Мир против нас

Глава 1.

***

Эллион Наша история началась совсем не так, как у обычных пар. Она началась с грязи, унижения и насилия. Впервые он увидел меня — меня настоящую, Мирославу Градову, — в тот миг, когда мой ненавистный супруг заставил меня прямо на центральной площади столицы публично удовлетворить его. Спросите, как такое возможно? До недавнего времени я и сама думала, что подобное варварское отношение к женщине давно осталось в прошлом. Но судьба закинула меня в иной мир, пугающе похожий на наш в эпоху средних веков, и всё же совсем другой. И именно там, на центральной площади Алста, среди сотен глаз, полных любопытства и злорадства, я заметила один — особенный. Толпа орала, требовала зрелищ, смаковала каждое унижение своей госпожи. А он стоял неподалёку и смотрел иначе — с сочувствием и сожалением. А затем… Когда я, окутанная позором, но уже без страха, хладнокровно вонзила клинок в сердце собственного мужа и, обагрённая его кровью, поднялась над толпой, — в глазах незнакомца вспыхнул триумф и удовлетворение. Этот взгляд я запомнила на всю жизнь. — Ваше Величество! Ваше Величество! Просыпайтесь! Вы снова опаздываете! За дверью бесжалостно вопила на всю округу моя главная горничная и по совместительству помощница — упорства ей было не занимать. Если захочет, и мёртвого поднимет! — Ваше Величество, если вы немедленно не откроете дверь, то снова явитесь на совет непричёсанной и в неподобающем виде! Когда-то я любила утро. Полгода назад. А теперь, живя чужой жизнью, в чужом мире, под чужим именем, — нет, мне чертовски не хочется открывать глаза и снова встречать этот мир! Я усилием воли заставила себя подняться и сесть на кровать. В голове туман, в ушах звенит, во рту сухо, как в пустыне. Кто-то мог бы подумать, что у меня похмелье, но нет — просто очередная бессонная ночь после долгого, насыщенного дня правительницы Алста. С тех пор, как я попала в этот мир, я почти перестала спать. — Ваше Величество! Ну полно вам, пора дела делать! Я всё-таки поднялась и впустила в комнату надоедливую и бескомпромиссную помощницу — Марту. Добротная, ширококостная женщина лет шестидесяти, вечно в суете и с таким видом, будто именно на её плечах держится весь мир. Упитанная, с румяными щеками. А вот характер… Марта умела одновременно держать в кулаке десятки служанок и при этом находить время, чтобы придираться ко мне по пустякам. То причёска «не по-королевски», то платье «сидит, как на вешалке», то спина «сутулится, будто тебе не девятнадцать, а девяносто». В такие минуты я злилась, но понимала: я в этом мире новичок, и пусть местами помощница своенравна, она помогает мне быстрее влиться и не выделяться среди местных. — Ну и спите же вы! Не подобает вам столько валяться! На вас такая ответственность, а выглядите так, будто всю ночь дрались с демонами во сне. Слова Марты часто резали слух — прямые, без реверансов и обёрток. Но в них всегда была правда и особая забота, почти материнская. Мудрая до раздражения, добрая до слёз. Они приняли меня за неё. Но я — не она! Эллион Тернат была принцессой Алста и женой тирана. А я — Мирослава Градова, свободная женщина. Она была куклой, покорно подчинявшейся тому, кто владел ею. Сначала — отец, потом муж. Переходящее знамя. А я всегда принадлежала только себе. Сама принимала решения. Сама за них отвечала. До подмены я — вернее, та, чью жизнь мне пришлось унаследовать, — насколько удалось понять, была совсем иной. Эллион, кроткая и безвольная, словно выращенная в теплице. Она с детства росла в золотой клетке, где каждый шаг предписан этикетом, каждая фраза — уроками наставников. Она умела идеально кланяться, произносить правильные слова и, наверное, даже держать вилку так, будто от этого зависела судьба государства. Эллион никогда не повышала голоса, не перечила, не