Заметки докторского общежития

Ян Чжэнь, прижимая к груди учебники, торопился на лекцию, когда заметил Тан Фэя. Тот, с сигаретой в зубах, сидел у входа в институт, изображая романтического страдальца. Его вид был жалким, с тенью меланхоличной тоски. Ян Чжэнь, не меняя выражения лица, достал из кармана мелочь, бросил её Тан Фэю и прошёл мимо. — Эй! Эй! — возмутился тот, вскакивая. — Забери свои копейки! У меня, знаешь ли, профессиональная гордость! Согласно новому уставу городской гильдии нищих, пункт семь, параграф восемь: разовая подачка не меньше юаня и не больше десяти. Если у клиента только крупные купюры, мы обязаны дать сдачу! Эти копейки, оскорбление моей чести! Добродушно улыбнувшись, студент подобрал монетки и пробормотал: — Не будь так строг. Профессор Шэнь велел, если увидим тебя, гнать палками, иначе завалит на экзаменах. Тан Фэй горестно вздохнул: — Ох! Он меня соблазнил и бросил! Шэнь Сюань, погоди у меня! Тем временем машина Шэнь Сюаня въехала во двор. Раздался громкий «бум», и Тан Фэй театрально рухнул под колёса, стеная: — Больно! Жестоко! Предательство! Бессердечие! Шэнь Сюань, сохраняя ледяное спокойствие, бросил: — Ян Чжэнь! Тот вытянулся по стойке смирно: — Студент на месте! Он кивнул на корчащийся на земле силуэт: — Эту… «штуковину» утащи отсюда, заверни в циновку и закопай где-нибудь. Ян Чжэнь кивнул: — Слушаюсь, сейчас сделаю. Он схватил Тан Фэя за шкирку и потащил к мусорному баку, шепча на ходу: — Чем ты опять прогневал матушку императрицу? Супружеская жизнь не ладится? Тан Фэй заговорщически понизил голос: — Да какое там! Постельные дела не ладятся. Голос Шэнь Сюаня донёсся издалека: — Ян Чжэнь, тебе кредиты на учёбу ещё нужны? Парень кашлянул, выпрямился и, напустив праведный вид, зашагал увереннее. Писатель презрительно сплюнул: — Позор! Сломленный дух под гнётом системы образования, потеря достоинства под властью тирании! Печаль новой эпохи! Печа-а-аль! Юноша оборвал его: — Хватит. Если в постели не ладится, ищи причину в себе. Тан Фэй возмутился: — Это не моя вина! Это он… стесняется! Гнев матушки императрицы, знаешь ли, угроза пострашнее смертного приговора. *** Утро в «покоях» Шэнь Сюаня началось с сущего бедлама. Цинь Юэдун, маленький герой этого безумного утра, пробирался сквозь гомон, чтобы подогреть молоко на кухне. Попивая его, он с удовольствием наблюдал, как Тан Фэя с позором изгоняют из дома. Молодой профессор университета, инженер человеческих душ Шэнь Сюань, в растрёпанном виде выглядел соблазнительно, но увы, лишь для глаз. Его голос, однако, звучал зловеще: — И что ты там разглядел? Мальчишка, возведя невинные глаза к небесам под классическим углом в сорок пять градусов, ответил с ангельской кротостью: — Ветер такой сильный… Я ничегошеньки не видел. Профессор самодовольно улыбнулся: — Молодец, быстро учишься. За окном вишнёвые деревья качались под порывами ветра, а Тан Фэй, с мертвенно-бледным лицом, драматично накинул на ветку метровую белую шёлковую ленту и возопил: — Позволь мне остаться в этом роковом месте и вечно любоваться тобой! Увы, Тан Фэй не мог даже уйти из жизни с достоинством. Изгнанный из дома за чрезмерное рвение в супружеских утехах, вызвавшее гнев матушки императрицы, он не мог позволить себе столь нелепый конец. Это было слишком постыдно. Даже в полицейском участке такое дело не зарегистрировали бы! (Тан Фэй заливается слезами и стенаниями.) Выкурив полпачки сигарет у мусорного бака, писатель ответил на звонок. На том конце провода редактор уже балансировал на грани истерики, крича в трубку: — Тан Фэй! Когда ты сдашь рукопись? Конец месяца на носу! Не сдашь, мы все пропадём! Тан Фэй откашлялся, картинно вздохнув: — Кхм! Жена, знаешь ли, прогнала. Нервы шалят. Кстати, слышал, Чэнь Шуйбяня посадили? Редактор опешил: — Что? Чэнь Шуйбянь? Его же давно арестовали! — Вот-вот! — подхватил Тан Фэй, воодушевляясь. — А ты телевизор смотрел? Обама у власти, прикинь, как это на долларе скажется? Редактор, сбитый с толку, пробормотал: — Погоди, Обама и Чэнь Шуйбянь… они же из разных стран, нет? — Ц-ц-ц! — Тан Фэй поцокал языком. — Ну ты и тёмный! Австралийский доллар, между прочим, тоже рухнул. А с курсом юаня сейчас такие дела, что на обмене валюты можно озолотиться! Попавшись на крючок, редактор, следующие