RedRoom

Красный свет погас, сменившись безмятежным зелёным. — Ого! — раздался в тишине восторженный голос Дани. — А тимбилдинг таки работает! Её пальцы дрожали и она молилась, чтобы никто из присутствующих не заметил. Ана сделала один глубокий, обжигающий глоток, потом ещё один. Она пила жадно, почти до дна, но не почувствовала ни горечи джина, ни сладости тоника. Только холод и спирт, обжигающий горло. Все её существо, каждый нерв, был сконцентрирован на Алексе. Она смотрела, как он, вернувшись на место, снова надел свою маску непроницаемого спокойствия, как будто ничего не произошло. И единственными реальными вещами в этом мире для неё сейчас были три ощущения: холодный, мокрый стакан в руке, жжение в горле и тяжесть его крестика на её пылающей коже. Ана заставила себя последовать его примеру и расслабив плечи, откинуться на спинку кресла с видом лёгкой, ленивой скуки, словно только что произошедший обмен был всего лишь забавным эпизодом в дурацкой игре. Она должна быть равнодушной. Демонстрировать непроницаемое спокойствие, даже если в голове всё ещё звучал его шёпот. — Так, кто у нас следующий после королевы драмы? — громко спросила Юля, срываясь на крик, будто только так могла вернуть себе контроль над игрой. — Я! — отозвался Игорь, — Молитесь, грешники! Я буду действовать! Он медленно, с придыханием, перевел взгляд на Ану. — Вы не поверите! — нервно икнув произнёс Игорь, вчитываясь в задание. — У меня тоже поцелуй! С Романовой! Похоже, сегодня мой счастливый вечер! — Серьёзно? — раздался скептический голос Кирилла из отдела продаж. — Неужели у наших эйчаров фантазии хватило только на задания с коллективным обменом слюной? — Эй! — обиженно воскликнула Юля, но её тут же перебил голос Макса. — Кирилл, заканчивай, — сказал он спокойным тоном, в котором слышался приказ, не допускающий возражений. — Юля постаралась организовать вечер для всех, чтобы мы расслабились. Можно проявить чуть больше уважения. Кто не хочет играть — пьёт штрафной. Кто играет — доводит задание до конца и без лишних комментариев. Мы же тут все взрослые люди, верно? Он обвел всех тяжёлым взглядом, и Кирилл тут же поднял ладони в примирительном жесте. — Понял, босс. Молчу-молчу. — Вот и отлично, — кивнул Макс, приобняв притихшую Полину. — Ладно, я пошутил про поцелуи, — отозвался Игорь, снова заглядывая в бумажку. — Хотя я бы не отказался. — Он прокашлялся и зачитал с выражением: — «Позвони своей бывшей и скажи, что хочешь вернуться». По комнате пронеслась волна сочувствующего гула и тихого «о-о-оу». —Я выбираю выпить штрафной, — с трагическим лицом произнес Игорь. Его попытку к бегству встретили дружным, возмущенным рёвом. — НЕТ! — хором взревела толпа. А затем этот хор распался на десятки голосов, требующих драмы. — Никаких штрафных! Звони! — выкрикнул Кирилл, стуча стаканом по столику. — Игорь, не будь трусом! — подхватила Марина. — Мы хотим крови! — пропищала следом Юля. Ана с холодным любопытством наблюдала, как её коллеги свистели, улюлюкали и топали ногами, пока их разрозненные крики не слились в единый, скандирующий ритм: — Зво-ни! Зво-ни! Зво-ни! Игорь, бледный и взъерошенный, больше не выглядел так храбро. С видом человека, идущего на эшафот, он молча поднял свой бокал. — За любовь! — трагически провозгласил он и залпом осушил его под сочувствующие, но азартные хлопки присутствующих. Затем он взял в руки телефон, словно тот был ядовитой змеей, и набрал злополучный номер. В трубке раздались длинные, мучительные гудки. Осознав, что пути назад нет, Игорь поднялся и отошёл в дальний угол комнаты, прижимая телефон к уху. Сначала он что-то неразборчиво бормотал, видимо, пытаясь поздороваться, но очень быстро его разговор превратился в отчаянный, срывающийся шёпот, который периодически прорывался сквозь музыку: — Да подожди ты, я все объясню! Нет, ты не так поняла!.. Он метался по своему углу, хватаясь за голову и жестикулируя, создавая трагикомичный фон для продолжающейся вечеринки. «Позвони своей бывшей...» Ана представила на секунду, что это унизительное задание выпало ей. Мысль о том, чтобы публично, в рамках этой идиотской игры, разбираться с прошлым, заставила её содрогнуться. Взгляд невольно метнулся к Максу, который увлеченно наблюдал за представлением. Слава богу, эта