Перемены

Уже который день эта глупая девица смотрит на меня и краснеет, у неё дурацкие лопоухие уши, которые торчат, как локаторы. И они тоже постоянно красные. А глаза?! Бесит. Как же меня бесит эта девица. Смотрит с каким-то обожанием, а стоит на неё зыркнуть, как тут же краснеет и уходит. Буквально как неделю в мою школу пришла эта дура. Виктория Исмаиловна на уроке обмолвилась, что у неё новая ученица по классу фоно́. Таланта ноль, но зато усидчивая и трудолюбивая. И как это Виктория Исмаиловна так быстро смогла сделать выводы об этой обезьяне? Я узнал, что девицу зовут Сатурн Елец, и имя у неё дурацкое. Такое же, как она сама. С такими мыслями я открыл футляр и достал скрипку. Папа сказал, что если мне не нравится в этой школе, то он может меня перевести в другую, которая была немного дальше от дома, зато там бы не было этой дурацкой Елец. Я решил, что всегда успею перейти, а пока похожу ещё, к тому же Виктория Исмаиловна мне очень нравилась, как преподавательница. Она подбирала кучу разных произведений, бо́льшая часть из которых была, современной музыкой. Конечно, я не терял связь с реальностью и прекрасно понимал, что до гениальности мне было, как до Луны, но то, как играла Елец, повергало меня в тёмную тоску: иногда проходя мимо её класса, я слышал, как она играла коротенькие романсы, постоянно сбиваясь, попадая не в те ноты, издавая потом мучительные стоны, а затем звук хлопка, и снова она начинала пытать инструмент. А то, когда я её первый раз встретил! Ужас! Лучше забыть. Такая она оказалась дурная. Замерла, словно статуя, а потом протянула свою лапу и дотронулась до моего лица, со словами: «Настоящий», чем вызвала приступ раздражения. Как она вообще посмела лезть своими клешнями и трогать меня?! Дура! Я, конечно, тоже хорош, сам застыл как истукан, а когда понял, что она меня трогает, то хотел было уже её ударить, как она отдёрнула руку и стала красная как рак. И чего я постоянно вспоминаю эту курицу лопоухую? С раздражением я стал разворачивать ноты, мы с Викторией Исмаиловной решили разучить богемскую рапсодию Фредди Меркьюри. Но ноты почему-то не игрались, и пальцы плохо слушались. Отложив, спустя час, ноты и скрипку, я вышел на балкон. Невский был всё такой же, как всегда — многолюдный, яркий и родной. Мне нравилась эта шумная улица. И я любил то место, где жил. Три года назад мои папы решили переехать в самый центр и купили целый этаж в этом угловом доме. Калининград я очень любил, но папа-омега Себастьян сказал, что собирается наконец открыть школу для омег, который он планировал открыть ещё, когда был не замужем. И мой второй папа-альфа Роман полностью поддержал его в этом. И вот я уже, как три года стал не просто набегами посещать Питер, а полноценно в нём жить. У меня тут были друзья, как-никак на лето я сюда приезжал к бабушке Соне, и мои летние каникулы были скрашены присутствием Лизы и Роди. Две омеги, которые жили в одном с бабушкой доме на улице Союза Печатников, дом 17, в одном подъезде, только я с бабушкой жил на втором этаже, а Лиза и Родя на третьем. Мы с ними, можно сказать, знали друг друга с пелёнок. Лиза была вредной, но всё же хорошей подругой, а Родя был из нас троих самым обаятельным. Уже с самого детства на него обращали внимания альфы. Родя наслаждался этим вниманием, а мне было неуютно. Лиза постоянно задирала его, но Родя как-то снисходительно смотрел на её обидки, словно был самым старшим, хотя в нашей троицы он был самым младшим. У нас троих дни рождения были летом: первым в этом списке был я — шестое июля, затем шла Лиза — двадцать четвёртое июля и завершал лето праздником Родя — тридцать первое августа. Так мы и росли в нашем дворе, играя в салочки и дочки-матери. Лиза играла на флейте, и иногда я и она устраивала музыкальные вечера во дворе. Чем радовали наших соседей. Родя сидел рядом, постоянно хлопал нам и радостно