RedRoom

— Здравствуйте, Александр. Меня зовут, Анастасия! Я… — Сразу нет. — Простите? — Александр — это мой отец. Я — просто Алекс. — У вас сложные отношения с отцом? — У меня есть отец. Этого достаточно. — Хорошо, Алекс. Спасибо, что уточнили. Прежде чем мы начнём, хочу сказать, что наша беседа абсолютно конфиденциальна. Моя цель — помочь команде наладить коммуникацию, чтобы работа шла эффективнее. — Доверие, конфликты, синергия, ага. Я читал регламент. Пропустим прелюдию? — Хорошо, без прелюдий. Опишите вашу команду одним словом. — Проект. — А ваша роль в этом «проекте»? — Человек, который следит, чтобы этот «проект» не развалился к чертям до дедлайна. — Это большая ответственность для одного человека. Почему вы чувствуете, что именно вы ответственны за то, чтобы он не развалился? — Потому что, когда всё развалится, крайним всё равно сделают меня. Так, что в моих интересах, чтобы этого не случилось. — А что помогает лично вам справляться с такой нагрузкой? Какие условия для вас идеальны, чтобы работать максимально продуктивно? — Тишина. Чёткое ТЗ. Никотин. Кофе. — А что мешает? — Отсутствие кофе. — А если убрать кофе из уравнения? — Тогда раздражает отсутствие чая. — Алекс… — Анастасия… — Хорошо. Значит, для вашей максимальной продуктивности важна комфортная, предсказуемая среда. А что вас мотивирует приходить на работу, кроме необходимости следить, чтобы все не развалилось? — Контракт. — Только контракт? — А у вас есть другие причины работать? — У меня — да. Моя мотивация — видеть, как система, которая дала сбой, снова начинает работать. А у вас? — У меня — тоже. — Вы готовы ими поделиться? — Нет. — Почему? — Потому что мы не друзья. — Мы и не должны быть друзьями. Моя задача — понять, что для вас важно в работе. — Важно, чтобы меня не трогали, пока я делаю свою работу. — То есть, другие люди вас отвлекают? — Это имеет отношение к тимбилдингу? — Имеет отношение к пониманию вас. — Мне кажется, вы хотите слишком много для первого свидания. — Это не свидание. — И слава богу. — Алекс… — Анастасия… — Я пытаюсь наладить диалог. — А я пытаюсь его закончить. — Почему? — Знаете, Анастасия, это было очень… познавательно. Но у меня, в отличие от некоторых, действительно горит дедлайн. И я предпочитаю решать проблемы, а не говорить о них. Так что, если это всё… — Спасибо, Алекс. Мы продолжим завтра.

***

— Ана, спасибо, что пришли. — Здравствуйте. Я не знаю, как к вам правильно обращаться. — Можете просто по имени — Анастасия. Как вы себя чувствуете? — Как человек, у которого три дедлайна и один час на разговор, который не вписывается в мой график. Собираю выбитые зубы сломанными руками. Устала. Могу задать встречный вопрос? — Разумеется. — Всегда было любопытно, уместно ли обращаться к психологу «доктор»? — Если вам так комфортно. Но у меня другая квалификация. И, боюсь, я не смогу выдать вам справку с нужным диагнозом через полчаса. — Очень жаль. Справка бы очень помогла. Сняла бы с меня ответственность. — Ответственность за что? — За то, что у моего руководства часто бывают… нестандартные идеи. Не в обиду вам, но я не думаю, что пара бесед способна «починить» нашу команду. — А если речь не о починке, а о том, чтобы просто увидеть, где трещины? — То есть, мы будем играть в «Мафию»? Искать импостера, который портит всем игру? — Можно и так. И у меня для вас два варианта, как это сделать. Мы можем просто поговорить. Или же можем поработать с образами, с метафорическими картами например. Иногда они помогают сказать то, для чего трудно подобрать слова. Как вам комфортнее? — А у вас есть версия для любителей true crime? Чтобы я могла совместить тест и подготовку к будущей карьере серийного убийцы. — Не беспокойтесь. Здесь нет правильных или неправильных ответов. — Я не беспокоюсь. Уже не о чем. — Тогда давайте попробуем Роршах. — Да, давайте карточки. Проверим моё абстрактное мышление. Если оно у меня ещё осталось… — Что вы видите? — Эм… Это птица? — Птица? Какая? — Ворон. — Можете его описать? — Большие чёрные крылья, крепкий клюв, умные, внимательные глаза. Да, это ворон. — Что он делает? — Сидит на ветке. Смотрит куда-то вдаль. Не улетает, хотя может. — Что его держит? — Не знаю. Может, клетка. Может, он сам. Может ждёт чего-то. — Что он чувствует? — Боль. Одиночество. Недопонимание. И… ярость. Подавленную ярость. — Вам это знакомо? — А кому нет? — Чья это боль, Ана? Его или ваша? — Его. А может и моя…

