Такой же

Броневик медленно въехал в царство гробовой тишины, давя колесами хрустальные осколки витрин и костяной треск забытых под завалами останков. Он пробирался по дорогам, заваленным обломками былой жизни, где когда-то кипел воздух, напоенный голосами и смехом. Высоченные небоскребы, словно раненые великаны, застыли в предсмертной агонии по обеим сторонам, их стеклянные фасады осыпались, обнажая черные, прожорливые провалы окон. Рекламные щиты, облупившиеся до ржавых ран и искореженные, все еще цеплялись за стены, храня призраки былого изобилия — улыбки мертвых моделей, названия товаров, которые уже было невозможно получить. Шэн Юэ прильнул к холодному, покрытому царапинами бронированному стеклу, его серые, бездонные глаза жадно впитывали каждую деталь, сканируя, архивируя. Он видел искалеченные машины, вплавленные в асфальт взрывами, ржавеющие скелеты общественного транспорта с зияющими дверями, из которых свисали ленты обивки, словно потроха. Его аналитический ум, холодный и безжалостный, регистрировал все: архитектурные стили, принципы планировки улиц, степень разрушений, вычисляя векторы распада. Это был колоссальный, замерший во времени архив цивилизации, и он, единственный из всех в салоне, смотрел на него не как на могилу, а как на невероятный, дикий источник информации, размазанный по гигантской площади. Остальные, включая Цзяна и его бойцов, сидели в гнетущем молчании, лишь изредка перебрасываясь короткими, отрывистыми, деловыми репликами, которые резали тишину, как нож. Их взгляды, выхваченные светом фар, скользили по руинам без тени любопытства, лишь с профессиональной, до тошноты знакомой настороженностью. Они видели не город, а поле боя — потенциальные укрытия для засад, точки для снайперов, мертвые зоны, где можно застрять и умереть. Их пальцы, в перчатках с протертыми костяшками, не отпускали оружие, большие пальцы лежали на предохранителях. И только Лу Сянь сохранял то же невозмутимое, почти отрешенное спокойствие, что и всегда, будто его душа была выкована из того же металла, что и корпус броневика. Его взгляд был устремлен вперед, анализируя маршрут, оценивая риски с бездушной точностью шахматного компьютера. Он был стабилен, как скала в бушующем море трупов, и его ледяная уверенность была тем якорем, который не давал клубку живого, дрожащего страха в салоне разорваться на части. Генерал видел тот же ад, что и его солдаты, но годы командования научили его не поддаваться его давящей, удушающей тяжести, а использовать ее как топливо. Броневик медленно двигался вглубь каменного лабиринта, и с каждым поворотом, с каждым новым проспектом, уходящим в мрак, сигнал в сознании Шэн Юэ становился все отчетливее, навязчивее. Из далекого, едва уловимого шепота он превратился в настойчивый, ясный, пульсирующий импульс, который теперь можно было не только почувствовать, но и почти «увидеть» — тонкая, светящаяся нить, ведущая их сквозь руины, манящая и зловещая. Примерно через полчаса их путь преградила гигантская воронка, зияющая, как гниющая рана, посудной чашей посреди городского пейзажа. Это была площадь, некогда просторная, теперь превращенная в кратер с осыпающимися, неустойчивыми краями, усеянный обломками фонарных столбов, словно сломанными костями, и искореженным, ржавым каркасом какого-то монумента, напоминающим распятого человека. Объехать ее не было никакой возможности — справа и слева руины зданий сползли почти вплотную, образуя непроходимые завалы из бетона и арматуры. Броневик замер в паре метров от края обвала, и его мотор заглох, оставив в ушах звенящую тишину. И прямо напротив, по ту сторону воронки, зиял темный, холодный провал. Это был полуразрушенный павильон станции метро — когда-то стеклянный и легкий, теперь представлявший