улыбался. Также в нашем дворе, но в доме напротив жил альфа Петя, который мне очень сильно не нравился, но со временем, я к нему привык и даже подружился. Петя был высокого о себе мнения, чем очень сильно меня раздражал. Постоянно говорил, что он красивый и сильный. По мне так это было очень глупо, но Лиза томно вздыхала, когда Петя в облегающей футболке выходил вечером во двор играть в футбол с местной детворой. Со временем я понял, что нравлюсь Пете. Он делал неоднозначные намёки и пытался меня зажимать по углам. Я его избегал, и когда окончательно переехал в Питер, старался с ним видится по минимуму. Зимой, когда нам всем было по пятнадцать лет, Лиза сказала, что хочет пойти на каток. Что она познакомилась с альфами, и они её пригласили, сказав ей, чтобы она также взяла с собой своих друзей. Я не хотел идти ни с какими альфами, но на каток я хотел. Как-то за всю мою жизнь я не удостоил своим вниманием этот вид спорта, но зимний лёд в праздничном Питере меня манил, и я решил попробовать. И вот в семь вечера, я, Лиза и Родя оказались на катке в Таврическом саду. Родя и Лиза уже бывали на катке, и умели себя вести на льду, я же был, как корова на льду. Надев на себя коньки, я, как мишка косолапый, вышел на лёд. Ноги мои тут же стали разъезжаться и, держась за спасительный бортик, я таки прополз немного подальше от входа. Родя стоял со мной рядом, а Лиза сказала: — Так, Сивел, сейчас ты в самом выгодном положении. Ты хреново катаешься и выглядишь так, что тебя хочется спасти! — я с неудовольствием посмотрел на эту Лизу, но Родя стал кивать в знак согласия с её словами, — Да, что ты рожи кривишь! Ты — самый красивый из нас, да ещё и не умеешь кататься, хватит уже из себя строить недотрогу! Вон, смотри, там тройка альф. Самый высокий — Эдик, он мой, вам ясно? — мы с Родей кисло переглянулись и одновременно кивнули, — Так вот, Эдик мой, а те двое, Семён и Паша, Семён не любит, когда его называют Сеней, учтите. Сивел, я когда с ними болтала, то показывала наши фотки, и ты этому Семёну понравился, так что у тебя сейчас все карты на руках. Пусть он тебя и держит, а не ты его, Родя! — Лиза зашипела как кошка на бедного Родю, отнимая его руку от меня, — Да-да, Родя, а ты понравился Паше, так что давай, отчаливай от Сивела и поехали! Всё, Сивел, давай, ни пуха! Я слово вставить не успел, как эти двое уже укатились от меня на сто тысяч километров. Я был очень недоволен, так как не хотел кататься ни с каким Семёном, а хотел просто научиться. И мне было бы много комфортнее, будь со мной Родя, а не тот страшный альфа. К моему ужасу, этот Семён стал приближаться. Оказавшись рядом со мной, он заговорил: — Я Семён, — он улыбнулся, видимо, думая, что так выглядит более очаровательно, но я посмотрел на него исподлобья и только буркнул: — Сивел. — Ах, какое красивое имя, — сказал он, противно протягивая гласные, — Я вижу, ты плохо катаешься, могу тебя научить, — и он, не спрашивая моего согласия, сразу же протянул свои мерзкие руки и схватил меня за талию, оторвав от бортика. Я хотел было уже возмутиться, но мы очутились в самом центре катка, народ катался как ненормальный, а мои ноги по-прежнему меня не слушались, так и норовя разъехаться в шпагат. — У тебя такая растяжка, ммм, — Семён похабно осклабился и наклонился ко мне своими противными губами, из-за чего я взбрыкнул и резко оттолкнул его. Более отвратительного спутника я себе и вообразить не мог, уж лучше проползти по льду, чем стоять рядом с этим извращугой. Но Семён оказался настырным, и через мгновение он снова меня держал, прижимая к себе. Мне вдруг стало страшно. Он был большой, высокий и сильный. Стоял и смотрел на меня, ухмыляясь, словно я был какой-то забавной игрушкой, он очень сильно сдавил меня, и я почувствовал через одежду у себя на животе его член. От неожиданности я поднял свои глаза и встретился с ним взглядом. В его глазах