спорила. Правильная. Слишком послушная. По крайней мере именно этого от меня ждали, как только я попала сюда. Настоящую Эллион любили за покорность, за тишину, за то, что она не мешала мужчинам распоряжаться её судьбой. Когда её выдали замуж за чудовище, как мне удалось узнать, она даже не пыталась сопротивляться. Принимала всё как неизбежность. Страдала молча. И я понятия не имею, куда она подевалась с моим появлением здесь, но надеюсь, ей там лучше, чем в родном жестоком мире. А вот я — другая. Совсем другая. В моём мире никто не имел права решать за меня, а если кто-то пытался — получал достойный отпор. Я не из тех, кто молча терпит или сидит сложа руки. Я из тех, кто спорит, доказывает, требует. Я умею быть язвительной, умею спорить, умею смотреть в глаза и говорить «нет» так, чтобы у собеседника отрезвляюще звенело в ушах. В этом мире я явно не вписываюсь в общепринятые рамки. И если в моём мире полно таких же женщин, как я, то здесь я слишком резкая, слишком дерзкая, слишком живая. За время моих воспоминаний горничная помогла мне одеться и принялась по-старчески ворчать над прической. — Снова пойдёте на совет не умытой и не причёсанной! Думаете, платье натянули за пять минут — и готово? А как же приличия? Этикет? Гигиена, в конце концов? — Марта резко дёрнула гребнем запутавшуюся прядь волос и запричитала, повысив тон на одну октаву. — Столько уважаемых государственных мужей ожидают вас в зале заседаний, а вы нечесаная, будто торгашка с рынка! Я укоризненно глянула на неё через отражение в зеркале, а она без грамма покаянья в голосе добавила: — При всём уважении, Ваше Величество! При этой фразе в очередной раз стало так тошно, что захотелось завопить во всю глотку: «Я не Величество! Я не королевских кровей! Я — Мирослава Градова!» Когда-то была ею. И с каждым днём мне всё больше кажется, что той, что выросла с бабушкой, окончила экономический и делала успехи на престижной работе, той меня уже нет. Будто та жизнь была во сне, а это мрачное средневековье с паршивыми законами, шовинизмом и полной несправедливостью — это теперь реальность. Наверное, я запутала вас? Что ж… давайте начнём с самого начала. Эта невероятная, местами фантастическая история случилась по закону подлости именно тогда, когда у меня только начала налаживаться жизнь. Пять лет назад я окончила экономический университет и довольно быстро нашла прилично оплачиваемую работу, пусть и приходилось пахать почти в две смены. Но мне было не сложно. Родители давно жили своей жизнью. Хотя, если быть честной, они всегда ею жили, ведь с самого детства меня растила бабушка. Её звали Аделаида, но для всех соседей она была просто «бабушка Ада». Мы с ней жили в небольшой деревне, в старом доме с резными ставнями, окружённом садом и грядками. Она была из тех женщин, что кажутся одновременно строгими и добрыми: могла отчитать за шалость, но обязательно накормит пирогом и сунет в карман сушёное яблоко. На вид — невысокая, сухонькая, с морщинками у глаз и руками, вечно пахнущими травами и тестом. И вот теперь, оказавшись в ином мире, я только и делала, что думала о ней. Перед глазами вставал её дом с тихо скрипящей дверью и яблонями под окнами. Я ясно представляла, как она ждёт меня с вечернего автобуса, как выглядывает на дорогу, а я не появляюсь. Мысли о том, что бабушка осталась одна, что внучка просто исчезла, без объяснений и следа, рвали меня изнутри. От этой картины горло сжимало так, что невозможно было дышать. Думаю в моём мире это состояние зовется — паническими атаками! Как я попала в иной мир? Сложно сказать. Почему именно я? Ещё сложнее. Вот уже который месяц безрезультатно бьюсь над этой дилеммой и вопросом, как вернуться обратно. Ведь если есть дверь сюда, должна быть и обратно? Так? Какая дверь? Самый настоящий портал, нагло прикидывавшийся