Тотем Лазурного Дракона

* Отсылка к стихотворению из книги песен («诗经»), раздел «Песни царства Вэй», «Мой господин» («卫风·伯兮»).

***

Шань Чао и Юйвэнь Ху одновременно бросились вперед, пытаясь выхватить снежный лотос, но было уже поздно. ...Се Юнь слегка нахмурился и рукавом задел факел. В тот самый миг, когда Фу Вэньцзе уже поднес цветок ко рту, свет в подземелье погас, погрузив все в непроглядную тьму. — Чжунвэнь... — в темноте внезапно раздался женский голос, печальный и тоскливый, словно эхо из потустороннего мира. У всех присутствующих волосы встали дыбом. Юйвэнь Ху выкрикнул: — Кто здесь?! — Чжунвэнь... Фу Вэньцзе замер, будто во сне, и зашептал: — Ваньцзюань... это ты? Шань Чао отчетливо слышал: голос донесся со стороны Се Юня. «Чжунвэнь» — детское имя Фу Вэньцзе, и так могла обращаться к нему только самая близкая душа. В следующее мгновение раздался хруст костей и быстрые шаги. Шань Чао почувствовал, как кто-то стремительно прошел за его спиной, направляясь к сундуку в углу. Подземелье было обустроено как покои для супругов, и Фу Вэньцзе сохранил здесь вещи покойной жены. В грушевом сундуке у туалетного столика наверняка лежала ее одежда. Скрип открывающейся крышки, шелест ткани... — Ваньцзюань? — Фу Вэньцзе, будто в трансе, протянул руки к темноте. — Это ты? Ты пришла за мной? Щелчок — в углу вспыхнул огонек. Шань Чао остолбенел. В кромешной тьме мерцающий свет озарил женский силуэт у сундука. На ней было красное одеяние с вышивкой, а за полупрозрачной вуалью угадывались изящные черты лица. Голос Фу Вэньцзе ломался, словно весенний лед на реке: — Ваньцзюань... Даже закаленные воины окаменели. Юйвэнь Ху сменил изумление на глубокую задумчивость. Лишь Се Юнь оставался спокоен. Он направился к Фу Вэньцзе, бесшумно, словно скользя над землей. — Не плачь, Чжунвэнь, — невозмутимо произнес он. Его голос звучал неестественно мягко и тонко, словно приглушенный — возможно, из-за воздействия на акупунктурные точки у горла. Теперь он был еще более похож на женский, чем когда он прикидывался Лун-гунян, и с первого взгляда действительно можно было принять его за женщину! Фу Вэньцзе смотрел на Се Юня, а все остальные не сводили глаз с Фу Вэньцзе, боясь даже вздохнуть. В тускло освещенном подземелье воцарилась напряженная тишина, а мрачный гроб в углу лишь усиливал жутковатую атмосферу. Несколько секунд растянулись, будто долгие годы. Наконец Фу Вэньцзе протянул дрожащую руку: — Ты... ты здесь... я снова тебя вижу... В воздухе раздались сдавленные вздохи облегчения — казалось, у всех присутствующих сердце наконец опустилось на место. Се Юнь подошел ближе и медленно опустился на колени перед окровавленным Фу Вэньцзе. Колеблющийся свет огнива падал на него сзади, и большая часть его лица скрывалась за легкой вуалью, лишь во внутреннем уголке глаза мерцал таинственный блеск: — Что ты натворил, Чжунвэнь? Как ты получил эти раны? Фу Вэньцзе пробормотал: — Я... я отомстил за тебя. Убил всех... Ты довольна? Се Юнь молчал. — Я так скучал по тебе, Ваньцзюань... — слезы текли по лицу Фу Вэньцзе. — Я так сильно скучал... Молодой хозяин разрыдался. Возможно, из-за крови, скопившейся в горле, его рыдания звучали пронзительно и неестественно, словно скрежет металла — это было невыносимо слушать. Он бил себя кулаками, истерично повторяя «Я виноват» и «Прости», а крупные слезы катились по его мертвенно-серому лицу. Черты его исказились до судорог, а тело тряслось от рыданий — казалось, даже адская боль от золотой стрелы в плече ничего не значила. Кровь текла из раны, образуя на полу кровавую лужу. Все присутствующие с тревогой следили за его рукой, сжимающей измятый снежный лотос. Несколько лепестков уже оторвались и упали на окровавленные плиты. Один из воинов рванулся вперед, но Юйвэнь Ху резко остановил его: — Жди. Се Юнь мягко промолвил: — Опусти то, что держишь в руке. Хорошо? Но обезумевший Фу Вэньцзе не слышал его. — Каждый день... каждый день я думал о тебе... Я ошибался, Ваньцзюань! Если бы я не настоял на этом браке... Если бы не было ребенка... — его голос срывался в надрывном шепоте. — Почему именно тебе пришлось уйти? ...