полчаса обсуждал всё подряд: от мировой экономики до биржевых котировок, от модных показов в Париже до прогноза гриппа на этот год. Повесив трубку, он чувствовал себя просвещённым и даже благодарным за такой «урок». Вскочив с земли и отряхнув штаны, Тан Фэй бодро зашагал к офису Шэнь Сюаня. Но не успел он сделать и пары шагов, как телефон снова зазвонил. Разъярённый редактор проорал: — Тан Фэй, чёрт возьми, когда ты сдашь рукопись? Тот, не моргнув глазом, выпалил: — Уважаемый, абонент, которого вы вызываете, похищен. Пожалуйста, доставьте пятьсот тысяч юаней в университет XX, корпус XX, кабинет XX. В праздники доставка не принимается, просрочка не засчитывается. Всего доброго! Отключив телефон, он с гордо поднятой головой направился прямиком в логово жены. *** В офисе Шэнь Сюань развлекался, поддразнивая студента: — Хуа Маньлоу. Хуа Маньлоу, потупив взгляд, пробормотал: — Ваш покорный слуга здесь. Сегодня профессор был в ударе. На лекции он устроил внезапный тест: час времени, двадцать вопросов с выбором ответа, три открытых вопроса и разбор кейса. Вдобавок он объявил, что срок сдачи курсовых переносится на более раннюю дату и велел скачать программу-«убийцу плагиата». Это дьявольское изобретение находило совпадения даже с частицей «и» и выдавало процент схожести с любым текстом в интернете. Студенты, качая программу, стонали в голос: — Это что, жить теперь нельзя? — Менопауза! Чистой воды менопауза! — Матушка императрица вымещает на нас свою неудовлетворённость, да? Окинув аудиторию лучезарной улыбкой, Шэнь Сюань одним движением своих фениксовых глаз заставил всех умолкнуть. Новое поколение интеллектуальной молодёжи двадцать первого века проводило его почтительным взглядом, пока он величественно покидал аудиторию. Но тут некто, вечно ищущий правду (не спрашивайте, кто это, его уже представляли), глядя на удаляющуюся фигуру Шэнь Сюаня, тихо заметил: — Почему мне кажется, что он не неудовлетворённый, а, наоборот, слишком… увлечён утехами? Хуа Маньлоу расхохотался: — Что? Увлечён? Матушка императрица? Да он годами вдовствует, как он мог увлечься? Это немыслимо! Он точно неудовлетворённый! Цай Гэ, прикрыв лицо ладонью, поспешил отступить: — Хуа Эр-шао, береги себя. На праздники я обязательно сожгу для тебя бумажные деньги. Дрожа от ужаса, Хуа Маньлоу прижал ладони к груди. В этот момент из-за его спины возник Шэнь Сюань с улыбкой (довольной? насмешливой? коварной?) и положил руку ему на плечо: — И что это ты хотел у меня спросить, студент? Юноша, заикаясь, выдавил: — Н-н-н-нет, ничего, я… я не хотел беспокоить п-п-профессора… Шэнь Сюань нахмурился: — Как это «ничего»? Ты же только что хотел что-то спросить. Он обвёл аудиторию острым взглядом: — Скажите, разве я такой уж грозный? Или наш Хуа просто слишком застенчив? Студенты склонились в почтительном поклоне: — Наша матушка императрица полна мудрости и милосердия, правит с добродетелью и человеколюбием! Шэнь Сюань, сияя улыбкой, произнёс: — Отлично, мои верные подданные, можете встать. Затем он взглянул на распростёртого Хуа Маньлоу и, указав изящным пальцем на Цай Гэ, пропел: — Маленький голубок. Цай Гэ рухнул на колени: — Ваш слуга здесь! — Тащи этого в мой кабинет! — Слушаюсь! Заливаясь слезами, Хуа Маньлоу завопил: — Цай Сяо Гэ, ты мне ещё поплатишься! Предатель! Без чести и братства! В следующий раз не смей просить у меня списывать! Запомни! *** Кабинет Шэнь Сюаня утопал в книгах. По слухам от одного дотошного коллеги, у матушки императрицы хранилось не меньше пяти переводов кодекса о балансовом праве. Он прочёл их все, на всех языках, и мог с лёгкостью указать на малейшие различия в формулировках в зависимости от региона. Дайте ему день, и он процитирует весь закон о торговых операциях от корки до корки, подкрепляя это знаменитыми примерами, решениями судей и дополнительными пунктами. Шэнь Сюань был феноменом, выходящим за пределы студенческого воображения. — Пойти тебе навстречу вполне возможно, — Шэнь Сюань, лениво поглаживая заветную работу с двадцатью девятью баллами, одарил Хуа Маньлоу улыбкой. — Я предложу тебе два варианта. Студент, окончательно павший духом, обречённо выдохнул: — Прыгнуть с крыши или выпить яд? Профессор строго одёрнул: — Что за ерунда? Неужели ты думаешь, что я