Тотем Лазурного Дракона

«Лазурный Иньтянь» (隐天青) — двойной смысл.

У иероглифов много значений. Если брать самые распространенные толкования – «Скрытая небесная лазурь». Если учитывать сюжет — «Прячущий свою природу Лазурный [дракон]». Или «Таящий врожденного Лазурного [дракона]».

Но кроме того, 天青 — бирюза. Название можно перевести как «Тайная бирюза». В поэзии VII века, бирюза ассоциировалась с запретной любовью.

Автор здесь часто дает главам двусмысленные названия , и все намеки потом обыгрывает.

***

Бровь Юйвэнь Ху дернулась. В одно мгновение перед ним пронеслась череда догадок. Почему Се Юнь один ждал в ночи во дворце Цинлян? Почему отпустил патрульных стражников? Почему, даже не обернувшись, приказал: «Подай мне чашку чая»?.. Ярость вспыхнула в его груди и затуманила глаза, превратившись перед мысленным взором в сцену из переднего двора усадьбы Се: молодой монах, блокирующий летящий на него сверху удар ладонью, способный расколоть мир; мимолетный взгляд, брошенный Се Юнем, чья ухмылка в свете пламени не скрывала злобы. — ...Раз мастер желает наставления, я не смею отказать. Юйвэнь Ху поднял широкий меч. В его ладони замерцал белый свет — он собрал истинную ци для «Тигриного рева». — Мы встречались лишь дважды. Не думал, что при третьей встрече придется сражаться не на жизнь, а на смерть. Шань Чао усмехнулся. Даже не взглянув на Се Юня, стоявшего за его спиной с изменившимся лицом, он решительно поднял меч и бросился вперед. Данн!!.. Мечи скрестились. Волна убийственной энергии вырвалась из-под их ног, закружившись смерчем и разлетевшись во все стороны. Се Юнь сжал рукоять кинжала, но так и не произнес: «Прекратите!» Шань Чао и Юйвэнь Ху оба использовали мощные, размашистые техники, но их стили кардинально различались. Юйвэнь Ху, сражавшийся на передовой больше десяти лет, привык биться против множества врагов. Его грубая сила компенсировала недостаток изящества. Однако, будучи выходцем из аристократического рода эпохи предыдущей династии, он кроме того с детства систематически изучал боевые искусства. Даже просто с точки зрения владения мечом, он был мастером высочайшего класса. А стиль Шань Чао не поддавался никакой классификации. На первый взгляд его манера напоминала стиль Се Юня, но при ближайшем рассмотрении в ней не было присущей убийцам из «Темных врат» изощренной хитрости — вместо этого она поражала размахом. Удивительно, но у него не было упорядоченной техники клана, как у большинства мастеров боевых искусств. Он сражался инстинктивно, с пугающей легкостью. Даже когда из-за отсутствия четкой системы в его технике появлялись пробелы, Юйвэнь Ху не мог этим воспользоваться — настолько неудержимой была сила Семизвездного Лунъюаня. «Драконы сражаются в поле, изматывая друг друга». Материальный клинок и нематериальная ци меча переплетались, создавая непроницаемую защиту и неудержимую атаку! Юйвэнь Ху отпрыгнул на несколько чжан и рявкнул: — Откуда ты, монах?! Шань Чао не ответил. Он и сам не знал, откуда он. Все техники давно забылись — он действовал исключительно по интуиции. Прежде чем эхо крика рассеялось, Шань Чао бросился вперед, словно хищная птица, пикирующая с небес, и одним ударом отбросил Юйвэнь Ху за пределы зала! С грохотом генерал рухнул на широкий двор перед дворцом Цинлян. Не успев подняться, он краем глаза заметил мелькнувшую в дверях тень — Се Юнь выбежал наружу и замер на высоких нефритовых ступенях. А затем сокрушительная энергия семизвездного меча обрушилась на Юйвэнь Ху сверху! Он громко вскрикнул, левой рукой выставив навстречу мечу ножны. Окованные железом ножны перед лезвием Лунъюаня оказались мягче тофу — верхняя часть мгновенно отлетела на несколько чжан. Воспользовавшись этой задержкой, Юйвэнь Ху правой рукой нанес удар мечом по клинку. Данг!!.. Грохот был таким, что у слабого человека из ушей и носа могла брызнуть кровь. — Что это за звук?! — Кто там?! — Кто смеет драться в императорском дворце?! Прекратите! Вдали замелькали огни факелов. Стражники из внутренней охраны и конники, которых отослали до этого, заметили неладное и с криками бросились к месту схватки. Но едва они ворвались во двор Цинлян, как застыли в оцепенении. Главнокомандующий Доблестной конницей Юйвэнь Ху, явно теряющий преимущество, стремительно взлетел на крышу. За ним, словно ночная