Тотем Лазурного Дракона

Усадьба Се. Три дня спустя. Шань Чао открыл глаза после медитации, уставившись в белоснежную стену темницы. С тех пор, как три дня назад Се Юнь потерял сознание у ворот монастыря Цыэнь, гвардейцы дворцовой стражи запечатали ему восемь основных акупунктурных точек, насильно пригласили в усадьбу Се и заперли в темнице. Его связь с внешним миром была полностью прервана, и единственным человеком, которого он видел, была служанка, приносившая еду. Никто его не навещал, никто не допрашивал — казалось, все вдруг забыли о его существовании. Сам Се Юнь так и не появился, будто провалился сквозь землю. Шань Чао сначала предположил, что Се Юнь отравлен и находится при смерти — отсюда это временное затишье перед бурей. Однако когда он попытался расспросить служанку, приносившую еду, та лишь молча качала головой — оказалось, девушка немая. Единственное, что он мог заметить — небывалая роскошь усадьбы Се. Не говоря уже об арках, увитых цветами, и извилистых длинных крытых галереях, мимо которых его наполовину привели, наполовину отконвоировали, даже подземная темница, где его содержали, была просторной и чистой: постель аккуратно застелена, каменный пол покрыт толстым красным ковром. Если бы не массивная деревянная решетка вместо двери, это помещение можно было бы считать более комфортным, чем его келья в монастыре Цыэнь. С питанием тоже не было проблем — три блюда и суп к каждому приему пищи, правда, без учета монашеских запретов на мясо. Хотя Шань Чао теперь был монахом, он не испытывал отвращения к мясу и молча принимал любую пищу, копя силы, чтобы прорвать блокировку акупунктурных точек. В первый день когда его заперли, к двери время от времени подходили люди и наблюдали за ним, но Шань Чао сохранял невозмутимость в любой ситуации. Этот одетый в черное монах медитировал практически все время, прерываясь только на сон и прием пищи. Для посторонних он казался безмолвной каменной статуей, которая не двигалась по несколько часов. Охрана знала, что восемь основных акупунктурных точек на его теле были заблокированы, лишив его возможности концентрировать ци и использовать нэйгун. Поэтому их бдительность постепенно ослабла. На второй и третий день возле темницы вообще не было охраны. Кроме служанки, которая регулярно приносила пищу, в подземелье было пусто и тихо. На закате третьего дня в двери раздался скрип ключа, отпирающего железную цепь. Шань Чао открыл глаза. Юная служанка вошла с коробкой еды и настороженно взглянула на него —молодой и крепкий монах, как обычно, молча сидел в медитации. Она осторожно подошла к столу и, повернувшись к нему спиной, поставила коробку. В этот миг Шань Чао внезапно поднялся — никто не мог даже предположить, что он успел прорвать блокировку большинства точек. Словно тень, он соскользнул с лежанки, в два шага беззвучно оказался за спиной девушки и нанес точный удар по основанию шеи! Девушка распахнула персиковые глаза и бессильно осела на пол, не успев издать ни звука. Шань Чао быстро проверил ее состояние, убедился, что она лишь потеряла сознание, и, успокоившись, перенес ее на лежанку, накрыл одеялом, придав вид спящего человека, как будто это был он сам. Деревянная решетка была уже открыта, железный замок снят. Выйдя из темницы, Шань Чао увидел перед собой длинный, в несколько чжанов, пустой коридор. В дальнем конце стояла деревянная лестница, ведущая наверх — очевидно, именно этим путем стражники и служанка приходили и уходили. Поднявшись по лестнице, он уперся в потайную дверь. Он слегка приоткрыл ее, и через щель внутрь пробился тонкий лучик света от горящих свеч. Выбрался? Вот так просто? Шань Чао замер на деревянной лестнице, на мгновение оказавшись в положении «ни туда, ни сюда». Он колебался, стоит ли открыть дверь пошире, как вдруг услышал снаружи низкий, густой мужской голос: — Командующий Се оправдывает свою выучку смертника «Темных врат» — обычные яды на него не действуют. Наследник престола до сих пор между жизнью и смертью в Восточном дворце, а ты уже почти оправился. Юйвэнь Ху! За доли секунды ум Шань Чао пронзили десятки мыслей: Почему снаружи оказались Се Юнь и Юйвэнь Ху? Неужели подземелье ведет прямо в кабинет усадьбы Се? И что значит «Темные врата»? И с какой целью Юйвэнь Ху явился в усадьбу Се? Шань Чао прикрыл потайную дверь, оставив едва заметную щель — достаточно, чтобы не привлекать внимания, но сохранить возможность слышать происходящее