Тотем Лазурного Дракона

*Двойной смысл через игру словами.

Полная идиома: 看朱成碧 «Смотрю на алый — вижу бирюзу». Про состояние крайнего душевного смятения, сильной влюблённости, когда человек настолько взволнован, что его восприятие искажается, и он не может отличить алый от спектрально противоположного цвета.

Автор убрал один иероглиф — фраза изменилась, добавив новый смысл.

Алый — цвет крови, страсти. Бирюзовый — цвет воспоминаний, запретной любви. «Жажду крови погасила память о прошлом». «Страстное влечение обернулось запретной любовью».

***

На золотом подносе, который принесла служанка, лежала одежда. Шань Чао перебрал ее и с удивлением обнаружил, что это была новая форма гвардейца дворцовой охраны. Его рука на мгновение замерла. — Переодевайся, — холодно сказал Се Юнь. — Без этого тебя утыкают стрелами у ворот Сюаньу, не успеешь подойти. Форма была из темно-алого узорчатого шелка с белой подкладкой, с поясом черного цвета, расшитым золотыми узорами летящих рыб. Рукава стягивались плотными манжетами из той же ткани, а сам крой был удивительно строгим и лаконичным. В углу комнаты стояло медное зеркало, и Шань Чао, окинув себя взглядом, вдруг не сразу узнал в отражении этого подтянутого молодого человека. Служанка вошла с бронзовым жетоном гвардейца и, увидев Шань Чао, на мгновение застыла, а затем, прикрыв рот рукой, рассмеялась: — Какой красивый молодой господин! Шань Чао неловко отвел взгляд, как раз в этот момент из внутренних покоев вышел Се Юнь, уже переодетый. Он спросил служанку: — Тебе нравится? — Такой красивый господин кому не понравится? — ответила та. Се Юнь улыбнулся: — Тогда можешь пойти прислуживать ему. Вот только если он сегодня погибнет во дворце, у вашей любви не будет будущего. В его словах сквозило зловещее пророчество, от которого у Шань Чао похолодело внутри. Се Юнь не стал ничего объяснять. Он взял у служанки табличку на кожаном шнурке и лично прикрепил ее к поясу Шань Чао. На Се Юне тоже была официальная форма — впервые в жизни Шань Чао видел его в одеянии командующего императорской стражей. В отличие от обычных гвардейцев, его форма была выполнена в другой цветовой гамме: белоснежный узорчатый шелк с алой подкладкой, воротник и манжеты оторочены красной каймой. При ходьбе складки одежды колыхались, и вышитые на них темные узоры четырехпалых драконов казались живыми. Этот человек, достигший невероятных высот в боевых искусствах, обладал выдающейся внешностью и харизмой, но совсем иной, чем у Шань Чао. Шань Чао был подобен обнаженному мечу — его сила и энергия били через край. Се Юнь же, прошедший через годы испытаний, демонстрировал лишь внешнюю оболочку властной утонченности, скрывая смертоносную остроту внутри. — Во дворце не открывай рта, не сворачивай с пути и следуй за мной, — сказал Се Юнь, поправив жетон и отступив на шаг, чтобы оценить Шань Чао. — Снежный лотос возьми с собой. Шань Чао хотел что-то спросить, но Се Юнь поднес палец к губам и вышел. *** Дворец Дамингун. Карета въехала через северные ворота и, проехав по длинной улице, остановилась перед высокими воротами дворца. Несколько стражников с мечами поклонились и попросили командующего продолжить путь пешком — дальше начиналась территория внешнего двора. Шань Чао вышел из повозки и поднял взгляд. Утренний тусклый свет пробивался сквозь три высоких арочных проема, а на синей табличке с золотыми буквами четко выделялись три иероглифа: — Ворота Сюаньу, — произнес Се Юнь. Шань Чао взглянул на щели между кирпичами мостовой под ногами, но увидел лишь бескрайнюю площадь. Впереди, в дымке тумана, возвышались массивные тени ворот Чунсюань и, еще дальше, Зала Прохлады. — Что высматриваешь? — насмешливо спросил Се Юнь. — Кровь уже давно высохла.

Генерал ночью штурмует врата Сюаньу, Сквозь пять ворот направляется в покои императора, Чтобы предстать перед двором Верховным Правителем...

