Омега + Омега. У солнца твой запах

I

      Что делает этот… представитель когнитивистики и по совместительству — распоследний мудацкий психолог? Он отвечает на «Ловушку» Арта: «Ключ».       И Арт отрезает: «А если ловушка — капкан? Медвежий».       Она захлопнулась. И, может быть, перебила кости. Вот что Арт пишет Ларсу перед таблеткой. Ларс читает и затихает. Он затихает! Потом три точки перестукиваются между собой… и кажется, что он перебирает слова, как четки. Или как будто барабанит задумчиво пальцами по столу… Точки замирают — и начинают снова. И замирают. И замирают. И замирают.       Так капли падают в пустоту — и разбиваются о поверхность. О щит.       Арт выходит из комнаты в тишине.       Но в коридоре ему прилетает: «Мое слово — мир. Но не в качестве антипода войны. А в целом. Мир как окружающая действительность».       Арт останавливается.       Потому что его следующее слово… очевидно замкнет круг. Разве этот когнитивист не знает, что замкнет круг? Арт усмехается.       О чем думал Ларс? Может, как правильно ответить на «крик о помощи»? Даже если это не крик. И не шепот. Но он, сволочь, хорошо расслышал. Он не мог сказать: «Я вижу тебя». Не мог вскрыть карты: «Я знаю, зачем ты затеял игру в ассоциации». Не мог признать: «Я понимаю, почему со мной». Он — безопасный. Даже если Арт ищет подвох. Маску — вместо улыбки. Удар — вместо поддержки.       Если бы не таблетки, Арт, наверное, воевал бы с ним. Полез бы в драку. Скалил бы зубы — с агрессией. Потому что Ларс где-то в глубине души его бесит. Бесит своим существованием. Ему можно… Можно всё: техвуз, быть «программистом»… Вряд ли его отдавали на фигурное катание вместо хоккея: «То же самое, но не такое травмоопасное, Тёма». Вряд ли ругали за то, что он разбирал технику в доме. Вряд ли ему говорили про его выбранное направление: «Зачем тебе в такое место? Кого ты там надеешься найти?».       Никого не надеялся.       Но вот он — Никита Ларсенко. Вдохновитель, блять, омег… Не боится говорить миру: «Я программист», будучи сучим психологом… Весь из себя эмпатичный… с вечной этой улыбочкой, мягким взглядом. Солнцем в глазах и на волосах.       Арт стоит посреди коридора. Это не злость… но боль, от которой немеют пальцы, сжавшие телефон.       Ларс написал ему: «Мир». И Арт повторяет: «Капкан».

II

      Арт проверяет телефон на лекциях. Проверяет значок «онлайн» у пользователя с ником «lars_ns». Но этот вшивый когнитивист молчит. Раскопал — и молчит. А как же ответственность? А как же «сначала думай, потом пиши»? Код или слово — разве это не важно? Как же последствия?       Арт чувствует себя преданным кем-то чужим. И неважным. Из-за того лишь, что тот замолчал.       Но когда Арт выходит из корпуса, абонент, записанный «нимбом», ему звонит. Арт медлит брать трубку.       Но в итоге берет из упрямства, чтобы начать с нападки:       — Мне не нравятся ваши психологические штучки, которые вы со мной проделываете. Вся эта натянутая философия. И ваша когнитивистика.       — Привет… — даже по голосу слышно, что Ларс улыбается, пытаясь смягчить. И срезает он чем-то спокойным и тихим: — Прости, что я не смог сразу ответить. У меня не было достаточно времени, чтобы получилась не кривая отписка…       — Я и не ждал, — врет Арт.       — …Ладно. Но всё равно…       — Мир вокруг вас не крутится, — язвит он. А потом думает: «Даже если вы очень похожи на солнце». А потом говорит: — Даже если вы очень похожи на солнце…       Ларс замолкает. Он молчит Арту в трубку. Секунду, две, три. Слишком, мучительно долго. Не отшучивается, не отвечает общими фразами.       Он признает — о себе:       — Хорошая ассоциация — солнце. Не такая паршивая, как «капкан»…       Арт усмехается. Согласиться было бы — сверх. И он сбрасывает звонок. Его дыхание — учащенное. И его будто режут. Откуда-то изнутри. Тысяча маленьких лезвий. Он сходит с тротуара, сбросив с плеча рюкзак. Он ищет таблетки. Он глотает до таймера, без воды. Ему — горько. И не сглотнуть. Он прижимается лбом — к шершавому стволу дерева, раскусывая оболочку. Рот наполняется горечью и слюной.       Так вернее, чем просто запить. Он знает.       Он ждет пять минут — и закрывает глаза. Это действует безотказно… Всегда действует безотказно.       Его нахмуренные, болезненно сдвинутые брови расслабляются, и он выдыхает. Ничего — внутри. Ничего — внешне.