сова, устремился молодой человек в темно-красной одежде дворцовой охраны, и очертания меча Лунъюань закрывали небо. — Шань Чао?! — вскричал Ма Синь. Командир тысячного отряда Доблестной конницы взревел от ярости: — Дерзкий негодяй! Как ты посмел поднять руку на генерала?! Он уже выхватил меч, готовясь броситься в бой, но едва сделал шаг, как раздался спокойный, звонкий голос: — Стоять. Несколько дворцовых гвардейцев разом шагнули вперед, преградив путь личной охране Доблестной конницы. Командир тысячного отряда был вынужден остановиться и, только сейчас обернувшись на голос, остолбенел. Се Юнь ледяным тоном произнес: — Кто переступит порог этого дворца — умрет. Ледяная волна пробежала по спине командира отряда. Глубокой ночью, во внутренних покоях, Великий генерал Доблестной конницы сражается насмерть с неизвестным гвардейцем, а командующий императорской стражей с кинжалом в руке безучастно наблюдает... Что здесь происходит?! Неужели давние трения между императорской стражей и Доблестной конницей сегодня выльются в кровавую резню?! — Командующий Се! — тысячник охрип от ярости. — Дворцовая охрана Северной управы посмела устроить покушение на главнокомандующего глубокой ночью — с какой целью?! Это был ловкий ход: назвав схватку покушением, он напрямую втянул в обвинение самого Се Юня, и тот не мог не ответить. Се Юнь ответил. Но не оправданием, а громким вопросом на всю округу: — А с какой целью главнокомандующий Юйвэнь Ху глубокой ночью прокрался в мои покои? Среди собравшихся мгновенно поднялся ропот. Пока шел этот словесный поединок, битва на крыше достигла апогея. Юйвэнь Ху, хоть и закаленный в боях за десять лет службы, был унижен перед самым дорогим ему человеком. Ослепленный яростью, он вопреки всякой логике наполнил меч истинной ци «Тигриного рева» и обрушил его со всей мощью. Но его широкий меч был стандартным армейским оружием, а не легендарным клинком как Лунъюань. В глазах Шань Чао застыла ледяная мгла. Он, не уклоняясь, поднял меч навстречу удару, выплеснув всю свою внутреннюю энергию, будто прорвав плотину. В тот же миг семь звезд Большой Медведицы на мече вспыхнули ослепительным холодным сиянием! Дзынь!!.. Металл столкнулся с металлом, высекая сноп искр. Лунъюань разрубил широкий меч пополам, и обломок лезвия, вращаясь, отлетел в сторону, с треском вонзившись в стену дворца! Шань Чао сделал шаг вперед и на глазах у всех приставил острие меча к горлу Юйвэнь Ху. — Ты проиграл, — холодно произнес он. Ночной ветер пронесся над площадью. Воцарилась мертвая тишина — все замерли, их взгляды прикованы к кончику меча, дрожавшему в сантиметрах от пульсирующей вены на шее генерала. — ...Кто ты такой? — голос Юйвэнь Ху звучал хрипло, почти сорвавшись на фальцет. — Эта техника меча... У кого ты учился?! — У меня нет техники, — ответил Шань Чао. Именно это пугало больше всего. Его удары рождались спонтанно, следуя лишь инстинкту — так, как когда-то начинали великие мастера, положившие начало целым школам. Неужели этот монах обладал таким же даром?! Учителя можно найти, легендарный меч — выковать, технику меча — отточить. Но талант дается при рождении по милости предков — и из миллионов именно он оказался избранным. Одни до седых волос остаются посредственностью, другие в юности поражают гениальностью. Так устроен мир, и небеса несправедливы! Юйвэнь Ху заметил краем глаза силуэт Се Юня, стоявшего во дворе. В тот же миг горечь, острая как сотни игл, смешавшись с яростью, подкатила к горлу, и он едва не выплюнул кровь. — Я проиграл, — сквозь зубы выдавил он, сглотнув алую жидкость, и поднял голову: — Убей меня. — Генерал! — снаружи взорвались крики его личной гвардии. — Ваше Сиятельство, нет! — Откуда этот дерзкий щенок?! Посмеешь — умрешь! Шань Чао приподнял бровь, окинул их взглядом и громко произнес: — Кто следующий желает смерти? Такая наглая дерзость была словно вода, выплеснутая в раскаленное масло. Воины конницы взбесились: — Смерть наглецу! Разорвем тебя на части! — Стоять! — Ма Синь и десяток гвардейцев одновременно обнажили мечи, перекрыв вход: — Кто посмеет сделать шаг?! Шум криков разносился ветром, а вдалеке, во дворце Цинлян, один за другим зажигались огни — кого-то потревожила эта суматоха. Шань Чао усмехнулся. Обычно он был всего лишь молчаливым красивым молодым человеком, ничем не выделяющимся среди