Кодекс еретического Дона

Брест. Военный госпиталь. Запах йода, крови и лжи. Х открыл глаза. Потолок, покрытый плесенью в форме обломков самовластья, плыл перед ним, как карта в руках пьяного генерала. За окном — блокпосты: солдаты в цифрах с триколорами на рукавах натягивали колючку, словно собирались ловить ею НАТОвских демонов. На билборде, покосившемся от ветра, улыбался мультяшный Александр Невский, придерживая щитом надпись: "МЫ НАСЛЕДНИКИ НЕВСКОГО! СДЕЛАЕМ РОССИЮ СНОВА ВЕЛИКОЙ — ОТ ЛИССАБОНА ДО ВЛАДИВОСТОКА!" На жилой многоэтажке возле щита было граффити: P.S. "Кредиты одобрены, ипотека — 146%. Спрашивайте у кассира». Вдруг в палату вошла медсестра с усами Геббельса, лицо ее напоминало Жириновского в юбке или Любовь Соболь после 3 раундов с боксерской грушей, вдруг раздался возглас: — О, живёх! Х молча пытался встать, но не смог из-за бронежилета из капельниц и вдруг он молвил: — Выписывай меня, - прохрипел он. — Или я тебе расскажу, как Тарас Бульбович Наполеона хуями крыл. — О, наш философ! — медсестра шлёпнула его по плечу, выдернув иглу из вены. — Вали на фронт. Там сейчас модно быть героем... или трупом.

Спустячасье

Урал трясся, как курс рубля в санкционную среду. Х сидел среди ящиков с консервами, на которых было написано "Армейский борщ: с ароматом гречки и разочарования". В кузове кто-то играл на гармошке, будто пытался задушить тоску по советскому прошлому. На подъезде к границе — шум. Польские националисты с флагами, плакатами и лицами, похожими на набор пасхальных яиц, орущих про "чистую кровь" и "грязные восточные лапы". Один из них размахивал крестом, другой держал в руках картонную копию Папы Римского с припиской: "Иисус был поляком!" — Вот они, защитнички цивилизации, — проворчал Х, — а в туалет всё равно за кусты бегают. К вечеру небо потемнело. Среди звёзд плавали спутники — тянулись световые караваны, как колонны пьяных олигархов на яхтах. Starlink мигал сверху, словно Маск следил за ситуацией и прикидывал, можно ли тут открыть кофейню на крови. Х вылез из Урала. Пыль, тень, холод. Он двинулся в сторону старой будки пограничника, где пахло псиной и забвением. Вдруг за кустами что-то шевельнулось. Из тени, словно из польского учебника истории, вынырнул мужик. Лицо — как если бы Пилсудский подрался с Валуевым. В руке — нож. Глаза горят, как у блогера перед скандалом. — За Леха Качиньского! — крикнул он и метнулся вперёд. — Ну всё, пошёл польский экзорцист, — устало выдохнул Х и выхватил пистолет. Выстрел. Хлопок. Польский "герой" вжался в землю, как евро в рецессию. На лице осталась гримаса недоумения и национальной обиды. Из кармана его куртки выпала листовка с лозунгом: "Поляк — это не профессия, это диагноз!" — Ишь ты, гастролёр, — Х пнул тело, — А я думал, на вечер останусь без культурной программы. С неба сверкнул ещё один спутник, словно ставил галочку в отчёте: "Цель устранена. Х — всё ещё жив."