шальная «пуля» пролетела мимо. Сегодня ей не придется иметь с ним дела. — Так, этого мы до утра ждать будем, — нетерпеливо вздохнула Лиза, кивая в сторону Игоря. — Давайте дальше, а то весь азарт растеряем. Макс, кажется, твоя очередь. — Действие, — коротко бросил он, даже не пошевелившись. — Кто-нибудь, вытяните за меня. А то мне лень тянуться. Юля поспешила подлететь к вазе и выхватила первую попавшуюся бумажку. — «Делай массаж ступней любому игроку минуту», — прочитала она вслух, и по комнате пронёсся возбужденный смешок. — Максим Викторович, я готов! — выкрикнул Даня, вытягивая ноги вперёд. — Готов отказаться от месячной зарплаты за такой массаж! — подхватил Женя из отдела продаж. Макс с кривой усмешкой лениво крутанул бутылку. Он пытался выглядеть расслабленным, но Ана видела закравшееся напряжение в его плечах. Она проследила за его взглядом, который нервно следил за горлышком, проезжающим мимо Алекса, и вдруг поняла. Этот чёртов сукин сын боялся, что «судьба» укажет на его главного соперника. Бутылка, словно услышав его страх, проскочила Алекса и, как в дурном сне, медленно и неотвратимо замерла, указывая прямо на Ану. Наступила оглушительная тишина. Ана видела вытянувшееся лицо Полины, которая тут же нервно рассмеялась. — Ой, ну это же смешно! — прозвенел её голос, слишком тонко. — Максим, может, лучше штрафную выпьешь? Ана почувствовала укол жалости к девушке и, чтобы прекратить эту пытку, подняла руку. — Я могу выпить за него. Две штрафные, — спокойно предложила она, но от её взора не ускользнуло то, как Третьяков нервно теребил на запястье её шелковую резинку для волос. Маленький, почти незаметный жест выдавал его напряжение с головой. Макс на мгновение замялся, его взгляд метнулся в сторону подноса со спасительными шотами. Было видно, что он всерьёз рассматривает этот вариант. Но спокойный, убийственно-вежливый голос Лизы выдал неумолимый аргумент. — Я, конечно, дико извиняюсь, — начала она с самой милой улыбкой, на которую была способна. — Но, как ты сам сказал буквально десять минут назад: «Кто играет — играет до конца и без лишних комментариев. Мы же тут все взрослые люди, верно?» Она процитировала его с безупречной точностью, загнав в ловушку. Струсить теперь, после своей же лекции о правилах, было бы верхом малодушия. По комнате пронёсся сдавленный смешок. Ана увидела, как Даня фыркнул в свой стакан, а Полина недовольно поджала губы. Макс выдавил из себя смех, прерывая затянувшуюся паузу. — Та ладно вам, это же игра! — сказал он бодро, вставая. — Лиза права. Правила для всех одни. Какой я буду подавать пример коллективу, если откажусь? Макс приблизился и она инстинктивно вжалась в кресло, поджимая под себя ноги, уловив среди нервных смешков, возбужденный шёпот Дани: «Офигеть, какой контент!». Ана увидела, как он, совершенно не считывая градус напряжения, вытащил телефон и направил камеру на них. Он даже не успел нажать на кнопку записи, Алекс, сидевший рядом, без лишних слов, протянул руку, отобрал телефон и так же спокойно положил его экраном вниз на стол. Улыбка мгновенно сползла с лица Дани. Он испуганно моргнул, и вжав голову в плечи, уставился в свой бокал, боясь поднять глаза. Макс, не колеблясь, опустился перед ней на колени. Ирония ситуации была настолько злой, настолько абсурдной, что ей захотелось рассмеяться в голос. Алекс тоже был в этом положении, меньше часа назад. И это было тихо, интимно, почти сакрально. Его жест был наполнен смыслом, напряжением и невысказанными словами. Он надевал на неё свой крестик, и это было похоже на тайный обет, от которого у неё до сих пор путался ритм сердца. А теперь перед ней на коленях стоял Макс. Публично. Нелепо. Чтобы спасти своё эго, вместо того, чтобы спасти честь своей новой девушки. Если жест Алекса был обжигающим, то этот — был тошнотворным. Пародией на близость. Дешёвым театром, в котором ей снова отвели главную роль без её согласия. Ноги были надёжно спрятаны под ней, и она молилась, чтобы Макс проявил благоразумие и выпил штрафной. — Так, Ана, не усложняй, — сказал он с той самой снисходительной улыбкой, от которой у неё свело скулы. — Правила есть правила. И прежде чем она успела возразить или придумать, как изящно отказать, его руки уже коснулись её колена. Он настойчиво потянул