Такой же

Вернувшись домой, Лу Сянь погрузился в работу с таким сосредоточением, будто отсекал себя от нависшей угрозы стеной из цифр и приказов. Его планшет то и дело вибрировал на столе, отдаваясь тупой болью в подушечке пальца. Каждое сообщение было еще одним гвоздем, вбиваемым в конструкцию предстоящей миссии. Он коротко, обрубленными фразами, отдавал распоряжения, утверждал списки снаряжения, где каждый лишний грамм мог стоить жизни, согласовывал маршрут с командиром форпоста. Вся подготовка велась удаленно, но с той же неуклонной, бездушной эффективностью, с какой работает гильотина. Шэн Юэ, тем временем, ушел в свою комнату. Тишина здесь была иной, не рабочей, а ожидающей. Он переоделся в самую простую и практичную одежду, которую смог найти — темные штаны из грубого хлопка и серую футболку, ткань которой пахла пылью и стиркой. Это было далеко от тактической экипировки солдат, готовящихся к вылазке, но она не сковывала движений, и большего от него сейчас и не требовалось. Шэн Юэ понимал свою роль в этой экспедиции с кристальной ясностью: не сражаться, а быть «приёмником», живым инструментом. Его простая одежда лишь подчеркивала этот статус — он был антенной, а не мечом. Он сидел в гостиной, наблюдая, как Лу Сянь, не поднимая головы, управляет целым механизмом, готовящим их к выходу в ад. Воздух был наполнен тихим гулом голосовых сообщений, щелчками интерфейса и тяжелым, почти осязаемым запахом ответственности. Наконец, поступил финальный вызов. Голос в рации был лишен эмоций, но в его ровном тоне слышалась стальная пружина, готовая распрямиться. — Группа собрана, техника проверена. Ждем вас у выезда на Северный форпост, командор. — Принято, — коротко бросил Лу Сянь в ответ, и щелчок отключения связи прозвучал как хлопок дверцы тюремной камеры. Он поднял взгляд на Шэн Юэ, снова оценивающим, сканирующим взглядом окинул его с головы до ног — проверяя не экипировку, а готовность, стойкость. Затем — резкий кивок, указывающий на дверь. Слово, которое перерезало последние нити, связывающие с безопасностью. — Пора. Их путь лежал к Северному форпосту — одному из четырех укрепленных пунктов, служивших шлюзами между хрупкой, иллюзорной безопасностью Цитадели и безжалостной, дышащей в лицо пустошью. Чем ближе они подъезжали, тем суровее и бездушнее становился пейзаж за окном броневика. Ровные, чистые улицы центра сменились утилитарными складами боеприпасов, от которых пахло оружейной смазкой и страхом, и ремонтными ангарами, где воздух был густ от металлической стружки и пота. Вместо мирных жителей — только вооруженные патрули, их лица скрыты шлемами, а глаза пусты от привычной бдительности. Сама стена, увиденная вблизи, была исполинским, подавляющим сооружением из бронированного бетона и стали, в шрамах от снарядов и когтей с обратной стороны. Северный форпост представлял собой массивные, многотонные ворота, окруженные артиллерийскими позициями, стволы орудий которых смотрели в серое небо, и смотровыми вышками, где бинокли сканировали горизонт с хищным терпением. Воздух здесь был холоднее, выстуженный до костей, и пах гарью, озоном, металлом и напряженным, приторным ожиданием смерти. Их встретила уже готовая к выдвижению группа — шесть бойцов в полной экипировке, от которых веяло холодом оружия и запахом порохом, въевшимся в тела, закаленные в походах. С ними был и сержант Цзян. Броневик с заведенным, рычащим двигателем стоял рядом, его корпус, покрытый слоем пыли и серыми маскировочными пятнами, казался древним боевым шрамытым зверем. Цзян, увидев Шэн Юэ в его простой темной одежде, которая лишь подчеркивала его бледность, делая его похожим на призрака, не удержался. Он усмехнулся, коротким, сухим звуком, пытаясь разрядить обстановку, которая сжималась, как удавка. — Смотри, беляк, далеко не отходи, а то наши пацаны решат, что ты один из тех, Обесцвеченных, и прикончат по-быстрому, — он бросил этот комментарий, стараясь, чтобы это прозвучало как шутка, но в воздухе она повисла тяжелым и неловким, как труп, предупреждением. Лу Сянь, проверявший крепление на своем разгрузочном жилете, резко поднял голову. Его взгляд, холодный и острый, как обломок льда, впился в сержанта, пронзая его насквозь. — Заткнись и займись своим делом, — его голос не повысился, но в нем прозвучала такая стальная, не терпящая возражений команда, что у сержанта сразу вытянулась спина, а лицо стало