Омега + Омега. У солнца твой запах

I

      Арт нервничает. Стучит ручкой по конспекту. Сжимает-разжимает пальцы. И думает, что ему нужен мяч. Такой… антистресс. Занимать руку. Пока он пытается взвесить что-то, что не имеет веса. На одной чаще весов — контроль и таблетки. На другой… пара легких прикосновений… и запах…       Арт вздрагивает на оповещение.       Ларс пишет: «Помнишь, с чего мы начали играть в ассоциации?»       Арт отсылает ему вопросительный знак. Какую параллель Ларс провел с первой перепиской и последней встречей?       «Я вспомнил про когнитивный диссонанс Фестингера: мы блокируем себя от мыслей, которые противоречат нашему „Я“. Потом ты написал, что с меня диссонансишь. И я обжегся».       Арт слабо хмурится пару секунд, перечитывает еще раз. Звонит.       — Я же понятия не имею, о чем ты сейчас написал.       — О психологическом механизме, когда в тебе уживается два противоречия. Например, «Я рациональный человек» и «Сейчас я делаю глупость». И чтобы твоя собственная программа не выдала ошибку, психика ищет, как обойти это. Что-то вроде: «Я не подпускаю к себе, но я запускаю игру в ассоциации, в которой ты окажешься ближе, чем любой, с кем я просто поговорю». Всё логично. Это ведь просто игра. Вот такой когнитивный диссонанс Фестингера. И как только я об этом подумал, ты сказал, что испытываешь этот диссонанс в отношении меня. Вот что я хотел сказать.       Арта мучает… Виноватая улыбка в голосе Ларса, его желание поделиться… Вторжение. Вопрос — незаданный — всё ли в порядке после того, что случилось в аудитории…       — Синхронизировались, получается, — усмехается Арт.       — Ты как? — спрашивает Ларс. — Может, я зря тебя сейчас трогаю?       — Может… — Арт соглашается невольно — и пытается понять, как ему. Всё еще колко, и непонятно, и страшно.       — Ладно… — теряется Ларс. — Тогда сам пиши?.. если захочешь, конечно.       — Не отключайся.       Всё замирает. В тишине. И теперь самому Арту ни слова не сказать.       — Поговорим о чем-то нейтральном? — предлагает Ларс.       — Ха.       — Ясно… — улыбка становится шире — слышно по голосу.       Не только его запах, но всё в нем — физически невыносимо. И чем дольше Арт без блокаторов, тем тяжелее.       Ларс спрашивает тише:       — О чем хочешь? О том, что случилось? Нужно?..       — Нет.       — Ладно… Факты из Википедии?       Арт усмехается. И спрашивает:       — Задело?       — Нет. Это же было что-то вроде: «Ты ходячая энциклопедия».       — Ботаник, — беззлобно обзывается Арт.       — Ты же отличник? — спрашивает Ларс.       — Почти по всем.       Жизнь Арта полна контрастов: он курил за школой со всякой шпаной и периодически катался на олимпиады. И постоянно разочаровывал учителей. Тем, что срывал уроки или сбегал с них. Он прогулял половину школы, шатаясь по улицам, и всё равно чуть не закончил с золотой медалью. Но она была не нужна… Только экзамены почти на сто баллов.       Арт оправдывается, как оправдывался всегда:       — Мне это легко дается. Учиться… Не как другим. Повезло с мозгами.       — Тогда философия не так уж страшна.       — Еще как страшна. Тратой времени.       — А ты бы чем занялся? Вместо философии.       Ларсом, например. Но это уже как-то слишком в лоб и чересчур даже для Арта. Так что он напрягает мозги и говорит:       — Программированием, сборкой. Чем-то по специальности. Практикой. Я поступил, потому что мне интересно копаться в железе. А не в гуманитарке…       — Из тебя хотят сделать всестороннего специалиста.       — Ага, как ты… Междисциплинарника.       — Это плохо?       — Нет.       — Просто артачишься?       — Не зря же я Арт.       Ларс смеется и затихает. Он затихает, и Арт хочет ему сознаться, что обалденно с ним говорить… И сразу вспоминает, что не один в комнате. Но всё-таки, помедлив, сознается:       — Мне нравятся, походу… факты из Википедии.       Ларс защищается усмешкой — в трубку. И говорит:       — Спасибо. Мне тоже нравится тебя слушать. Говори почаще.       — Не могу особо. Я в общаге.       — Понял, — легко отвечает Ларс. — Пойдем в переписку?       — Нет. Сыграем. Ты задаешь вопросы, я отвечаю «да» или «нет».       И Ларс тут же наносит сквозное:       — Это проще? Что тебе не нужно говорить о своих чувствах самому?       Арт отвечает:       — Угум.       — Из-за блокаторов?       — Наверное. Нет. Но тоже.       Ларс думает. Как спросить. Он пытается аккуратно:       — Как ты относишься к своим чувствам?       — Это же «да» или «нет», — усмехается Арт.       Ларс спрашивает:       — Мне отступить?       — Нет.       — И как ты относишься к своим чувствам?       — Никак. Они вечно мешают.       — Почему?       Арт зависает. Пытаясь вспомнить. И отвечает:       — Потому что… всё тяжелее. С ними.       — Твои чувства неудобны тебе? Или были неудобны другим…       Вопрос Ларса бьет что-то внутри Арта. Фамильный хрусталь, дорогой сервиз на верхней полке. Старую чашку со сколом. Фарфоровую статуэтку, глиняную вазу… Всё это — семейная полка.       — Нам нужно придумать стоп-слово, — говорит Арт.       Ларс не размышляет над ним ни секунды:       — Эмерджентность.       — Да. Подходит.       В эту минуту Арт — серьезный и открытый. Поэтому Виталик вдруг материализовывается в комнате будто из пустоты (даже если всё это время сидел поблизости):       — Блять, Тёма, у тебя что там за сеанс по телефону?       — Хули ты греешь уши? Скучная личная жизнь?       — Пошел ты.       — Пойду. Заебал, — решает Арт. Ларсу говорит: — Прогуляюсь.       Тот отвечает:       — Ладно.       Арт подрывается с места, обувается. Спрашивает:       — А ты что делаешь?       — Учился…       — Ты учишься?..       — Ага. Сел за докторскую… Буквально «сел». Дальше как-то дело не продвинулось…       Арт хлопает дверью, прихватив куртку, и расплывается:       — Бля, ты доктор наук будешь? Я пошутил же насчет профессора…       — Выходит, не пошутил…       — Офигеть. И че там у тебя за докторская?       — Если коротко, я исследую, как люди и ИИ вместе принимают решения, и где тут прячется этический темный лес.       — Ну да, похоже на тебя, — решает Арт.       И Ларс смеется. Потом замолкает. Арту почему-то видится, что его губа — прикушена. Арту — нестерпимо. От простого разговора.       И он вбрасывает в тишину:       — Я бы че-нибудь про AGI писал на твоем месте. Чтобы поймать всеобщую паническую волну среди адекватных разрабов.       — Арт, что ты делаешь… — снова смеется Ларс.       — Что?       Ларс глубоко вздыхает. И его голос становится тише. Немного хриплый и виноватый, но еще — до жути томный:       — AGI — это мое guilty pleasure…       — У тебя пиздец флиртующий тон сейчас.       Ларс смеется, потом страдает:       — Гореть мне в этическом аду…       — Не прибедняйся.       — И правда.       — Хочешь слово дня? Которое я не сказал, потому что мой сосед — идиот.       — Хочу.       — Влечение.       — Влечение — в интеллектуальном плане?       — Во всех.       — Ужасно, — говорит Ларс.       — Это твоя ассоциация?       — Это мое состояние.       — В смысле «Арт, ты ужасен» или в смысле «Это ужасно, продолжай».       — В смысле: «Блять, кто-нибудь остановите, потому что это ужасно, но пиздец хорошо».       Арт совершает открытие:       — Ты ругаешься матом…       — Всё, образ разрушен?       — Точно. Надо тебя наказать…       — Этот разговор явно выходит из-под контроля…       — У тебя есть заветное стоп-слово.       Ларс стойко молчит — и не произносит. Сердце Арта колотится в глотке, и он прижимается лбом к холодной стене. Он горит. Он не понимал, насколько, пока не почувствовал кожей поверхность на много градусов ниже…       — Хочешь интригующий вопрос?       Ларс подвисает.       — Честно? Не знаю…       — Почему? — усмехается Арт.       — Потому что ты опять поставишь меня в ситуацию, из которой мне будет тяжело выпутаться…       — Это обо мне.       — Вопрос о тебе?       — Да. Давай сделаем ставки. У меня жар от внезапной отмены блокаторов? Или от нашего разговора?       — Их разве можно резко отменять?       — Не знаю… Но я определенно охуеваю куда сильнее.       — От чего?       — От кого.       — В хорошем смысле?       — В ужасном смысле.       Ларс шумно выдыхает. Усмехается. Замолкает. Потом пытается капитулировать:       — Можно я отключусь?       — Боишься.       — Да. Эмерджентность.       — Трусишка.       Ларс отключается. Но Арт его не отпускает и пишет: «А наше стоп-слово про разговор или про общение?»       «Про разговор».       «Понравилось?»       Ларс ставит многоточие.       И Арт его спрашивает: «Повторим?»       