читалось вожделение. Мне стало отвратительно от всей этой ситуации. Отпихивая его от себя, я попытался высвободиться, но он словно не замечал этого и только сильнее сжал мои руки, причинив мне боль. — Да отпусти ты меня! — почти что крича, выплюнул я ему в лицо, но он наклонился к самому моему уху и прошептал: — Что ты ломаешься, видно же, что ты хочешь, чтобы тебя трахнули, вон как цепляешься за меня и ноги раздвигаешь, — у него воняло изо рта, в глазах у меня стали образовываться слёзы, от злости и какого-то бессилия. Как он смел мне говорить такие вещи, козлина! Я стал оглядываться в поисках Роди и Лизы, и тут мои глаза заметили лопоухую голову девицы из моей музыкальной школы. Она неслась как полоумная, с устрашающей скоростью, в руках у неё была клюшка, а за ней мчался какого-то совершенно гигантского размера альфа с клюшкой выкрикивая: — Елец, давай налево! — и Елец повернула налево. Я сам не понял, как это произошло, но я завопил: — Елец! Направо! И Елец реально повернула направо, мне даже смешно как-то стало, но она так же стремительно неслась, как и до этого на своё лево. Мотая головой то туда, то сюда, она пыталась сообразить, кто ей крикнул. И я стал снова кричать: — Елец, сюда! Семён больно сжал мою руку, теня меня в другую сторону, я видел, что его рот исказился в злобе и глаза потемнели. Я всячески упирался, но этот гад был сильнее меня. Наконец, Елец увидела меня и в мгновение ока оказалась рядом. Её уши горели, так же как и лицо. Она выглядела как идиотка, но мне выбирать не приходилось. Тут она, наконец, отводит свой горящий взгляд от меня и смотрит на фигуру, которая продолжает держать меня. Она как-то неуверенно начинает двигаться, и я говорю: — Елец, я, я… — слова застревают в моём горле, когда рука Семёна обхватывает моё горло, немного сжимает его, и я в ужасе замираю. Всё произошло за какие-то доли секунды, и вот я уже стою рядом с Елец, которая держит меня за талию, не давая свалиться на лёд. — Ебучий гандон, Сеня, жди, я тебе всё ебало расхуярю, — я впервые услышал что-то настолько грубое от этой вечно краснеющей девицы, голос у неё звучал угрожающе, но она не стала продолжать, а только её рука, которая держала меня, судорожно сжималась в кулак. Мне стало как-то очень хорошо. Но я тут же отмахнулся от этого состояния. Она меня мягко придерживала и молча, почти что на весу, вела к борту катка. Я тоже молчал. Наконец-то я увидел Родю и Лизу, которые стремительно неслись ко мне, Лиза выглядела очень яростной, а Родя выглядел напуганным. Елец дождалась их, не смотрела на меня, а когда они приблизились, то тут же укатилась. Через три дня Лиза вбежала ко мне домой, таща за собой заболевшего Родю. — Сивел, ты это слышал? — глаза Лизы горели, как ночные огни у нашего дома, она была возбуждена и выглядела довольной. — Что слышал? — я тоже немного приболел после своего выхода на каток, и мой голос звучал немного в нос. — А то! Помнишь тех троих альф уродов? — начала Лиза патетично, видимо, думая, что за три дня моя память могла высохнуть, — Так вот этих троих альф побили! Помнишь того здоровенного пацана и ту лопоухую девицу? В общем, Нелька знает их, она и сказала, что это двое — кадеты из училища, что они задиры и драчуны. И что у них всегда были стычки с этими тремя ребятами. И в тот вечер Нелька сказала, что такой был махач, что приехали менты, — Лиза была в полном восторге, Родя не сильно её в этом поддерживал, а начинал немного клевать носом, показывая нам, что у него поднялась температура. Я положил его на кровать и укрыл одеялом. — Ну чё ты молчишь? Стопудово они из-за того придурка подрались! Ты видел, как та лопоухая девица потом на катке за Семёном неслась? Она же тогда его чуть не убила! Из-за тебя! — Лиза была не то что довольной, она была счастливой. Сверкала, как начищенная кастрюля и бесила меня. Не получив должного отклика, Лиза свалила