III

      Препод замолчал. Может, для него были чересчур — Артовы откровения. Как Арт переживает это? Ну… Он смотрит лекции. Гуманитарный сериал. Моноспектакль. Главный и единственный актер — Ларсенко. Остальные — массовка.       Иногда подглядывает Виталик. Не написал еще в деканат, видимо… Он ведь, поди, лопнет от зависти, узнав, что Арт общался с местной, блять, иконой.       «Общался» — ключевое. Потом спугнул. Чем-то неадекватным. Ну Арт мастер. Отталкивать людей. Даже хорошим. Так что он не удивлен. И не расстроен. Ему ровно.       Он пьет очередной энергетик. Не чтобы взбодриться, а потому что яркий вкус. Настолько, что даже чуть-чуть ощущается.       Виталик спрашивает:       — Ты вообще спать собираешься?       — Да.       — И у тебя получится?       — Да. У меня сон крепче, чем у покойника.       Это блокаторы. Они подавляют нервную систему. Так что Арт спокойный как удав. Обычно (уже приходится жить с оговорочкой, да). В общем, ему сложней не спать, чем спать. Но не в последнее время. Так что он снова врет. Слишком много — за этот день.       Арт смотрит лекцию Ларса. О высокотехнологичных машинах. Ларс спрашивает: «Кто будет ответственен за ДТП, если машиной управлял искусственный интеллект?»       Это тоже объективная реальность. Теперь машины водят сами. Сами паркуются. Их самостоятельность — не фича для ленивых, как многие думают. У Фольксваген даже был рекламный социальный ролик: женщина за рулем потеряла сознание… Что значит потерять сознание за рулем? ДТП. Травмы. Смерти. Но машина, распознав угрозу, перехватила управление. Она вошла в режим автопилота… вернее, ассистента экстренных ситуаций, затормозила, включила аварийку и вызвала скорую. Никто не пострадал.       В какой-то момент Арт понял, что технологии вроде этой — необходимость. Но в мехатронику он пошел из-за протезов. Его нисколько не отталкивает инвалидность, но очень привлекает работа со сложными роботизированными системами. Его восхищает сама мысль, что механика может грамотно считывать импульсы человеческого тела — и отвечать реальным действием, как живая конструкция. Самый тяжелый случай в медицине — поврежденный позвоночник. Человеку просто не встать. Но если бы можно было поднять его на ноги?..       У Арта нет в семье людей с ограниченными возможностями. А из собственных травм — только переломанные ребра и ожоги. Но он почему-то думает об этом. Никак не может избавиться. Потому что это не фантастика. А вопрос: «Что ты хочешь после себя оставить?». И увлекательно к тому же.       Внезапно врывается Ларс. С чем-то странным: «Арт — в смысле искусство?»       Ага. Как «артхаус». Как «артиллерия». Как «артачиться».       Арт хмыкает и ставит лекцию на паузу. Его ник в соцсетях — «Арт». Он говорит: «В смысле Артем. Мне не нравится Тёма».       «Ясно, буду знать», — Ларс ставит милые мордочки. А потом вдруг спрашивает: «Как ты?» — будто пишет другу, у которого что-то случилось.       У Арта ничего не случилось. Кроме этого херувимнутого.       И он говорит: «Я не дружу с преподами. И особенно со старыми. Я эйджист».       Ларс шлет плачущие смайлики. Но потом исправляется: «Ладно, прости, Артем. Это действительно было навязчиво. Меня немного встревожил сегодняшний разговор. Надеюсь, ты в порядке».       Арт насмешливо повторяет: «„Встревожил“. Вы — прошлый век. Вы АРТефакт». Арт спрашивает у него: «Только немного?»       Ларс пишет: «Я очень боюсь постареть. Ты режешь почти по больному». И в конце... разбитое сердце.       «Сказал бы, что больше не буду. Но тыкать пальцем в раны — это же спортивный интерес», — усмехается Арт. Потом он добавляет: «А чего боитесь? Прослыть старородящим?»       «Мне просто грустно наблюдать, как появляются морщины. И как летят годы. Не знаю, что хуже».       Арт тычет пальцем в рану: «Вам почти тридцатка…»       И, помучив капельку, прикладывает подорожник: «А я думал, мы ровесники. Когда столкнулись». Арт добавляет — не на вы: «Отлично выглядишь, Никит Сергеич».       «Никит Сергеич» шлет смущенные смайлики. Как мальчишка. Как мальчишка-омега. И Арт невольно смотрит на часы, дернув ногой. В такт дернувшемуся пульсу. Сколько там осталось? До таблеток.       «Блять, ладно. Это было слишком, — сознается он — в ответ на свои реакции. — Даже для такого мудака, как я».       