толпы. Но в этой простой усмешке сквозило вызывающее высокомерие, исходящее из самой глубины его существа. — Я не убью тебя, — повернулся он к Юйвэнь Ху. — Ты сражался ненадежным оружием. Я не стану пользоваться таким преимуществом. Затем он понизил голос, и каждое его слово, казалось, было наполнено глубокой и неумолимой силой: — Но если в следующий раз я увижу, что ты коснулся хотя бы пальца командующего Се... — Ты! — Юйвэнь Ху побагровел от ярости, забыв даже об остром лезвии у своей шеи, и в бешенстве занес руку для удара. — Как ты посмел... — Прекратите! Властный женский голос прозвучал, словно удар грома. В тот же миг проворная тень метнулась на крышу, издав пронзительное: — А-р-р-р! ...Пантера?! Откуда во внутренних покоях императорского дворца взялась пантера?! Юйвэнь Ху вздрогнул и рефлекторно отдернул руку, рассеивая энергию. Шань Чао также отступил на несколько шагов. Перед ними, словно из ниоткуда, появилась черная пантера. Она грациозно приземлилась между ними, одним движением лапы раздробив несколько глазурованных черепиц, затем подняла голову и издала протяжный, устрашающий рев. Все остолбенели. В этот момент раздался мягкий, насмешливый мужской голос: — Не причиняй вреда, возвращайся. Пантера махнула хвостом, и все ожидали, что она спрыгнет с крыши. Вместо этого ее тело сжалось в воздухе, бесшумно превратившись в клубящийся черный дым, и... исчезло! Шань Чао нахмурился. Юйвэнь Ху в изумлении пробормотал: — Шаман? Се Юнь оглянулся. За пределами двора гвардейцы и конники преклонили колени, и в окружении слуг стояла сама императрица У! — Что происходит в императорской резиденции глубокой ночью? — гневно спросила она, глядя на крышу. — Немедленно спуститесь! Шань Чао и Юйвэнь Ху прекратили стычку и спрыгнули вниз, чтобы выразить покорность. Шань Чао, видя, что Юйвэнь Ху опустился на колени, последовал его примеру, преклонив одно колено. Он воткнул меч Лунъюань рядом с собой, и лезвие звонко ударилось о камень. Глаза его были устремлены в землю, он не произнес ни слова. Он не видел, как в этот момент взгляд императрицы У задержался на нем. Ее глаза выражали невероятно сложную гамму эмоций. Из всех присутствующих только Се Юнь не поклонился. Он даже не пошевелился. Его взгляд скользнул мимо императрицы, остановившись на молодом алхимике-предсказателе с персиковым амулетом, который с улыбкой стоял среди придворных. Этот человек лет двадцати, с бледным и утонченным лицом, был одет в просторное синее пао. Даже просто стоя на месте, он излучал неземное величие. Но больше всего поражали его глаза — на первый взгляд обычные, но такие люди, как Се Юнь, с развитой внутренней энергией, могли разглядеть в них мерцающий блеск, свидетельствующий о глубоком даосском мастерстве. Глаза Се Юня слегка прищурились. В тот же момент молодой алхимик-предсказатель, словно почувствовав взгляд, резко повернулся и сквозь толпу устремил глаза прямо на него. Его губы растянулись в улыбке, озарив все лицо. Се Юнь остался бесстрастным, лишь холодно отвел взгляд. — ...Я вспылил и потерял контроль. Прошу наказания у Ее Величества... — начал Юйвэнь Ху. Императрица У нетерпеливо прервала его: — Я пришла сюда не для того, чтобы слушать оправдания! Проводите главнокомандующего. Гвардия и конница пусть возвращаются к своим обязанностям. Завтра я разберусь с этим! Все поклонились в знак согласия. Юйвэнь Ху, видя ее гнев, не посмел возражать и с неохотой удалился со своими людьми. Ма Синь украдкой взглянул на Се Юня и, не получив указаний, тихо махнул рукой, уводя стражу. Императрица У оставила свиту на месте, а сама взяла даоса за руку и, взметнув шлейф роскошного платья, величественно вошла во дворец Цинлян. Се Юнь знаком подозвал Шань Чао и вошел вслед за императрицей. Они увидели, как она, грациозно развернувшись, села за стол, указав даосу занять место на циновке слева от себя. Се Юнь и Шань Чао расположились справа. В зале остались лишь четверо людей, которые молча смотрели друг на друга. Наконец императрица кашлянула и, указывая на алхимика-предсказателя, произнесла: — Это Мин Чунъянь, господин Мин. Взгляд даоса пристально скользнул по лицу Се Юня, затем на мгновение остановился на Шань Чао — и в его глазах мелькнуло удивление. Но почти сразу же он вновь перевел взгляд на Се Юня, будто что-то поняв. — Не нужно таких