имен, — отрезал он, отстраняясь. — Ты скорее всего сдохнешь в первой же стычке. А я... — он замолчал, глядя куда-то поверх её головы, — ...я не люблю хоронить тех, чьи имена помню. Уж слишком много их было.       В его голосе прозвучала такая горькая уверенность, что Эйра невольно сглотнула. Она хотела что-то сказать, но повозка вдруг дёрнулась, колесо попало в очередную выбоину. Мужик покачнулся, но не упал. Встал, оглядев пьяную братию в поисках более благодарного слушателя и побрел куда-то.       Гирда что-то шептала, но Эйра уже не слушала.       Впереди, за поворотом, темнела дозорная вышка. И что-то высокое, угловатое, стояло рядом, ожидая их.

***

      Остатки Гривы. Безмолвные и пустые.       Лоренц ступил на почерневшую землю, и пепел взметнулся под его сапогом, медленно оседая обратно. Прошло несколько дней, но воздух все еще хранил легкий привкус гари — как страницы древней книги, опаленные по краям.       — Опознать всех, — сказал он, глядя на черные остовы домов.       Капитаны переглянулись.       — Сорок семь дворов... Больше сотни жителей. — пробормотал один. —На опознание уйдет несколько дней, если вообще...       Его голос оборвался, когда Лоренц повернулся. Медленно. Как змея перед броском. Холодные глаза следователя скользнули по капитанам, и второй, с пересохшим ртом, поспешно добавил:       — Сегодня же начнем! — его пальцы нервно забегали по ремню, поправляя и без того идеально отлаженную пряжку.       Гард стоял чуть поодаль, тяжелый и неподвижный, как надгробие. Его пустые глаза скользили по обугленным скелетам, будто ища среди них того, кто осмелился сжечь комиссаров. Он наклонился, поднял обгоревший череп, повертел в руках и бросил обратно.       — Есть поблизости укрытия, где можно спрятаться? — спросил Лоренц, медленно обводя взглядом горизонт. — Хижины, каменоломни, старые фермы?       Один из капитанов полез в сумку, достал потрепанную карту.       — Здесь, — он ткнул пальцем в точку к северу от деревни, — Старая хижина лесника. Сам лесник умер много лет назад, с тех пор стоит пустая.       Лоренц кивнул, и его тонкие губы сложились в едва заметную улыбку.       — Проверим.       Тропа к хижине петляла между деревьев, то исчезая, то появляясь снова. Солнце пробивалось сквозь листву редкими лучами, оставляя на земле пятна бледного света.       Гард шел первым, его плечи заполняли собой весь проход, словно он был не человеком, а движущейся крепостью. Лоренц скользил за ним, бесшумно, как тень.       — Что думаешь? — спросил Лоренц, не глядя на Гарда.       — Уже видел такое, — ответил тот хрипло. — Когда сила только пробуждается в маге, он не всегда может ее контролировать. Магия рвется наружу, словно зверь из клетки.       — Значит, он не хотел сжигать всю деревню?       — Скорее всего. Не могу сказать точно. — Гард пожал массивными плечами.       Лоренц задумался. Если маг не хотел убивать — значит, он испугался. А испуганный маг опаснее расчетливого.              Хижина показалась внезапно — низкая, покосившаяся, с крышей, поросшей мхом. Дверь висела на одной петле, приоткрытая, будто кто-то вошел — и не закрыл за собой.       Комиссары замерли.       — Открыто, — прошептал Лоренц.       Гард медленно обнажил меч.       Может быть, ветер. Может быть, время. А может быть, кто-то поджидает их внутри.       Гард сделал шаг вперед, его огромная тень перекрыла дверной проем. Внутри царила непроглядная тьма.