Тотем Лазурного Дракона

* В уся/сянься от сильных чувств или внутренних травм, герои плюют и кашляют кровью. А когда кровь исторгают фонтаном до небес — метафора особо сильного волнения или с трудом сдерживаемой ярости.

Также это метафора юной горячей крови, которая рождает самоуверенность до небес. Стремления, не знающие страха и границ.

***

Императрица У резко вскочила, в порыве волнения выкрикнув полное имя: — Се Юнь! Затем она резко обернулась к Шань Чао: — Останови его! Шань Чао поднялся, но на мгновение заколебался: то ли разнимать Се Юня, то ли присоединиться самому, чтобы придавить эту шаманскую блоху. Лицо «блохи» стало багровым, из горла вырывался жуткий клекот и хруст, но вдруг, судорожно извиваясь, он скривился в улыбке, страшной и неестественной на искаженном лице: — Командующий Се... не спешите... затыкать мне рот навеки... ведь... Императрица стремительно шагнула вперед и наконец выпалила правду: — Се Юнь, прекрати! Того, кто представил его императору, зовут Инь Кайян из «Темных врат»! Это был уже третий раз, когда Шань Чао слышал имя главы «Темных врат», и почему-то в глубине души он ощутил странное беспокойство. Он и сам не понимал, откуда взялось это чувство. Если уж на то пошло, оно напоминало острое звериное чутье. Но Се Юнь оставался непреклонен. Холодно бросил: — Даже если сам Инь Кайян явится сюда, я не постесняюсь прикончить его на месте. Стоит ли тогда бояться этого ничтожества? И тут же раздался хруст! Тот самый зловещий звук ломающейся шеи. Лицо императрицы мгновенно побелело. Голова шаманской блохи Мин Чунъяня с глухим стуком «бум!» покатилась по полу. Однако в следующий миг безжизненное лицо вдруг скривилось, внезапно расплывшись в жутковатой ухмылке. Затем конечности дернулись, кожа окаменела, и тело начало стремительно усыхать. На глазах у потрясенных Се Юня, Шань Чао и императрицы У оно превратилось в деревянную куклу из персикового дерева размером не больше ладони! — Ха-ха-ха! — снаружи дворца раздался протяжный смех, растворившийся в ночном ветру. Се Юнь нахмурился, поднялся и устремил взгляд в непроглядную тьму за дверями. Голос продолжал насмешливо: — Как хорошо, что я подготовил замену! Знал же, что в день встречи с Лазурным драконом не избежать телесных увечий. Командующий Се, я вам не враг — к чему же ломать цветок жесткой рукой? До скорого! Голос звучал эхом, будто доносился издалека, но каждое слово четко различалось в зале дворца Цинлян. Порыв ветра — и смех растаял вдали, словно его и не было. «Ломать цветок жесткой рукой»... Во дворце Цинлян воцарилась гробовая тишина. Шань Чао и императрица У переглянулись с неловкими лицами, а уголок глаза Се Юня дернулся. Наконец он резко взметнул рукав и фыркнул: — Чудище. *** — Зачем ты вчера звал меня во дворец Цинлян? Что такое «Лазурный Иньтянь»? На следующий день Шань Чао наконец улучил момент для разговора с Се Юнем. Ночная вооруженная стычка во дворце, разумеется, не могла остаться незамеченной. Как и обещала, императрица У доложила обо всем императору, после чего Юйвэнь Ху и Шань Чао были вызваны в зал Пэнлай для официального разбирательства. Шань Чао перехватил Се Юня у входа в зал, прежде чем предстать перед императором. Прищурившись, Се Юнь окинул его оценивающим взглядом. Еще вчера Шань Чао явно горел желанием поговорить наедине, но императрица строго приказала ему удалиться и не беспокоить командующего. Лишь теперь представился удобный случай. Молодая кровь! Даже после бессонной ночи Шань Чао не выказывал ни малейших признаков усталости. — Ничего особенного, — равнодушно бросил Се Юнь, бросая взгляд на застывших, словно деревянные болванки, придворных, — пустяки. Просто раз наследный принц благоволит к тебе, я решил предупредить. Его юное Высочество — опора государства, и мы обязаны обеспечить его безопасность, не оставляя предателям ни малейшего шанса... По выражению лица Се Юня Шань Чао понял: каждое слово означало прямо противоположное. Заметив приближающегося евнуха и Юйвэнь Ху, Се Юнь слегка изменил интонацию: — ...