собой скелет из гнутых, скрипящих на ветру металлических балок. Часть купола обвалилась внутрь, и из черного зева, словно окаменевший язык древнего чудовища, торчали остатки эскалатора, ведущего в подземелье, в самое чрево тьмы. Координатор, лицо которого было покрыто тонкой пленкой пота, сверился с картой и обернулся к Лу Сяню, его голос прозвучал глухо, как стук по дереву: — Командор, дальше не проехать. Координаты ведут прямо туда. — Он дрожащим пальцем указал на темный, зияющий провал в основании полуразрушенного павильона, который когда-то был парадным входом в метрополитен. Заброшенные, покрытые плесенью и паутиной эскалаторы уходили в непроглядную, густую тьму, словно в глотку подземного левиафана. Шэн Юэ, не дожидаясь вопросов, кивнул, его взгляд был прикован к черноте входа. — Да. Оттуда. Сигнал... ближе. Четче. — Его голос был шепотом, но в тишине салона он прозвучал как удар колокола. — Они ждут. Лу Сянь оценивающе осмотрел вход, его глаза, узкие щелочки, выхватывали каждую деталь. Его лицо оставалось бесстрастной маской, но по едва заметному, мгновенному сужению глаз и легкому напряжению в уголках губ было ясно — он понимал все риски, все до единого. Подземка была идеальной ловушкой, идеальным местом для засады, возможно, логовом «Роя» или последним пристанищем для тех, чей крик о помощи привел их сюда, в пасть. — Готовимся к пешему продвижению, — его голос, приглушенный уже надетой маской, прозвучал властно и четко, не оставляя места сомнениям. — Освещение, оружие, аптечки. Группа прикрытия остается у входа. Остальные — со мной. Шэн Юэ, — он повернулся к нему, и его взгляд, сквозь стекло маски, был тяжелым и неумолимым, — твоя задача — вести нас. Понимаешь? — Понимаю, — тихо, но с железной четкостью ответил Шэн Юэ. В его глазах не было ни тени сомнения или страха, лишь полная, абсолютная концентрация на поставленной задаче, как у стрелки компаса. Он осознавал всю тяжесть ответственности — теперь от его аномального восприятия зависели не только их усилия, но, возможно, и жизни тех, кто посылал сигнал, и их собственные. Солдаты быстро и без лишних слов, с отлаженными, почти ритуальными движениями, подготовились. Щелкнули предохранители на оружии, зажглись мощные тактические фонари, их лучи, похожие на световые скальпели, выхватывали из тьмы обломки, ржавые конструкции и блестящие глаза крыс. Сержант Цзян с двумя бойцами занял позицию у самого входа, их силуэты, искаженные в противогазах, четко вырисовывались на фоне грязного, серого света снаружи, как стражи у врат преисподней. — Вперед, — скомандовал Лу Сянь, и первым, без тени колебаний, шагнул в черный, холодный зев тоннеля, его ботинок с гулким стуком коснулся грязного кафеля. Шэн Юэ последовал за ним, не отходя ни на шаг, как и было приказано еще в Цитадели, его дыхание ровным паром вырывалось из клапана маски. Он шел практически вплотную за генералом, ощущая спиной напряженное, готовое взорваться присутствие остальных солдат, их тепло и страх. Его собственный фонарь, закрепленный на жилете, выхватывал из мрака облупленную плитку стен, покрытую странными, слизистыми разводами, оборванные провода, свисающие, как лианы, и граффити, оставленные, казалось, в другой, забытой богом жизни. Воздух стал спертым, густым, пропахшим плесенью, вековой пылью и чем-то еще — едва уловимым, металлическим и чужим, словно запах остывшего мотора и разложившейся плоти. Туннель поглотил их, и воцарилась гнетущая, почти абсолютная тишина, нарушаемая лишь приглушенными, эхом отражающимися шагами, шипением рации и тяжелыми, сдавленными вздохами членов команды. Они двигались осторожно, как по минному полю, обходя завалы и замерший, как окаменевший змей, поезд, стволы оружия и лучи фонарей скользили по мраку, выхватывая следы давней паники — разбросанные истлевшие вещи, детскую игрушку с оторванной головой, обугленные участки стен. И вдруг Шэн Юэ снова услышал шёпот. На этот раз сигнал был не просто четким — он был голосом. Не одним, а несколькими. Тихими, прерывивыми, накладывающимися друг на друга шепотами, полными такого леденящего душу отчаяния и хрупкой, почти безумной надежды, что он физически ощутил их вибрацию в собственных костях, в зубах. «...