Заметки докторского общежития

Чжоу Цзяли было около сорока, но выглядела она лет на тридцать. Её речь с мягким шанхайским акцентом лилась плавно. — Я уезжаю за границу. Сын стал для меня тяжёлым грузом. Не подумай, что я его не люблю, но десять лет я воспитывала его одна, и мои силы на исходе. Цинь Цзянь сидел в просторном кресле кофейни, скрестив пальцы. Его большие пальцы медленно поглаживали друг друга, старая привычка, выдававшая задумчивость. Чжоу Цзяли, давно знакомая с этой манерой, отметила, что он ничуть не изменился. Она продолжила, усиливая нажим: — Неужели тебе не хочется увидеть своего сына? Он очаровательный, очень похож на тебя. Учится блестяще, особенно по математике. Твоя точная копия. Профессор почувствовал укол раздражения. Новость ошеломила его, как внезапный удар, и он не был готов её принять. Их связь с Чжоу Цзяли когда-то была мимолётным эпизодом, и кто мог подумать, что она родит ему сына, а затем исчезнет, уехав в другой город? Всё это казалось нелепым сном. И вдруг десятилетний сын, свалившийся с неба. Не удержавшись, он спросил: — Где мальчик? Ты делала ДНК-тест? Женщина ответила: — Я не из тех, кто спит с кем попало. Хочешь, делай тест, я не против. Возразить было нечего. Профессор потёр виски, тяжело вздохнул и сказал: — Я готов покрыть все расходы на его содержание, но он не станет частью моей жизни. Чжоу Цзяли удивлённо приподняла брови: — Почему? У тебя нет семьи, которая могла бы возражать. Он мысленно усмехнулся: Как это нет? Ян Чжэнь терпеть не мог детей. Цинь Цзянь понимал, что поступает не совсем справедливо. Он никогда не видел этого мальчика и не был готов, ни морально, ни практически, к такому повороту. Годами он выстраивал свою жизнь с Ян Чжэнем, осторожно подводя его к своему миру, и только недавно всё начало налаживаться. А теперь эта женщина из прошлого и её сын, грозившие разрушить хрупкое равновесие, вновь вошли в его жизнь. Помолчав, Чжоу Цзяли добавила: — Если ты против, я не стану настаивать. Но ты не можешь отправить его в приют или к чужим людям. Найди ему хорошую семью, из тех, кому ты доверяешь. Это последнее, что я, как мать, могу для него сделать. Возможно, позже я заберу его за границу, чтобы он получил достойное образование. И я вернусь, чтобы убедиться, что с ним всё в порядке. Профессор, теряя терпение, поднялся: — Посмотрим. Приведи мальчика на встречу, там разберёмся. Он достал чек, небрежно бросил его на стол и быстрым шагом покинул кофейню. Чжоу Цзяли мельком взглянула на сумму и не стала возражать. Вернувшись домой к полудню, он обнаружил, что Ян Чжэня нет. На столе лежала записка: Пошёл учиться готовить с Ли Вэем. Цинь Цзянь невольно улыбнулся. Ни он, ни Ян Чжэнь не умели готовить, и раньше это не казалось проблемой. Но юноша давно мечтал освоить кулинарию. В первый же день занятий профессор отвёз его на курсы, но, едва переступив порог, увидел, как пламя на плите взметнулось чуть ли не до потолка. Не раздумывая, он схватил Ян Чжэня за воротник и утащил домой. Набрав его номер, Цинь Цзянь рявкнул в трубку: — Немедленно возвращайся! Юноша на том конце жалобно заныл: — Я ещё даже нарезанную картошку в кастрюлю не отправил! — Хватит мучать Ли Вэя! Его общежитие и так на грани катастрофы. — Мы у Цзи Е дома. В этот миг в трубке послышался отчаянный вопль Цзи Е: — Молодой господин, умоляю, послушайте профессора Циня, ради бога! Ян Чжэнь что-то буркнул и отключился. Цинь Цзянь взглянул на палящее полуденное солнце за окном и решил позвонить ещё раз, чтобы предложить забрать его. Но сколько бы он ни набирал, ответа не было. Через полчаса Ян Чжэнь ворвался в дом и, не говоря ни слова, направился в спальню. Профессор сидел в кабинете и настороженно прислушивался к звукам в доме. Вскоре он уловил торопливые шаги, направлявшиеся к выходу. Распахнув дверь, он крикнул: — Куда собрался? Юноша остановился в гостиной у входной двери, прижимая к груди ноутбук и несколько книг. Не поднимая глаз, он тихо ответил: — Хочу пару дней пожить в общежитии. — Не разрешаю, — отрезал Цинь Цзянь. — Почему? Шутишь? Ты в моём доме, ты мой, думаешь, можешь вот так просто уйти? — подумал он. Вслух он лишь махнул рукой, давая понять, что обсуждение окончено, и вернулся в кабинет. До самого ужина он работал над планом исследований. Наконец, он крикнул: — Ян Чжэнь! В ответ тишина. В доме было пусто. Профессор замер, стиснув зубы: — Восстание, бунт, пора это пресекать… *** Ли Вэй удивлённо переспросил: — Сын? Ян Чжэнь, вяло развалившись на столе, кивнул. В этот момент в комнату влетел Цзи Е, радостно завопив: — Йёёё! — и бросился к Ли Вэю. Но под его ледяным взглядом съёжился и забился в угол, как тень. Ли Вэй поправил очки, фыркнул и отвернулся. Ян Чжэнь, подняв глаза, вдруг заметил: — Старший, да ты весь красный! Что с тобой? Друг, сохраняя невозмутимость, ответил: — Жарко. Ли Вэй обмахивался книгой, как веером, хотя кондиционер в комнате гудел, поддерживая прохладные восемнадцать градусов. В тот день, после ухода Ян Чжэня, Ли Вэй и Цзи Е остались наедине. Ли Вэй собирался вернуться в университет, но парень упросил его остаться поесть, заявив: — Будда учит не тратить еду впустую. Однако ужин обернулся неожиданным поворотом. Ли Вэй, пригубив вина, расслабился, и его повело. Цзи Е, прикинувшись невинным ягнёнком, ловко воспользовался моментом и поцеловал его. Поцелуй был настолько искусным, что Ли Вэй на миг потерял голову и даже не заметил, как оказался на кровати. Если бы не звонок Хуа Маньлоу, попросившего одолжить конспект, Цзи Е, вероятно, довёл бы дело до конца. Ли Вэй сидел в кабинете научного руководителя, обхватив голову руками, пальцы нервно теребили волосы. Его голос дрожал от отчаяния, в котором сквозила странная притягательность: — Я почти закончил университет, и тут на меня сваливается такое! За что?! Но как бы он ни злился, ничего поделать не мог. *** Ян Чжэнь твёрдо решил не возвращаться домой. Он игнорировал лекции Цинь Цзяня и целыми днями валялся в общежитии с Цай Гэ, листая комиксы. Когда профессор позвонил и спросил: — Видел Ян Чжэня? Не моргнув глазом, Цай Гэ ответил: — Докладываю, босс! Противник бесследно исчез! Ли Вэй, ворча, взял трубку и честно отчитывался, что Ян Чжэнь ел, делал и во что играл. В конце Цинь Цзянь сухо похвалил: — Молодец, справляешься. Не удержавшись, юноша спросил: — Вы знаете, почему он сбежал? Профессор не знал, и Ли Вэй не стал развивать тему. Сам он уже был на грани от бесконечных атак Цзи Е, который осыпал его розами. Однажды, войдя в лабораторию, Ли Вэй застал однокурсников, утопающих в море цветов и чихающих от аллергии. Они, чуть ли не со слезами, умоляли: — Старший, женись уже, спаси нас от этого кошмара! На пятый день Ян Чжэнь всё-таки отправился на лекцию по праву, но вернулся в общежитие жалобным комком. Потянув Ли Вэя за рукав, он простонал: — Старший, мне так плохо… Друг коснулся его лба, тот пылал, как сковородка, готовая для яичницы. — Хватит капризничать, — бросил он. — Звони своему боссу, пусть везёт тебя в больницу. Парнишка, свернувшись под одеялом, бурчал, что не хочет. Ли Вэй не понимал, что тот затеял. Если Ян Чжэнь злился, он мог бы прямо сказать профессору: «Или сын, или я!» и, зная характер Цинь Цзяня, тот бы прислушался. А если это была обида, то можно было бы устроить сцену, разбить тарелки, продать мебель, всё что угодно, но не молчать и не прятаться. Цай Гэ, стоя на крыше общежития, с руками за спиной и взглядом, устремлённым в бескрайнее небо, глубокомысленно изрёк: — Здесь мы наблюдаем эпический конфликт! Холодный интеллектуал в очках против утончённого соблазнителя! Атрибуты, о, они — не просто облака на горизонте! Кто-то заметил, что Цай Гэ появляется в этой истории слишком редко, но на деле он, тот, кто всегда видит правду. Погладим его по голове. *** Летняя жара в докторском общежитии без кондиционеров была невыносимой. Студенты толпами сбегали в лаборатории, где по ночам стелили одеяла на пол и устраивали групповые любовные посиделки. Поговаривали, один сетевой писатель романтических историй позже с теплотой вспоминал эти лабораторные ночи, полные искренних чувств, странных событий и двусмысленных намёков. Его рассказы, пропитанные яркими характерами и захватывающим сюжетом, стали бестселлерами. Но это уже другая история. Ян Чжэнь не хотел ни возвращаться домой, ни оставаться в общежитии. По вечерам он сидел в лаборатории, сёрфил интернет до полуночи, а потом засыпал рядом с Ли Вэем. Тот, скрестив руки, горько усмехнулся: — Малявка, верни мне мою репутацию! Хуа Маньлоу тут же подскочил с шаловливой улыбкой: — Лунная ночь, лёгкий ветерок, самое время для делишек! Братья, возьмите меня с