Заметки докторского общежития

Ли Вэй был изрядно измучен. — Голубь, — спросил Ли Вэй, сидя за компьютером с лукавой улыбкой, — что читаешь? Студент, погружённый в трагическую додзинси о Сэйсиро и Субару, шмыгнув носом, ответил:  — «Токийский Вавилон». — О, — Ли Вэй улыбнулся шире, — интересно? — Интересно! — Наслаждаешься? — Наслаждаюсь! — Радостно? — Радостно! Внезапно Цай Гэ замер. Его тело напряглось. Медленно подняв голову, он выдавил заискивающую улыбку. Молнией он метнулся за спину Ли Вэя:  — Старший господин, чаю не желаете? Поесть чего-нибудь? Плечи не затекли? Размять их? Ли Вэй, указав на лопатки, не спеша отхлебнул чай и протянул:  — Маленький Голубь… Голубь, согнувшись в поклоне, пропищал:  — Ваш слуга здесь! — Ступай, отдохни. — Слуга не устал! — Правда не устал? — Служить старшему господину, священный долг вашего слуги! Тут Цзи Е, появившись из ниоткуда, одним пинком отшвырнул Цай Гэ и холодно бросил:  — Вали. Затем, повернувшись к Ли Вэю с подобострастной улыбкой, зачастил:  — Моя госпожа, чаю не желаете? Поесть чего-нибудь? Плечи не затекли? Размять их? *** Ли Вэй, цокнув языком, заметил:  — Цинские драмы и впрямь нанесли непоправимый ущерб здоровому развитию нашей молодёжи. Печально, ох, как печально! Его пальцы заплясали по клавиатуре с такой скоростью, что весь гнев преобразился в сверхъестественную силу рук. Поговаривают, после выпуска Ли Вэй стал легендарным героем, мастером «божественного щелчка», а восемнадцать сломанных им клавиатур хранятся в аспирантском общежитии, где младшие товарищи возжигают перед ними благовония и поклоняются им, как реликвиям. Хуа Маньлоу тоже был измотан и выжат, словно лимон. Началась неделя набора первокурсников, и поток новых студенток хлынул в университет, обещая богатый урожай. На спортивной площадке Хуа Маньлоу, сияя добродушной улыбкой, зазывал:  — Девочки, за мной! Строимся в ряд, шагом марш! Раз-два, раз-два! У Лян, вернувшись после школы, снова пришёл к Хуа Маньлоу на ужин. Поглощая еду, Хуа с мученическим видом отвернулся:  — Я этого человека не знаю… У Лян, в мотоциклетной экипировке, худощавый и спортивный, привлекал внимание толпы аспиранток. Они, сверкая глазами, обступили его:  — Сильный уке, будущий сильный уке! — Да какой уке, это же годай-семе! — Сама ты годай-семе, вся твоя семья в чёрных очках, годай-семе! У Лян, ещё юный, столкнувшись с напором пышногрудых дам, стушевался и, съёжившись в углу столовой, пробормотал:  — Не… не подходите… Аспирантки, с хищными улыбками, надвигались:  — Малыш, не бойся, тёти дадут тебе конфетку, хе-хе-хе! — Пропустите! Пропустите! — Хуа Маньлоу, обливаясь потом, протискивался сквозь толпу. — Это мой младший брат! Мой брат! Пощадите, умоляю! Аспирантки, фыркнув, разошлись, ворча:  — Да кому он нужен, подумаешь! — Завтра, когда молодого господина Хуа не будет, вернёмся. — Точно, свяжем верёвкой и утащим, мха-ха-ха! — А как он будет звать своим нежным голоском: «Ямете! Ямете!»