её ногу на себя, заставляя выпрямить и положить ему на бедро. Музыка из колонки продолжала играть какой-то безликий лаунж, но Ана его не слышала. Всё её существо сжалось в тугой комок протеста. Его ладони, которые она когда-то знала лучше своих, коснулись её стопы. Прикосновение было уверенным, знакомым до омерзения. Макс начал медленно разминать сведенные от усталости мышцы. Ана заставила себя смотреть в стену. На цветные блики цвето-музыки, на клубы кальянного дыма, который по очереди покуривали Марина с Димой. Куда угодно, только не на бывшего жениха и не на потерянное, униженное лицо Полины. Она пыталась отключиться, повторяя про себя, как заклинание: «Это не имеет ко мне отношения. Это не имеет ко мне отношения…» Алекс больше не теребил резинку на запястье. Его тело было абсолютно неподвижным, а взгляд, холодный и острый, как скальпель, был прикован к рукам Макса на её ступне. Но это не была простая ревность. Нет. Романова увидела, как в глубине этих серых глаз мелькнуло плохо скрываемое удовлетворение. Третьяков смотрел за ходом испытания, но вместе с тем он с откровенным, презрительным наслаждением наблюдал за публичным унижением своего начальника. Он видел перед собой жалкого, самодовольного идиота, который сам себя загнал в ловушку. И в тот момент, когда Ана думала, что напряжение достигло предела, Алекс поднялся со своего места и прошёл к мини-бару, взяв бутылку виски и чистый стакан. Вся комната молча следила за ним, ожидая скандала. Но он, не удостоив Ану и Макса даже взглядом, подошёл прямо к Полине. Девушка ошарашенно подняла на него глаза наблюдая, как Алекс молча плеснул в стакан щедрую порцию виски и протянул ей. — Время! — раздался в наступившей тишине громкий, спасительный голос Лизы. Она хлопнула в ладоши так, что несколько человек вздрогнули. — Минута прошла! Макс, ты великолепен, но очередь двигается дальше! Словно очнувшись от наваждения, Макс отряхнул колени, и с несколько растерянной улыбкой вернулся на свое место к Полине. Веселье как будто выкачали из воздуха. Все избегали смотреть на Ану, на Макса, и особенно — на Полину, которая сидела не моргая с прямой спиной и неестественно яркой, стеклянной улыбкой. Ана рывком подтянула ноги обратно к себе, пряча их под мягкостью кресла-груши, словно пытаясь стереть с кожи фантомные прикосновения. Тишину нарушил довольный, почти мурлыкающий голос Юли. Она не пыталась разрядить обстановку. Она злорадствовала. — У нас самый лучший директор! — протянула она, и в её глазах плясали восторженные черти. — Максим, какой ты заботливый! Сразу видно, как ты ценишь своих… ключевых сотрудников. — Ну что? — она обвела всех сияющим взглядом. — Не будем же мы останавливаться на самом интересном! Играем дальше! Полина, не говоря ни слова, резко поднялась. На её лице застыло то самое вежливое выражение, с которым уходят с неудачного собеседования. — Простите, мне нужно выйти, — негромко, но отчётливо произнесла она и, не глядя ни на кого, стремительно покинула комнату. Макс проводил её взглядом, и на его лице отразилась целая гамма эмоций: раздражение от испорченного вечера, досада, негодование. Он тяжело вздохнул, поднимаясь. — Я сейчас, — бросил он в пустоту и вышел следом. Два главных действующих лица покинули сцену, оставив после себя густое, неловкое молчание. С этой минуты игра, кажется, была сломана. Пальцы невольно поднялись к шее, нащупали тонкий, прохладный шнурок. Ана нервно начала теребить крестик, чувствуя под подушечками пальцев гладкий, холодный металл. Волна непрошеной вины накрыла её с головой. Она не хотела этого. Не хотела причинять боль другой женщине. Шум вечеринки стих, разбившись на тихие, неловкие перешептывания. Она чувствовала себя виновницей кораблекрушения, сидящей на обломках. Время шло, а Макс с Полиной так и не возвращались. Их уход оставил в атмосфере вечеринки заметную брешь, которую никто не знал, чем заполнить. Игра по инерции продолжилась, но потеряла всю свою остроту. Теперь это больше походило на неловкие посиделки коллег, которые пытаются дождаться приличного времени, чтобы разойтись. Дима-тестировщик, густо покраснев, отказался выполнять действие «показать последний порноролик в истории браузера» и покорно выпил штрафной. Сразу после него Марина из HR с абсолютно