Сорок лет минуло с переворота у ворот Сюаньу. Братья предыдущего императора Тай-цзуна — лишенный статуса наследник престола Ли Цзяньчэн и Ли Юаньцзи, князь Ци; братья нынешнего императора Гао-цзуна — смещенный наследник престола Ли Чэнцянь и Ли Тай, князь Вэй; даже сам прежний император Тай-цзун — давно отправились в мир иной. Золотые воды огибали дворец Тайцзигун, а на глади озера Тайе отражались плывущие по небу облака, уносящиеся в бескрайнюю высь. Пройдя Северную управу, они увидели у конца поперечной дорожки придворного евнуха, который почтительно склонился в поклоне: — Господин командующий, прошу следовать за мной. Помедлив, он тихо добавил: — Императрица уже давно Вас ожидает. Шань Чао почувствовал легкий холодок на запястье — пальцы Се Юня на мгновение коснулись его руки. Трудно было сказать, было ли это прикосновение попыткой сдержать или просто жестом поддержки. Еще труднее было разобрать, какие эмоции стояли за этим мимолетным контактом. Но это длилось лишь мгновение. Затем Се Юнь отпустил его руку и вежливо обратился к служителю: — Понятно. Прошу, ведите. Дворец Циннин находился в северной части внутренних покоев Запретного города, рядом с Залом Цзычэнь. Путь занял около получаса. Они не обогнули сверкающие золотом дворцовые ворота, прошли по длинной галерее, отделанной павловнией, к высокому павильону. Кругом царила гробовая тишина, даже на площади вдали не было ни души. Служитель остановился и с улыбкой произнес: — Господин командующий, прошу Вас. Императрица ждет Вас наверху. Спина Се Юня, казалось, на мгновение застыла, прежде чем он переступил высокий порог. Тут же служитель с той же мягкой улыбкой повернулся к Шань Чао: — Господин гвардеец, прошу подождать в боковом зале... Не желаете ли чаю? Вопрос прозвучал неожиданно. Прежде чем Шань Чао успел ответить, Се Юнь резко произнес: — Ему ничего не нужно. В воздухе на мгновение повисло напряженное молчание, будто между ними промелькнула невидимая схватка. Затем Се Юнь, не оборачиваясь, добавил: — И будь осторожен. Не урони снежный лотос. Едва эти слова прозвучали, лицо служителя дрогнуло. Однако он быстро взял себя в руки, почтительно поклонился и удалился. Шань Чао пристально посмотрел на Се Юня, но его глаза были подобны темной воде, отражающей бездонную синеву неба над дворцом Дамингун и редкие облака вдали. Ветер глубокой осени, налетевший с края света, взметнул полы их одежд и пряди волос, спутав их между собой. Рука Шань Чао, висевшая вдоль тела, дрогнула. Он протянул Се Юню резную шкатулку из красного сандала и тихо произнес: — Ты... Но Се Юнь резко отмахнулся рукавом: — Лучше позаботься о себе. И, развернувшись, скрылся в глубине дворца, растворившись в густых тенях высоких залов. Шань Чао провожал его взглядом, пока тот не исчез из виду, затем сделал шаг назад и тяжело выдохнул, будто выпуская из груди скопившуюся горечь. Небо было ясным, а площадь перед дворцом — пустынной. Лишь крик пролетающих в вышине диких гусей нарушал тишину, да ветер шелестел в опавших листьях. Шань Чао поднял голову, взглянув на высокие ворота, и вдруг заметил кое-что краем глаза — у мраморных перил, у самой вершины, стояла женщина и наблюдала за ним. Она была облачена в золотисто-алые дворцовые одеяния, волосы ее украшала шпилька с узором феникса. Возраст уже оставил след на ее лице, но величавая красота и недосягаемое величие делали ее подобной богине, сошедшей с небес. Почему-то в момент, когда их взгляды встретились, сердце Шань Чао сжалось от странного трепета, и необъяснимое чувство вспыхнуло в самой глубине его души. Но затем женщина отвела глаза, развернулась и покинула высокую галерею. Ее расшитая золотом одежда растворилась в небесной лазури. — Ваше Величество, — тихо произнес служитель, — командующий Се прибыл. Галерея соединялась с дворцом у ворот. Императрица У подняла занавесь из нефритовых бусин и шагнула во внутренние покои. Там она увидела командующего императорской стражей: его белоснежные одежды с вышитыми драконами раскинулись по полу, а сам он, склонив одно колено, стоял перед троном. — Ваше Величество... Приближенная служанка поспешила к императрице, но та лишь махнула рукой: — Выйди. Служанка молча поклонилась и скрылась за колонной. Внутренний зал был