помогите... кто-нибудь... мы здесь...» Шэн Юэ резко, как по команде, остановился, заставив Лу Сяня мгновенно обернуться, его рука уже лежала на кобуре. — Что-то не так? — тихо, но с стальной нотой внутри, спросил генерал, его голос в маске был чужим и механическим. Шэн Юэ не ответил. Он лишь повернул голову, его взгляд, острый и направленный, устремился вглубь бокового тоннеля, ведущего к заброшенным служебным помещениям. Сигнал шел именно оттуда, густой, почти осязаемый. Без единого слова, но с новой, пугающей уверенностью, он шагнул вперед, обогнав Лу Сяня, и повел группу, словно его самого тянула за собой невидимая, тугая нить, гипнотизирующая и смертельная. Луч его фонаря, дрожащий, выхватил из тьмы запертую металлическую дверь с полустертой надписью «Технический персонал». Она была приоткрыта на пару сантиметров, и из щели лился слабый, желтоватый свет и доносились приглушенные, прерывистые голоса. Шэн Юэ без тени колебаний, почти машинально, подошел и отодвинул ее. Скрип ржавых петель прозвучал как вопль в тишине. Помещение оказалось небольшой, заваленной хламом диспетчерской. В воздухе, густом и спертом, пахло пылью, потом, страхом и ещё чем-то сладковатым, приторным. Люди были рассредоточены по комнате, словно каждый искал свой последний уголок в этом укрытии. Мужчина лет сорока с обветренным лицом сидел на перевернутом ящике из-под патронов у самой двери, как будто стоял на страже, его кулаки были сжаты. Двое парней помоложе, с пустыми глазами, притулились в дальнем углу на груде старых, оплетенных паутиной кабельных катушек. Женщина лет тридцати, с грязными спутанными волосами, обняв колени, сидела прямо на голом, холодном бетонном полу, прислонившись к шкафу с истлевшими документами. А пожилой человек примостился на стуле перед столом, заваленным картами и схемами, его руки все еще нервно, с дрожью, перебирали бумаги. При виде вооруженных, замаскированных солдат в дверях все они вздрогнули и замерли, как кролики перед удавом. В их глазах, широко раскрытых, с безумным блеском, вспыхнула безумная, почти животная надежда. — Спасители! — хрипло, с надрывом выдохнул мужчина у двери, поднимаясь на ноги. Он был самым крупным в группе и, похоже, неформальным лидером. — Мы уже и не надеялись... Нас здесь шестеро. Я Вэй. Это Ли, Мэй, старик Чжан, юнцы Сяо Лю и Хуан. Вей, перечисляя, указывал на каждого дрожащим пальцем. Остальные, два парня помоложе, женщина и пожилой мужчина, смотрели на них с смесью дикого страха и щемящего, болезненного облегчения. — Наш караван из «Ковчега», — торопливо, словно боясь, что его перебьют, что это мираж, начал объяснять Вэй. — Везили семена, медикаменты. Нас атаковала стая «пустышек» дня три назад. Чудом укрылись здесь, в этих тоннелях. Связь потеряли... А потом нашли это. — Он указал на груду раритетной, допотопной радиоаппаратуры в углу, от которой тянулись провода к импровизированной антенне, выведенной через вентиляционную шахту. — Решили попробовать... Может, кто услышит. И... вы услышали. Слава богам... Они смотрели на Лу Сяня и его людей как на посланцев небес, их руки тянулись к ним, дрожа. История была правдоподобной, их истощенный, грязный вид — убедительным. Но Лу Сянь, годами выживавший в мире, где любое, малейшее доверие могло стоить жизни ему и его людям, не