***

— Я готова. Вскрывайте! Что там у нас по Фрейду? Коллективное бессознательное нашего офиса окончательно сошло с ума? — Давайте начнём с атмосферы в вашей команде, Елизавета. Вы часто замечаете эмоциональные перепады, напряжённые взаимодействия между сотрудниками? — Да, у нас в коллективе иногда кипят эмоции. Мы не хирурги и не космонавты, но проектные дедлайны порой не хуже аварий на орбите. Люди устают, спорят, перегорают. — И это мешает работе? — Нет. Честно? Я видела команды, где было тихо, ровно и… мёртво. А у нас живо. И да, иногда кто-то хлопнет дверью, но на следующий день мы всё равно делаем свою работу. Мы профессионалы. Спорим, ругаемся, но когда горит проект — работают в связке лучше, чем многие, кто «не конфликтует». — Хорошо. А теперь расскажите о своей роли в команде. — Моя роль? Хм… Я что-то вроде МЧС с аналитическим отделом в одном лице. Когда у кого-то рушится дедлайн, ломается логика в проекте или клиент внезапно решает переделать половину функционала — зовут меня. Я собираю данные, режу их до сути, перестраиваю процессы. Иногда ещё и психолог для коллег, иногда — плохой полицейский для клиентов. — Звучит так, будто вы берёте на себя часть функций руководителя. — Это не «звучит». Так и есть. И это нормально — я умею. Но проблема в том, что моя зона ответственности не совпадает с должностью. Я бизнес-аналитик, а по факту — ещё и кризис-менеджер, проектный координатор и иногда заместитель Макса. — Руководство ценит ваш вклад? Максим поддерживает вас в этой роли? — Макс — отличный продажник. Он умеет очаровывать клиентов и красиво подать результат. Но он не стратег. Настоящий руководитель должен видеть системные сбои до того, как они произойдут, и убирать их из процесса. А Макс предпочитает ждать, пока что-то развалится, и искать того, кто быстро соберёт обломки. Чаще всего этим «кем-то» становлюсь я. — То есть, вы берёте на себя управленческие задачи? — Да. Я ставлю задачи, приоритезирую, принимаю непопулярные решения. Я говорю клиентам «нет», когда это необходимо для результата. А потом Макс выходит на сцену, сияет в белом и получает аплодисменты. — Что вы чувствуете в такие моменты? — Что можно иначе. Чище. Системнее. И без того, чтобы кто-то каждый раз тушил пожар голыми руками. — Лиза, вы никогда не думали о том, чтобы возглавить компанию? — Каждый день, Анастасия. Каждый божий день.