к себе в квартиру. Родя остался спать на моей кровати, а я пошёл на кухню, где сидела бабушка. — Ба, почему все альфа такие животные? — Ба была альфой, но она была хорошей и на неё моё предвзятое отношение к альфам не распространялось. — Батюшки, Сивел, мальчик мой, с чего ты так решил? — Ба хитро смотрела на меня из-под своих очков. — А с того! Все они пристают! — насупившись, отвечал я, — Ба, есть булочки? — с надеждой спросил я, так как Ба не была у меня кулинаркой, а булки домашние очень хотелось. — Есть, — и Ба полезла куда-то в шкаф, — Это Зинка сделала, я знала, что ты захочешь. Там Родя, может, тоже хочет чай с булками? — Не-а, он спит, — булки от бабы Зины были самыми вкусными. Наливая себе чай, я стал поедать булочки. — А что там насчёт Пети? Хороший мальчик, он души в тебе не чает, — Ба была не самой грамотной сводницей, а если, по чесноку, она вообще не любила все эти разговоры о любви. Она была старой закалки, но такой долгожданный и любимый внук растопил её суровое сердце. Ба носилась со мной, как с писаной торбой. Сдувала пылинки и баловала. Я её очень сильно любил. Она была мамой моего папы омеги. Папу она тоже любила, но почему-то именно, когда появился я, из неё наконец-то потекла бурной рекой та самая нежность, которую не получил мой папа. — Он противный, — скривился я, вспоминая, как он лез ко мне целоваться недавно, фу. — А что насчёт той девочки беты? — рука с недоеденной булочкой замерла, и я уставился в глаза Ба. — Что за девочка? — конечно же, я знал, что Ба говорит о лопоухом аборигене, но не хотел подавать виду, что мне есть хоть какое-то до этого дела. — Та девочка, очень вежливая, помнишь, когда я к тебе в школу приходила, то встретилась с ней. Она ещё потом мне помогла стиралку передвинуть. Ты разве забыл? Я помню, она млела от твоего вида, — Ба уж слишком много помнила, я решил не продолжать этот опасный разговор, а впихнув в себя почти целиком булку, быстренько убежал к себе в комнату. Ночью мне не спалось, к тому же жаркий Родя совершенно не давал мне продыху — всё лез обниматься, такой он был тактильный. Поднявшись с кровати, я пошёл в гостиную. Взяв в руки ноты скрипичного концерта Элгара, я задумчиво стал их листать. В голове у меня прокручивалась сцена на катке, и сегодняшний разговор Лизы. Я вспоминал, как мне было противно от рук этого гада Сени и насколько мне понравилось, как держала меня лопоухая обезьяна. Мне не хотелось себе признаваться, что Елец была не такой уж и противной. Но всё же, мне не хотелось сдавать свою позицию в том, что все альфы — животные. Хотя Елец говорила, что она бета, но в это мне с трудом верилось. Она была не похожа на бету. К тому же от неё пахло яблочным садом. Блин. И почему я вспомнил её запах? Я почувствовал, как мои щёки стали краснеть. Нет-нет-нет! Не может этого быть. Этот пещерный человек точно, ну, никак не может мне понравиться. Ни за что! Не бывать этому! Никогда! С этими мыслями я и уснул, а наутро Родя уже был без температуры, и мы с ним пошли гулять. *** В тот день случилось два события, которые всё же немного изменили моё мнение о лопоухой обезьяне. — Я тебя научу кататься на коньках, — Родя через неделю завалился ко мне домой, таща две пары коньков, — Лизку не будем брать, а то она снова, с кем-то познакомится, — Родя весело хмыкнул, изображая, как Лиза строит глазки понравившемуся альфе. — Правильно, она слишком любит романтику, — кивнул я и стал собираться на каток. Утром стояло яркое солнце, снега не было, морозные облачка паром выходили из моего рта, когда я шёл к трамвайной остановке с Родей. Новогодняя кутерьма стояла в воздухе, даря ощущения надвигающегося чуда. В трамвае было не так чтобы много народу, и мы с Родей решили встать в самом конце. — Ты уже придумал, что подаришь родителям на Новый год? — Родя подошёл вплотную ко мне и в самое ухо стал шептать, — Я вот хочу им