опускал оружия. Его холодный, аналитический, сканирующий взгляд скользил по их лицам, по рукам, по позам, выискивая малейшую фальшь, затаившуюся в глубине глаз. Генерал молча, давящим взглядом, осматривал каждого. Кожа у всех была нормального, здорового оттенка, глаза — ясные, пусть и полные усталости, грязи и страха. Ни малейшего намека на фарфоровую бледность «обесцвеченных» или стеклянную, нечеловеческую пустоту в взгляде. Их история звучала правдоподобно, реакции были адекватными, слишком адекватными... — Ваш караванный номер? — резко, как удар, спросил он, не представившись, его голос в маске был лишен всякой теплоты. Вэй, не моргнув глазом, тут же, почти машинально, выдал комбинацию цифр и букв. — K-7-Дельта-44. Должны были прибыть в «Улей». Лу Сянь мысленно, за долю секунды, сверил это с последними известными маршрутами, запечатленными в его памяти. Совпадение было. Он кивнул, почти незаметно, но оружие, ствол которого смотрел в пол, все еще не опускал. Инстинкт, старый, как сама война, кричал ему, что что-то не так. — Медик, — бросил он через плечо, коротко и жестко. Один из солдат, с красным, как кровь, крестом на нарукавной повязке, шагнул вперед, доставая портативный сканер — стандартное устройство для экспресс-анализа крови, способное выявить биомаркеры заражения «Шепчущими». Холодный, металлический блеск прибора заставил некоторых выживших невольно отшатнуться. — Стандартная процедура, — голос Лу Сяня не допускал возражений, был плоским и безжалостным. — Для вашей же безопасности и нашей. Руку. Вэй с готовностью, слишком готовностью, протянул руку, закатанную по локоть. Быстрый, точный укол, тихий щелчок аппарата, всасывающего каплю темной крови. Результаты должны были появиться спустя пару минут. Медик, его лицо скрыто маской, молча, без эмоций, переместился к следующему — молодому Сяо Лю. Тот нервно сглотнул, его глаза бегали, но он тоже подчинился, протянув тонкую, дрожащую руку. Взяли вторую пробу. Затем третью, четвертую... Процесс был быстрым, бездушным, как на конвейере. Пока медик с холодной, хирургической эффективностью перемещался от одного выжившего к другому, Шэн Юэ наблюдал. И для его сверхчувствительного восприятия этот процесс был не просто процедурой, а целой симфонией скрытых, подпольных сигналов, фоновым шумом реальности. Сначала он ничего не замечал. Только знакомый запах страха, пота и пыли, исходивший от группы. Но затем, по мере того как сканер своим стальным жалом извлекал капли крови, его сознание, как высокочувствительный радар, уловило нечто иное. Не громкие, членораздельные мысли, а фоновый шум, похожий на далекий, искаженный радиошум, полный помех и статики. Это был не единый голос, а хаотичный, бесчувственный хор. Обрывки безличных, лишенных эмоций фраз, шепот системных ошибок: «...интеграция стабильна... параметры в норме...», «...носитель №4 показывает признаки стресса... подавить эмоциональный всплеск...», «...внешний контакт установлен... протокол взаимодействия...» Шэн Юэ вгляделся в лица найденных ими людей, в эти маски искреннего испуга и надежды. Внешне они действительно выглядели нормально, человечно. Но его взгляд, отточенный на тысячах микроскопических наблюдений за Лу Сянем, улавливал мельчайшие, смертельные несоответствия. Слишком равномерное, как у метронома, дыхание у Вэя, несмотря на заявленную, бурную радость. Слишком синхронное, едва заметное подрагивание кончиков пальцев у Сяо Лю и еще двух других, будто по ним пропускали слабый ток. Микровыражения, которые длились доли секунды, стирая человеческие эмоции и заменяя их чем-то... пустым, алгоритмическим, бездушным. Они были похожи на идеально собранные, анимированные манекены, изнутри которых доносился тихий, монотонный шепот машины, станции. Шэн