роскошен и изыскан: пол устилали узорчатые ковры, в воздухе витал аромат драгоценных благовоний, а дымок курильниц медленно поднимался из золоченых сосудов в форме звериных голов. Императрица У неспешно подошла к трону и, возвышаясь над склонившимся Се Юнем, наконец тихо произнесла: — Командующий похудел. Не дав ему ответить, она добавила: — Видно, путь был нелегким. В последних словах явственно прозвучала нотка насмешки. Однако взгляд Се Юня оставался неподвижно устремленным на роскошные складки ее одеяния, будто он совершенно не замечал окружающего. Даже его голос звучал ровно и бесстрастно: — Ваше Величество слишком милостивы. Подданный недостоин таких слов. Сегодня утром монах Синьчао из монастыря Цыэнь прибыл со снежным лотосом. Не смея решать самовольно, я привел его для аудиенции, дабы Ваше Величество изволили принять решение. С этими словами он склонился в низком поклоне. Придворная служанка, стоявшая за колонной, не смогла сдержать удивления. Императрица У оставалась неподвижной и лишь тогда, когда он завершил поклон, неспешно произнесла: — Этот твой поклон... я не видела его много лет. Се Юнь ответил: — Этот подданный знает Ваше Величество семнадцать лет. Что значит один поклон? Ответ прозвучал мгновенно и был безупречен — никто другой не смог бы ответить так гладко. Императрица даже представила, сколько раз он репетировал эти слова. Но гнева не последовало. На ее лице, напротив, появилась ледяная улыбка: — Где же снежный лотос? — В руках Синьчао за дверью. — Кто такой Синьчао? — Монах, который преподнес наследному принцу кислый фруктовый морс в день посещения монастыря Цыэнь. — Почему он одет в форму гвардейца? — Ваш поданный хотел, чтобы он лично предстал перед Вашим Величеством, и вынужден был пойти на эту меру. Прошу Ваше Величество не гневаться. Императрица У ненадолго замолчала, затем произнесла: — Только что я его уже видела за воротами. В зале воцарилась тишина. Легкий дымок медленно рассеивался, поднимаясь из пасти звериных голов. — ...Раз уж видела, то незачем видеть снова. — Императрица повернулась и отдала приказ: — Слуги! Выволоките Синьчао за ворота и забейте палками до смерти! Придворная служанка бросилась выполнять приказ, но, не успела она дойти до двери, Се Юнь резко поднял голову и взмахнул рукавом. Меч Тайа, до этого скрытый в складках одежды, со свистом рассек воздух. Ци меча с грохотом захлопнула дверь, не дав служанке выйти! Императрица в ярости воскликнула: — Как ты смеешь?! Се Юнь выхватил меч из ножен и, развернув клинок, вонзил его глубоко в пол. Твердым голосом он произнес: — Обнажить оружие перед лицом императрицы — уже преступление, караемое смертью. Раз так, пусть Ваше Величество собственноручно казнит меня. ...Грудь императрицы тяжело вздымалась. Внезапно она схватила чайную чашку со стола и швырнула ее в Се Юня! Бах! Фарфоровая чашка с лазурной глазурью задела висок Се Юня и упала на пол, со звоном разбившись вдребезги. Тонкая струйка крови тут же выступила на его лице и потекла по щеке. — Он должен был умереть два года назад, — императрица У стремительно подошла, вцепилась в воротник Се Юня, притянув его к себе, и уставилась на него в упор. — Два года назад! Кровь заливала уголок глаза Се Юня, отчего его лицо казалось еще более бледным, почти призрачным. Однако его выражение оставалось ледяным и невозмутимым: — Ваш подданный, хоть и носит звание первого в императорской страже, иногда допускает промахи. Прошу Ваше Величество о снисхождении. — Почему ты промахнулся?! — ... Придворная служанка, стоявшая спиной к ним, хоть и привыкла к дворцовым бурям, сейчас не могла сдержать дрожь в руках. Она не смела даже обернуться. Темно-красный воротник Се Юня был сжат в кулаке императрицы — ее длинные наперстники с резными узорами и вставками из эмали и драгоценных камней впились в ткань. В просвете между пальцами мелькнул тонкий кожаный шнурок, висящий на шее. Императрица медленно разжала пальцы, подцепила острием ногтя этот шнурок и вытянула его. На конце болтался высохший, потрескавшийся амулет. Ее глаза прищурились. Это был орлиный коготь. — ...