Ларса нисколько не смущает его «блять». Он скрещивает руки на груди — смайликом. Он спрашивает: «Что, берешь свои слова обратно?»       Арт пересылает: «Вам почти тридцатка…» — и злорадно пишет: «Эти не беру».       Ларс беззлобно бросает: «Реально эйджист…»       Арт криво улыбается. И говорит: «Из песни слов не выкинешь». А потом отправляет вдогонку: «И годы не вернешь».       Ларс почти обижается: «Унижаешь бедного преподавателя по возрастному признаку. Я тебе незачет поставлю на втором курсе».       «Вы меня простите, — говорит Арт. — До второго курса». Он так уверен, потому что: «Ну знаете… в ваши годы… память может подводить».       Ларс парирует: «Тебя, Артем, специально запишу».       Арт не выдерживает: «Не забудьте перед этим: „Дорогой дневник… Вчерашний школьник шлет мне гадости…“».       Ларс говорит: «Я чувствую, друзей у тебя нет, Артем», — и ставит неловкую улыбочку.       Но Арт не отбивается: «Вы угадали».       «Вообще-то, жаль. И даже без сарказма».       «Я не плачусь. Ну только разве что в дневник», — Арт не шлет смайликов в ответ — это его принципиальная позиция. Но журит: «У вас слишком большое сердце для программиста. И эмоциональный интеллект, как у DeepSeek».       «Комплимент, который может оценить лишь посвященный…»       Арт спрашивает: «Вы посвященный, Никит Сергеич?»       «Даже слишком…»       Арт прикусывает ноготь на большом пальце. И не понимает, почему это прикольно. И весело. И еще пиздец не оторваться.       Виталик спрашивает:       — Ты с кем переписываешься? Рожа подозрительно довольная…       Арт хмыкает:       — Да ты умрешь от зависти.       — Ну давай, впечатляй.       Арт прикрывает экран телефона ладонью и шепчет:       — Это Илон Маск…       — Пошел ты, Тёма.       — Пожалуйся.       Виталик показывает средний палец. Арт неотрывно пялится на экран. Потому что там точки перестукиваются…       Ларс пишет про свою «просвещенность» слишком долго, слишком длинно: «У меня действительно профдеформация. По многим вопросам. И я автоматически… считываю некоторые вещи как когнитивист. Я вижу их, как инженер видит схему устройства… Но это не психология… И я не использую никаких „психологических трюков“. У меня нет ни инструментов, ни права что-то применять… Я скорее… просто аналитик. Может, это всё равно плохо. Но я не делаю так специально и уж тем более с каким-то умыслом. Просто вижу тебя. Как есть. И это не единоличное — видеть… Если что, я — программа с открытым исходным кодом. Потому что у нас диалог. И это был… довольно увлекательный выбор способа общаться. Я сейчас про ассоциации. Интересный кейс — не в плане тебя, а в плане взаимодействия. Это можно использовать в общении с пользой… Если ты понимаешь, о чем я, и если это не оскорбляет тебя».       Арта на самом деле мало что задевает. По той простой причине, что у него отсутствуют сигналы тревоги: мгновенная реакция на что-то — злость, обида, страх… Но с Ларсом — адреналин. И Арт даже не уверен в том, что ощущает. Это просто короткие вспышки. Как замыкание электросети.       Арт пишет: «Фига вы поэму накатали. Не парьтесь так. Меня сложно оскорбить. Но я ненавижу ходить в дураках».       «Так что насчет темы с открытым кодом?»       Арт говорит: «Для этого у вас какой-то слишком сложный код…»       Ларс шлет неловкие улыбки. Он спрашивает: «Отчего?»       И Арт вспоминает: «Вы — китайская комната».       «Думаешь, я отвечаю по инструкции?»       «Думаю, что я не понимаю, как работает ваша система. Даже с условно открытым исходным кодом».       Ларс замолкает. Замолкает задумчиво. Арт перестал улыбаться с его монолога — и теперь почти напряжен.       Ларс спрашивает: «Я оставлю дверь незапертой?»       Арт снова смотрит на часы. И, осознав причину, проводит по лицу рукой. Он чувствует поломку. Но не знает, где она. И ему — не провести диагностику. Для такого стоило бы слезть с блокаторов. Но он не может себе позволить.       Ларс пишет: «Мое слово дня — приглашение». А потом говорит: «Не тороплю с ответом. Спокойной ночи».       Он оставляет Арту время. Чтобы тот разобрался, стоит ли игра свеч. Он не берет в расчет силу инерции. Арт бы тоже не брал, но катится прямо вниз, да еще с ускорением…       Арт принимает таблетку — по будильнику. А затем — долго ворочается в постели. Опять. Хотя такого с ним не случалось с тринадцати лет.