***

— Ну что, вы уже поставили нашей команде какой-нибудь страшный диагноз? — Я пока только собираю информацию. Юлия, вы, как HR, общаетесь со всеми сотрудниками. Что, на ваш взгляд, является главным источником напряжения в команде сейчас? — Анастасия, ну, между нами… Источник напряжения у нас один. И у него есть имя, фамилия и должность. — Поясните. — Весь этот цирк из-за неё. Пытается, знаете ли, одной жопой на двух стульях усидеть. С бывшим ещё не до конца разобралась, а на нового уже глаз положила. Вот мужики и бесятся, территорию делят. А страдает вся команда. — Вы говорите о… — Конечно об Ане! Максу в душу заползла, и Алексу глазки строит. А он мужчина, который очень привлекает к себе женское внимание. — В том числе и ваше? — Простите? — Вы сейчас довольно эмоционально о нём говорите. Это рабочее наблюдение или личное впечатление? — Я просто констатирую факты. Он харизматичный, да. Но именно поэтому вокруг него и начинаются эти… бразильские страсти. — Юлия, я ценю вашу откровенность. Но наша с вами задача — наладить рабочие процессы, а не обсуждать личную жизнь коллег. Личные симпатии и антипатии мы оставим за дверью. — Да-да, конечно, я понимаю. Просто… иногда личная жизнь напрямую влияет на рабочие процессы, вы же знаете. Этот их любовный треугольник уже всем поперёк горла стоит. — Вы куда больше говорите о людях, чем о процессах. Подумайте, почему именно эта тема вызывает у вас такую реакцию. — Ну… может, потому что я не люблю, когда кто-то приходит и сразу ведёт себя как хозяйка. — Я это учту. Спасибо. На сегодня всё.

***

— Никогда не думал, что меня отправят к такой красивой психологине… — Даниил, вы часто начинаете разговор с комплиментов? — Ну… только если человек реально красивый… Просто… вы как-то сразу располагаете. — Благодарю. Скажите, как вам работа в компании? — О, мне нравится! Реально. Тут классно. И люди крутые. Вот Ана, например… и Алекс тоже, хотя он бывает жёсткий, но всё равно. Я иногда думаю: блин, я же среди таких профи работаю! Стараюсь не отставать. — Похвально. — Ну да. Знаете… у меня это первая работа. Я из другого города, родители далеко, друзей здесь почти нет. И… этот офис стал для меня как… как семья, что ли. — Семья? — Да. А Ана — она, ну… не знаю, как правильно сказать… Она как будто… мама. Точнее… нет, не мама. Ну знаете… фигура, к которой хочется прислушаться. Она жёсткая, но справедливая. С ней как-то спокойнее. Даже когда ругается. Она всегда помогает, защищает, если Макс наезжает. Объясняет, если я туплю. — А как вы чувствуете себя рядом с Алексом? — Ну, с ним точно не как с матерью. Он больше как… старший брат, который всё время гоняет тебя за косяки. Типа «соберись, щенок». — И вас это задевает? — Нет! Мотивирует. Хочется доказать, что я тоже могу. — Вы часто ищете подтверждения от других? — Нууу, я и правда люблю, когда хвалят. — А если не хвалят? — Тогда я начинаю… ну… типа шутить. Чаще, правда, неудачно. — То есть, юмор для вас — это защита? Способ завоевать расположение или защититься от неловкости? — Наверное. Когда я нервничаю, начинаю нести всякую ерунду. А вдруг сработает? Я не хочу, чтобы меня считали ребёнком, но… иногда чувствую себя именно так. — А за пределами офиса у вас есть близкие люди? Друзья, девушка? — А если я скажу, что теперь вы у меня в списке близких? — Даниил… — Простите… Я очень нервничаю. Ощущение такое, будто вы меня экзаменируете. — Ни в коем случае. — Да. Я боюсь, что всё разлетится, и я останусь один. Знаете, я, если честно, не очень понимаю всех этих их сложных игр. Кто кого там обидел, кто кому что доказал… Я просто… Можно это как-нибудь починить, а? — То, что вы описываете, очень похоже на поиск опоры. Это естественно, особенно на первой работе и в новом городе. Но, Даниил, вы понимаете, что всегда будут ситуации, где рядом не окажется «старших», которые подскажут или прикроют? — Ну да… иногда и самому надо мужиком быть. Хотя я пока не знаю, как это работает. — Это и есть ваш путь — научиться самому выстраивать границы и брать на себя ответственность. Опора важна, но если вы всё время будете искать «маму» на работе, то рискуете застрять в роли младшего. — Звучит страшно… — Ничего страшного нет. Это рост. И, знаете… у вас для него все задатки.

***

— Добрый день, Анастасия. У меня 15 минут до звонка с клиентом. Хотелось бы побыстрее справиться, если вы не против. — Да, конечно. Елизавета, скажите, некоторые ваши коллеги считают, что главный источник напряжения в команде сейчас — это личный конфликт между двумя сотрудниками, умноженный на некий любовный треугольник. Вы согласны с этой версией? — Серьёзно? Это Юля вам рассказывала? У неё просто особый талант сводить любую ситуацию к сюжету дешёвого ромкома. Не обижайтесь, но это больше похоже на сплетню, чем на анализ. — Вы хотите сказать, что всё иначе? — А вы и правда хотите узнать моё мнение? В рамках конфиденциальной встречи, не для протокола? — Если вы готовы им поделиться. — Что ж… Всё и проще, и сложнее одновременно. Ана не выбирает между мужчинами. Она выбирает между двумя версиями самой себя. Макс — это её прошлое. «Правильная» Ана, «хорошая девочка», которая старается всем угодить и за это получает стабильность и предсказуемость. Это её клетка. А Алекс — это её бунт. Та дикая, строптивая часть, которую она так долго прятала. Он её провоцирует, вытаскивает наружу, и это её до смерти пугает. — Интересная точка зрения. — Так что, если хотите, она и правда сидит на двух стульях. Только один называется «Безопасность», а второй — «Свобода». А мужчины… они просто удобные символы этого выбора. — Вы говорите как близкая подруга. — И как аналитик. Я наблюдаю за этой командой с самого её основания, я знаю, как все работают и что на самом деле влияет на процессы. Если убрать романтический флёр, который так любят приписывать Юля и ей подобные, останется конфликт ценностей. И он не разрушает команду — он всего лишь фон. Настоящие проблемы — в том, что мы тонем в операционке, а стратегические решения никто не принимает. — Вы хотите сказать, что напряжение в коллективе вызвано не их личными отношениями? — История в том, что на поверхности всё выглядит как конфликт личностей. Но внутри — провал в управлении. Я уже об этом упоминала в прошлый наш разговор. У нас нет чётких правил игры, поэтому мелкие трения раздуваются до масштабов драмы. Любое недопонимание превращается в спектакль, потому что никто не модерирует процесс. И пока руководство занято переговорами, мы варимся в собственном соку. Ана и Алекс просто оказались в центре сцены — но это не значит, что они и есть пьеса. Настоящий конфликт — между отсутствием структуры и попытками хоть кого-то её создать. — Ваша точка зрения очень ценная. Благодарю, что поделились.