каменным лицом, как на совещании, зачитывала пятнадцать вульгарных синонимов к слову «пенис». Все выдавливали из себя смех, но напряжение и настоящая драма, оставшиеся после ухода босса и его девушки, никуда не делись. Ана потягивала свой третий (или уже четвёртый?) джин-тоник и отрешенно наблюдала за этим фарсом. Ее мысли были далеко. Джин приятно шумел в голове, смывая остатки сомнений и оставляя только холодную, кристальную ясность в отношении Макса. И чем больше она думала, тем меньше жалости в ней оставалось. «Какой же все-таки мудак». Мысль была на удивление чёткой и трезвой, несмотря на алкоголь. А может, именно благодаря ему. Он это заслужил. Заслужил публичный позор после того, как угрожал ей судами и шантажировал контрактом, пытаясь удержать в своей золотой клетке. А Полина… Ане всё ещё было жаль девушку, но лишь отчасти. «Ей же лучше будет без него», — цинично подумала она, делая ещё один глоток. Мир слегка качнулся, но мысли, наоборот, стали ещё острее. — «Если она не полная дура, конечно, то сегодня она увидела всё, что ей нужно было увидеть. Беги, девочка, беги». Она почувствовала, как волна вины, которая накрыла её после ухода Полины, окончательно отступила, смытая волной алкогольного, злого всемогущества. Она ни в чём не виновата. Она не просила Макса выбирать её. Она не несёт ответственности за его поступки и за чувства его новой избранницы. Она не обязана испытывать стыд и вину ни перед кем. Она слишком долго была «удобной» для всех. Хватит. В тот момент, когда пьянящая уверенность окончательно оформилась в её голове, Юля объявила следующего игрока. — Алекс, твоя очередь! Давай, удиви нас! Правда или Действие? — Правда, — сказал Третьяков ровно. Впервые за вечер. Игроки заметно оживились, а Юля просияла, словно сорвала джекпот. — Наконец-то! — она подскочила к вазе с «Правдой», выхватила оттуда бумажку и, не давая Алексу даже прикоснуться к ней, сама триумфально развернула листок. — Эй, — холодно бросил Алекс, — я умею читать. — Ой, да ладно тебе, не будь занудой! — отмахнулась Юля, и громко, с театральным выражением, зачитала: — «Какой самый безумный поступок ты совершал ради девушки? Он не ответил сразу. Вместо этого он опустил голову и усмехнулся — тихо, горько, словно вспомнил какую-то очень личную и болезненную шутку. А потом, не говоря ни слова, подцепил пальцами край своей футболки и одним плавным движением стянул её через голову, отбросив в сторону. По комнате пронесся коллективный вздох. Ана невольно вцепилась пальцами в кресло. Её взгляд, против воли, впился в знакомые, замысловатые узоры татуировок. Туда, где чернильный ворон на его левом плече, казалось, вот-вот расправит крылья, и от одного этого вида в горле встал тугой ком. Она сглотнула, но слюны вдруг стало слишком много, а воздуха — предательски мало. Тяжёлый, томящий жар начал медленно разливаться внизу живота, словно мышцы сами вспомнили, чего им так долго не хватало. Блики от цвето-музыки вспыхнули на металлических штангах в его сосках. — Безумный поступок? — переспросил он, осматривая собственную грудь. — Я играл на «слабо». И проиграл. Он провёл пальцами по коже рядом с пирсингом, и только после этого медленно поднял голову. Его глаза нашли её. — Но, как оказалось, это того стоило, — закончил он с кривой усмешкой, в которой не было ни капли веселья. Юля, позабыв обо всём, подалась вперёд, протягивая руку, чтобы коснуться металла. — Ого, они настоящие… Алекс перехватил её запястье ещё до того, как она смогла дотянуться до его кожи. Хватка была несильной, но неотвратимой. — Смотреть можно. Трогать — нет. Он отпустил ее руку, и Юля, смутившись, отдёрнула её, как от огня. — Эй, Третьяков! А слабо остаток вечера так и просидеть, с голым торсом? — выкрикнул Игорь, пытаясь разрядить обстановку. Ана внутренне сжалась. Снова этот балаган, снова публичное представление. Всё напоминало RedRoom — только вместо камеры теперь десяток живых глаз, ждущих зрелища. Укол вины обжёг её: там он тоже сидел перед толпой, вынужденный играть, доказывать. Неужели и здесь — та же роль? Но Алекс лишь спокойно пожал плечами. — Мне не слабо. Больше нет. Он опустился в кресло без малейшего напряжения. Не ради смеха, не ради чужих аплодисментов. В его жесте не было игры. Ана с оглушительной