снаружи. Как и ожидалось, вскоре раздался голос Се Юня, почему-то звучавший хрипло: — Этот ничтожный Се просто слегка простужен. Генерал Юйвэнь, говорите прямо, не тратьте время... Если пришли навестить больного, то наши отношения не настолько близки — можете сразу уходить. Тон был настолько холодным, что казалось, будто в словах хрустит лед. Однако, вопреки ожиданиям, Юйвэнь Ху не только не разозлился, но даже не выказал и тени недовольства: — Командующий Се, не поймите меня превратно. Если бы я пришел лишь проведать Вас, то, конечно, сразу удалился бы и не посмел навязываться. Он сделал паузу и продолжил: — Сегодня я явился с визитом потому, что яд, который Вы, командующий Се, по приказу императрицы подмешали в кислый фруктовый морс в монастыре Цыэнь, был обнаружен. В подземном ходе Шань Чао судорожно сжал руку на потайной двери, так, что выступили вены на тыльной стороне ладони. Снаружи мерцал свет свечей. После короткой паузы Се Юнь лениво произнес: — Ваши слова для меня не слишком понятны. Наследник престола отравился только потому, что Лю Сюйцзе подсунул ему «Красный журавль». Тому имеются и живые свидетели, и материальные доказательства. Какое отношение к этому имеет кислый фруктовый морс? Юйвэнь Ху стоял в роскошном кабинете усадьбы Се, заложив руки за спину, посреди зала. Его пронзительный взгляд был устремлен на Се Юня. Тот сидел к нему вполоборота за великолепным письменным столом из золотистого наньму, в серебряной маске, с широкими рукавами, распущенные волосы ниспадали с шеи на грудь. Со своего места Юйвэнь Ху мог видеть лишь мягкий овал подбородка, почти полностью скрытый прядями волос. — Изначально кислый фруктовый морс не должен был содержать яда. Лю Сюйцзе и его сообщники из фракции Восточного дворца собирались использовать свойства киви для инсценировки отравления и подставить императрицу У. По первоначальному плану, наследный принц должен был принять сильно разбавленный водой «Красный журавль» еще до посещения монастыря Цыэнь. Юйвэнь Ху перевел взгляд с Се Юня на трепещущее пламя свечи на столе и продолжил: — Если бы план сработал, наследный принц проявил бы признаки отравления после употребления морса, серебряная игла обнаружила бы яд в напитке, Лю Сюйцзе спас бы его с помощью снежного лотоса, а затем в келье монаха нашли бы вещи императрицы... Император и без того помышлял о низложении супруги, а с таким безупречным доказательством заговора фракция императрицы была бы уничтожена навсегда. …— Однако Лю Сюйцзе, при всех его расчетах, упустил одну деталь. …— Сведения об организации отравления просочились еще до его исполнения. И тогда вы с императрицей решили обратить эту схему против них самих, добавив в морс смертельный яд, чтобы под прикрытием этого заговора по-настоящему убить наследного принца. Се Юнь усмехнулся и с легким стуком поставил чашку на стол: — Вздор. Где доказательства? Бум!!.. Удар был тяжелым и громким — Се Юня с размаху прижали к стене! Лица двух мужчин оказались в нескольких цунях друг от друга. Юйвэнь Ху, казалось, сам не ожидал, что Се Юнь окажется настолько слаб: одной рукой сжимая ворот его одежды, он на мгновение застыл в ошеломлении. За серебряной маской лицо Се Юня оставалось бесстрастным. Он, не задумываясь,  схватил стоявший рядом на столе чайник с холодным чаем и выплеснул содержимое прямо в лицо Юйвэнь Ху! Все произошло мгновенно. Юйвэнь Ху, когда его лицо окатила холодная вода, был застигнут врасплох, вздрогнул и рефлекторно разжал руку. В следующее мгновение пинок Се Юня откинул его на полчжана назад. Он, пошатнувшись, отступил на несколько шагов, перевел дыхание и медленно выпрямился: — Се Юнь, ты... Се Юнь поправил ворот одежды, неторопливо затянул пояс. Его движения и голос были абсолютно невозмутимы: — Что? — Твоя ци истощена, нэйгун угасает. Яд очевидно проник в даньтянь. Сейчас ты... — Даже если так, — резко оборвал его Се Юнь. — Даже если в морсе был яд — его подсыпали монахи Цыэня. Какое это имеет отношение ко мне? Если осмелишься — иди с докладом к императору. Перебей всех монахов монастыря и отомсти за наследного принца — кто тебе мешает?! Он резко шагнул к столу, широким движением рукава смахнул на пол все чашки, тарелки, бумаги и кисти. Осколки со звоном разлетелись по комнате, некоторые даже попали на полы одежд Юйвэнь Ху. Этот жест заставил того растеряться. Главнокомандующий Доблестной конницей стиснул зубы, и только спустя некоторое время сумел