Заметки докторского общежития

Шэнь Сюань очнулся в непроглядной тьме. Тело его будто раскололось на части, каждая кость ныла, а пальцы отказывались повиноваться. Он дважды позвал Тан Фэя, и тот, совсем рядом, у самого его лица, глухо простонал:  — Ох, мать моя…  Шэнь Сюань прохрипел, с трудом ворочая языком:  — Такое чувство, будто меня огромным камнем придавило. Чёрт, как же больно!  Тан Фэй помолчал, а затем выдавил:  — Это… это не камень. Это я.  Профессор взвился, насколько позволяла боль:  — Слезь с меня, живо!  — Рад бы, да не могу, — горько усмехнулся спутник. — Мою ногу зажало балкой. Даже шевельнуться не выходит.  Шэн Сюань ахнул. Через мгновение, срывающимся от ужаса голосом, он спросил:  — Что?! Ногу придавило? Где именно? Кровь есть?!  Вопросы были бессмысленны, но паника захлестнула его. Холодный пот тут же прошиб спину. Рухнувший с пятого этажа лифт, погребшие их обломки, всё это сулило либо смерть, либо тяжёлое увечье. Если нога Тан Фэя придавлена, кость могла треснуть в один миг. Без скорой помощи нога обречена.  В кромешной тьме лица писателя невозможно было разглядеть, но его нарочито бодрый голос пытался смягчить страх:  — Ваше Величество, поздновато вы запаниковали. Когда мы рухнули, вы так спокойно спросили: Слушай, а на бесплатный утренний чай в гостинице мы ещё успеем?  Шэнь Сюань не помнил этого, видимо, сознание покинуло его надолго. Вокруг была гробовая тишина, такая, что упади иголка, её звон разнёсся бы эхом. Но иголки, конечно, у них не было. Он спросил, с трудом выговаривая слова:  — Сколько я был без сознания?  Тан Фэй замялся, будто не решаясь ответить:  — Как минимум два дня.  Чужой и хриплый, голос профессора вырвался из груди:  — Тан Фэй…  — М?  — Почему у тебя голос такой слабый?  — Радуйтесь, Ваше Величество, — писатель хмыкнул, — если б не слабость, я бы уже вашу честь запятнал. Подумайте. Такая поза, такой момент… Небо как покрывало, земля как ложе… Ай!  Он скривился от боли:  — Ты ещё и бить умудряешься?  Шэнь Сюань огрызнулся:  — Тебя и бью. Как ты вообще? Где ещё ранен?  В темноте стало тихо. Затем Тан Фэй хихикнул:  — Ваше Величество, всё-таки беспокоитесь обо мне, да? Ладно, ладно, говорю! Кроме ноги, кажется, всё цело. Не зря я за границей потел на курсах выживания и экстремальных побегов. Прикинул, ещё часов двенадцать продержусь. «Прекрасная дева» в объятиях, знаете ли, бодрит.  Шэнь Сюань занёс руку для нового удара, но передумал и опустил её, пробормотав:  — Запишу на твой счёт. Ещё раз такое скажешь, потом вдесятеро ответишь.  Его голос слабел, растворяясь в тишине, пока дыхание не стало ровным, и он провалился в забытьё. После такого падения, под тяжестью обломков, израненное тело требовало отдыха.  Тан Фэй крепко обнял мужчину, уткнувшись лицом в его шею, и с горькой усмешкой прошептал:  — Это если «потом» ещё будет…  *** Сколько прошло времени в этом забытьи, Шэнь Сюань не знал. Очнувшись, он уловил слабый шум, доносившийся будто из-под земли. Открыв глаза, он вновь увидел лишь тьму, но, странное дело, слабости почти не чувствовал. Тело казалось, парило, невесомое, без опоры, будто в облаках.  Он тихо позвал:  — Тан Фэй?  Молчание.  — Тан Фэй!  Снова тишина.  Сердце профессора сжалось от тревоги, но тут послышался ленивый, сонный голос:  — Ай… Я тоже человек, людям спать надо. Сколько дней прошло, а я глаз толком не сомкнул…  Шэнь Сюань выдохнул с облегчением. Они лежали, переплетённые, погребённые под обломками, слыша медленное, слабое, но умиротворяющее дыхание друг друга. Их тела касались в темноте, воздух дрожал, и в этой близости было что-то невыразимо нежное.  — Шэнь Сюань, — отдышавшись, Тан Фэй заговорил шёпотом, — я подумал и должен признаться. У меня есть счёт, оформленный на нас двоих, в федеральном банке, пароль: 0403. Ещё я оформил страховку на случай смерти, ты также бенефициар. Если бы я тебе это не сказал, то не успокоился. Столько лет налоги платил, а если закрою глаза, всё государству достанется. Меня это бесит.  Шэнь Сюань хотел ответить, но Тан Фэй перебил, не давая вставить слово:  — Я собирался вернуться и осесть у тебя в университете, но, похоже, не судьба. Ты сильно похудел, не засиживайся ночами, отдыхай. Береги себя… А если встретишь хорошую девушку, то женись.  Его голос стал непривычно мягким:  — Шэнь Сюань, я виноват перед тобой, прости меня. Когда ты ушёл, я хотел догнать, но думал… думал, ты не бросишь меня по-настоящему. Я знал, что ты будешь ждать, что вернёшься сам. Прошёл год, два… Я знал, ты всё ещё там, на том же месте. Ты был моим убежищем, куда я мог вернуться, когда устану. Все эти годы ты ждал меня там, где мы расстались.  — Неважно, сколько я медлил, сколько дорог прошёл, как и когда возвращался… Ты всегда ждал. Но это не любовь, Шэнь Сюань. Это привычка.  Тан Фэй протянул руку, в темноте коснулся лица мужчины и ощутил холодные слёзы.  — Шэнь Сюань, запомни одну вещь, пока жив... Тан Фэй тебя не любит. Каждую минуту, каждую секунду своей жизни помни это и никогда не забывай.  Тан Фэй тебя не любит.  Эти слова, как заклятие, навсегда заточили ушедшего однажды человека в глубинах памяти, где ему не суждено увидеть света, где он погребён под толщей земли.  Когда-нибудь ты будешь помнить лишь того, кто тебя не любил. Его черты, голос, тепло, кровь, всё сотрётся. У тебя будет любящая жена, дети, внуки, седина на висках. У тебя будет полная настоящая жизнь и загробная жизнь, потому что я буду ждать тебя на том берегу, как ты ждал меня эти десять лет.  С почти священной преданностью и бесконечным терпением я буду искупать в загробной пустоте каждый из трёх тысяч шестисот пятидесяти двух дней твоей непоблёкшей любви. *** Перевод команды Golden Chrysanthemum