***

— Алекс. Рада вас видеть снова. Как прошёл рабочий день? — Продуктивно. — Я слышала, ваш текущий проект получил предварительное одобрение от клиента. Мои поздравления. — Это была командная работа. — Напомните, кем вы работаете, Алекс? — Я — проститутка! — Снова шутите? — Ну почему же, все айти компании похожи на публичный дом: нас продают по часам, иногда пакетами. Клиент платит — мы «нравимся». Не платит — «до свидания». — Хорошо, оставим иронию. Расскажите, как построена коммуникация внутри вашего отдела? Например, между вами и вторым ведущим дизайнером, Аной? — С коммуникацией всё в порядке. Общаемся через таск-трекер и корпоративную почту. Все чётко и по делу. — Вы не разговариваете друг с другом напрямую? — Разговоры отнимают время. А у нас, как я уже сказал, сжатые сроки. — То есть, проблема только в сроках и клиенте? Никаких личных конфликтов, которые могли бы влиять на работу? — Мне повторить в третий раз? — Я слышу в вашем тоне раздражение. Но вы довольно искусно его прячете. — Даже не пытался. — Интересная формулировка. А как часто у вас бывает потребность что-то скрывать? — Мне казалось, для этого придумали название — личные границы. Разве не вы учите этому своих клиентов? — Да, суть моей работы подразумевает и такое… Знаете, я заметила ваши татуировки. Обычно люди выбирают, что именно показывать и что оставлять при себе. Это тоже про границы. Хотите рассказать, почему выбрали именно такие? — Пффф. Они значат ровно то, что на них изображено. Ворон — это ворон. Цифры — это цифры. Не ищите скрытых смыслов там, где их нет. — Кто-то видит в этом наказание, искупление через боль, кто-то — украшение, кто-то — память. А вы, Алекс? Что видите вы? — Наказание? Нет. Я просто люблю рисовать. В детстве родители не покупали мне маркеры. Вот и дорисовываю теперь на себе. — Сколько у вас их? — Вы правда думаете, что количество коррелирует с уровнем драмы? Жаль разочаровывать вас, но нет. Иногда это просто красиво. — Интересно… — И что же вы там себе пометили, Анастасия? Пациент — скрытый мазохист? Импульсивная тату-зависимость, острая ирония, комплекс неприкасаемости, нарциссическая травма? Дадите почитать на досуге? Только, пожалуйста, не перепутайте «самоконтроль» с «саморазрушением». Это не моя история.

***

— Ана, это правда, что вы собирались уйти? — Хотела. — Но вы всё ещё здесь. Почему? — Потому что, как в плохой шутке, «дверь закрыта изнутри». Я как квартирантка без ключей — вроде бы чемодан собран, а выйти некуда. Видимо, я недостаточно хорошо играю в шахматы, раз эту партию я проиграла. — Это вас злит? — Немного… Ну ладно, сильно. Но вместе с тем… у меня есть команда. Я не могу просто хлопнуть дверью и оставить людей в эпицентре шторма. Значит, придётся ещё немного поиграть в стойкость. — А внутри вы тоже играете в стойкость? — А внутри я больше не играю. — Что изменилось? — Я смирилась. С тем, что есть вещи, которые нельзя исправить. С тем, что не всё зависит от меня. Я больше не воюю, не прячусь, не играю роли. Я просто… есть. И это, наверное, самое сложное и самое честное, что я могла себе позволить. — Значит, для вас важнее не то, что вы потеряли, а то, что перестали прятать? — Да. И это больно — до тошноты. Но легче. Потому что теперь я не одна несу этот груз. — И как вы себя чувствуете теперь? — Легче. Гораздо легче. Я никогда не устану восхищаться умением женщин возрождаться из пепла обугленного сердца. Хочу так же. — Вы говорите так, будто действительно чувствуете свободу. — Конечно. Мне больше нечего бояться. Ни разоблачения, ни собственной тени. И, знаете… это, пожалуй, лучшая точка, с которой можно начать заново.