ясностью поняла свою ошибку. Она, со своей вечной оглядкой на чужое мнение, и страхом осуждения, приписала ему свои собственные цепи. Она ждала, что он будет искать одобрения или злиться на насмешки. Но, ему было плевать на толпу — так же, как плевать на правила. Алекс делал только то, что хотел, и то, что ему выгодно. Ход по кругу перешёл к Юле. Она просияла, словно ждала этого весь вечер. — О, наконец-то! — протянула она. — Конечно же, Действие! Правда сегодня не в почёте. С азартом выхватив бумажку из вазы, Юля пробежала глазами строки, и на лице вспыхнула торжествующая улыбка: — О-о-о, как интересно! «Оставь десять следов губной помады на теле любого игрока». Что ж, придётся выбрать жертву. Ана наблюдала за ней, не отрываясь. Она видела, как бутылка, замедляя ход, уверенно ползет в сторону Димы-тестировщика. Но в последнюю секунду Юля, делая вид, что поправляет на столике вазу, «случайно» задела горлышко краем, отчего та едва заметно качнулась. Этого легкого толчка хватило, чтобы бутылка сделала ещё один предательский полуоборот и замерла, указывая прямо на Алекса. «Ах ты ж сука!», — с холодным презрением подумала Ана. Она напряглась, готовая громко, на всю комнату, заявить о подтасовке. Но тут она почувствовала на своём запястье лёгкое прикосновение. — Тихо, — прошептала Лиза ей на ухо, не меняя расслабленной позы. — Не ведись. — Но она же!.. — так же тихо, сквозь зубы, начала Ана. — Конечно, жульничает, — спокойно прервала ее Лиза. — Именно поэтому и не вмешивайся. Дай ей сделать свой ход. Посмотрим, что из этого выйдет. Просто смотри. Совет подруги подействовал, как холодный душ. Лиза была права. Вмешиваться сейчас — значит опускаться до уровня Юли. А наблюдать за тем, как Алекс отреагирует на эту дешёвую манипуляцию, было гораздо интереснее. Ана расслабила плечи и снова откинулась на спинку кресла, превращаясь в зрителя. — Алекс! Ты моя судьба на этот вечер! — триумфально провозгласила Юля. — Надеюсь, ты не против? Мне всё же придётся тебя немного потрогать. Она достала из сумочки ярко-красную помаду и, под насмешливый гул коллег, направилась к нему. — Как вовремя ты разделся, Третьяков! Юля принялась за дело с энтузиазмом художника-монументалиста: оставила отпечаток на его плече, на ключице, на бицепсе. Алекс сидел неподвижно, с абсолютно каменным лицом, глядя куда-то в стену. — …восемь… девять… — громко считала Юля, рисуя очередное сердечко у него на шее. — И… десятый! Для финального следа она, уже заметно опьяневшая и смелая, навела губы помадой и обхватила его голову руками, притянула к себе для долгого, напористого поцелуя. Алекс, до этого терпеливо сносивший представление, резко прервал поцелуй, и взяв Юлю за плечи жёстко, хоть и без грубости, отстранил от себя. — Я думаю, достаточно, — его голос был тихим, но прозвучал, как удар хлыста. Юля опешила, её победная улыбка сползла с лица. В наступившей неловкой тишине Лиза протянула Алексу пачку бумажных салфеток со стола. Он взял одну и начал медленно, почти с отвращением, стирать с себя следы чужой помады. — Ой, — раздался в тишине звонкий голос Дани, — Юль, ты бумажку уронила. Он поднял свёрнутый листок, который выпал у неё из рук в момент поцелуя и громко прочёл: — «Станцевать на столе чувственный танец». Компания замерла. А потом кто-то — кажется, Игорь — не выдержал и громко фыркнул. За ним, как по команде, раздался сдавленный смешок Дани, а потом и вся комната взорвалась хохотом. Не злым, а просто истеричным. Ана сделала ещё один большой глоток джин-тоника, и на её губах появилась первая за вечер настоящая, широкая улыбка. Вот оно. Наконец-то. Вот то шоу, на которое она покупала билет. Нелепое, жалкое, саморазоблачительное. — Даня, ты что, читать не умеешь?! Что ты несёшь?! — взвизгнула Юля, её лицо пошло красными пятнами. Она вырвала у него из рук бумажку, скомкала и бросила на пол. — Там было совсем не это! — Юля, спасибо тебе за этот вечер, — Лиза подняла бокал, направляя его прямо в сторону оцепеневшей Юли. — Это, и правда, самый честный и откровенный тимбилдинг в моей жизни. Мы действительно узнали много нового. Сарказм был настолько густым, что его можно было резать ножом. Юля открыла рот, чтобы возразить, но не нашла слов. Она лишь бросила на Лизу испепеляющий взгляд и, схватив