входом в захудалый бар, где неоновые вывески мигали так уныло, будто страдали депрессией. Он прятался в глухом тупике тёмного переулка, где, казалось, никогда не ступала живая душа. И моя бы тоже туда не сунулась, если бы я не возвращалась поздней ночью с неудавшегося первого свидания, под проливным дождём, в поисках хоть какого-нибудь такси. Мужчина, с которым мы познакомились в сети, весь вечер занимался исключительно любимым делом — бесконечно вещал о себе, своей великой работе, бывших «меркантильных бабах» и о том, как весь мир несправедливо не оценил его божественную личность. Слушать это было пыткой, а когда он начал поучать меня, как правильно «строить карьеру женщине», я поняла, что ещё минута рядом — и я заору. Только я решила, что пора откланяться, как недоухажёр внезапно вообразил, что ужин в кафе непременно должен перетечь в нечто большее. И начал слишком настойчиво «приближаться»: хватал за руку, пододвигался ближе, пытался приобнять, хотя я демонстративно отстранялась. В какой-то момент он сделал вид, что собирается меня поцеловать, и это стало последней каплей. Я кинула пару купюр за несчастный салат и остывший кофе и вылетела из кафе как ошпаренная, решив ловить такси на ходу. И это стало моей фатальной ошибкой. Я блуждала по тёмным безлюдным переулкам, пока зловещее небо над головой не загремело, и тогда я пустилась в бег. В ночной темноте под проливным дождём улочки выглядели как братья-близнецы. Платье промокло насквозь, макияж наверняка давно растёкся под глазами тёмными дорожками, а каблуки с каждым шагом превращались в орудие пытки. Так что, выдохнувшись от бесполезного бега на каблуках, я перешла на быстрый, злобный шаг. Если бы кто-то уверял, что из-под моих каблуков летят искры, я бы даже не спорила — так бешено я молотила ими по асфальту. Причитая и костеря себя за то, что дура предприняла очередную попытку найти «нормального» молодого человека, и за то, что всё ещё наивно верю в предначертанную вселенной любовь, я заходила на новый и новый круг самобичевания. Не стоило мне никуда идти. Следовало остаться дома, приготовить лёгкий салат, открыть бутылочку вина и посмотреть любимый сериал. В этих нелёгких думах о бездарно потраченном вечере и моих нелепых попытках стать менее одинокой, я набрела на тот злополучный бар. Решив, что терять мне уже нечего, а такси наврятли найдет меня само, я представила, как сейчас выпью что-нибудь горячее, отогреюсь и спокойно вызову машину. С этими мыслями я потянула на себя массивную дверь — и провалилась в иной мир. В фильмах и книгах переход героя в иной мир обычно показывают через расщепление тела и души или как маленькую смерть. Но теперь я доподлинно знаю: это полная чушь. Войдя в ту дверь, я оказалась в огромной комнате, где каждое убранство дышало атмосферой средневековья. Ошеломлённая увиденным, я впала в ступор, огляделась. Высокие стрельчатые окна с витражами пропускали лунный свет, превращая стены в живое полотно из серебряных бликов и цветных теней. В центре стояла кровать с резным деревянным балдахином. Не найдя никого живого и что-то хоть отдаленно напоминающее бар, пусть и в средневековом стиле, я заторопилась на выход. Открыла дверь — а за ней простирался коридор всё в том же средневековом стиле, а не дождливая улочка, как я ожидала. Желая понять, как такое возможно, я вернулась в комнату и внимательно огляделась. Тёмные шторы из бархата ниспадали мягкими волнами. По комнате были расставлены изящные канделябры: горели мягким золотистым светом свечи. На маленьком столике рядом с кроватью стояли книги в переплётах и ваза с розами. На полу красовался ковёр глубокого винного цвета. А затем взгляд невольно упал на моё отражение в зеркале — и я ужаснулась. На мне висело тяжёлое траурное платье из чёрного бархата, сковывающее