взять себя в руки: — У этого подчиненного тоже нет выбора, командующий Се! Он глубоко вдохнул: — Сейчас наследник престола между жизнью и смертью в Восточном дворце, династия в смятении, при дворе и в народе — разногласия. Императрица У хочет воспользоваться моментом, чтобы после праздника середины осени сопровождать императора на гору Тайшань и, будучи женщиной, участвовать в подношении и получить вместе с ним титул «Второго Святейшего Владыки»... Курица, возвещающая рассвет, — такого не слыхали с древних времен! Если с наследным принцем что-то случится в этот критический момент, мне придется раскрыть все. Тогда императрица и наследник взаимно уничтожат друг друга, и даже ты... Се Юнь холодно бросил: — Ну и катись. Шань Чао, стоявший в подземном ходе, был удивлен. Не потому, что Се Юнь уступил Юйвэнь Ху — остатки яда в его теле и истощение ци объясняли временное поражение. Исход одной схватки еще не означал окончательного проигрыша. Но потому, что когда Юйвэнь Ху произнес «и даже ты...», его слова внезапно прозвучали... по особому. На первый взгляд, он просто понизил голос, но если прислушаться — в нем явственно слышалась... нежность. Возможно ему просто показалось. Но почему-то в глубине души Шань Чао неожиданно всколыхнулась спонтанная, необъяснимая враждебность. Он еще не успел осмыслить, откуда взялось это инстинктивное чувство, как тут же заметил в Се Юне что-то странное. Хотя он видел его всего дважды, тот обычно действовал непринужденно, с хладнокровной жестокостью. Он не был похож на человека, который мог бы со злостью бросить противнику: «Ну и катись». Как будто он был загнан в угол, и ему не оставалось ничего другого, кроме как грубить. — Я не хочу... не хочу этого делать, — голос Юйвэнь Ху в кабинете звучал хрипло. — Все эти годы я делал все возможное, чтобы сохранить равновесие при дворе. Такие, как мы, уцелевшая знать прежней эпохи, могут выжить только пока императрица У и наследник престола сдерживают друг друга. Но если одна сторона будет уничтожена, а другая получит безграничную власть... — Лучше остудить кипящий котел, чем биться насмерть. — Се Юнь, — сказал Юйвэнь Ху, — я знаю, что это ты украл снежный лотос из усадьбы Лю. Отдай его, чтобы спасти наследного принца, и я гарантирую, что все исчезнет бесследно. Никто, кроме нас, никогда не узнает, что произошло тогда в монастыре Цыэнь. В кабинете воцарилась долгая, тяжелая тишина. Лишь спустя время голос Се Юня раздался тихо, словно эхо из глубин: — Поздно. Я опасался, что яд в кислом морсе будет слишком силен, я... использовал цветок заранее сам. Юйвэнь Ху остолбенел, будто ему перехватило дыхание. — Разве в мире только один снежный лотос? — словно спохватившись, выпалил он. — Говорят, что сотню лет назад в «Долина лотосов» и «Кузница мечей» использовали воду, настоянную на снежных лотосах с Небесных гор, чтобы выковать парные клинки Лунъюань и Тайа... Если легенда существует, значит, их должно быть больше! Меч Лунъюань! Зрачки Шань Чао внезапно расширились. Два года подряд в его снах появлялись два меча — Лунъюань и Тайа — и вот теперь они таинственным образом оказались связаны с делом об отравлении наследника престола! — Да, такая легенда есть, — после долгого молчания медленно произнес Се Юнь. — Но «Долина лотосов» давно исчезла, а что до «Кузницы мечей»... Шань Чао напряг слух, готовясь вникнуть в каждое слово, но голос Се Юня внезапно оборвал приступ жесткого кашля. Приступ был настолько сильным, что Се Юнь внезапно лишился дара речи. Даже Юйвэнь Ху вздрогнул и поспешил к нему: — Что с тобой? Может, ты... Но Се Юнь, продолжая кашлять, резким жестом велел ему замолчать и хрипло крикнул: — Прислуга! Снаружи кабинета тут же раздались шаги — слуги уже бежали на зов. Шань Чао мгновенно оценил обстановку: если сейчас сюда нагрянут люди, приоткрытая потайная дверь выдаст его присутствие. Без колебаний он плотно закрыл створку. Оглядевшись, он убедился — подземный коридор по-прежнему пуст, ни единого человека. Видимо, охрана здесь и вправду была нестрогой, раз его темница находилась прямо под кабинетом Се Юня. Да и восемь основных акупунктурных точек его были запечатаны, он даже ходить должен был с трудом. Кому какое дело до беспомощного калеки? Шань Чао спрыгнул с лестницы. Его тело, гибкое как у мастера стиля обезьяны, опустилось легче перышка, не потревожив ни пылинки — явное свидетельство исключительного мастерства владения ци и цингуна. Обычный