Чёрная вода ✨

Две недели. Четырнадцать дней, отмеряемых скрипом корпуса «Морского Призрака», однообразным шумом волн и тягучими, полными страха часами в темноте. Рейна сбыла награбленный товар с «Белой Чайки» в ближайшем вольном порту с холодной эффективностью, не оставлявшей места для сантиментов. Шёлк и кофе ушли в руки скупщиков, звон монет наполнил корабельную казну, но главная добыча — тихая и непредсказуемая — оставалась на борту. Письма о выкупе были переданы курьерам — подлым, юрким тварям, знавшим все тропы между законными и беззаконными мирами. Теперь оставалось ждать. А ожидание на пиратском корабле — это особый вид пытки, пропитанный солью, ромом и напряжением. И в центре этого напряжённого ожидания была она — Вивьен Дюрэн. Девушка вела себя не так, как ожидала Рейна. Не было истерик, не было стука в дверь, не было гордых требований и угроз. Только тишина. Глухая, плотная, словно поглощающая все звуки корабля. Эта тишина раздражала Рейну больше любого крика. В ней была пассивная сила, которую она не могла сломить саблей или угрозой. Агата, приставленная к двери каморки под лестницей, сидела на своей табуретке, как верный пёс. Когда кто-то из команды, ведомый пьяным любопытством или давней обидой на весь аристократический мир, приближался, Агата лишь поворачивала свою изуродованную оспинами голову и издавала низкое, предупреждающее ворчание. Этого было достаточно. Она стала живым воплощением воли капитана — невидимым, но непреодолимым барьером. Все, кроме Ильды. Та, как голодная акула, чувствующая кровь в воде, нарезала круги вокруг этого места. Она не подходила близко, зная, что Агата не шутит, но её присутствие витало в воздухе. Она останавливалась на другом конце палубы, прислонялась к балке и смотла. Молча. Её глаза, узкие и насмешливые, буравили дерево двери, словно пытаясь увидеть ту, что скрывается за ней. Иногда её губы растягивались в медленной, хищной ухмылке, обнажая крепкие зубы. Это был безмолвный разговор между ней и пленницей, разговор обещаний — жестоких, неотвратимых. Рейна сидела в своей каюте, погружённая в мир, начертанный на пожелтевших от времени картах. Рядом, неподвижная и молчаливая стояла Айрин. Бывшая штурман «Морской Ведьмы», худая, с лицом, изборождённым морщинами и шрамами, словно сама морская карта. Её пальцы, тонкие и костлявые, указывали на изгибы береговых линий, её голос был ровным и монотонным, лишённым всякой эмоции. Она была идеальным инструментом, и Рейна, ценя эффективность выше сантиментов, забрала её с собой, создавая свою команду. В каюту постучали. Стук был робким, неуверенным. — Войди, — не отрывая взгляда от карты, бросила Рейна. Дверь скрипнула, впуская Агату. Та стояла на пороге, переминаясь с ноги на ногу, её грязные пальцы теребили край засаленной куртки. — Что тебе? — спросила Рейна, всё ещё следя за движением циркуля в её руке. — Эмм, капитан… — голос Агаты звучал сипло и нерешительно. — Да говори же, Агата. — Девчонка, капитан… Рейна наконец подняла голову. Её тёмные глаза, холодные и пронзительные, уставились на женщину. — Что с девчонкой? — Она не ест, — выпалила Агата. — Уже несколько дней не притрагивается к еде. Подносы все возвращаются почти не тронутыми… Рейна медленно, с едва заметным усилием, отложила циркуль на карту. — Что-то случилось? Её кто-то тронул? — в её голосе не было беспокойства, лишь холодная констатация факта, за которым последует расплата. — Нет, капитан! Я никого не подпускала к ней! — Агата замотала головой, её глаза расширились от страха перед несправедливым обвинением. — Ильда всё круги наворачивает вокруг девчонки, но я её не подпускала! И сама я её и пальцем не тронула! Твоё слово — закон, капитан. Рейна смотрела на неё несколько секунд, изучая. Потом её взгляд скользнул обратно к картам, к проложенному курсу, который казался сейчас таким простым и ясным по сравнению с загадкой в каморке под лестницей. — Я зайду к ней, когда освобожусь, Агата.