каждое движение. Длинные узкие рукава стесняли руки, а воротник с тонким кружевом жёг шею. На голове лежала полупрозрачная вуаль. Отвернулась от зеркала и вновь, уже в живую осмотрела свой наряд, а на мне и правда бархатное платье! Если до сих пор я и пыталась найти логическое объяснение непонятной двери в «Нарнию», то со сменой наряда логика покинула меня окончательно. Куда исчезли моё изумрудное платье-футляр и насквозь промокшее пальто — я понятия не имела. От увиденного мне мгновенно стало плохо: реальность словно раздвоилась, и я лавиной скатилась в панику. Признаюсь, иногда я до сих пор ощущаю её отголоски, хотя за шесть прошедших месяцев поводов для стресса стало гораздо меньше. Как позже выяснилось в тот проклятый вечер, я попала в другой мир. Похожий на наш, но всё же другой. Отличался он не только тем, что здесь всё будто застыло во времени и повсюду царило средневековье. Дело было не только в этом. Люди здесь верили в магию: обряды жрецов, заклинания ведьм и подобные ритуалы. Правда это или нет — неизвестно. Я сама пока не видела чудес, кроме, собственно, моего появления здесь. Хотя это вряд ли можно назвать чудом — скорее проклятьем. Оказалось, что в этом новом мире у меня уже была своя жизнь. Сложная и неудобная, но жизнь. Я была принцессой государства Алст — странное название. Мне было не двадцать восемь, а двадцать лет. Честно говоря, этот факт меня не сильно расстроил. Даже немного позабавил. Ещё я оказалась замужем за мерзким, алчным мужичонкой в два раза старше меня, чья потребность контролировать, доминировать и ломать всё вокруг вызывала ужас. Любое его прикосновение превращалось в насилие. И всё это было возможно только благодаря его полной безнаказанности. Как я выяснила у Эллион, девушки, что жила здесь до меня, мать умерла, когда та была ещё ребёнком, а отец — король Алста — совсем недавно. Единственным наследником является её брат Бернард, теперь мой брат, а я, как его совершеннолетняя опекунша, должна была стать регентом и взять на себя управление государством. Но всё это сделал за меня мой муж. Сразу после перехода, едва придя в себя, я принялась осматривать обстановку. Старалась много не болтать и максимально подыгрывать всем, кто встречался на пути. Каково же было моё удивление, когда оказалось, что все здесь знают меня. Ну как меня? Эллион Тернат, похожей на меня как две капли воды. Кто-то называл меня сестрой, кто-то женой, а кто-то и вовсе «Её Величеством» — при том, что выглядела я как Мирослава Градова, то есть ровно так же, как и до перехода. Да, это и была я: моё сознание, моё тело! Даже мои шрамы остались — один после удаления аппендицита и ещё один на ноге, когда в детстве, собирая травы с бабушкой, я не заметила острый сухой сук и рассекла голень примерно на четыре сантиметра. Я выглядела ровно так же, как дома: овальное лицо с мягкими чертами и светлой кожей, большие тёмные глаза, чёткие брови, длинные ресницы. Небольшой нос гармонично вписывался в лицо, губы полные. Да, может, я и не мисс мира, но внешность у меня вполне приличная. Длинные тёмно-каштановые волосы спадают ниже плеч, придавая облику женственности. Рост у меня выше среднего. Поняв, что меня все знают, а я их — нет, пришлось срочно разыгрывать спектакль с потерей памяти после удара. И мне даже не пришлось самой биться головой о стены, так как мой супруг в ходе первого же нашего разговора буднично приложил меня головой о деревянный стол, с такой силой что я потеряла сознание, а после изнасиловал. Позже я поняла, что это был далеко не первый акт насилия и рукоприкладства в адрес Эллион, той, что жила здесь до меня. Изверг систематически избивал её, насиловал — и нередко в компании друзей. Ублюдок, вкусивший полную безнаказанность, ведь он был регентом её брата и, по сути, главным человеком в