почестей, — улыбнулся он. — Я всего лишь странствующий лекарь. Се Юнь молчал. — А это командующий императорской стражей, — продолжила императрица У. Она сделала паузу, затем добавила мягким тоном: — Господин Мин родом из Яньши, что рядом с Лочжоу. Он практикует медицину и совершенствует Дао, снискав немалую славу. Его рекомендовали императору, и представьте — хронические мигрени Его Величества исчезли за одну ночь. Если бы я не видела сама, ни за что бы не поверила. Мин Чунъянь вежливо склонил голову. Шань Чао, подражая остальным, сидел на циновке, положив рядом меч Лунъюань. Почему-то улыбка мага казалась ему настолько странной, что он слегка поежился. — Господин Мин, — сказала императрица, — именно поэтому я попросила Вас прийти. Командующий Се более трех недель назад упал в воду во время ночного патруля, и с тех пор его мучает простуда. Лекарства не помогают. Придворные лекари бессильны — может, Вы знаете народные методы? Такой редкой милости, как внимание императрицы У, мог удостоиться только Се Юнь — для других это было немыслимо. Не успел Мин Чунъянь подняться, как Се Юнь неожиданно резко вставил с легкой язвительностью: — Что, собираешься прикидываться духом и разыгрывать призрака? Мин Чунъянь на мгновение опешил, но тут же рассмеялся: — Господин командующий Се, Вы, видимо, не в курсе — помимо духовных методов, я также скромно владею искусством физиогномики. Эти слова заставили замереть даже императрицу У, восседающую на главном месте. — Например, облик Лазурного Дракона у господина командующего Се вызвал у меня искреннее изумление. Я полагал, что в наше время истинные драконы уже перевелись, и не ожидал встретить Лазурного Иньтяня. Потому не смог удержаться от изучения — прошу командующего не гневаться. Веко Се Юня дернулось. В глазах Шань Чао мелькнуло недоумение. У императрицы невольно вырвалось: — Господин Мин и вправду это видит? — Без сомнения, — ответил Мин Чунъянь. В юности императрице гадал мастер фэншуя Юань Тяньган, предсказавший: «Если эта особа женского пола — станет владычицей Поднебесной». Воспоминание об этом заставило ее сердце бешено забиться, но, сделав глубокий вдох, она ровным голосом спросила: — Что еще способен разглядеть господин Мин в облике присутствующих в этом зале? Взгляд Мин Чунъяня скользнул по лицам императрицы У, Се Юня и Шань Чао, и, кажется, чем дольше он смотрел, тем больше забавлялся. В его глазах вспыхнул странный, испытующий блеск: — Если Ее Величество гарантирует мне неприкосновенность... тогда я осмелюсь высказаться. Императрица У подняла руку: — Я даровала тебе неприкосновенность. Говори! Мин Чунъянь произнес с невозмутимой легкостью: — Я вижу израненного, умирающего Лазурного Дракона, который охраняет Золотого Дракона на пути к Небесному чертогу... Произнося «Золотой Дракон», он поднял взгляд, будто указывая на саму императрицу. Однако только Се Юнь заметил, как после этих слов Мин Чунъянь бросил взгляд на Шань Чао, сопровождая его леденящей душу улыбкой, полной скрытого смысла. Рука Се Юня под рукавом резко сжалась в кулак. Но прежде чем он успел что-либо предпринять, императрица радостно и тревожно спросила: — Отчего же Лазурный Дракон так изранен? Мин Чунъянь сорвался с места с призрачной легкостью. Никто из троих не разглядел его движений — в один миг он оказался перед Се Юнем, схватил его сжатую в кулак руку и приложил пальцы к запястью. Шань Чао уже коснулся рукояти меча Лунъюань, когда Мин Чунъянь, пристально глядя в глаза Се Юню, произнес: — Командующий Се недавно раскрывал свою печать? Ресницы Се Юня, необычайно длинные, в свете ламп отбрасывали веерообразные тени, тянущиеся к внешним уголкам глаз. Игнорируя ледяной взгляд из-под этих ресниц, Мин Чунъянь многозначительно продолжил: — Даже если у Лазурного Интьтянь — не истинная печать, каждое ее раскрытие сокращает жизнь. Командующий и без того не относится к долгожителям, а теперь и вовсе... Боюсь, день восхождения Золотого Дракона на престол будет днем Вашей кончины. Се Юнь резко вскочил, молниеносно схватив Мин Чунъяня за горло и повалив на пол. Бум!!.. Спина даоса с силой ударилась о землю. Костяшки пальцев Се Юня побелели, и хрупкие шейные позвонки затрещали под его хваткой. Глядя сверху вниз на багровеющее лицо Мина, Се Юнь медленно произнес: — ...А сегодня — день Вашей кончины, господин Мин.