подарить путёвку меня в Таиланд, чтобы они провели каникулы здесь без меня и, наконец-то, завели ещё одного ребёнка. Я весело посмотрел на Родю, который придумал такой хитрый подарок. Родя стоял довольный. Облокотил свой лоб на холодное стекло, дыхнул на него и нарисовал сердечко. — Я вот не хочу ни брата, ни сестру и в Таиланд не хочу, — протянул я. — А я бы поехал с тобой и Лизой туда, да и, вообще, куда-нибудь, — мечтательно ответил он. Пока мы с ним обсуждали наши планы, куда мы поедем, то совсем не заметили, как в салон зашла шумная толпа. Огромная толпень альф и бет. Девчонок и пацанов. Все они выглядели весёлыми и радостными. Хотя я тут же напрягся, когда увидел лопоухую Елец, да ещё и в очках. Но, как оказалось, это была не вся компания, и вот уже я и Родя стоим прижатыми к стенкам и стеклу трамвая. Поворачиваю голову и понимаю, что Родя куда-то делся. — Родя! — крикнул я и услышал где-то в другом конце салона его голосок: — Сивел! Чёрт! Вот тупые пацаны и девки! С раздражением думал я, пытаясь как-то пробраться к началу салона, но какой там. Эти аборигены стояли плотной стеной, не давай мне и на миллиметр сдвинуться. — Отойди от меня! — какой-то парень, с прыщавым лицом очень близко ко мне прижался, и мне стало совершенно ясно, что это не случайные касания из-за толпы, а его целенаправленные действия. Когда я пытался от него отстраниться, то спиной почувствовал что-то очень большое и тёплое, кто-то резко меня схватил и поставил в другой угол крикнув: — Елец, ползи сюда, тут твой, хм, короче, иди сюда! Подняв глаза, я увидел того самого огромного парня, который на катке орал Ельцу повернуть налево. Парень посмотрел на меня, но тут же отвернулся краснея. Да что же они все краснеют?! Не прошло и часа, как рядом со мной образовалась лопоухая обезьяна в очках. Это было так странно, видеть такую бестолковую её в очках. Но очки были чудовищными, поэтому ничего умного, как мне поначалу показалось, не было. Огромные стёкла толщиной в целую Марианскую впадину, делали из неё какого-то комедийного персонажа. Дополнял этот нелепый образ ещё и брекеты на её зубах. Страшная она была! Фи! Но я почему-то не мог перестать на неё глазеть, и тут она стала покрываться красными пятнами, словно собралась схлопотать апоплексический удар. Трамвай качнуло, и она навалилась на меня всем телом. Здоровенной она была. Если ещё год назад её глаза были почти на уровни моих, то сейчас она уже возвышалась надо мной, как вышка. И весила она дай боже́. Я как-то неловко пискнул, отчего уши мои стали гореть. Мне не хотелось встречаться с ней глазами, и поэтому я уставился в район её груди. Трамвай снова качнуло, и эта обезьяна облокотилась двумя руками об окно. Её руки были с двух сторон, из-за чего мне стало трудно дышать, и сердце моё забилось так громко, что я испугался, что она услышит. Что за дурацкая сцена из дорамы! Зачем она так встала? От возмущения я поднял глаза и встретился с её увеличенными из-за линз глазами. Она смотрела на меня в упор, как-то уж очень жадно. Ещё мгновение и вот она уже отвела в сторону взгляд, и я тоже резко опустил глаза и уставился на молнию на её куртке. Но вот наконец-то трамвай остановился на нашей остановке, и вся гурьба вывалилась на улицу. Я, как назло, споткнулся, но вездесущая Елец успела меня подхватить. Взбесила она меня! — Руки убрала! — грубо бросил я и увидел, как она стала ещё краснее. Дура! На катке мы с Родей активно обсуждали поездку в трамвае. Но я не стал ему рассказывать про ситуацию с этой глупой обезьяной. Родя завязал мне шнурки и потащил на лёд. — Так, Сивел, главное, не боятся упасть, — учил меня мелкий Родя, очень уверенно держа меня под руку, — Смотри, и-и-и раз, и-и-и два! — Родя плавно провёл одной ногой по льду, затем второй, — Повторяй за мной. И так мы с Родей катались где-то минут двадцать, пока на катке не образовались те самые ребята