под руку Марину, удалилась в дальний угол комнаты, к бару. Представление было окончено. Вазы с дурацкими заданиями были забыты. Бутылка сиротливо валялась на боку. Вечеринка перешла в новую, более хаотичную фазу. Все разбились на небольшие группки, музыка стала громче, и вопросы теперь задавались не по правилам, а просто так, из пьяного любопытства. — Ладно, хрен с ней, с игрой! — прогремел Игорь, обращаясь ко всем сразу. — У меня свой вопрос! Зомби-апокалипсис. Прямо сейчас. Вы можете выбрать только двух человек из этой комнаты, чтобы выживать. Кто это будет? — Я беру Лизу, она умная, и Алекса, он сильный! — тут же крикнул Даня. — А я беру Даню, — со смехом ответила Лиза, — Будем использовать его как приманку. — Эй! — А я бы выбрал Кирилла, — задумчиво протянул Женя. — Мы продажники, сможем договориться даже с зомби, чтобы они нас не ели, а покупали у нас антивирус. — У меня есть вопрос! — объявил Игорь, — всегда было интересно. Ана, ты готова на правду? Романова усмехнулась. От Димы ей нечего было бояться, он был простым и добродушным парнем и никогда бы не стал её подставлять. — Давай, — легко согласилась она. — Ты у нас сама серьёзность. А как насчёт татуировок? У взрослой, строгой девочки Ани есть тату? Вопрос был невинным, а эффект — оглушительный. Шум стих и все взгляды легли на неё. Она медленно выпрямилась, вскинула подбородок и провела взглядом по лицам — цепко, с вызовом, с той заносчивой уверенностью, которая приходит только после третьего бокала. Улыбнулась уголком губ и бросила: — Есть. — Что-о-о?! Не верю! — вскочил со своего места Игорь под удивленный гул коллег. — А ну-ка покажи! — Эй, эй! Это уже совсем другой вопрос. И, кажется, игра в «действие» у нас закончилась. Юля отделилась от барной стойки, где до этого демонстративно цедила свой коктейль с оскорбленным видом. — Ой, Романова, не съезжай с темы! — протянула она, и её голос сочился ядом. — Ты же у нас сегодня такая смелая. Поцелуи с подружками, массажики с бывшими, дерзкие ответы… Что, как дошло до дела, так сразу в кусты? Лиза возмущенно воскликнула: — Юля, это уже перебор! — Ана, ты не обязана! — полушёпотом взмолилась Лиза, коснувшись её руки. Слова подруги донеслись до неё словно сквозь толстый слой поролона. Лёгкая пьяная дымка смывала острые грани тревоги, оставляя вместо них сладкое головокружение. Джин успешно выполнил свою миссию, превращая происходящее в немного нереальное, почти кинематографичное шоу. Фигуры коллег, ехидная улыбка Юли, напряжённое лицо Алекса — всё это было где-то там, далеко, за невидимым стеклом. И именно эта пьяная отстраненность и давала ей странную, безрассудную лёгкость. Какая, к чёрту, разница, что они подумают? Какая разница, чем это все закончится? Ана с улыбкой повернулась к Лизе, её взгляд был ясным и абсолютно спокойным. — Лиза, это всего лишь тату, — беззаботно ответила Романова, и её собственный голос показался ей чужим. — Ничего особенного. Она ничего не значит. Мне всё равно. «Она решила забрать этот образ себе. Выжечь его на коже. Не как его метку, нет. Как свою собственную. Как напоминание о том, что она может и хочет быть дерзкой, дикой и свободной. Она думала, что это останется секретом, спрятанным под слоями офисной одежды. Её маленькая, личная горькая победа в проигранной войне. Она представляла, как будет чувствовать контур рисунка под тканью брюк на скучных совещаниях и знать, что у неё есть тайна, о которой никто не догадывается. Тату-салон пах антисептиком и бунтом. Девушка-мастер с чернильными «рукавами» и пирсингом в брови молча посмотрела на эскиз, потом на саму Ану, и в её глазах блеснуло понимание. Она ничего не спросила. Ана лежала на кушетке, вцепившись пальцами в холодный кожзам, и слушала монотонное жужжание тату-машинки. Первая игла вошла в кожу — резкий, обжигающий укол. А потом боль стала фоном. Ритмичная, предсказуемая, почти медитативная. Она закрыла глаза и вкладывала в каждый укол иглы всю свою обиду. За его молчание. За её глупость. За несбывшиеся надежды. За воспоминания о нём, которые она не может и не хочет вычеркнуть. За её любовь... Каждый штрих, каждая капля краски на коже — это была точка. Точка в конце её роли «хорошей девочки». Когда все было кончено, она посмотрела в зеркало. На белоснежной коже, в