стране, творил всё, что хотел. Как Эллион вообще умудрилась выжить до моего прихода — я не понимаю. А может, и не выжила… Может, сгинула, а вселенная поставила меня на её место. Но за что? За что мне всё это? После первого надругательства мой новоиспечённый муж не дал мне погрузиться ни в жалость к себе, ни в депрессию по поводу новой «судьбы». Уже на следующую ночь он явился в мои покои — и но теперь не один, а с друзьями. В ту ночь я ясно осознала: если мне не удастся вернуться обратно, я убью своего насильника. Что, впрочем, и сделала спустя неделю. Убила и сама стала регентом новоиспеченного брата, правительницей Алста. Я всё же успела на заседание совета. А позже последовали долгие сборы и первый выход в свет со дня, когда я стала счастливой вдовой. И это не просто очередное сборище аристократов и знати всех мастей, это торжественный вечер по случаю моего официального регентства и правления Алстом. Тронный зал сиял так, что у меня рябило в глазах. Свечи, золото, ковры, заинтересованные взгляды незнаковых мне лиц— всё это больше напоминало театр, чем место, где решаются судьбы. Сотни глаз сверлили меня, словно я подопытная мышь, выставленная на обозрение: правители, послы, вельможи, военные. Каждый с кубком, каждый с улыбкой, которая не доходила до глаз. Глашатай выкрикнул положенные слова, и я поднялась с кресла. Корона тяжело давила на голову. К ней я даже за полгода не сумела привыкнуть. — Отныне и до того дня, когда мой брат, Бернард Тернат, займёт трон, я беру на себя долг хранить корону и землю, — произнесла я, и голос мой прозвучал громко, чётко, так, что даже самые сонные послы подняли головы. — Пусть все здесь знают: эта корона — не украшение, а клятва. Речь окончена, и на этом моменте зал должен был взорваться овациями, но повисла давящая тишина. Гости не торопились с поздравлениями. Опозоренная и извалявшая в грязи принцесса, только что стала неугодной правительницей, с которой им предстоит считаться. Учитывая то, что с Эллион вытворял её мерзкий супруг и часто прилюдно, не удивительно, что я теперь нерукопожатная. Унизительная пауза затянулась непозволительно долго. Я не подав вида как зла, величественно оглядела собравшихся и одобрительно кивнула оркестру. Тот спешно заиграл стройную мелодию. Но собравшиеся и танцевать не торопились. Ждут, что я оскорбленная в слезах убегу к себе в покои? Не дождутся! Я решительно направилась в сторону своего военного советника. Мужик хоть и бывалый, не раз воевавший и трижды старше, чем я, но думаю, танцевать умеет. До Бранда я так и не дошла. Мою руку мягко перехватил незнакомец с очаровательной полуухмылкой и знакомым взглядом: — Позвольте, Ваше Величество, на танец? Я на миг замерла, рассматривая своего спасителя. Это был он, тот человек с площади, единственный, который смотрел на меня с восхищением, когда я убивала своего мужа. Поэтому лицо чужака казалось знакомым, а в глазах застыли наглость, уверенность, дерзкий вызов. Он был из тех мужчин, которые в первую секунду подавляют одним только присутствием. Высокий, под два метра ростом, плечи широкие, словно вырубленные топором, но движения — отточенные, без лишней суеты. Его осанка выдавала годы службы: спина прямая, подбородок чуть приподнят, каждый шаг уверенный, будто он идёт не по торжественному залу дворца, а по плацу перед строем. С таким жудковато оставаться наедине и одновременно хочется. А ещё, он просил меня о танце, так будто уже знал, что я соглашусь. — Конечно! — Я позволила ему увлечь меня в центр зала. Оркестр, уловив наш выход, тут же сменил мотив на более яркий и торжественный, словно радовался за меня больше, чем весь этот надутый дипломатический сброд. Глаза послов, вельмож и придворных сверкали ядом: одни — от зависти, другие — от предвкушения скандала. Музыка ударила первым аккордом, как