собой! Ли Вэй поднялся: — Фан Мяо, пусти меня прилечь у тебя. Аспирант-филолог Фан Мяо приподнялся и кокетливо улыбнулся: — Моя душа робка, но я готов отдаться твоей милости… Не говоря ни слова, Ли Вэй вернулся на своё место. Ночью, когда все парни уснули, Цинь Цзянь тихо подъехал к общежитию. Поднявшись наверх и открыв дверь, он увидел россыпь спящих тел на полу и с возмущением пробормотал: — Братская могила! Осторожно перешагивая через руки и ноги спящих аспирантов, он нашёл Ян Чжэня, аккуратно поднял его на руки и понёс к машине, чтобы отвезти в больницу. Юноша, измученный жаром, беспокойно ворочался и дрожал в его объятиях. Цинь Цзянь, нежно коснувшись губами его лба, мысленно проворчал: Это всё равно что растить взрослого сына, никакого покоя. Очнувшись дома, Ян Чжэнь обнаружил себя укутанным в одеяло так плотно, что вспотел. Стоило ему шевельнуться, как профессор прижал его к кровати и шутливо пригрозил: — Дёрнешься ещё раз, съем. Юноша нырнул под одеяло и пробубнил: — …Зверюга. Цинь Цзянь остолбенел, мысленно призывая себя к спокойствию: Тише, тише. Когда ребёнок ошибается, грубая сила и нотации не помогут. Великий Сунь Цзы учит что побеждает тот, кто умён! Он наклонился и мягко спросил: — Что ты сказал? Ян Чжэнь промямлил: — …Ничего. — Повтори. Пытаясь свернуться в ещё меньший комок, юноша затараторил: — Ничего-ничего, я сказал, что вы сегодня прекрасно выглядите… Цинь Цзянь был немного разочарован, что Ян Чжэнь так быстро сдался, не дав ему развернуть хитроумный план. Ян Чжэнь, неужели ты не понимаешь, что для такого сдержанного мужчины, как я, лицо и гордость, превыше всего? Особенно когда поползновения исходят от тебя! Разочарованный, он обнял Ян Чжэня через одеяло и, прижав к себе, ласково спросил: — Зачем тебе понадобилось сбегать в общежитие? Студент издал невнятный звук. Цинь Цзянь решительно откинул одеяло, обнажив половину его лица, и легонько прикусил его ухо. Увидев, как кончики ушей моментально покраснели, он наконец почувствовал удовлетворение. Мужчина в расцвете лет, в тридцать волк, в сорок, тигр. Как можно держать меня на голодном пайке, Ян Чжэнь? С притворной скорбью он заявил: — Платоническое сожительство противоречит нашему материалистическому веку! Ян Чжэнь, ты явно провалил философию. Через пару дней жар у Ян Чжэня спал, и Цинь Цзянь, наконец, решился оставить его дома, чтобы отправиться на занятия. После лекции он вышел из аудитории и увидел Чжоу Цзяли, стоявшую у входа в университет с маленьким мальчиком. Он вздохнул, вернулся к машине, опустил стекло и сказал: — Садитесь. Чжоу Цзяли в последние дни безуспешно пыталась до него дозвониться. Ей сказали в университете, что один из его студентов заболел. Студент? И из-за этого профессор взял отгул? Неужели этот студент настолько важен, что Цинь Цзянь лично за ним ухаживает? Чжоу Цзяли, знавшая мужчину как свои пять пальцев, быстро сложила два и два. Когда-то, во времена их отношений, Ян Чжэнь был не старше её сына. В машине профессор то и дело украдкой поглядывал на мальчика. Худенький, лет десяти, он выглядел младше своих лет, на семь, может, восемь. Черты лица, унаследованные от матери, были мягкими, но при внимательном взгляде в них проступало что-то неуловимо знакомое, принадлежавшее самому Цинь Цзяню. Он спросил, стараясь, чтобы голос звучал ровно: — Как тебя зовут? Мальчик молчал, пока мать, сидевшая сзади, не коснулась его плеча лёгким шлепком. Получив тем самым разрешение, он почти шёпотом ответил: — Дундун… Цинь Цзянь спросил: — Полное имя? Чжоу Цзяли, не дав мальчику ответить, вмешалась: — Цинь Юэдун. Профессор коротко кивнул, сохраняя непроницаемое выражение лица. Они остановились у ближайшего KFC, неподалёку от университета. Дундун с тоской смотрел на детскую площадку, затем перевёл умоляющий взгляд на мать. Цинь Цзянь, заметив это, не выдержал и чуть подтолкнул мальчика: — Иди, если хочешь. Дундун ещё раз нерешительно взглянул на мать. Убедившись, что та не против, он осторожно, а затем смелее направился к площадке. Через минуту он уже носился там, как вихрь, с восторгом отдаваясь игре. Профессор, наблюдая за ним, не удержался: — И как ты его воспитывала? Чжоу Цзяли фыркнула, бросив на него раздражённый взгляд: — Тем, кто сам не растил детей, лучше не разбрасываться упрёками! *** Перевод команды Golden Chrysanthemum