Юэ даже не осознал, когда его собственное тело напряглось, как струна, а взгляд, обычно рассеянный, пристально, почти болезненно сконцентрировался на группе, словно пытаясь рентгеном проникнуть под их кожу, увидеть скрытую проводку, шестеренки. Лу Сянь, чье внимание, как у хищника, всегда частично было приковано к Шэн Юэ, заметил это мгновенное, резкое изменение. Легкое движение брови, едва уловимый, но резкий поворот головы. Он был рядом в два шага, наклонился чуть ближе, его маска почти касалась щеки Шэн Юэ. Голос генерала был тихим, предназначенным только для одного уха, шипящим и полным смертельной серьезности. — Что ты видишь? — спросил он, без предисловий, без сомнений. Он уже научился доверять его аномальному, пугающему восприятию больше, чем любым приборам. Шэн Юэ медленно, будто через силу, перевел взгляд на генерала. Его губы едва дрогнули, шепот был почти беззвучным, но каждое слово впивалось в мозг, как раскаленная игла: — Не те голоса... Не люди... — он едва заметно, почти судорожно кивнул в сторону выживших. — Фоном... как машина. Шепчут. Слова сорвались с его губ, и понимание, холодное и парализующее, пришло вслед за ними, подкрепленное внезапно вспыхнувшей в памяти картинкой. Песок, горячий, колющий ветер, и этот же сладковатый, приторный запах, витавший рядом с одним, когда он один бродил по пустоши. — Маски! Всем надеть маски! — вырвалось у Шэн Юэ, и его обычно ровный, пустой голос впервые в жизни сорвался на высокий, пронзительный, почти крик, полный ужаса. Взгляд Лу Сяня, секунду назад вопрошающий, стал ледяным, острым и абсолютно ясным, как отполированная сталь. Он рванулся прочь от Шэн Юэ, и его голос, громоподобный, не терпящий возражений, прокатился по платформе, срывая с места пыль: — Боевая готовность! Всем надеть маски! Сейчас же! Это приказ! Это был рефлекс, выдрессированный годами войны, выжженный в подкорке каждого солдата Цитадели. Они синхронно, почти машинально, в считанные секунды, с резкими щелчками, защелкнули противогазы. Почти одновременно щелкнули затворы оружия, стволы поднялись, наведясь на группу выживших, на их жизненно важные органы. Сначала на их лицах застыла маска шока и полного, неподдельного непонимания. — Что вы делаете? Мы же люди! Мы свои! — попытался протестовать Вэй, но его голос дрогнул, и в этой дрожи проскользнула не человеческая обида, а что-то иное, металлическое, словно скрежет шестеренок. И в этот момент, будто в подтверждение кошмара, раздался пронзительный, леденящий душу писк портативного аппараа для анализа. Медик, уже в маске, смотрел на дисплей прибора, и его лицо, видимое сквозь стекло, побледнело, стало землистым. Его пальцы сжали сканер так, что пластмасса затрещала. — Генерал... — его голос был глух, прерывист и полон чистого, неприкрытого ужаса. — Биомаркеры... Показатели заражения... У всех. Они все заражены. Тишина, наступившая после этих слов, была громче любого взрыва, тяжелее свинца. Она была полна щелчков переведенных предохранителей, тяжелого, хриплого дыхания солдат в масках и того сладковатого, всепроникающего запаха, что вдруг стал гуще, ядовитее. Шестеро «выживших» замерли. Их маски искреннего ужаса и надежды медленно, как живая плоть, сползали, обнажая пустоту, холодную, безразличную и абсолютно чужую, в их глазах. Игра была окончена. Маскировка сброшена. Тишину разорвал не крик, а странный, щелкающий, костяной звук, исходящий из горла Вэя. Его челюсть неестественно, с сухим хрустом, отвисла, а из глазниц, вместо слез, потекли густые, черные, маслянистые капли. Это был сигнал. — Огонь! — скомандовал Лу Сянь, и его голос был хриплым от ярости, и вместе с ним «Обесцвеченные» тоже двинулись, но не для бегства, а для атаки, с нечеловеческой, пугающей скоростью. Вместо