— Я убил тебя! И этот мир убил тебя! Все они заслуживают смерти! — в его рыданиях вспыхнула бешеная ярость. — Я заставлю их познать отчаяние! Пусть явятся к тебе с покаянием! Я отправлю их всех к тебе — одного за другим! Они должны умереть!.. Последние слова прозвучали как погребальный колокол, заставив всех невольно содрогнуться. Се Юнь протянул руку и осторожно сжал ледяные пальцы Фу Вэньцзе: — Я знаю. Я тоже по тебе скучала. В тот миг, казалось, произошло нечто магическое — Фу Вэньцзе внезапно затих, его губы дрожали, а глаза неотрывно смотрели на Се Юня. ...В таком тусклом свете, сквозь пелену слез, он на самом деле почти ничего не видел. — Ваньцзюань... — прошептал он. — Ты ненавидишь меня? — Нет, — нежно ответил Се Юнь. — Я прощаю тебя. Фу Вэньцзе рассеянно засмеялся, и его смех зловещим эхом разнесся по туннелю, заставляя всех присутствующих содрогнуться. — Как хорошо... Ваньцзюань, я знал, что ты не сможешь меня ненавидеть... Ты так прекрасна. Все так же прекрасна. Даже такой закаленный воин, как Юйвэнь Ху, почувствовал, как мороз пробежал по коже от этой жутковатой сцены. Его солдаты невольно дрожали. Но Се Юнь продолжал смотреть на Фу Вэньцзе, уголки его губ слегка приподнялись, а взгляд стал нежным, как у юной девушки: — Цветок в твоей руке тоже прекрасен. Можешь вдеть его мне в волосы? Фу Вэньцзе на мгновение застыл, словно не понимая. Только когда Се Юнь перевел взгляд на его сжатую руку и слегка наклонил голову, до него наконец дошло, и он снова захихикал. — Вдеть цветок... Да, конечно... «С тех пор как ты ушел на восток, волосы мои стали как чертополох... Разве нет у меня ароматного масла? Но для кого мне прихорашиваться?» Он поднял руку со снежным лотосом, и кровь сочилась между его пальцев, капая на черные как смоль волосы Се Юня. Но Фу Вэньцзе, казалось, не замечал этого. Его глаза светились болезненным восторгом, будто сквозь мрак туннеля и мерцание свечей он видел что-то далекое и теплое из воспоминаний: — «Разве нет у меня ароматного масла? Но для кого мне прихорашиваться?» Его рука на мгновение замерла. Все затаили дыхание. Наступила гробовая тишина. ...Окровавленный снежный лотос был вдет в волосы у виска Се Юня. Юйвэнь Ху резко скомандовал: — Командующий Се, назад! Он уже приготовился броситься вперед с мечом, но Се Юнь не шелохнулся, будто не замечая ничего вокруг. Он продолжал стоять на коленях, улыбаясь Фу Вэньцзе: — Хочешь пойти со мной? Фу Вэньцзе слегка расширил глаза. Се Юнь повторил: — Хочешь пойти со мной? Шань Чао внезапно осознал его намерение и вскрикнул: — Нет! Но было уже поздно. Фу Вэньцзе рассмеялся — из-за крови, клокотавшей в горле, смех звучал как булькающее хрипение, жутко и неестественно. Но выражение его лица было счастливым. Казалось, молодой хозяин «Кузницы мечей» никогда прежде не выглядел столь радостным и безмятежным. — Хорошо, — прошептал он. — Нет! — Шань Чао бросился вперед. — Стой! В тот же миг рука Се Юня, словно клинок, с хлюпающим звуком вонзилась в грудь Фу Вэньцзе, в самое сердце. — ... Фу Вэньцзе уставился в пустоту, изо рта хлынула алая пена, все тело свела судорога. Но это длилось лишь мгновение — затем он рухнул вперед как подкошенный. Зрачки его сначала сузились в точку, затем расширились, застыв... — Вань... — последний выдох, легкий как вздох, вырвался из его похолодевших губ: ...— Ваньцзюань... Се Юнь наклонился к его уху и прошептал: — Я здесь. Фу Вэньцзе с трудом выдавил улыбку, судорожно вздохнул несколько раз — и наконец спокойно закрыл глаза. В подземелье воцарилась гробовая тишина — ни звука, ни движения, даже дыхание казалось замершим. Эта немая пауза длилась вечность, пока наконец Се Юнь не выпрямился во весь рост, медленно выдохнув, и отошел от остывающего тела. Невидимое напряжение в воздухе наконец ослабло. Все присутствующие будто сбросили тяжкий груз, их плечи непроизвольно расслабились. — Возвращайтесь, командующий Се, — Юйвэнь Ху сделал шаг вперед. — С «Кузницей мечей» покончено, а снежный лотос... Он внезапно остановился. Се Юнь поднял руку, сняв окровавленный снежный лотос с виска. В тот же миг его фигура, до сих пор скрытая от чужих глаз, преобразилась — суставы пальцев, плеч, позвоночника и бедер издали четкие щелчки, будто кости вставали на место. И вот перед всеми вновь предстал высокий и статный командующий императорской стражей — таким, каким его знали. — Что «снежный лотос»? — ледяным тоном спросил Се Юнь. В сердце Юйвэнь Ху внезапно вспыхнуло зловещее предчувствие: — Не будь