Искусство принадлежать

      Лучи утра пробивались сквозь щели штор, окрашивая спальню в нежные, золотистые тона. В воздухе витал аромат свежесваренного кофе, который кто-то из прислуги уже успел поставить на прикроватный столик. Виктория, уже одетая в идеальный шелковый халат, присела на край кровати и нежно потрясла Алису за плечо.       — Солнышко, пора вставать. Скоро занятия, — ее голос был певучим, ласковым.       Алиса, не открывая глаз, простонал что-то невнятное и перевернулась на живот, уткнувшись лицом в подушку и обхватив ее руками.       Виктория мягко вздохнула, словно устав от капризов ребенка. — Ну нет, так не пойдет, — она легким движением откинула одеяло. — Привыкай спать так, как положено леди. Без лишних преград.       Ее губы коснулись ткани сорочки на спине Алисы, оставляя легкие, горячие поцелуи вдоль позвоночника. Пальцы нашли резинку тонких шелковых трусиков и медленно, не спеша, спустили их вниз.       Алиса резко открыла глаза и попыталась перевернуться, зажать ноги, но твердая рука легла ей на поясницу, прижимая к матрасу.       — Тс-с-с, не двигайся, — прозвучал спокойный, но не допускающий возражений голос. — Дай посмотреть на эту маленькую дырочку. Она так хорошо зажила. — Палец Виктории скользнул между ягодиц, легонько коснувшись самого чувствительного места. — Попка больше не беспокоит?       — Нет... — выдавила Алиса, зарываясь лицом в подушку еще глубже.       — Отлично. Я думаю, нам нужно вернуться к тренировкам. Та игрушка так красиво в тебе смотрится, — в ее голосе звучала сладостная увлеченность.       Алиса услышала знакомый щелчок открывающейся коробочки, почувствовала прикосновение прохладного лубриканта, а затем — мягкое, но настойчивое давление. Пробка медленно заняла свое место, заставляя ее сдержанно ахнуть.       Виктория чуть поиграла с ней, убедившись, что все сидит идеально, затем наклонилась и оставила мягкий, влажный поцелуй на ее ягодице.       — Вот так. Теперь можно вставать, зайчик.       Алиса медленно поднялась, стараясь привыкнуть к новым, более интенсивным ощущениям. Она потянулась за халатом, но Виктория остановила ее.       — Постой. — Она подошла вплотную и провела пальцами по лобку Алисы, где уже успели отрасти темные, курчавые волоски. — У тебя уже такие чудные волосики... Я думаю, пора их убрать. Сегодня приедет мастер. И маникюр у тебя отрос. Обновим все.       Урок этикета проходил в мучительном напряжении. Алиса сидела с идеально прямой спиной, стараясь не выдать ни единым движением лица, что происходит под столом. Каждое ее движение, каждый наклон головы в знак согласия с учителем отзывался глубоко внутри давящим, неумолимым присутствием. Она ловила на себе взгляд Виктории, наблюдавшей за уроком с порога, и видел в ее глазах тихое, довольное одобрение.       После урока, как и обещала женщина, прибыли мастера. Сначала — на маникюр и педикюр. Алиса покорно протягивала руки и ноги, стараясь отвлечься от назойливого давления внутри. Потом в комнату вошла новая женщина — с восковой эпиляцией.              И тут Алису будто ударило током. Пробка. Она все еще там.       Паника, острая и леденящая, сковала ее. Она не могла... Она не могла идти на такую процедуру с этим внутри! Мастер увидит! Поймет!       — Я... мне нужно... на минуточку, — пробормотала она, вскакивая с места и не глядя на удивленного мастера.       Она выскочила в коридор и бросилась искать Викторию. Мария? Нет. Охранники? Только пожимали плечами. Ее сердце бешено колотилось, щеки пылали. Она металась по коридору, пока не столкнулась грудью с твердым, но знакомым силуэтом.       — Алиса! — голос Виктории прозвучал резко, как хлыст. — Что это за беготня? Ты должна быть у мастера!       — Я... я искала тебя, — выпалила Алиса, задыхаясь. — Пожалуйста, можно я... выну ее? Перед эпиляцией... Мастер...       Виктория смотрела на нее с холодным, изучающим интересом, словно наблюдала за поведением редкого насекомого.       — Попку нужно тренировать, малыш. А пробка не особо большая, чтобы мешать такой незначительной процедуре. Не стесняйся. Если мастеру будет нужно, она сама ее вынет. Уверена, она такие вещи уже видела.       Ужасная картина возникла перед глазами Алисы: она лежит на кушетке, а незнакомая женщина... Осознание своего полного бессилия и унижения заставило ее покраснеть до корней волос. Она начала что-то мямлить, запинаться, чувствуя, что вот-вот расплачется.       И тогда она пошла на отчаянный шаг. Она посмотрела на Викторию широко раскрытыми, молящими глазами и прошептала:       — Мамочка... пожалуйста...       