того чтобы отступать, они ринулись на солдат, их движения были резкими, угловатыми, лишенными всякой биомеханики. Молодой Сяо Лю, чье лицо теперь было маской восковой, безжизненной пустоты, с низким, клокочущим ревом прыгнул на ближайшего бойца. Тот, опытный солдат, не успел среагировать на эту вспышку скорости. Раздался ужасный, влажный хруст — шея бойца свернулась под неестественным углом. Затем последовал мощный толчок — «обесцвеченный» просто отшвырнул его, как тряпку. Тело солдата, с хриплым, обрывающимся звуком, отлетело в стену и рухнуло на пол, бездыханное. Первый понесенный урост. Первая смерть. Пули, выпущенные другими солдатами, прошили тело Сяо Лю, вырвав клочья плоти, из ран хлынула та же черная жижа. Но он, истекая ею, продолжал двигаться, его пальцы, как клешни, впились в ноги другого солдата, цепляясь, удерживая. Этой задержки, этой доли секунды хватило заражённой женщине, Мэй. Ее рука с длинными, острыми как бритва, неестественно выгнутыми ногтями, метнулась вперед, словно кобра. Она не целилась в броню. Удар, быстрый как молния, пришелся в щель между шлемом и воротником, в незащищенную шею. Донёсся тихий, захлебывающийся, пузырящийся вздох в радиопереговорник, и солдат, дергаясь, рухнул на колени, из разреза на горле хлестнула алая струя, смешиваясь с черной жижей на полу. Платформа превратилась в настоящий ад, в бойню. Шесть человек, движимые единой, чужой волей Роя, сражались как единый, смертоносный организм, не знающий страха и боли. Они не боялись смерти, используя свои тела как оружие и щит. Их кости ломались с сухим, оглушительным хрустом, но они продолжали атаковать, пока окончательно не разрушалась нейронная связь, пока тело не превращалось в полностью нежизнеспособную массу. Лу Сянь, холодный и яростный как арктический шторм, в центре этого хаоса, в упор, с лицом, искаженным гримасой гнева и отвращения, расстреливал одного «Обесцвеченного» за другим, его выстрелы были точны и безжалостны — в голову, в основание черепа. Но даже он, даже его хладнокровие не могло предотвратить каждую атаку, каждый жертвенный бросок этих живых бомб. Шэн Юэ застыл, прижавшись к холодной, липкой стене. Его глаза за стеклом маски были широко раскрыты, а в ушах стоял оглушительный, невыносимый гул. Это был не звук выстрелов или криков, а дикий, невнятный, пронизывающий насквозь крик, исходящий от паразитов, управляющих этими телами, — шипящий поток данных, команд, отчетов о повреждениях. Этот звук в ушах Шэн Юэ достиг пика, когда тело Вэя, изрешеченное пулями, наконец рухнуло, издав последний, булькающий звук. И тогда, из разорванной, истекающей черным шеи, выползло нечто. Слизистое, бледное, размером с крупную крысу, испуская пронзительный, визжащий мысленный импульс, такой сильный, что у Шэн Юэ потемнело в глазах. Один из солдат, с перекошенным от ярости, горя и отвращения лицом, с рычанием всадил в тварь всю обойму, размазав ее по полу в отвратительную жирную лужицу. Визг оборвался, оставив после себя звон в ушах. Еще двое «Обесцвеченных» были уничтожены сосредоточенным, яростным огнем. Но оставшиеся — женщина Мэй и один из мужчин — использовали эту задержку, эту секунду замешательства. Они не побежали, а буквально, с кошачьей проворностью, впрыгнули в темный, зияющий туннель, ведущий вглубь станции, их движения были резкими, неестественными, паучьими. — Отступаем! Живо все на выход! К выходу! — голос Лу Сяня, хриплый от напряжения, ярости и боли, но не теряющий своей сокрушительной силы, прорезал грохот и шипение. Они не знали точно, сколько ещё этих тварей или заражённых было здесь, в этих тоннелях, поэтому генерал принял единственно верное решение — отход. Лу Сянь быстро, с невероятной, почти сверхъестественной точностью, застрелил ещё