выстрел. Его рука легла мне на талию слишком дерзко, пальцы почти врезались в ткань платья, и я едва заметно вскинула бровь. Танго? Чудно! Его я тоже спешно изучала последние полгода, стараясь больше походить на прежнюю Эллион. Мы закружились — шаг в сторону, рывок, разворот. Я чувствовала, как мужчина ведёт меня — властно, будто считал, что ему принадлежит не только сцена, но и я. — Ваше Величество, — голос низкий с хрипотцой скользнул по моей шее. Руки горячие, самоуверенные, — я не из тех, кто тратит время на пустые разговоры. Мне нужно только одно: ночь с вами. На миг я ошалела от его наглости, взметнула шокированный взгляд на незнакомца и запнулась о его ноги. Но мужчина теснее прижал меня за талию и, оторвав от пола, закружил. Вновь почувствовав паркет под ногами, выдохнула: — А вы, простите, кто? Незнакомец с недоумением уставился на меня, но танцевать продолжил. Чёрт, может, мы уже были знакомы, просто я его «не помню»? Судя по его заинтересованному взгляду, настоящая Эллион точно знала его. Гадство! Надо быть внимательней! — Тот, кто собирается стать вашим союзником… или вашей проблемой, — наглец в танце прошелся кончиками пальцев по моей голени едва касаясь, и я услышала, как кровь зашумела в висках. Усмехнулась, прижимаясь ближе только затем, чтобы резко оттолкнуть его в следующем шаге. — Я вам, конечно, благодарна за спасение из неловкой ситуации, — рывок, поворот, и я снова в его властных руках, — но не настолько! Его глаза блеснули азартом, поймал мой шаг, удержал, прижав слишком близко — на грани дозволенного. — Ваша репутация уже похоронена. На свою мне плевать. Так почему бы нам не сделать друг другу приятное? Я склонила голову чуть набок, холодно улыбаясь: — Забавно, но именно моя «испорченная репутация» должна бы отпугивать мужчин. По всем правилам приличий ко мне и подходить-то опасно, а вместо этого… получаю столько непристойных предложений, будто мёдом намазано. Его улыбка стала шире, но я не дала ему вставить слово. — Однако, отдам вам должное, так в лоб мне ещё никто не предлагал. Мужчина чуть сильнее прижал меня к себе, дыхание обожгло мою щёку. И всё-таки танго — самый страстный танец из всех существующих. От его аккордов кружит голову и сбивается дыхание, так что начинаешь испытывать влечение к первому встречному. Опасная мелодия. Опасный танец. Незнакомец всё не терял попыток затащить меня в постель. — Вы слишком прекрасны, чтобы тратить наше время на лишние слова. А он упорный! Я рассмеялась уже открыто, чуть отклоняясь, чтобы заглянуть ему прямо в глаза: — А вы слишком настойчивы. Мне даже начинает казаться, что у вас есть привычка брать всё силой. — Только то, что стоит усилий, — прошептал он, не убирая рук. Его взгляд скользнул по моим губам так откровенно, что захотелось сглотнуть, но я сдержалась. — И вы именно та женщина, ради которой хочется рискнуть. Я склонила голову, улыбаясь почти ласково, хотя в голосе звенела сталь: — Рискнуть? Рискнуть это если бы у меня был сильный защитник за спиной, живой отец или взрослый брат. А так это больше похоже на то, что вы — хищник, охотитесь на слабую жертву, желая заполучить власть и контроль над ней. Его шаг сбился — всего на миг, но я это заметила. В глазах мелькнуло нечто, что он явно не собирался показывать: злость или, может быть, уязвлённая гордость. Он мгновенно вернул себе маску самоуверенного хищника, но трещина в ней всё же осталась. — Вы опасно умны, — медленно произнёс он, сжимая мои пальцы чуть сильнее, чем следовало. — Но здесь ошибаетесь, Ваше Величество. Я не охочусь за жертвами. Я охочусь за равными. — Какая удача, — хмыкнула я. — Потому что я ни разу не жертва. Он расплылся в улыбке, но теперь улыбка вышла плотоядной. Танец стал не просто танцем — это была игра силы, напряжения, умов. Почти что секс. И