Описание
1970 год. Ей всего пятнадцать, но она уже точно знает: жить тихо и по правилам не для неё.
Мариам Беридзе родилась в Тбилиси, в семье, где от девушки ждут скромности и покорности. Но Мариам хочет большего — гораздо большего. Слава, деньги, Голливуд — весь мир должен склониться перед её именем.
Её не остановят ни границы, ни политика, ни семейные запреты. Потому что в сердце у неё горит жадное, дерзкое желание. Стать вашей звездой навсегда.
Часть 1. Отец
18 сентября 2025, 02:22
Я помню каждую секунду того вечера.
Запах тушёного мяса, скрип ножа по тарелке, тишина, в которой даже дыхание казалось криком. Я знала, что он взорвётся, но всё равно сказала:
— Я уеду в Америку. Я стану актрисой. Голливуд узнает моё имя.
Мать застыла, словно камень. Она не подняла глаз, не дернулась, — только пальцы на её коленях сжались до белизны.
Он не закричал сразу. Он просто посмотрел на меня, медленно отложил вилку, встал из-за стола. Его шаги были тяжёлыми, размеренными, и я уже знала: мне не уйти.
— Встань, — приказал он.
Я не двинулась. И тогда он сам рванул меня за руку. Его пальцы вцепились в моё плечо, как клещи. Я вскрикнула от боли.
— Думаешь, ты кто? — прошипел он. — Америка? Голливуд? Да ты никто. Никто!
И тогда он сделал то, чего я не забуду никогда. Он схватил меня за ворот блузки и сорвал её одним рывком. Ткань треснула, как бумага. Я осталась в нижнем белье посреди комнаты. Мать всхлипнула, но не вмешалась. Никогда не вмешивалась.
— Раз ты хочешь, чтобы на тебя смотрели чужие мужики, — он плюнул мне в лицо словами, — начнём с меня.
Он сорвал с гвоздя ремень. Его ремень всегда висел там — как символ власти.
Первый удар полоснул по спине. Я закусила губу, чтобы не закричать. Второй — по ногам. Третий — по плечу. Каждый хлёст резал кожу, оставляя огненные полосы. Я дрожала, но не умоляла. Если бы я заплакала, он бы счёл себя победителем.
Но потом он схватил меня за волосы, дёрнул вниз. Я упала на колени, босая, с лоскутами блузки, свисающими с плеч. Он бил меня до тех пор, пока ремень не стал скользить в его руке от пота.
Я не считала удары. Я считала секунды. Секунды до того момента, когда всё это закончится.
Когда он наконец бросил ремень, я не чувствовала тела. Кожа горела, в ушах звенело. Я подняла голову и встретила его взгляд. Впервые — без страха. Только с ненавистью.
— Ты запомнишь этот день, — сказал он. — Ты запомнишь, кто твой отец.
И ушёл.
Мать подошла, хотела прикрыть меня одеялом, но я оттолкнула её руку. Я не хотела жалости. Жалость — это для слабых. А я не собиралась быть слабой.
Я ползком добралась до зеркала. Щека опухла, губа лопнула, тело в синяках и красных следах. Я стояла перед отражением и тихо сказала:
— Если мне суждено умереть, то только там, где будет свет. Не здесь. Не под его сапогом.
И тогда я впервые поняла: я не просто хочу уехать. Я должна. Это мой единственный шанс выжить.