обрамлении красного от раздражения пятна, красовались две идеальные, сочные вишенки. Это было красиво. И больно. И абсолютно, окончательно её. «Никто и никогда этого не увидит», — пообещала она своему отражению.» Обещание, которое она так легкомысленно нарушила прямо сейчас, под пьяный гул десятков коллег и тяжёлый, испепеляющий взгляд одного-единственного человека. Все взгляды были прикованы к ней. Она поймала на себе торжествующий взгляд Юли и полный непонятного напряжения — Алекса. Не говоря ни слова, она поднялась, повернулась к ним спиной, подцепила пальцами пуговицу на своих джинсах и, медленно растягивая момент, приспустила их ровно настолько, чтобы обнажить тонкое чёрное кружево стринг и верхнюю часть левой ягодицы. На белоснежной коже, ярким, вызывающим пятном, красовались две сочные вишенки.

***

Алекс свернул в мужской туалет, и холодный, стерильный свет ударил по глазам, отрезвляя лучше любого кофе. Он всё ещё был без футболки, которую просто перекинул через плечо. Подойдя к раковине, он посмотрел на своё отражение в зеркале. Кожа горела после душной комнаты, а на плечах, шее и скулах, как уродливые трофеи, алели размазанные следы от помады, которые до конца не удалось стереть салфеткой. Включив холодную воду, он плеснул ею в лицо, потом схватил бумажное полотенце и принялся грубо, почти с ожесточением, стирать с себя помаду. Бумага быстро размокла. Тогда он, недолго думая, взял свою чёрную футболку и сухой, жёсткой тканью дочиста вытер кожу, пока та не покраснела от трения. Он опёрся руками о раковину, опустив голову, и попытался выровнять дыхание. В голове гудело. Не от алкоголя — от неё. От образа, который выжегся на его сетчатке: вызывающе приспущенные джинсы, тонкое кружево и две эти чёртовы вишенки на её коже. Она сделала это. Публично. С холодным, дерзким вызовом. Вишенка. Глеб был прав. Психолог был прав. Все были правы. Она была чем-то большим. Чем-то диким, опасным и невероятно притягательным. Он поднял голову, посмотрел на своё отражение — на тёмные от недосыпа глаза, на штанги в сосках, на голую грудь. Алекс выпрямился, снова перекинул футболку через плечо и вышел из туалета. Алекс ждал, пока Ана выйдет в коридор, пока отдалится от толпы. Он не стал её хватать. Просто тихо окликнул: — Ана. Она вздрогнула и обернулась. Он подошёл и встал перед ней, мягко, но неотвратимо преграждая ей путь. — Что?.. — её голос был растерянным, но в нём всё ещё звенели боевые нотки. Она подняла на него глаза — чуть расфокусированные, блестящие от джин-тоника и упрямства. Алекс не стал загонять её в угол или прижимать к стене. Он просто стоял перед ней, и в его взгляде не было ни капли злости. Только глубокая, тяжёлая усталость и решимость. — Давай ещё раз. Она моргнула, явно не понимая. — Что «ещё раз»? — Повтори, что это просто татуировка. — Его голос был низким, тихим, и он отметил, как её плечи, которые она так гордо держала весь вечер, чуть опустились, выдавая предельную усталость. Как исчезла её былая ярость, уступив место растерянности. Её взгляд был испуганным, но не панически, а скорее сбитым с толку, как у человека, который заблудился в знакомом месте. Красивые, огромные, карие глаза. Те самые, которые он видел в своих мыслях, во снах, в отражении монитора. Красивые, огромные, карие. — Скажи, что ты сделала её просто так, — он не требовал, а почти просил, пытаясь найти в этих глазах ответ. Она всё ещё молчала. Алекс вздохнул и сделал шаг ближе, вторгаясь в её личное пространство, но в его движении не было агрессии, только отчаяние. — Скажи, что это не из-за меня. Ну же, давай! Я жду! — Мне пора идти. Моё такси приехало. — произнесла она, сделав шаг в сторону выхода. Но он оказался быстрее. Его рука мягко легла ей на предплечье, останавливая. Она медленно повернула голову, глядя сначала на его пальцы на своей руке, а потом — ему в глаза. — Ты, безусловно, смелая девочка, — тихо продолжил он, и в его голосе прозвучала горечь, а не яд. — Твоя попытка доказать, что ничего не боишься, засчитана. Но что это было? Очередной вызов? Чтобы посмотреть, сорвусь ли я? Так вот, я не сорвался. Я здесь. И я просто хочу понять. Посмотри на меня и скажи, что тебе всё равно. — Какое твоё дело? — прошипела Ана, понизив голос, и её взгляд быстро метнулся