вот, только теперь, в руках этого наглеца я впервые за последние полгода почувствовала себя живой. По-настоящему живой. Собой, Мирославой Градовой. Наверное, потому что впервые на моей памяти кто-то из этого мира делал то, что ему хочется, а не то, что предписано правилами, этикетом и прочими условностями. Мужчина казался немного безумным, но умеющим брать то, что хочет. Он будто не из этого мира, а из моего. Может, он тоже прошёл через портал, как и я? Позже обязательно выясню, кто он. Танец заканчивался, музыка затихала, и нам пришлось остановиться. Его рука скользнула с моей талии, но прежде чем отпустить, он наклонился и едва слышно прошептал: — Тогда, — произнёс он почти ласково, — я просто обязан проверить, насколько вы мне равны. Я многозначительно улыбнулась и, отстранившись, сделала реверанс. — Осторожнее. Последний кто проверял, не дожил до сегодня, чтобы похвастаться. Мы замерли, испытующе глядя друг на друга в упор. Для общества это был всего лишь танец. Но мы оба знали — игра только началась. Гости снова загудели, расплескались по залу разноцветной толпой, и внимание общества, к счастью, переключилось с хозяйки вечера на очередные тосты и пустозвонные речи. Я величественно улыбнулась, бросила пару дежурных фраз в адрес встречных гостей и, наконец, улучила момент, чтобы ускользнуть из зала. Воздуха катастрофически не хватало. Слишком много взглядов, слишком много яда, замаскированного под улыбки. Шумный пир, быть может, и хорошее развлечение — но не тогда, когда все уверены, что знают тебя с детства, а ты смотришь на них впервые. Для меня этот вечер являлся минным полем, по которому я шагала поспешно и почти наугад. Я вышла в коридор, утопая в тишине и прохладе каменных стен. На короткий миг позволила себе сбросить маску и выдохнуть — но едва сделала следующий шаг, как за спиной услышала шаги. — Уходите, — прозвучал знакомый низкий голос. — А вы преследуете меня? — бросила я, не оборачиваясь, стараясь, чтобы голос звучал холодно. — Я лишь хотел убедиться, что вы добрались до покоев без приключений. Я обернулась, чтобы взглянуть на наглеца. Черты его лица были резкими, словно высеченными скульптором: высокие скулы, прямой властный нос, твёрдый подбородок, на котором проступала тень щетины. Глаза — ореховые, тёплого оттенка, но взгляд тяжёлый, пронизывающий, будто он привык читать людей, как открытые книги. Его красота была не изысканной и утончённой, как у многих придворных, а опасной, мужской — той, что рождается из силы, уверенности и привычки брать на себя ответственность. Мужчина, к которому тянет, даже если разум подсказывает держаться подальше. — Я уж подумала, вы снова начнёте предлагать мне свои услуги? На суровом лице расплылась широченная довольная улыбка. — А если бы и начал? — с интересом отозвался он, сокращая дистанцию между нами на шаг. — Более того, я предлагаю вам не только постель, но и защиту. Я невольно отступила на шаг назад, вглядываясь в его глаза. В них не было привычного озорства — лишь странная усталость. — Защиту? — переспросила тихо. Он кивнул. — Защиту от подлецов, которые могут воспользоваться вашим положением. — Полагаете, я нуждаюсь в защите? — я приподняла бровь, позволяя лёгкой усмешке тронуть губы. — Думаю, — медленно произнёс он, делая ещё полшага ближе, так что между нами остался лишь тонкий слой воздуха, — что девушка, которую я когда-то знал, слишком гордая, чтобы в этом признаться. Так значит, они всё-таки знакомы с Эллион! Интересно, насколько близко? — Спасибо вам, конечно, за щедрое предложение, но я давно не та, что прежде. Боюсь, теперь защита понадобилась бы скорее моим обидчикам. К тому же вы слишком много на себя берёте. Я порывисто развернулась прямо перед его лицом, желая как можно скорее убраться от мужчины, с которым было слишком сложно