из трамвая. Это были хоккеисты. Моя голова сама стала вертеться в поисках Ельца. Но я себя тут же отдёрнул, напомнив, что мне всё равно на эту глупую курицу. — Эй, Сивел, не отвлекайся! Хотя поехали подальше от них, хоккеисты жуткие. Они могут задеть и не заметить, а нам потом кости свои собирать, — Родя явно знал что-то, с чем я ещё не был знаком. И мы стали ползти к бортику, как вдруг какой-то бешеный хоккеист задевает Родю и тот летит плашмя. Я в ужасе застыл и тут же отмер, пытаясь кое-как дойти, не свалившись по пути, как снова появляются эти дурацкие хоккеисты и несутся уже рядом с лежащим Родей, который никак не может встать. Послышался какой-то жуткий треск, и вот уже Родя сидит на льду белее мела, и вокруг — целое море крови. Всё так быстро случилось, и вот уже снова какая-то потасовка, мелкого Родю подхватывает на руки огромный альфа, а лопоухая Елец с окровавленной рукой, из которой хлещет кровь, лезет в драку с тем прыщавым пацаном, который прижимался ко мне в трамвае. — Мудило ты прыщавое, хули ты делаешь? Совсем слепой?! — орала она благим матом, хватая бледного прыщавого пацана за грудки, — Ты же ему, сука, горло чуть не перерезал, совсем охуел от своей невьебенности, став нападающим? И тут начался полный хаос. Все эти хоккеисты стали друг на друга бычать и лезть в драку. Ко мне подъехал тот здоровенный альфа, тоже взял на руки и вместе с Родей отвёз к скамейкам. На лёд вышла охрана и стала разнимать драчунов. Мы с Родей сидели на скамейки, как два ощипанных цыплёнка: дрожали и выглядели до смешного жалко. Чёртовы хоккеисты! — Родя, что случилось? Я даже не понял, что там произошло, — я уже пришёл в себя и встав на одно колено, стал стягивать с Роди конёк. — Там, там, — губы Роди дрожали, в глазах застыли слёзы, но он не стал плакать, а только вздохнул тяжко и продолжил, — Я когда упал, попытался встать, но рука поскользнулась, и я снова развалился на льду, как вдруг из ниоткуда на меня летит острый конёк, я думал, что я помру, — тут он остановился, судорожно сглотнул, — А потом рядом со мной оказалась та лопоухая бета, которая в прошлый раз с тобой стояла на катке у бортика, остриё конька прошлось по её руки, — Родя замолчал. — Грёбанные хоккеисты, не будем тут больше кататься, найдём другой каток, — пыхтел я злобно. Родя только кивнул и облокотился на стенку. Домой мы добрались на метро. Ни он, ни я не хотели встречаться с хоккеистами. Ночью я прокручивал в голове события сегодняшнего дня. Всё-таки лопоухая Елец не такая противная, как была раньше. *** — Сивел, ты слишком уж строг к Сатурну, — Виктория Исмаиловна смотрела на меня из своих окуляров строго, читая мораль, — Да, я понимаю, что её игра не чета твоей, но она же дома училась, у неё не было требовательного учителя, который бы следил за её успехами. И сам посуди, она только полтора года занимается в нашей школе, а сколько в ней рвения: и больная ходит, и с температурой, а помнишь в прошлом году, как она ни разу не пропустила, хотя у неё была черепно-мозговая травма?! Всё равно приходила! А ты, Сивел, осуждаешь её за игру её, нехорошо, ой, нехорошо. Я слушал оправдательную речь в пользу лопоухой недопианистки, и мне было весело, ибо я прекрасно понимал, что Елец не пропускает, не потому что так сильно любит музыку, а потому что хочет… Хм, я решил не признаваться в этом себе. — Так вот, Сивел, даже с правой рукой, которую она повредила на катке, даже с такой жуткой травмой, она продолжает ходить в школу! Ни разу она не пропустила урок со мной. Хотя нет было дело, но, да, бог с ним! Сивел, твой аккомпаниатор постоянно болеет, поэтому рассмотри вариант игры с Сатурном, она чудесная девочка. И я буду настаивать. Виктория Исмаиловна сняла очки и стала протирать невидимые пятна. Я же смотрел в окно на падающий снег и слышал, как из соседнего класса играет этюды Черни для левой руки лопоухая пианистка.