***

— Анализируя ваши сессии с командой, я заметила интересный паттерн. Кажется, весь ваш отдел, и проект в частности, сейчас существует между двух огней. Двух полюсов. Вашим, более рискованным и интуитивным подходом. И подходом Аны — более структурированным и безопасным. — Вы хотите сказать, что проблема в том, что мы слишком разные? Это не новость. — Нет. Я хочу сказать, что проблема не в том, что полюсы разные. А в том, что между ними нет моста. Есть только разрыв. И вся команда, кажется, застряла в этом разрыве, не зная, в какую сторону двигаться. Как вы считаете, ваша коллега, Ана, она сейчас нуждается в помощи? — У неё есть язык. Если ей нужна помощь, она может попросить. — А вы? Вы можете попросить о помощи, Алекс? — Я не люблю, когда лезут в голову без спроса. — Я здесь не для того, чтобы лезть. Только понять. И помочь вам. — Мне не нужна помощь. — Алекс, эта сессия не для отчёта. Она для вас. Вы можете сказать всё, что вас тревожит. — Вы слишком быстро начали с «всё». Давайте сначала потренируемся на слове «ничего». — То есть, у вас нет вопросов, сомнений, переживаний? — Были. Но вы опоздали. — Хорошо… Некоторые ваши коллеги считают, что Ана никак не может определиться. Что она, грубо говоря, пытается усидеть на двух стульях. С одной стороны — её привычный, безопасный мир. С другой — новый, хаотичный, который принесли в команду вы. Вы согласны с такой трактовкой? — «Не может определиться»? Классика. Знаете, что происходит, Анастасия, когда человек не может определиться? Он не просто сидит на двух стульях. Он ломает оба. А заодно и всё, что находится вокруг. Он создает хаос, неопределенность, даёт ложные надежды, а потом делает вид, что не понимает, почему все вокруг горит синим пламенем. — Вы говорите сейчас об Ане? — Я говорю о ситуации. О ситуации, когда один человек своим бездействием и своей трусостью отравляет всё вокруг. — Почему вы называете это трусостью? — А как ещё назвать неспособность принять решение? Неспособность сказать «да» или «нет». Неспособность быть, блядь, честной! — Похоже, вы злитесь. — Я зол, потому что у меня отняли личное пространство. Зол, потому что слово «доверие» теперь значит ровно ни-ху-я. — Доверие не возвращается само. Вопрос лишь в том, готовы ли вы дать ещё один шанс, вопреки страхам. Подумайте об этом, Алекс. — Сеанс окончен.

***

— Здравствуйте. Рада видеть вас всех вместе. Так как команда у вас большая, я решила проводить коллективные сессии небольшими группами. Сегодня здесь ключевые участники креативного отдела. Цель — не найти виноватых, а научиться лучше слышать друг друга. Давайте начнем с простого упражнения, чтобы немного разрядить обстановку. Я хочу, чтобы каждый из вас на пару минут стал… вымышленным персонажем. Тем, кем ему хотелось бы быть. — О! Можно я? Можно? Я Тони Старк! Гений, миллиардер, плейбой, филантроп. — Прости, малыш, ты скорее Олаф из «Холодного сердца». Любишь жаркие объятия и таешь на планёрках. — Ну Лизаа! Тогда ты… Ты — Дракон из «Шрека»! — Меня такой вариант устраивает! Ана, будешь моей Фионой? — Ана? — Я, наверное, пас. — Алекс? — Нет. — Даже попробовать? — Не хочу. — Да ладно тебе, мужик, попробуй, это не смертельно. — Пффф… Ладно. Запишите меня предметом интерьера. Стулом например. Стулья не разговаривают. — Скорее кактус. — Что? — Нет-нет, ничего. — Хорошо. Двигаемся дальше. Более сложное. Игра «Я — не я». Вы должны на пару минут стать… своим коллегой. Попробовать говорить от его лица. Алекс, давайте вы попробуете стать… Аной. — Не думаю, что это хорошая идея… — Почему же, Ана. Это позволит вам обоим услышать, как вы видите друг друга… — Я! Я могу быть Аной! — Данечка, подожди своей очереди. — Алекс? — А если я откажусь? — Тогда Ана станет вами. — Ну ок… Всем привет, я Ана. Жутко помешана на контроле и готова умереть на рабочем месте, но доказать всем, что я лучшая. Планов у меня всегда три — А, Б и «сжечь всё нахрен, потому что не по-моему». Кто-то любит играть в бильярд, кто-то сериалы Нетфликс, а я люблю вишнёвые пироги и задачи Эйнштейна. Ах да, и подбирать духи так, чтобы превращать лифт в камеру пыток. — Хочу назад в мультики, там проще… — Ана, вам есть что ответить? — Что ж, пожалуй да. Я — Алекс. У меня два режима: тишина и сарказм. Я называю гадости честностью, потому что так безопаснее. Или меня плохо воспитали родители. Скорость — да. Эмпатия — нет, не слышал. Диалог — по расписанию. Близко — нельзя. Дальше — тоже нельзя. Идеальная дистанция: «не подходи и не уходи». — Я думаю, вы отлично справились! — Да, я услышал достаточно… — Даниил, ваша очередь, вы — Лиза! — Супер! Я — Лиза! Сначала таблички в Эксель, потом чувства. И кофе — между! Кофе важнее всего! И чтоб, Макс не жлобил на него деньги! — Елизавета? — Хм! Я — Даня. Я всё успею. Нет. Да. Помогите! Я могу! Мы горииим!!! — И последнее упражнение на сегодня… — Можно на минуту? Я вас не отвлекаю? Анастасия, я хотел бы обсудить кое-что… — Дверь закрывается плохо, да? — Елизавета, мы учимся слышать друг друга, помните? Максим, у нас сессия. Не хотелось бы прерываться. Вы можете присоединиться к нам, или подождать окончания упражнения за дверью. — Я подожду. — Дверь справа. — Елизавета… А теперь — финальное и самое сложное упражнение на сегодня. Оно направлено на невербальную коммуникацию. Я попрошу вас разбиться на пары. Даня, вы будете с Лизой. Алекс, вы — с Аной. — О! Класс! Лиза, ты знаешь, что 5-ти минут может быть достаточно, чтобы влюбиться? — О, боги! За что мне это? Иди сюда, любовничек! — Это обязательно? Я не готова. — Я тоже. — Это не обсуждается. Упражнение займет ровно пять минут. И вы свободны. Вам нужно сесть друг напротив друга и просто смотреть друг другу в глаза. Молча. Задача — не отводить взгляд. Пять минут. За руки держаться необязательно. — Даня, не кривляйся! Ты должен молчать, а не смешить меня! — Прости, прости… — Не отворачивайся, Третьяков. Тебе стоит потерпеть меня пять минут. Или ты боишься? — Тебя? Нет. — Лжёшь. — Ложь — это твой конёк. — Все готовы? Пять минут. Глаза в глаза. Время пошло.