одного, уже раненого «Обесцвеченного», который судорожно подергивался на земле, все еще пытаясь вцепиться в ногу солдата. Каждая секунда была на счету, каждая пуля. Генерал метнулся к Шэн Юэ, все еще стоящему у стены в оцепенении, его тело было напряжено, как у загнанного зверя. Лу Сянь не стал ничего говорить, не стал трясти. Он просто крепко, почти до хруста костей, схватил его за запястье и рванул за собой, к выходу, к свету. — Отряд «Страж», прием. Здесь носители «Шепчущих». Есть потери. Двое «Обесцвеченных» на свободе в тоннелях, — быстро, отрывисто сказал Лу Сянь в рацию на ходу, его шаги гулко, как удары сердца, отдавались в бетонных лабиринтах, таща за собой почти безвольное тело Шэн Юэ. Тот совершенно не сопротивлялся, его ноги двигались быстро, автоматически, стараясь поспеть за генералом. Он бежал, повернув голову назад, его белесые, огромные глаза за стеклом маски были прикованы к оставшемуся позади хаосу — к темным, маслянистым лужам, к неподвижным, искалеченным телам в форме Цитадели, к темному, зияющему, как проклятие, провалу туннеля, откуда доносился уже почти неслышный, но все еще ядовитый, скребущий по мозгу шепот. Выброс из темноты тоннеля на открытое, залитое грязным дневным светом пространство был ослепительным и болезненным. Грязный, серый свет после абсолютной тьмы метрополитена резал глаза, как лезвие. Солдаты, не сбавляя хода, с лицами, искаженными ужасом и яростью, ринулись к броневикам, прикрывая друг друга, стволы всё ещё направлены в сторону чёрного, ненавидящего провала входа, откуда могла вырваться любая чума. — Заводи! Немедленно! Все по машинам! — Лу Сянь, не отпуская запястья Шэн Юэ, почти втолкнул его в открытую, как объятие, дверь ближайшей машины, его голос был сиплым от команд. Сам прыгнул следом, резко, с оглушительным лязгом, захлопнув бронированную дверь, отсекая их от того ада. — Отступаем, прикрытие дымами! Моторы взревели, колёса, пробуксовывая, взметнули комья грязи и щебня. Броневики рванули с места, набирая скорость, отрываясь от этого проклятого места. Только когда руины мегаполиса начали стремительно удаляться, превращаясь в размытое пятно на горизонте, Лу Сянь перевёл дух, глубокий и прерывистый. Он схватил рацию, настроенную для связи с городом, его пальцы, в перчатках, запачканных кровью и сажей, сжимали ее с силой. — Цитадель, Цитадель, приём. Ответьте! — его голос в наушниках был резким, полным напряжения. В ответ — лишь мертвое, безжизненное шипение статики. Генерал, с растущей тревогой, изменил частоты, проверил все резервные каналы. Ничего. Эфир был пуст, мертв, как выпотрошенная рыба. — Чёрт, — это было тихое, сдавленное, полное бессильной ярости ругательство. Он швырнул рацию на сиденье, где она отскочила с глухим стуком. Связь с Цитаделью пропадала и раньше, но сейчас, после этой бойни, после потерь, эта тишина в эфире была зловещей, многослойной. Помехи от Роя? Координационная атака на город? Или просто техника, предавшая в самый нужный момент? Но сейчас, в этом стальном коконе, несущемся по выжженной земле, не было времени на разборы, на панику. Он посмотрел на бледное, безэмоциональное, как маска, лицо Шэн Юэ, прижавшегося к сиденью, затем на измождённые, закопченные лица своих уцелевших солдат, в глазах которых читалась одна и та же мысль — «выбраться». — Связь нулевая. Придерживаемся курса. Домой. Быстро и тихо. Без остановок. Он откинулся на сиденье, сжимая винтовку так, что костяшки его пальцев побелели, а металл затвора впивался в ладонь. Главное сейчас — убраться отсюда. Увезти живых, увести этот хрупкий, бесценный инструмент, этот ключ. Ответы, расплата, отчеты о потерях — все это подождет. Сейчас был только бег. Бегство из пасти чудовища, которое, он знал, уже не отпустит их так просто.