способен на такое бесчеловечное отношение к своим студентам? С этими словами лицо Шэнь Сюаня озарила лукавая улыбка. — Всё проще простого. Возьми любую книгу, TPA или FTA, перепиши её от корки до корки, и я ручаюсь, что в твоей зачётке будет красоваться шестьдесят баллов. Хуа Маньлоу, чьи глаза уже блестели от подступивших слёз, простонал: — Тогда я выбираю второй вариант! Шэнь Сюань рассмеялся. Он шагнул ближе, наклонился к студенту, и в его глазах заплясали озорные искорки, а брови изогнулись в кокетливой дуге. — Прекрасный выбор. Второй вариант, значит… Юноша ощутил, как по спине пробежал холодок. Этот многозначительный тон профессора заставил его сердце биться чаще. Не успел он оправиться от смятения, как изящная рука Шэнь Сюаня, будто невзначай, коснулась его щеки. Прикосновение было таким лёгким и невинным, что казалось почти кощунственным. — Помоги мне избавиться от этого негодяя, — величественно произнёс он. В тот же миг из-за двери кабинета послышался громовой возглас: — Негодяи! Развратники! Что вы там творите посреди бела дня, под ясным небом? Немедленно отпусти его! Хуа Маньлоу споткнулся, едва не рухнув на пол. Внутри у него всё сжалось. Ох, за что мне это? — мысленно взвыл он. — Почему ваши императорские интриги вечно втягивают меня, простого смертного, в этот кошмар? Тщательно продумав стратегию, Тан Фэй решил взять Шэнь Сюаня под неусыпный контроль. Шэнь Сюань идёт на лекцию? Он уже сидит в аудитории. В кабинете? Он стережёт у двери. Возвращается домой? Он караулит под окнами. Отправляется за покупками? Он тащит пакеты. А когда Шэнь Сюань выходит из уборной, писака, невозмутимо намыливая руки у раковины, напевает с мечтательной улыбкой: — Дорогой, лети не спеша… берегись шипов розы впереди… Хуа Маньлоу, скорчившись в углу общежития и заливаясь горькими слезами, простонал: — Лететь? Да хоть на край света, лишь бы вы оставили меня в покое! Я же ни в чём не виноват! Невозмутимо разбирая счета за компьютером, Ли Вэй бросил: — Ты это заслужил. — Старший брат! — студент кинулся к нему, вцепившись в воротник и отчаянно тряся. — Это что, моя вина? Я, Хуа Маньлоу, второй по красоте после Вэй Цзе*1 и переродившегося Сун Юя*2, невольно пленил сердце матушки императрицы! Он ко мне пристаёт, а я что, могу ему противиться? Не отрываясь от финансового отчёта, Ли Вэй равнодушно заметил: — А почему бы и нет? Студент смутился и пробормотал: — Ну… у него в руках моя промежуточная оценка, двадцать девять баллов… Ли Вэй кашлянул и, наконец, оторвался от бумаг. — Хуаэр, второй по красоте, объясни-ка, — начал он с насмешкой, — почему каждый раз, когда тебя ловят на горячем, ты оказываешься в эпицентре скандала? Он принялся загибать пальцы: — Стоит появиться Тан Фэю, и ты уже в подозрительной близости с Шэнь Сюанем. Профессор спускается вниз, и тут же ты обнимаешь его Ян Чжэня. Хочешь сыграть героя-спасителя? И тут выясняется, что у спасённой красавицы есть брат, у которого ты когда-то увёл возлюбленную. Летний тур? Ты соблазнил будущую предводительницу горных разбойников. А младшекурсники? Девять из десяти их пассий уже побывали в твоих сетях! Хуа Маньлоу, продолжай в том же духе, и ты станешь местным воплощением четырёх бедствий, врагом народа! Это, знаешь ли, опасно. Хуа Маньлоу задумался, а затем, сражённый правдой, разрыдался: — Я, прославленный тринадцатый молодой господин, скатился до такого позора… Как мне жить дальше? Не успел он договорить, как в дверях прогремел окрик: — Хуа Маньлоу! Отпусти моего Вэй-вэя! В комнату ворвался герой, стремительный, как вихрь, и сверкающий, как молния, юный воин, полный отваги и пыла. Хуа Маньлоу отпустил воротник Ли Вэя и в отчаянии воскликнул: — Неужели это моя судьба? С истошным воплем он бросился наутёк, спасаясь от Цзи Е, который гонял его по комнате, как крысу. Ох, несчастная «вторая служанка», неужели твоя судьба вечно быть третьим лишним, соблазнять господ и сеять смуту? Сноски: *1. Вэй Цзе (衛玠, Wèi Jiè), легендарный эталон мужской красоты эпохи Западная Цзинь (III-IV вв. н.э.). Прославился утонченной, хрупкой красотой. *2. Сун Юй (宋玉, Sòng Yù), знаменитый поэт эпохи Сражающихся царств (IV-III вв. до н.э.), позднее в литературе ставший архетипом мужской красоты и таланта. *** Перевод команды Golden Chrysanthemum