***

— Анастасия, доброе утро. Думаю, вы понимаете, я не могу просто так вас отпустить, не спросив итогов. Целая неделя наблюдений, встреч, разговоров. Какие выводы? — Закрытый отчёт, Максим. Конфиденциальность — правило номер один. — Я же не прошу пересказывать чужие исповеди. Мне нужно знать: команда в порядке или нет? Я их руководитель. Разве я не должен знать? — Руководитель, конечно, должен знать многое. Но иногда знание превращается в оружие, а не в помощь. Вы хотите, чтобы вам доверяли — а доверие не растёт в тени контроля. — Простите, но это слишком абстрактно. Вы можете конкретнее? — Конкретнее? Хорошо. У вас в коллективе сильные люди. Но сильные не значит счастливые. Знаете, Максим… иногда, если слишком крепко держать в руках что-то ценное, оно ломается. — …Вы намекаете на кого-то конкретно? — Я лишь говорю о закономерности. Но вам решать, кого она касается. — Знаете, я нанимал вас для работы с командой, а не для анализа моей персоны. — Разве? Вы спросили про итоги. Итог в том, что структура всегда повторяет своего руководителя. Команда напряжена — значит, напряжены вы. Команда не доверяет — значит, вы тоже не доверяете. Вам стоит прислушаться к потребностям ваших подчиненных. Всего доброго.

***

— Анастасия… Подождите… — Алекс. — Сегодня личных сеансов не будет? — К сожалению, нет. Моё недельное пребывание в вашем офисе окончено. — Пока вы не ушли… Я хотел сказать… Чёрт… вы вчера спросили… про шанс и потом эти ваши гляделки… Я думал… — Упражнение на невербальную коммуникацию сработало? И к какому выводу пришли? — Пока не знаю. Возможно… мне бы хотелось поверить снова. Но я не умею. — Чего вы боитесь? — … — Алекс?.. —… что слишком поздно… Что она сильнее, чем я думал. Что она выберет себя — и будет права. — А вы не хотите, чтобы она выбрала себя? — Хочу. Но не могу не надеяться, что… в этом выборе есть место и мне.