***

Вивьен сидела на узкой койке, вжавшись в угол. Каюта, если это можно было так назвать, была её клеткой. Тесная, сырая конура, пахнущая прогорклой водой, смолой и плесенью. Всё её убранство составляли колченогая койка, маленький столик и табуретка. Единственным источником света была свеча. Она слышала жизнь корабля, доносящуюся сквозь толстое дерево. Грохот катящихся бочек, тяжёлые шаги, отрывистые команды, похабные шутки. И иногда, редко, сквозь этот шум пробивался чёткий, властный голос. Голос Рейны. Он заставлял Вивьен вздрагивать, прислушиваться, и по её спине бежали мурашки. Сильная. Высокая. Опасно красивая. Тёмные, как ночное море, волосы, загорелая и обветренная кожа, резкие, волевые черты лица. И эти руки… Вивьен снова почувствовала их железную хватку на своём локте, помнила, как они легко парировали её удар с ножом. При одной этой мысли по телу пробегала странная дрожь — смесь страха и чего-то ещё, чего она не могла и не хотела определять. Рейна так ни разу и не зашла к ней. Миром Вивьен стала эта каморка и уродливая, пугающая Агата, которая приносила еду. Женщина ставила миску на стол, бросала на девушку голодный, хищный взгляд и уходила, оставляя после себя шлейф тяжёлого, неприятного запаха. Есть Вивьен не хотела. Не могла. Ком в горле стоял непреодолимым барьером. От одного вида пищи её начинало тошнить. Тошнило от страха. Холодного и липкого. Он жил в ней, пульсировал в такт ударам сердца. Страх перед этим кораблём, этим миром грубой силы и жестокости. Страх перед той женщиной, что держала её в заточении, чья воля ощущалась в каждом скрипе половиц. Страх перед Агатой, чей взгляд обещал немыслимые ужасы. Страх перед звуками за дверью, где ходили те, для кого она была всего лишь добычей. И главный страх — гнетущее ожидание. Что ответит графиня Кроу-Шталь? Что скажет мать? Мысль о матери вызывала новую волну тоски. Ровена Дюрэн всегда относилась к дочери как к вещи. «Ты — наше будущее, Вивьен. Твоя красота и имя — наш капитал». Брак с графиней был не союзом сердец, а отчаянной попыткой спасти семью от финансового краха. Вивьен была разменной монетой, и теперь, попав в плен, она, возможно, стала и вовсе бесполезной. Она обхватила колени руками, прижалась лбом к прохладной, шершавой древесине стены и закрыла глаза, пытаясь убежать в себя. Вдруг дверь открылась. Вивьен вздрогнула и резко обернулась, сердце заколотилось где-то в горле. На пороге ее каюты стояла Рейна. Она была воплощением власти и дикой, необузданной красоты. Чёрные, обтягивающие штаны, белая рубаха, расстёгнутая на груди, открывая загорелую кожу. Длинный коричневый кожаный кафтан, не стеснявший движений, лишь подчёркивал её стать. Волосы были убраны в строгий пучок, но несколько тёмных прядей выбились, обрамляя скулы и упрямый подбородок. Она была величественна и пугающе реальна в этом тесном, убогом пространстве. Вивьен замерла, не в силах отвести взгляд, чувствуя, как её собственная хрупкая фигура сжимается ещё сильнее. — До меня дошли слухи, что ты не ешь, Вивьен, — голос Рейны прозвучал ровно и холодно, без капли участия. Она стояла, оперевшись плечом о косяк двери, скрестив руки на груди. Эта поза, одновременно расслабленная и полная угрозы, заставляла Вивьен чувствовать себя ещё более уязвимой. — Наш кук прекрасно готовит. Ты ешь то же, что приносят и мне. Или для такой высокопоставленной аристократки наша еда недостаточно хороша? Вивьен растерянно смотрела на неё, язык будто прилип к нёбу. — Нет… нет… еда хорошая… — пролепетала она, и её собственный голос показался ей жалким писком. — Тогда что не так? — Рейна не двигалась, её тёмные глаза буравили пленницу. — Я должна вернуть тебя целой и невредимой твоей драгоценной Графине Кроу-Шталь. Так что или ты будешь есть сама, или тебя будут кормить силой. Хочешь этого, Вивьен? Девушка отчаянно замотала головой, в глазах её вспыхнула паника. — Нет! Мысль о том, что к ней могут прикоснуться, заставить, вызвала приступ тошноты. — Тебе приготовить что-то другое? Скажи, я распоряжусь. — Дело не в еде… — выдохнула Вивьен, опуская взгляд. Рейна медленно приподняла бровь. Жест был красноречивее любых слов: «Я слушаю». — Агата… — Вивьен сглотнула, собираясь с духом. — Она… я не могу есть из её рук. И… я всё время одна. Мне страшно. Я не говорила ни с кем почти две недели… только… только не предлагайте мне компанию Агаты, я лучше тут с голоду умру! — она выпалила это на одном дыхании и тут же испугалась собственной наглости. Сердце бешено колотилось, предвещая расплату. Рейна несколько секунд молча смотрела на неё. Потом её губы тронула короткая, беззвучная усмешка. В ней не было веселья, лишь циничное понимание. — Аристократические капризы… — тихо произнесла она. — Разбалованная девчонка… Она оттолкнулась от косяка, развернулась и, не сказав больше ни слова и вышла захлопнув дверь. Тусклый свет свечи снова стала единственным источником света, бледным и беспощадным. Тьма сомкнулась вокруг Вивьен, густая и осязаемая. Она сидела, не двигаясь, охваченная леденящим ужасом. «Лучше бы я молчала». Мысль пронеслась обжигающим раскаянием. «Она теперь точно отдаст меня своей команде. Ну кто меня за язык тянул?» Она не знала, что хуже — тихий, медленный голод в одиночестве или то, что теперь придёт ей на смену. И самое страшное было в том, что она не знала, что на уме у этой женщины, Рейны Гримвейв, чья воля была для неё такой же непостижимой и грозной, как само море.