Это не тот, который давала тебе я, — наконец выпрямилась императрица У, и ее голос стал ледяным. — Откуда он у тебя? Застывший воздух во внутренних покоях наконец начал медленно течь. Неподалеку придворная служанка, так и стоявшая к ним спиной, украдкой оперлась о дверной косяк, беззвучно выдохнув, словно избавившись от огромной тяжести. Се Юнь поднял голову, глядя на императрицу У. В его глазах отражалась женщина, стоявшая на самой вершине имперской власти. Его голос был охрипшим, но по-прежнему ровным: — В те годы в Северной пустыне, среди безжизненных песков и унылых ветров, я часто вспоминал детство в Чанъане. Не знаю, осталась ли еще та щель в стене монастыря Ганье... Когда я, голодный и измученный, прятался там, Вы всегда набирали воды из колодца, подмешивали мед и передавали мне через эту щель. Императрица У отвернулась и долго молчала. — ...Это были мои собственные скудные припасы, — наконец тихо произнесла она. — Я был тогда глупым ребенком. В «Темных вратах» всегда не хватало еды, и я постоянно выпрашивал у Вас пищу, не понимая, что Вам самим в монастыре жилось нелегко. Однажды, после тяжелого ранения, я еле дополз до стены монастыря, думая, что умру... и увидел, что Вы ждали меня там всю ночь с корзиной еды и лекарств... Императрица У прервала его, и ее голос прозвучал неестественно резко: — Ты был всего лишь ребенком. Что ты мог понимать? Се Юнь грустно улыбнулся: — Да. Я и представить не мог, что все обернется так. Думал, что я умру в «Темных вратах», а Вы проведете остаток дней в монастыре... Хотя тогда я даже не знал, что Вы — будущая императрица. В глазах императрицы У, казалось, пробежала тень какого-то странного чувства. Прошло несколько мгновений, прежде чем она едва слышно вздохнула: — Потом меня призвали обратно во дворец... а ты остался в «Темных вратах». Се Юнь тоже покачал головой с горькой усмешкой. — Перед отъездом Ваше Величество собственноручно поймали орла из «Темных врат», отрубили два когтя, высушили их и подарили один мне. Увы, в Северной пустыне в тот год поднялась черная буря. Меня унесло на несколько ли, и когда я очнулся, все, что могло улететь, исчезло — в том числе и коготь, который я носил на груди столько лет... — Я обыскал всю пустыню на десятки ли, пока не потерял сознание от измождения, но так и не нашел его. А проснувшись, увидел у изголовья новый коготь на шнурке, подвешенный у ложа. Только тогда я понял, что мои люди за ночь добыли орла и сделали мне новый. Императрица У резко повернулась к Се Юню. Тот тоже смотрел на нее, и на его груди висел тот самый высохший серо-белый коготь. Прошло много времени, прежде чем он наконец склонился перед императрицей в глубоком поклоне. — Ту милость, которая спасла мне жизнь, Ваш подданный хранил в сердце все эти семнадцать лет и не забыл. Два года назад в Северной пустыне, в тот миг, когда я должен был нанести удар... мне вдруг вспомнился монастырь Ганье... ...— Алый обратился в бирюзу, мои чувства были в смятении, и потому я впервые в жизни промахнулся. Прошу прощения у Вашего Величества. В зале воцарилась тишина. В глазах императрицы У мерцал странный блеск, и вдруг уголки ее губ дрогнули, а сама она тихо рассмеялась. — Се Юнь... Порой мне кажется, что мы с тобой... до боли похожи. Она подняла руку и бережно прикоснулась к окровавленной щеке Се Юня, краем рукава медленно стирая следы крови. Ее движения были на удивление нежными. Некоторые пятна уже засохли, но она не позвала служанку с влажной тканью — вместо этого раз за разом аккуратно проводила рукавом по коже, пока у висков не осталось и следа крови, обнажив чистую бледную поверхность. Императрица слегка наклонилась, чтобы встретиться с Се Юнем взглядом — она над ним, он перед ней. Это было странное зрелище: несмотря на отсутствие кровного родства, их лица — с тонкими чертами, четкими линиями и холодной проницательностью во взгляде — в этот момент казались удивительно похожими. — Почему ты не мой сын? — тихо прошептала императрица У на ухо Се Юню. ...— Будь ты им, разве Поднебесная дошла бы до нынешнего состояния? Дыхание Се Юня на мгновение прервалось. Императрица улыбнулась, выпрямилась и, пройдя мимо, направилась к выходу: — Командующий Се ранен. Призвать дворцового лекаря — чтобы не осталось и шрама. — А также доложить императору: монах Синьчао из монастыря Цыэнь преподнес лекарство для наследного принца и заслужил щедрую награду!