каменным. — Проверь, все ли в группе получили дополнительные патроны к штурмовым винтовкам. Немедленно. — Так точно, командор! — Цзян бросил короткий, виноватый взгляд на Шэн Юэ и быстрым, почти бегущим шагом направился к группе бойцов. Лу Сянь на секунду задержал взгляд на Шэн Юэ, словно проверяя его реакцию, но не увидел в его глазах ни страха, ни обиды — лишь привычное, всепоглощающее спокойное наблюдение, как у видеокамеры. Обернувшись, генерал отдал последние, отчеканенные распоряжения командиру форпоста, и каждое слово было гвоздем, вбитым в крышку гроба неопределенности. Пока Цзян занимался своими обязанностями, один из солдат, от которого пахло порохом и потом, подошел к Шэн Юэ, неся в руках сверток с дополнительной экипировкой. — Командор приказал. Надевай поверх, — коротко, без эмоций пояснил он, протягивая комплект. Внутри лежала камуфляжная куртка военного образца, грубая на ощупь, облегченный бронежилет, прикрывавший грудь и спину, холодный и неуклюжий, и, что самое важное, — герметичная маска с комбинированным фильтром, пахнущая резиной и химикатами, предназначенная для защиты от токсичных спор «Шепчущих». Шэн Юэ взял вещи. С курткой и жилетом он справился, пусть и немного неуклюже, его пальцы скользили по чуждым застежкам, повторяя движения, которые он видел на других. Но с маской возникли трудности. Ремешки и крепления оказались сложной, неинтуитивной головоломкой. Лу Сянь, закончив переговоры, заметил его затруднения. Не говоря ни слова, он коротко, решительно подошел и взял маску из его рук. Его пальцы, привычные к оружию, двигались быстро и точно. — Маску пока надевать не нужно. Её используют только при угрозе химической атаки или если поблизости «Шепчущие». Держи под рукой. Он взял у Шэн Юэ маску и быстрым, отработанным движением пристегнул к разгрузочному жилету так, чтобы она была в мгновенном доступе, но не мешала движению, как часть его самого. — Запомни: если я скажу «маска» — надеваешь немедленно. Понял? Шэн Юэ кивнул, его взгляд на секунду задержался на закреплённом противогазе, ещё одном новом, жизненно важном правиле в длинном списке, который ему предстояло усвоить, вшить в свою нейронную сеть. Как только последний ремень был затянут, а все члены группы подтвердили готовность короткими, отрывистыми докладами, Лу Сянь отдал команду. Тяжелые, многотонные ворота форпоста с оглушительным, разрывающим барабанные перепонки скрежетом начали медленно разъезжаться, открывая проем в серую, безвоздушную пустоту. Два броневика с рычащим, звериным двигателем тронулись с места, и с глухим, окончательным стуком захлопнувшейся бронированной двери они пересекли черту. Безопасность Цитадели осталась позади. Впереди лежала только пустошь, разверстая пасть, готовая их поглотить. За стеной мир был вывернут наизнанку. Бескрайнее пространство, покрытое пеплом и руинами, под низким, давящим свинцовым небом, которое, казалось, вот-вот обрушится. Броневик шел по проложенному когда-то шоссе, объезжая завалы, похожие на могильные курганы, и воронки, зияющие, как раны. В салоне стояла напряженная, густая тишина, нарушаемая лишь рокотом двигателя, вибрацией, пронизывающей кости, и потрескиванием рации, доносящей голоса из другого, живого мира. Цзян, сидевший напротив, не выдержал молчания. Наклонившись к Лу Сяню, чтобы его было слышно, он спросил, понизив голос, но не настолько, чтобы Шэн Юэ не мог разобрать слов, отточенных, как лезвие: — Командор, вопрос, конечно, лишний... Но как ты вообще решился взять его с нами? — Он кивком указал на Шэн Юэ. — Этот парень в поле — как мишень. Опыта ноль. Знаний тоже. Лу Сянь, не отрывая взгляда от планшета с картой, где их маршрут был тонкой нитью над пропастью, ответил ровно, без раздражения, но с непререкаемой твердостью: — Он указал координаты. Он услышал то, что не слышим мы, что наши приборы не могут уловить. Значит, он что-то знает. И раз уж мы поехали проверять его «услышал», то логично, что он должен быть рядом, чтобы помочь, если сигнал прояснится или изменится. Его присутствие — не прихоть, а необходимость. Лу Сянь поднял взгляд и встретился глазами с Цзянем, в его взгляде читалась не просто твердая уверенность, а знание, недоступное другим. — Он — наш главный проводник в этом деле. И мы будем его охранять как самый ценный груз. Как последнюю каплю воды в пустыне. Понятно? Цзян тяжело вздохнул, и в этом вздохе была