безрассудным, Се Юнь! Сын Неба уже издал указ, повелевающий тебе немедленно вернуться в Чанъань для доклада перед троном, а всех членов «Кузницы мечей» и противоядие для наследного принца передать в мои руки... — Но в итоге противоядие получил я, разве нет? Под леденящим насмешливым взглядом Се Юня Юйвэнь Ху на миг запнулся, но тут же выпалил: — Что ты задумал? Эти слова снова изменили атмосферу в комнате. Воины Доблестной конницы нервно сжали рукояти мечей, Шань Чао резко вскинул брови, посмотрел на Юйвэнь Ху, на Се Юня, и невольно сделал полшага в сторону, слегка развернув меч Семизвездный Лунъюань на пути генерала. Однако Се Юнь не ответил. Он сбросил с плеча алый халат покойной госпожи Фу, который накинул ранее, и небрежно накрыл им тело Фу Вэньцзе. — Ничего не задумал, — лениво произнес Се Юнь, и его голос прозвучал неожиданно легко и язвительно. — Это ты слишком много думаешь, генерал Юйвэнь. А те, кто много думают, рано умирают. С этими словами он развернулся, прошел сквозь толпу, поднял меч Тайа, оставленный в углу, и спокойно вышел из подземелья. Юйвэнь Ху, бросив подчиненным предупреждающий взгляд, быстро последовал за ним. Се Юнь шел впереди, в одной его руке был снежный лотос, а в другой — Тайа, его силуэт постепенно исчезал в темноте тоннеля. — Главнокомандующий... — робко шепнул один из воинов. Юйвэнь Ху вскинул руку, веля замолчать, и кивнул в конец группы. ...Шань Чао в последний раз оглянулся на гроб и тело в подземелье, затем развернулся и шагнул за остальными. Высокий монах в черном шел мрачный и непреклонный, Семизвездный Лунъюань за его спиной, все еще завернутый в тряпье, мерцал неярким синим светом. В глазах Юйвэнь Ху мелькнула тень. Никто не знал, откуда этот монах, кто его наставник и какова его история. Хотя он, казалось, питал вражду к Се Юню, но отношение самого Се Юня к нему было... непонятным. К тому же, тоннель был слишком узок, приходилось идти цепочкой. Один впереди всех, другой позади — если между ними вспыхнет конфликт, вся их группа окажется между молотом и наковальней... Весь путь до поверхности никто не проронил ни слова. Когда они вышли из потайного входа, холодный утренний воздух ударил в лицо, и все мгновенно встрепенулись. Только теперь Юйвэнь Ху осознал, что ошибался, проявляя осторожность в тоннеле. Усадьба «Кузницы мечей» была окружена плотным кольцом войск. Все пространство вокруг выхода из тоннеля четко разделилось на два лагеря. С одной стороны — пятьсот отборных всадников главнокомандующего Юйвэнь Ху. С другой — стройные ряды элитной императорской стражи из столицы, с луками наготове. Юйвэнь Ху не выдержал и язвительно рассмеялся: — Командующий Се искусно сыграл! Признаю поражение! Се Юнь равнодушно ответил: — Тебе еще многому стоит поучиться. — Командующий! Ма Синь выехал вперед, спешился и почтительно поклонился, затем передал от подчиненного изящный ларец из красного сандала. Се Юнь положил в него окровавленный снежный лотос и спросил: — А «Темные врата»? — Тот Цзин отступил. Мы, как Вы приказали, не препятствовали. Но обыск складов «Кузницы мечей» занял время, потому не смогли вовремя подойти для защиты. Прошу наказания! Ма Синь намеренно выложил это при всех. Шань Чао и Юйвэнь Ху обменялись многозначительными взглядами. — Ладно, — Се Юнь махнул рукой. — Забирайте ценную мелочь, громоздкое не трогать. Ма Синь добавил: — Еще один вопрос. Клан Чэнь из Цзяннани и другие влиятельные школы, прослышав о случившемся, прислали людей за своими учениками. Как прикажете поступить? ...В этот момент Чэнь Хайпин, Чжоу Юй и еще десяток молодых мастеров улиня под конвоем императорской стражи стояли во дворе. После жестокой схватки с «Темными вратами» эти изнеженные молодые герои цзянху выглядели жалко: некоторые даже не могли стоять и сидели на земле. Услышав вопрос Ма Синя, они переглянулись — трудно было разобрать, кипел ли в них стыд или желание броситься на смерть. Се Юнь улыбнулся: — Отпустите. Пусть идут. Все равно от них никакого толку. Императорская стража уже полностью контролировала усадьбу «Кузница мечей». Все происходило четко и организованно — очевидно, посторонним здесь больше нечего было делать. Юйвэнь Ху окинул взглядом своих людей, стиснул зубы и сложил ладони в формальном поклоне: — Вижу, командующий Се все подготовил заранее. Не смею больше задерживать... Сын Неба ждет моего доклада во дворце. О сегодняшних событиях поговорим в покоях Его Величества. ...