вести разговор, не выдав себя. — Эллион! — он резко ухватил меня за локоть и не дал отстраниться. — Мне жаль. Жаль, что всё так сложилось. Не понимая, о чём идёт речь, я перестала тянуть руку и позволила ему продолжить исповедь. Может, хоть так что-то прояснится. — То, что было между нами… и как всё обернулось в итоге. Ох, нихренаж себе! Значит, между ними что-то было? Эллион спала с ним? Ну-у-у тут я могу её понять. Он и правда хорош! Значит, вот откуда такие настойчивые приглашения в постель. Как бы разузнать об этом больше? Кто ещё может знать, кроме них двоих? — И как же обернулось? — я вскинула бровь. Мужчина — чьё присутствие давило на пространство вокруг, и я ощущала это всем телом — в недоумении уставился на меня. Он либо был удивлён тому, что я «забыла» наше общее прошлое, либо попросту счёл меня туповатой. Не дождавшись пояснений, продолжил: — Я до сих пор виню себя. Виню за то, что не сумел спасти тебя от той участи. Ого, перешёл на «ты»? Значит, они и правда были близки. — Послушайте… — он посмотрел на меня с упрёком, и я нехотя тоже перешла на «ты». — Послушай, как вышло — так вышло. К чему теперь ворошить? Я давно всё забыла, и тебе советую то же. Я рывком выдернула локоть из его хватки. — Мне пора вернуться к гостям. Он тяжело вздохнул, чуть отступил, но его глаза остались прикованы ко мне. В них читалась смесь раздражения и… чего-то, что я пока не могла определить. Я вернулась в торжественный зал и уже к концу вечера знала, как зовут незнакомца и кто он такой. А наутро мне предоставили на него полное досье. Итак, Кристиан Хэйворд— король Хасселта. Страна в три раза больше Алста, общих границ с нами не имеет, однако располагается всего в двух днях пути. Он стал королём в возрасте двадцати трёх лет, после того как его отец пал на поле боя. Сейчас ему двадцать восемь: высокий, атлетически сложённый, с военной выправкой и привычкой держать плечи расправленными. Известен решительностью и бескомпромиссностью, мастер стратегии и тактики — как в военных делах, так и в дипломатии. Дипломатии? Тут мне захотелось захлопнуть досье, поскольку его составитель явно льстил объекту своего расследования. Но любопытство пересилило, и я продолжила читать. С юности Кристиан привлекался к делам управления государством, так как являлся единственным наследником короля. Получил блестящее образование, умел держать слово и требовал того же от окружающих. Личный кодекс чести был для него превыше всего, но он не лишён тонкого юмора и способности к остроумной провокации. В обществе пользовался уважением и одновременно вызывал осторожность: его не любили за прямоту и смелость (а кто любит слушать о себе правду?), но уважали за верность обещаниям. В военных кругах считался человеком слова и дела: командовал с авторитетом, умел мотивировать подчинённых. В дипломатических играх действовал изощрённо, но предпочитал прямой подход к решению проблем. Личное прошлое оставалось скрытным, мало кто знал о его сожалениях и переживаниях. Закрытая книга, не иначе. Также Кристиан имел репутацию бабника, хотя в близком кругу знали: его интересовали лишь те, кто представлял собой нечто большее, чем просто объект для развлечений. Почти всегда эти дамы были старше его и замужними. А вот это уже интересней! Принц, а теперь король, который игнорирует моральные устои общества и гуляет с замужними. Занятненько! Досье я читала быстро, залпом, порой проскакивая абзацы со скучными фактами, желая поскорей отыскать информацию о нём и Эллион. Что же их связывало? Но, дочитав отчёт до конца, я так и не нашла ответы на свои вопросы. Наверное, тот, кто писал для меня отчёт, дипломатично решил не упоминать наше общее прошлое, так как о нём я должна была бы и сама прекрасно помнить. Пришлось вызывать тяжёлую артиллерию — помощницу всеведущую Марту!