вся усталость мира, но кивнул, смирившись. — Понятно, командор. Шэн Юэ слушал этот диалог, глядя в узкое, грязное бронированное окно на проплывающие мимо руины, которые казались окаменевшими воплями. Слова Лу Сяня — «логично», «необходимость», «ценный груз» — откладывались в его сознании, складываясь в четкое, неоспоримое понимание его роли. Он был здесь не случайным пассажиром, а функциональной единицей, шестеренкой в механизме. И это ощущение, как ни странно, приносило ему чувство спокойной, холодной определенности, ясности цели. Спустя полтора часа езды, от которой немели кости, тишину в салоне нарушил голос координатора, сидевшего рядом с водителем, — голос, в котором внезапно появилась стальная струна: — Командор, на радаре... стая «пустышек». Три особи. Движутся на перехват, примерное время до контакта — две минуты. Воздух в салоне мгновенно изменился, став густым, едким и острым, как запах озона перед грозой. Цзян и остальные бойцы инстинктивно, с щелчками и скрежетом, проверили оружие, их позы стали собранными, пружинистыми, готовыми к броску. Зрачки расширились, впитывая последние капли спокойствия. Лу Сянь не изменился в лице. Его реакция была молниеносной и лишенной суеты, как у компьютера, запускающего боевой протокол. — Всем приготовиться. Водитель, увеличить скорость, попытаться уйти от прямого контакта. Координатор, следи за дистанцией. Цзян, твое отделение — к левому люку. Остальные — ко мне. Огонь только по моей команде. Цель — отбросить, не ввязываться в затяжной бой. Его голос был ровным, властным и спокойным, заполняя салон четкими, выверенными инструкциями, которые врезались в сознание. Солдаты молча и быстро, как части одного организма, перегруппировались, заняв позиции у бойниц, их дыхание стало ровным и глубоким, готовясь к задержке. Шэн Юэ оставался на своем месте. Он не испытывал страха — лишь интенсивное, всепоглощающее аналитическое наблюдение. Его глаза, бездонные и ясные, переводились с Лу Сяня, отдающего приказы с холодной точностью часового механизма, на солдат, в телах которых копилась адреналиновая ярость, а затем к запыленному окну, в которое скоро должны были ворваться твари. Он видел, как мышцы на лице Цзяна напряглись, как пальцы бойцов легли на спусковые крючки, белые от усилия. Он был свидетелем того, как человеческий организм и разум готовятся к акту уничтожения, к ритуалу выживания. И в этом не было для него ни ужаса, ни одобрения — только холодная, безоценочная констатация факта и сбор бесценных данных о поведении своего вида в условиях предельной угрозы. — Контакт! Слева! — крикнул координатор, и его голос сорвался на высокой ноте. Броневик резко дернулся, уходя от лобового столкновения, подбросив всех на сиденьях, но три серых, обтекаемых тени уже вынырнули из-за груды развалин, как призраки, рожденные самой пустошью. «Пустышки» неслись с неестественной, стремительной пластикой, их удлиненные конечности оставляли в пыли глубокие борозды, а слепые морды с оскаленными, игольчатыми пастями были повернуты в их сторону с неумолимой точностью. — Огонь! — прозвучал резкий, как хлыст, приказ Лу Сяня. Салон наполнился оглушительным, разрывающим сознание грохотом автоматических винтовок. Яркие вспышки выстрелов на мгновение освещали напряженные лица. Цзян Е, припав к бойнице, короткими, хлесткими очередями бил по ближайшей твари. Пули с глухим, влажным стуком впивались в мускулистое тело, отшвыривая его назад, но оно, лишь взревев, звуком, от которого стыла кровь, поднималось и бросалось снова, еще яростнее. — В голову! Целиться в основание черепа! — скомандовал Лу Сянь, его голос был слышен даже поверх оглушительной канонады. Он сам, не сходя с места, прицелился из своего пистолета-пулемета, его поза была непоколебимой. Две короткие, точные очереди — и первая «пустышка», пробитая навылет, замертво рухнула на землю, взметнув облако пепла. Вторая тварь, воспользовавшись моментом, вцепилась когтями в броню у левого люка, металл заскрежетал, издавая визг, от которого сводило зубы. — Граната! — рявкнул Цзян, его лицо было искажено гримасой ярости. Один из бойцов рванул чеку и выбросил светошумовую гранату прямо под ноги чудовищу. Ослепительная, прожигающая сетчатку вспышка и оглушительный, давящий хлопок заставили тварь отпрянуть, дезориентированную, с жалким визгом. В этот миг три прицельных, хладнокровных выстрела из разных стволов