Это была прозрачная угроза. Все замерли, ожидая, что ответит Се Юнь. Но тот лишь пристально посмотрел на Юйвэнь Ху, затем равнодушно повернулся к Ма Синю: — Кстати, прикажи взорвать подземелье на заднем дворе. Там остались тела молодого хозяина усадьбы «Кузница мечей» и его супруги. Не будем тревожить их — пусть лежат вместе. — ...! — Лицо Юйвэнь Ху позеленело от ярости. Не поворачивая головы, он резко развернулся и ушел, гневно взметнув рукава. Стражник подвел ослепительно белого могучего скакуна без единого пятнышка — настоящего небесного жеребца. Се Юнь легко вскочил в седло и с высоты взглянул на руины, где еще недавно был изящный задний двор «Кузницы мечей». Всего день назад это место славилось живописными пейзажами и утонченной архитектурой. Кто мог подумать, что за одну ночь древний род будет уничтожен, а его величие обратится в прах? Се Юнь отвел взгляд и коротко бросил: — Поехали. Вышколенные подчиненные мгновенно оседлали коней. Но в этот момент раздался голос: — Подожди! Все обернулись. Шань Чао стоял неподвижно, пристально глядя на Се Юня. Прошла долгая пауза, прежде чем он наконец произнес: — Ты... ничего не хочешь сказать? Се Юнь удивился: — О чем? Шань Чао вдруг осознал, насколько абсурдна эта сцена — до смешного. Но смеяться ему не хотелось. — ...Ты больше не хочешь меня убить? — наконец выдавил он. Се Юнь оценивающе оглядел его с ног до головы: — Зачем марать о тебя руки? Ты вообще хоть чего-то стоишь? Если бы он не был одним из действующих лиц, Шань Чао, возможно, даже расхохотался бы и похвалил этот идеальный ответ. Но вокруг никто не смеялся. Выражения лиц вокруг оставались каменными. Лишь лошади временами фыркали и били копытами по земле — больше не было ни звука. Наконец Шань Чао с трудом выдавил: — Если все это было заранее спланировано... зачем ты втянул меня? ...— Зачем скрывал свою личность? Зачем направил меня в «Кузницу мечей»? Зачем устроил так, чтобы я своими глазами увидел все это? Се Юнь, сидящий на лошади, смотрел на него сверху вниз, и вдруг на его лице появилось легкое любопытство. — Помнишь, что я сказал тебе той ночью на улице Чжунчжэн? — ... Се Юнь напомнил: — В этом мире ничего не дается просто так. Без высокого статуса или абсолютной власти отшельник, ищущий ответы в мирской суете, обречен на провал. К тому же... Ты для меня — слабак. Ничтожный и жалкий, с судьбой дешевле муравья. Фу Вэньцзе хотя бы понимал, что за месть нужно бороться, а ты лишь ползаешь на коленях, выпрашивая у меня объяснений. Се Юнь слегка наклонился вперед и улыбнулся: — Я не разговариваю со слабаками. Сейчас ты в моих глазах слабее, чем Фу Вэньцзе. Даже слабее, чем Юйвэнь Ху. — ... Шань Чао медленно стиснул зубы. — Оставьте ему лошадь, — равнодушно бросил Се Юнь Ма Синю. — Небеса бескрайни, земля огромна, пусть идет куда хочет... Выдвигаемся. Императорская стража тронулась в путь и пронеслась мимо Шань Чао. Вскоре топот копыт затих вдали, растворившись в горных склонах. Огромная усадьба опустела в мгновение ока. Среди руин медленно оседала пыль. Утреннее солнце пробивалось сквозь лес, озаряя обугленные балки и черепки, над которыми лениво вился дымок. Шань Чао перевел взгляд. У деревьев действительно стояла лошадь — угольно-черная, с белыми «носочками», нетерпеливо бьющая копытом. Это была та самая лошадь, на которой они с Се Юнем покидали Чанъань! — «Небеса бескрайни, земля огромна, пусть идет куда хочет...» В ушах Шань Чао вновь прозвучали эти слова. Внезапно в этих словах ему почудился скрытый смысл. Его глаза чуть заметно прищурились. На горизонте, в стороне Чанъаня, простирались бескрайние внешние стены — величественный императорский дворец. Восемь рек, двенадцать ворот, Дамингун, купающийся в золотистых лучах рассвета, пылал алым, словно восходящее солнце. Шань Чао вскочил в седло и пристально вгляделся вдаль. Прошло несколько мгновений, прежде чем он глубоко вдохнул и резко хлестнул поводья: — Но! Вороной конь с белоснежными копытами мчался сквозь густые леса и горные потоки со скоростью ветра и молнии, пересекая бескрайние просторы Поднебесной, словно пытаясь догнать само солнце, унося Шань Чао к самой вершине императорской власти. ~ Конец первого тома ~