*1 Хуа Маньлоу, схватив У Ляна за плечи, яростно затряс его:  — Враги! Они как пружина! Ты слаб, они сильны! Понял? Понял?! У Лян, скрипя зубами, прошипел:  — Завтра свяжу их всех верёвкой и отдам тебе… бей, ругай, дразни, как хочешь! Пусть эти дикие женщины узнают… В этот момент чемпионка университетского клуба тхэквондо, с цветущей улыбкой, перебила:  — Узнают что? У Лян юркнул за спину Хуа Маньлоу:  — Сакура… почему она розовая… Ветер слишком сильный… Я не расслышал… Хуа Маньлоу внезапно прозрел. Стоя на краю воображаемого ущелья, он, как герой, указующий на реки и горы, провозгласил:  — Квалификация! — Профессиональная квалификация! — Кто воспитает в детях профессиональную квалификацию?! О, учитель Хуа Маньлоу, путь воспитания профессионализма в юных душах долог и тернист, так не торопитесь… *** Ян Чжэнь, просидев в библиотеке несколько часов, вышел с гудящей головой и мутным взглядом. Опираясь на стену, он случайно коснулся чьей-то груди, тёплой и твёрдой. Цинь Цзянь возмутился:  — Это что, сексуальное домогательство, Ян Чжэнь? Отдёрнув руку, Ян Чжэнь тут же был притянут Цинь Цзянем, который серьёзно заявил:  — Раз уж начал домогаться, так домогайся как следует. Юноша, уткнувшись в грудь наставника, почувствовал, как лицо его запылало, но губы лишь растянулись в улыбке, не проронив ни слова. Профессор, недовольно буркнув, проворчал:  — Чего лыбишься? Не пользуйся моментом, чтобы строить из себя невинность, юный товарищ! Цинь Цзянь, инженер человеческих душ, в свои зрелые годы был не только академически подкован, но и обаятелен, элегантен и не прочь послушать пикантные шутки или подразнить парнишку. Тот самый юный товарищ возразил:  — Когда это я пользовался вами? Цинь Цзянь наставительно ответил:  — Будь честен! Признание смягчает вину, сопротивление её усугубляет. Чистосердечно сознавайся, и домой к Новому году, иначе, берегись, учитель заставит тебя сидеть за решёткой до конца дней. Но юный студент не оказался за решёткой. Он сидел на пассажирском сиденье «Ягуара», а Цинь Цзянь, наклонившись, пристёгивал его ремнём безопасности. Мощная рука взрослого мужчины обхватила тонкую талию юноши, ещё не утратившего подростковой хрупкости. Ян Чжэнь робко спросил:  — Куда мы едем? Держа сигарету в одной руке и руль в другой, Цинь Цзянь ответил:  — На смотрины. — Смотрины? Профессор, бросив взгляд на лицо Ян Чжэня, хмыкнул и, протянув руку с сигаретой, ущипнул его за щёку:  — Твой наставник уже не молод, пора бы и на свидание вслепую сходить, разве нет? Свидание вслепую Цинь Цзяня проходило в шикарном французском ресторане. Хуа Маньлоу, однажды проходивший мимо, возмущался:  — Разложение! Сплошное разложение! Ли Вэй, более утончённо, поправил:  — Это ядовитые ростки капитализма и слепого преклонения перед Западом, оставшиеся в нашей модернизации. Четверо братьев-учеников, стоя в холодном ветре с закатанными рукавами, с горечью смотрели вдаль, пылая классовой ненавистью. Они поклялись, что однажды ворвутся туда с мешком денег, выкорчуют капиталистические ростки и уничтожат их без остатка! Но их наставник, уже заражённый капитализмом, не разделял их революционного пыла. Он назначил встречу с девушкой в этом ресторане. Она была высокой, с бровями, словно ивовые листья, миндалевидными глазами, носом, похожим на чесночную луковицу, и губами, как вишня. Ян Чжэнь мысленно съязвил: Чисто ботанический гибрид. Девушка, увидев, что мужчина на свидание пришёл с юношей, опешила и спросила:  — Это… что это значит? Цинь Цзянь, с мягкой улыбкой, ответил:  — Это моё крупное имущество до брака. Показываю тебе для ознакомления. Девушка и Ян Чжэнь одновременно поперхнулись. Профессор, весело махнув рукой, заказал:  — Стейк с чёрным перцем, средней прожарки! Сноски: *1. «Ямете» (やめて) — японское «Прекрати!». В аниме и манге часто используется как крик при игровом домогательстве (щипки, щекотка, флирт). Да, очень много отсылок к японской культуре. *** Перевод команды Golden Chrysanthemum