по пустому коридору — сначала в одну сторону, потом в другую. Алекс попытался расшифровать её сигнал. Она ищет кого-то? Надеется, что их прервут, что кто-то появится и спасет её от этого разговора? Или проверяла, чтобы никто посторонний их не побеспокоил? — Может быть, потому что это я попросил тебя её сделать? — он продолжил так же тихо, почти интимно, — Может, потому что это была только наша игра, а ты выставила её на обозрение? — Я сделала это не ради тебя. — Ты снова врёшь. Потому что тебе страшно признать, что тебе это нужно. Что тебе нужен я. — Мне ничего от тебя не нужно, — слова сорвались с её губ почти беззвучным шепотом. Ложь. Наглая, отчаянная ложь, которую тут же выдавали её глаза — тёмные, расширенные, горящие упрямым, непокорным огнём. — Повтори, — его голос не сорвался, а наоборот, стал тише, — Скажи это, Ана. Скажи, что это было не для меня. Скажи, что ты не думаешь обо мне каждую грёбаную секунду. Она резко вскинула голову, её глаза сверкнули яростью от такого точного попадания. — Да. Чёрт возьми, ДА. Я думаю! Думаю постоянно! Но ты выбрал наказать меня молчанием. А теперь требуешь каких-то признаний? Кто вообще учил тебя разговаривать с женщинами? О-о-о, может, мне ещё нужно извиниться? Хорошо, прости! Прости, что играла с тобой, прости, что заставила сделать этот проклятый пирсинг, прости, что сбежала и… Ана оборвала сама себя на полуслове, жадно хватая ртом воздух. Щёки горели, а в глазах стояли злые, бессильные слёзы. — ...и бла-бла-бла, — выдохнула она, и её голос сломался. — Теперь доволен?! Я хочу спокойно жить, и спокойно работать! Я хочу спокойно спать! Можешь взять Юлю, она будет только счастлива воспользоваться шансом, живи спокойную жизнь, рожай детей, строй карьеру и больше не бойся дурацких челленджей... Он глядел на неё, и вся его настойчивость исчезла, сменившись оглушительной тишиной. Её боль стала его болью. Алекс поднял руку, словно хотел коснуться её щеки, убрать эту одинокую слезу... но замер на полпути. Его пальцы неуверенно сжались в кулак, и он опустил руку. Он не имел на это права. Ещё не имел. — Мне не нужны извинения, — наконец сказал он, — Просто скажи. Чего ты хочешь? — Ничего, — едва слышно произнесла она. — Я ничего у тебя не прошу... Он сделал последний шаг к ней, прижавшись почти вплотную. — Так попроси! — это был не крик, а отчаянный, срывающийся шёпот. — Требуй! Кричи! Просто дай мне понять, что я тебе важен! Его последние слова повисли в оглушающей тишине коридора. Он тяжело дышал, его кулаки были всё ещё сжаты. Он смотрел на Ану, ожидая от неё хоть какой-то реакции. Вместо ответа она медленно подняла руки и осторожно положила ладони на его обнаженную грудь. Алекс застыл. От неожиданности он даже перестал дышать. Под её горячими ладонями его сердце рванулось в бешеном, болезненном ритме. Ещё мгновение — и она шагнула ближе, прижалась лбом к его груди. Он боялся пошевелиться или вымолвить хоть слово. Тепло её тела, прядь волос, щекочущая его грудь, и тонкий аромат духов, всё слилось воедино, окружая Алекса коконом, отрезая его от остального мира. Её молчание гремело громче любого крика. Позади послышались торопливые шаги и встревоженный голос Лизы. Чужое присутствие ворвалось в их хрупкий мир. Ана вздрогнула, точно очнувшись, и медленно отстранилась от него, так и не взглянув ему в глаза. Просто мягко коснулась губами его обнаженной груди — прямо в солнечное сплетение. Прежде чем он успел опомниться, она уже отступила назад. Его руки, только было поднявшиеся, бессильно опустились вдоль тела. Не говоря ни слова, она развернулась и быстро пошла к Лизе. Через пару секунд обе скрылись за поворотом коридора. Алекс всё так же стоял, будто пригвожденный к месту. Он медленно поднял руку и коснулся пальцами того места на груди, куда только что лег её поцелуй, словно пытаясь удержать ускользающее тепло. Ему отчаянно хотелось броситься следом, окликнуть, остановить... но ноги не слушались. Слова застряли в горле. Гордость ещё цепко держала его, а страх разрушить хрупкое чудо этого момента лишил сил. Он чувствовал себя одновременно опустошенным и переполненным. Её безмолвное признание оставило после себя странную смесь боли и тихой, но упрямой надежды. А в груди ещё плавилось эхо её короткого, обжигающего поцелуя.