***

Примечания

Стихотворение из книги песен («诗经»), раздел «Песни царства Вэй», «Мой господин» («卫风·伯兮»).

自伯之东, 首如飞蓬。

岂无膏沐？谁适为容！

С тех пор как мой господин ушёл на восток,

Мои волосы подобны чертополоху.

Разве нет у меня ароматного масла?

Но для кого же мне прихорашиваться!

Есть вариант перевода «...волосы стали как бурьян... разве нет у меня гребня?» Но здесь суть не в том, что она перестала даже волосы расчесывать, а в том, что волосы пушатся и торчат как лепестки чертополоха. Их надо укладывать, используя масло или помаду для волос, чтобы они были гладкими как шелк. Восемь рек, двенадцать ворот, Дамингун, купающийся в золотистых лучах рассвета, пылал алым, словно восходящее солнце. «Бескрайние внешние стены». 12-километровые стены вокруг Чанъаня эпохи Тан — символ неприступной величественной власти. «Восемь рек» (八水绕长安). Через Чанъян действительно протекало 8 рек — символ центра, куда стекаются люди и ресурсы. «Двенадцать ворот». В 12-километровых стенах — 12 ворот, каждые со своим названием и историей — символ разных путей. Направление описания опять символично: реки > ворота > дворец. Стремиться к столице, выбрать один из путей, попасть во дворец. «в золотистых лучах рассвета, пылал алым, словно восходящее солнце». Золотое сияние — цвет императора, алый — цвет крови, восходящее солнце — усиливающееся влияние и власть. Вороной конь с белоснежными копытами мчался сквозь густые леса и горные потоки со скоростью ветра и молнии,..., словно пытаясь догнать само солнце, ...к самой вершине императорской власти. «Вороной конь с белоснежными копытами». Такой конь — символ героя, меняющего судьбу. Контраст тьмы и света, инь и ян. «скорость ветра и молнии» Идиома, обозначающая стремительность, символ оставления за спиной точки невозврата. «пытаясь догнать само солнце». Солнце — классическая метафора ослепительной власти. «к вершинам императорской власти». Это не обязательно про то, что он станет императором — может быть и про то, что просто влезет в самое пекло политической борьбы за престол.