И улыбается, как кретин. Он знает, что Ларс — в ловушке. И очень напуган. И, может, испытывает то же, что Арт сейчас. Сильно колотится сердце, очень пылает лицо. Ужасно… и не прекратить.       Арт пишет ему: «Guilty pleasure» — в качестве ассоциации.       Ларс отвечает на это сообщение своим: «Разговоры с тобой». Преступно, но очень приятно.       Арт хмыкает: «Мазохист».       Арт говорит: «Тебе нравится ментальная порка».       Арт сознается: «Мне очень нравится, как ты ведешь себя в процессе».       Ларс пишет: «Без порки нравится больше».       Ларс спрашивает: «Что тебя привлекает в БДСМ?»       Арт отбивается: «Это шутка».       Потом отвечает: «Власть».       Потом исправляется: «Нет, не так. Подчинение. Но не с моей стороны».       Ларс решает: «Любишь контроль».       Арт признает: «Это комплексы».       Ларс пишет: «…Ты демонстрируешь избитое клише про маленький член?»       Арт шлет ему: «Матом ругаешься, Ларсик, подкалывать можешь… Что дальше?»       Ларс говорит: «Я бросил трубку, чтобы не стало хуже».       Ларс говорит: «Стало хуже».       Арт ставит его в известность: «Ты должен мне поцелуй».       И Ларс сливается: «Пожалуй, я свинчу под предлогом, что буду писать диссертацию».       Арт говорит: «Ничего ты не будешь».       И Ларс отвечает: «Да».       Арт не знает, почему его так изводит формат их общения. Может, из-за честности Ларса?.. В мире, где все врут друг другу и играют в социальные игры, — это почти обнаженка… Текст в стиле ню. Запрещенка. Ментальная порнография.       Арт спрашивает: «Ты не сказал. Хочешь поцеловать меня?»       Ларс — был в сети недавно.       И Арт пишет: «Что же тебе так слабо-то, Никита Сергеевич?».       Ларс возвращается: «М-м, дай-ка подумать. Неэтичные поцелуи с моим будущем студентом… Артем, куда делся твой эйджизм?»       Арт отвечает: «Туда же, куда твоя напускная этика».       «Туше».       «Да или нет?»       «Да».       Ларс пишет: «Ты разрушишь мою карьеру».       «Я не настолько мудак».       «Тогда разобьешь мне сердце».       «А вот это вполне может быть».       «Теперь отпускаешь?»       «Надолго?»       «До завтра».       «А ты будешь скучать?»       «А ты?»       Арт пишет: «Очень скучно».       «Всё время».       «Когда мы не обмениваемся всякой хуйней».       Ларс ставит неловкую улыбку: «Словами и чувствами?»       «Я так и сказал».       «Я так и расслышал».       «Вычитал, — поправляет Арт. — В парк пойдешь? С тебя чай».       «Ты сказал, что меня отпустишь».       «Соврал».       «Не пойду. Всё, ушел. Спокойной ночи».       Ларс отправил Арту спящий смайлик. Врущий смайлик. Какой сон в восемь вечера? Какая спокойная ночь? Арт пишет: «Ну ты шутник, конечно. Лжец. Мастер по бегу. Беглец. Дезертир».

II

      Между ними почти ничего. Пара слов переписки. Пара диалогов. Арт себе говорит: почти ничего. Но Арт не спал ночью. Изучал пальцами всё, что попадалось на пути: прохладу шершавой стены, постельное, корпус телефона, собственную кожу… Будто он медленно выходит из чувственной комы — и у него тактильный голод, засбоившие рецепторы… бесконтрольная тяга — к ощущениям.       Сбившийся пульс — почти до боли. Аденозиновые рецепторы — в отключке. Он попал в дофаминовую западню после переписки: ожидание оповещений почти сводит его с ума. Биохимическая петля. Предвкушение и желание. Инерция и ускорение.       Арта тянет выпить таблетки, чтобы заглушить лавину странных, противоречивых чувств, а потом так же сильно тянет — продолжать, и он крутит в голове разговор. Снова и снова. Жжется, хочется, еще…       Но Арт повторяет: «И с чего тебя так кроет? Всего-то несколько встреч, несколько сообщений — и всё?»       Он пишет на паре: «Обесценивание». Решается — на падение пульса. Смотрит на время… Он не пил таблетки больше суток. Двадцать шесть часов, сорок минут…       И теперь он сознается Ларсу, чем занимается. Ставит в известность. О своем состоянии. Это — отторжение. Это — просьба. Это — его дофаминовая западня.       Ларс не отвечает. Долго. До перерыва. И Арта бесит… бесит проверять.       Ларс спрашивает: «Играем или хочешь обратную связь?».       «Попробуй», — отвечает Арт. Или не отвечает. Он не знает, как согласиться. Собирает свои вещи, спешит прочь из аудитории.       «Два в одном? — предлагает Ларс. — Моя ассоциация — „клапан сброса давления“. Это не про отсутствие ценности. Это про то, что система перегружена и ей нужен аварийный выход, чтобы не взорваться. Ты бросил пить блокаторы? или наоборот?»       Ответ мучает Арта больше, чем тот готов признать. Арт не понимает: что он делает? и почему с ним это обсуждается, не прячется, не загоняет вглубь черепной коробки?.. Чертов когнитивист…       И нахер ему знать про таблетки?       «Это важно?» — спрашивает Арт.       Ларс отвечает: «Да. Переживаю. У тебя может быть синдром отмены. И панички. Особенно если долго сидел».       Арт застывает посреди коридора… и молчит. Арт боится паничек. Больше, чем всего остального. Ларс говорит: дело не в чувствах, а в таблетках.       «Можно наблюдение? Я думаю, что ты на блокаторах несколько лет. Потому что от тебя вообще ничем не пахнет».       Арт усмехается и спрашивает: «Мертвая биохимия? На что ты запал?»       Ларс сначала что-то долго печатает, пытаясь подобрать слова… или доказать, что биохимия — не мертвая, а под блокадой. Как под защитным куполом.       Но потом он звонит и начинает без вступлений:       — Ты наблюдаешься у врача?       Арт прыскает:       — Никит, ты пошутил?       — Просто решил спросить, прежде чем читать лекцию. Предлагаю рассмотреть это как инженерную задачу. Ты заглушал систему несколько лет. Теперь ты ее резко включил на полную мощность. Она фонит, перегревается и вот-вот выдаст сбой. Тебе нужно снижать дозу под контролем и по схеме, чтобы ты не переломался… — Ларс замолкает на секунду. И спрашивает тише: — Слышишь?       — Я просто могу… ну, не знаю, сам снижать дозу, как ты сказал?       — Что тебя пугает? В том, что тебе нужен врач. Не мозгоправ, если что, а эндокринолог.       — Ну да… давно я о себе не выслушивал.       Ларс предлагает варианты, чтобы не выслушивать:       — Платная клиника?       — Или от родителей, ага. Спасибо за совет.       — А если попадешь в больничку?       — До сих пор не попадал…       — Ладно, ты взрослый человек. Я просто говорю тебе как «биолог», — Ларс усмехается, и Арт тоже, — что резкая отмена любого препарата, который влияет на нейрохимию, — это шок для организма. Сейчас твой мозг лихорадочно пытается перестроить работу рецепторов без поддержки. И это опасно. И нужен врач. Ты же не чинишь процессор паяльником?       Арт, не выдержав, прыскает:       — Было как-то…       И Ларс затихает на секунду, а потом тянет:       — Артем… со своими крайними мерами…       — Я знаю, — соглашается Арт. — Ты не с тем парнем связался.       — И что с тем процессором?       — Не выжил, — бросает Арт — и не может перестать улыбаться. — Будешь скорбеть по мне?       — Надеюсь, ты не доведешь до этого. Но, вообще-то, буду.       Арт замирает, слушая его голос. У него от одного только голоса и разговоров— мурашки. Ощутимые. Как от резкой смены температур. Как от прикосновений…       Он выдыхает в трубку:       — Меня пиздец кроет.       Сочувствие Ларса звучит как просьба:       — Подумаешь о том, что я сказал?       — Какой же ты, блять, правильный…       — Ну за неправильного ты. Роль занята.       Арт усмехается. И затихает. И думает: такое не обесценить… То, что он испытывает.       Он говорит:       — С тебя чай. Ты помнишь?       — Помню.       Арт говорит ему прямо, почти безжалостно:       — Ты мне нравишься.       Ларс берет паузу. Секунду, две, три… Потом он отвечает:       — И ты мне. Так что, не знаю… без паяльников? — переводит в шутку, переводит в «Арт, давай ты всё-таки к врачу».       Арт запускает руку в волосы. И думает, что нехило, блять, вляпался… и это почему-то — самое правильное, что было в его неправильной жизни… Болезненно, как срыв пластыря. Садняще, как антисептик. Успокаивающе, как анестетик. Почти терапевтично.       — Какой же ты когнитивист, я не могу… — вздыхает Арт и отключается.       Он закрывает глаза. И думает. Он думает, что едет крышей. Он думает, что врач это не остановит… даже если стабилизирует его состояние. Он думает: проводить диагностику надо было на исправном механизме. Он — неисправен. Ошибки и сбои. Искры от проводки, изолированной наспех… Сейчас всё нахуй загорится… и кто будет тушить пожар?..       Он вздыхает и спускается в медпункт. Не лечиться, а кошмарить медсестру… Потому что заявление: «Я пять лет на блокаторах и резко перестал их принимать сутки назад», — кошмарно.