мужчина его комплекции проломил бы пол в таком прыжке. Стоя на месте, он нахмурил густые, прямые как клинки, брови. В этом подземелье должен быть другой выход — не могли же охранники и служанки приходить сюда исключительно через кабинет Се Юня? Но в каком направлении искать? В тот момент, когда он замер в раздумьях, из глубины туннеля донесся едва уловимый звук. Шань Чао инстинктивно напрягся, приготовившись спрятаться, но звук повторился — и это явно были не шаги. Это был стон. Прерывистый, усиливающийся временами, словно от нечеловеческой муки. Шань Чао слегка прищурился в сомнениях, затем намеренно замедлил шаги, следуя за звуком вглубь туннеля. Стоны были тихими но у Шань Чао был острый слух. Он миновал несколько поворотов в этом подземном лабиринте, и внезапно коридор расширился, открыв взору... еще одну темницу. Но то, что он увидел внутри, заставило его замереть в изумлении. Невыразимая красота. Когда внешнее совершенство достигает определенного уровня, оно оставляет лишь одно, простое и ясное впечатление, — изумительно прекрасно. Человек сидел, поджав ноги, в углу темницы вполоборота к решетке. Его длинные волосы, мокрые от пота, были кое-как стянуты простой пеньковой веревкой, но даже в этом беспорядке они казались ослепительными. Казалось, что обычная пенька превратилась в золотой шнурок от их сияния. На них трудно было даже смотреть, не отводя глаз. Тело было едва прикрыто широким белым шелковым пао, тонкая ткань которого лишь местами скрывала обнаженную кожу. С того места, где стоял Шань Чао, было видно хрупкое, изящное плечо и белые пальцы, судорожно вцепившиеся в край одежды. Но больше всего Шань Чао поразило не это. А то, что вторая ладонь была пронзена кинжалом, намертво пригвожденным к полу в запекшейся крови. — ...Девушка? — Шань Чао прищурился и осторожно постучал по деревянной решетке: — Вы... что с Вами? Сначала узница не отреагировала. Лишь после нескольких настойчивых, но аккуратных ударов по решетке темницы она словно очнулась от мучительного забытья и медленно повернула лицо в его сторону. Была видна лишь половина лица, изможденная страданием, но даже так черты, глубокие и безупречные, вызывали странное чувство, будто сердце внезапно сжалось. Шань Чао невольно смягчил голос: — Мм... девушка, что с Вами случилось? На самом деле вид измученной пленницы в полумраке темницы, тело которой было едва прикрыто сбившейся тонкой одеждой, вызывало грязные, даже похабные, мысли о произошедшем. Осознав это, он тут же сменил вопрос: — Вам помочь освободиться? Девушка уставилась на него, и на ее лице промелькнуло какое-то неожиданное, странное и многозначное выражение. — ...Как ты здесь оказался? Вероятно, от обезвоживания, ее голос звучал хрипло, невозможно было определить, женский он или мужской, но Шань Чао не придал этому значения — то, что он увидел в этой темнице вызывало у него слишком сильное отторжение, пробуждая тревожные догадки. — Долгая история. Я тоже здесь заточен. Вы... — ...Не зови никого. Прекрасная пленница перебила его и отвернулась, закутавшись в шелковые одежды и закрыв глаза. Длинные ресницы сомкнулись, очертив острую дугу у внешних уголков глаз: — Раз уж ты выбрался на свободу, уходи быстрее... Не задерживайся здесь из-за меня[xii].

***

Примечания

Исторические и культурные отсылки

Ритуал Фэншань Ритуал был исключительной привилегией императора как Сына Неба, в качестве помощника со второстепенным приношением выступал наследный принц или высший чиновник. Женщины (даже императрицы) не допускались даже в качестве зрителей. По итогу император провозглашался «Святейшим Владыкой» («圣» имеет разные значения, обозначающие человека с самыми большими достижениями, с самым благородным характером и самым обширным интеллектом и знаниями, и также используется для обозначения особой связи с небом).  Ритуал включал жертвоприношение Небу на вершине горы (Фэн) и жертвоприношение Земле у подножия горы (Шань). Ритуал проводился нерегулярно, 1-2 раза за царствование, иногда чаще, обычно был приурочен к значимым событиям (небесным знамениям, великим победам, экономической обстановке).   В 665 г. императрица У Цзэтянь действительно добилась участия в ритуале в качестве помощника и по окончании ей был присвоен титул «Второго Святейшего Владыки», который давал ей формальное равенство с императором Гао-цзуном. Это было сознательное нарушение многовековых норм, ставшее политическим переворотом.