Виктория замерла. Ее брови медленно поползли вверх. На ее губах появилась легкая, заинтересованная улыбка.       — Ох... Детка так хочет избавиться от предмета в своей милой попке? — она наклонилась ближе. — Хорошо. Но за все есть цена. Если ты дашь мне вечером с тобой поиграть... тогда, так уж и быть, я соглашусь.       Алиса почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Цена была высокой. Но позориться перед мастером было немыслимо. Она молча, сжав кулаки, кивнула.       — Хорошо.       Лицо Виктории озарилось торжествующей улыбкой. Она взяла Алису за руку и отвела ее в ее же ванную. Резким, точным движением она вынула пробку и бросила ее в раковину с легким презрительным фырканьем.       — Девочка, ты такая мокрая, — она провела пальцами между ее ног, собрала обильную смазку, вызванную страхом и стрессом, и медленно, не сводя с Алисы глаз, облизала их. — Смой смазку перед походом к мастеру.       Она вышла из комнаты, все еще посасывая кончики пальцев, оставив Алису стоять одну в центре ванной, раздавленной, покрасневшей и до глубины души пораженной этим циничным, развратным актом.       Она быстро, насухо подмылась, стараясь не думать ни о чем, и с каменным лицом вышла к ожидающему мастеру. Эпиляция прошла как в тумане. Физическая боль была ничем по сравнению со жгучим стыдом и горечью только что заключенной сделки. Она продала свой вечер, свое тело, чтобы избежать одного мгновения позора. И понимала, что Виктория знала, что она согласится. Всегда знает.       Оставшийся день тянулся мучительно медленно. Каждый час был наполнен тревожным ожиданием, от которого сводило живот. Алиса механически выполняла все, что от нее требовалось: присутствовала на уроках, ела, пыталась читать. Но ее мысли были там, в спальне, в будущем вечере. Она ловила на себе взгляд Виктории за обедом — тот был томным, обещающим и полным скрытой насмешки.       Когда сумерки окончательно окрасили парк в синие тона, Виктория вошла в ее комнату. Она была уже в другом халате — более коротком, из темного шелка.       — Малыш, — ее голос прозвучал ласково, но с привычной повелительной ноткой. — Пора. Сделай все свои вечерние процедуры. Особенно тщательно. Затем вымой пробку, смажь попку, ложись на кровать животом вниз, положи под попку подушку и жди меня. Я скоро.       Она чмокнула ее в щеку, легкий, быстрый поцелуй, как будто отправляла ее спать, и вышла, оставив дверь приоткрытой.       Алиса замерла на несколько секунд, затем, словно заводная кукла, пошла выполнять приказ. Чистка зубов, умывание, душ. Она мылась с особой тщательностью, как перед операцией, стараясь не думать о том, для чего это. Потом она вымыла ту самую, брошенную в раковину пробку, с отвращением касаясь ее силиконовой поверхности. Вытерла насухо. Нашла тюбик с лубрикантом.       В спальне она легла, как было велено, подложив под таз декоративную подушку, отчего ее поза стала еще более уязвимой и унизительной. Она лежала неподвижно, прислушиваясь к биению собственного сердца и к шагам за дверью.       Они послышались не скоро. Виктория вошла бесшумно. Алиса услышала, как та остановилась у кровати, оценивая картину.       — Умница, — прозвучал одобрительный голос. — Все сделала правильно.       Холодные, уверенные пальцы легли на ее ягодицы, мягко раздвигая их.       —О, какая гладкость... Идеально. Мастер поработала на славу.       Ее прикосновения были методичными, изучающими. Она провела руками в тонких резиновых перчатках по бокам ее бедер, по ягодицам, словно проверяя качество работы.       — Знаешь, я все думала о сегодняшнем дне, — заговорила Виктория, и ее голос стал задумчивым, почти мечтательным. Ее пальцы продолжали свои медленные, плавные движения. — О том, как моя девочка так переживала. Так не хотела показывать мастеру свой маленький «секрет». Бегала по коридорам, вся красная, искала меня... — Она мягко, но настойчиво провела пальцем между ягодиц, заставляя Алису вздрогнуть. — Это было так... мило. Так по-детски.       В то время как ее слова, унизительные и точные, как иглы, впивались в сознание Алисы, ее палец, щедро смазанный, мягко, но неумолимо вошел внутрь.       Алиса непроизвольно сжалась, зажав мышцы.       — Тс-с-с, не зажимай попку, — ласково пожурила ее Виктория. — Расслабься. Прими меня. Ты же умеешь.       Ее палец двигался медленно, растягивая, готовя почву. Потом присоединился второй. Ощущение растяжения, наполненности стало интенсивнее. Алиса закусила губу, стараясь подавить стон.       — Ты так боялась, что кто-то чужой увидит твой секрет, — продолжала тем временем Виктория, ее голос был сладким, как сироп, а пальцы — твердыми и властными. — А он ведь такой красивый. Только для меня. Только я могу его видеть. И трогать. Вот так.       Она вынула пальцы, и Алиса услышала тихий хлюпающий звук. Затем почувствовала знакомое, тупое давление у входа. Это была пробка. Но на этот раз Виктория не просто вставила ее. Она вводила ее медленно, на несколько сантиметров, а затем так же медленно вытаскивала почти полностью, заставляя силикон скользить по чувствительным стенкам, снова и снова. Это было медленное, методичное введение и извлечение, доводящее до исступления, заставляющее концентрироваться на каждом миллиметре движения.       — Вот так... Вот так... Моя хорошая девочка... Все для меня... — приговаривала Виктория, задавая ритм.       Алиса лежала, вся горящая от стыда, с лицом, уткнувшимся в подушку, не в силах пошевелиться, полностью отданная на милость ее рук, ее слов, ее воли. Она ненавидела это. Ненавидела себя за то, что ее тело реагировало на эти пытки.       И больше всего на свете она ненавидела то, что где-то в глубине души этот ужасный, унизительный ритуал заставлял ее чувствовать себя... замеченной. И единственной.       Ритмичное, неумолимое движение не прекращалось. Пробка входила и выходила, растягивая, заполняя, заставляя каждый нерв в теле Алисы трепетать. Стыд и унижение были такими густыми, что ими можно было подавиться.       — Знаешь, малыш, — голос Виктории прозвучал прямо у ее уха, бархатный и властный, — мне кажется, тебе чего-то не хватает для полного счастья. Ты вся в напряжении.       Ее свободная рука, не занятая игрой с пробкой, скользнула по ее боку и легла на ее руку, лежащую на простыне.       — Помоги себе, — прошептала Виктория, проводя ее собственной рукой вниз, к самому чувствительному месту. — Дотронься. Сделай себе приятно. Пока я занята твоей попкой.       Алиса попыталась вырвать руку, но хватка Виктории была железной.       —Нет... — выдавила она, ее голос был слабым и разбитым.       — Да, — ответила Виктория, и в ее голосе не было места для возражений. Она продолжала водить рукой Алисы, заставляя пальцы скользить по влажной, воспаленной коже. — Ты должна кончить. Сейчас. С пробкой в попе. Я хочу это видеть. Хочу чувствовать, как ты сжимаешься вокруг нее.       Ее слова были пыткой. Ее прикосновения, направляющие ее же собственную руку, были пыткой. Двойное проникновение — одно от нее, другое от нее же, но по ее приказу — сводило с ума. Алиса бессильно зажмурилась, ее тело вздрагивало от каждого движения, от каждого скольжения пробки, от каждого круга, который ее пальцы выводили по приказу Виктории.       — Вот так, хорошая девочка, — поощряла ее Виктория, ее дыхание стало тяжелее. — Сильнее. Не стесняйся. Это твое тело. И оно принадлежит мне. И я хочу, чтобы оно получило удовольствие. Именно так. Именно сейчас.       Она ускорила движения — и рукой Алисы, и пробкой, входящей в нее сзади. Создавая дьявольский, невыносимый ритм, который не оставлял шансов на сопротивление.       Алиса пыталась бороться, пыталась отключиться, но ее тело, преданное и запутанное, уже было на грани. Волна нарастала, горячая, неотвратимая, подпитываемая унижением и навязанным удовольствием.       — Кончай, — скомандовала Виктория прямо в ее ухо, и ее голос прозвучал как последняя капля. — Для меня.       И Алиса сорвалась. С тихим, надорванным стоном, который был больше похож на рыдание, ее тело затряслось в конвульсиях оргазма, дикого, двойного, вырванного силой. Она сжалась вокруг пробки, ее пальцы вцепились в простыни, а сознание уплыло в белое нечто.       Когда она пришла в себя, все было кончено. Пробка все еще была на месте. Виктория лежала рядом на боку, подперев голову рукой, и смотрела на нее с удовлетворенным, хищным выражением лица. Она нежно провела пальцем по ее мокрому виску.       — Вот видишь, — прошептала она. — Когда ты слушаешься мамочку, все получается идеально. Спи, моя хорошая девочка. Ты сегодня очень старалась.       Она накрыла ее одеялом, как ребенка, погасила свет и вышла из комнаты, оставив Алису лежать в темноте с телом, полным отголосков навязанного наслаждения, и с душой, опустошенной до самого дна. Она сделала это. Она кончила по ее приказу. И самое страшное было то, что часть ее предательски благодарила за это. За внимание. За прикосновения. За то, что она не осталась одна в этой пустоте.