разнесли ей голову в кровавый туман. Третья «пустышка», самая крупная, уже запрыгнула на капот, ее когти, с треском, впились в бронестекло, покрывая его паутиной трещин. Ее оскаленная пасть, источающая зловоние, была в сантиметрах от замершего лица водителя. — Держи руль! — крикнул Лу Сянь. Он рванул к люку в крыше, его движения были быстрыми и точными. — Прикройте! Люк с шипением пневматики открылся. Лу Сянь, наполовину высунувшись в клубящуюся пыль и ветер, в упор, почти в касание, всадил всю обойму из своего оружия в шею и лоб твари. Та, пронзенная навылет, с последним, хриплым судорожным вздохом отлетела от стекла и исчезла с капота, сметенная встречным потоком воздуха. Тишина, наступившая после боя, была оглушительной, давящей. Воздух в салоне был густым, едким и теплым от запаха пороха, горячего металла, пота и едкой, темной, почти черной крови «пустышек», сладковатой и отвратительной. Солдаты, тяжело дыша, с безумными блеском в глазах, перезаряжали оружие, их руки слегка дрожали от выброса адреналина, проверяя друг друга краткими, понимающими взглядами. Шэн Юэ все это время наблюдал. Он видел слаженность действий, превративших группу людей в единый, смертоносный, идеально отлаженный механизм. Он видел, как Цзян, стреляя, прикрывал товарища плечом. Он видел холодную, абсолютную решимость Лу Сяня, который без тени сомнения, с ледяным спокойствием взял на себя самый рискованный выстрел. Он слышал ровное, контролируемое дыхание генерала даже в самой гуще хаоса, свиста пуль и рева тварей. И он видел результат — три бездыханных, искалеченных тела на серой земле, которые еще несколько минут назад были стремительной, неумолимой угрозой. Для него это был не акт жестокости или героизма, а демонстрация высочайшей, бездушной эффективности. Процесс устранения помехи, очистки пути. И главным элементом, центральным процессором в этом процессе был Лу Сянь. Его воля, его приказы, его действия были тем стержнем, тем законом, вокруг которого все вращалось и выживало. Шэн Юэ не моргнув глазом воспринял увиденное. Это был просто еще один, бесценный урок о фундаментальных правилах выживания в этом мире, вбитый в память грохотом выстрелов и запахом крови. Дальнейший путь прошел без происшествий, но в постоянном, изматывающем напряжении, когда каждый нерв был натянут, как струна. Координатор, не отрываясь от радаров и спутниковых снимков, голосом, срывающимся от усталости, помогал водителю прокладывать маршрут, петляя между зонами повышенной активности «Роя», отмеченными на карте кроваво-красными пятнами. Они объезжали стаи «пустышек», прижимаясь к руинам, так чтобы их не заметили, и один раз увидели вдалеке парящее в небе, пульсирующее желеобразное тело «шепчущего», от которого веяло леденящим душу покоем, но смогли избежать прямого контакта, затаившись, задержав дыхание. Спустя еще четыре часа утомительной, тряской езды по выжженной, мертвой земле, на горизонте, как мираж, начали проступать силуэты. Гигантские, почерневшие скелеты небоскребов, оплетенные лианами мертвой, окаменевшей растительности и металлическими щупальцами разрушенных эстакад. Руины колоссального города, некогда кипевшего жизнью, а теперь безмолвного, проглатывающего серое небо своими пустыми, слепыми глазницами окон. Броневик замедлил ход, с трудом, с скрежетом пробираясь между завалами, похожими на кости исполинских чудовищ, и провалившимися участками дороги, уходящими в темноту. — Прибываем к точке назначения, — голос координатора прозвучал устало, но собранно, будто он собирал последние силы. — Координаты указывают куда-то вглубь этих развалин. Лу Сянь внимательно, с тяжелым, каменным лицом смотрел на открывавшуюся за окном панораму смерти, на это монументальное кладбище цивилизации. Его лицо было непроницаемой маской, но в глазах, в их глубине, читалась вся тяжесть, вся горечь от вида такого масштабного, окончательного падения. Шэн Юэ же взирал на руины с тем же безразличным, ненасытным любопытством, с каким изучал все новое. Для него это были не символы утраты или трагедии, а просто данные. Новый, сложный тип ландшафта. Новая, враждебная среда обитания. И где-то здесь, в этом каменном лабиринте, в этой гигантской гробнице, таился тот самый слабый, настойчивый сигнал, та загадка, тот шепот из пустоты, который они искали и который, возможно, вел их навстречу чему-то гораздо более страшному, чем простая смерть.