Кроме того, раз император и императрица вызвали тебя для объяснений, держись достойно. Не приукрашивай, но и не робей. Главное — помни: Северная управа учреждена указом императора Тай-цзуна, ее слава непререкаема. Не запятнай сегодня ее честь. Юйвэнь Ху: «...» Сохраняя ледяное спокойствие, Се Юнь даже не удостоил генерала конной гвардии взглядом и ушел. Шань Чао чувствовал себя взволнованным и слегка растерянным, и в это время придворный объявил о вызове главнокомандующего Доблестной конницей и гвардейца Шань Чао на аудиенцию к императору. Поправив рукава и туже затянув пояс, он последовал за евнухом, поднимаясь по ступеням. Император сегодня был в хорошем настроении — ему удалось сделать то, о чем мечтал его отец, император Тай-цзун, но так и не смог осуществить — провести ритуал Фэншань. С того момента, как началось Восточное шествие, его дух пребывал в приподнятом состоянии. Он как раз сидел в зале Пэнлай, разговаривая и шутя с приближенными, когда императрица внезапно явилась с докладом: Доблестная конница и императорская стража Северной управы, эти извечные соперники, снова схлестнулись посреди ночи. Император ничуть не удивился, лишь спросил: — Кто победил? — Северная управа, — ответила императрица. — Командующий Се не причинил вреда великому генералу Юйвэнь Ху? — поинтересовался император. Императрица, казалось, немного затруднялась с ответом и, вздохнув, промолвила: — Нападал не командующий Се... а простой гвардеец Северной управы. Император крайне удивился, а потом подозрительно спросил: — Юйвэнь Ху, пусть и не мастер боевых искусств, но признанный воин. Как вышло, что простой гвардеец одолел моего главнокомандующего Доблестной конницей? Нет ли здесь подвоха? На лице императрицы мелькнула едва заметная улыбка, когда она мягко произнесла: — Если Ваше Величество сомневается, можно вызвать их на допрос. Император колебался, но когда Шань Чао вошел в зал, пристально его разглядел. Первое, что бросилось в глаза — высокий рост молодого гвардейца, идеальное телосложение: широкие плечи, узкая талия, длинные ноги. Облегающая форма лишь подчеркивала его мощь и ловкость. Приглядевшись к лицу, император отметил приятную внешность: густые брови, выразительные глаза, четкие черты — классический тип «суровой мужественности». Хотя изначально император испытывал недовольство и подозрительность по отношению к Шань Чао, то теперь его первой мыслью было: «Если бы Тайпин была постарше, можно было бы подобрать ей такого жениха». Тайпин была младшей дочерью императора, которой только что исполнилось два года. Если сказать, что она была жемчужиной на ладони — это было бы преуменьшением. Ее буквально держали во рту, боясь, что растает, и прятали в руках, страшась уронить. При этой мысли сердце императора смягчилось, и он еще раз внимательно оглядел Шань Чао, прежде чем спросить: — Ты Шань Чао? — Так точно, Ваше Величество, — склонил голову Шань Чао. — Нам доложили, что прошлой ночью ты самовольно вступил в схватку с главнокомандующим Доблестной конницей Юйвэнь Ху. Известно ли тебе, что ношение оружия в императорской резиденции карается смертью? — Я не знал, — без тени колебаний ответил Шань Чао. Император: «...» На его лице появилось выражение легкого шока. Императрица У, воспользовавшись моментом, кашлянула: — Ваше Величество, возможно, не знает, но именно этот человек — тот самый монах из монастыря Цыэнь, что подал лекарство, излечившее наследника престола. Видя его преданность и мастерство в боевых искусствах, а также расположение к нему наследника, я позволила ему сопровождать нас в качестве помощника командующего Се — чтобы скрасить одиночество принца. Се Юнь, сидевший рядом с императрицей, едва заметно изменился в лице и невольно бросил взгляд в ее сторону. Слова императрицы звучали изысканно и, что важнее, явно брали Шань Чао под защиту. ...Ведь Шань Чао уже не ребенок, более того, он уже здесь, прямо перед ней. Убить жаль, отпустить нельзя... И потому она нашла такой изящный способ прибрать его к рукам? Или же, увидев вчерашнюю демонстрацию силы Шань Чао, она осознала его огромную ценность как инструмента и потому изменила свое отношение? — Как? — удивился император. — Так это он помог командующему Се найти снежный лотос? — Именно так, — улыбнулась императрица, — он недавно прибыл ко двору и потому еще не знаком с придворными правилами. Вероятно, в пылу мгновенной ярости он и вступил в схватку с главнокомандующим Юйвэнь Ху. Император снова взглянул на Шань Чао, и внезапно он показался ему куда более симпатичным. Даже тот дерзкий ответ: «Я не знал», теперь казался проявлением простодушной прямоты. Его тон смягчился: — Даже в гневе ты должен был помнить: главнокомандующий Доблестной конницей — это присвоенный Нами титул второго ранга. Тебе, простому гвардейцу без титулов и заслуг, непозволительно поднимать руку на вышестоящего, да еще и с оружием! Император замолчал, окинув взглядом двух стоящих на коленях мужчин. Юйвэнь Ху сохранял каменное выражение лица, тогда как Шань Чао выглядел благородным и невозмутимым. Внутренние весы императора наклонились еще больше: — Наше решение таково: учитывая, что это твой первый проступок, а незнание законов не является преступлением, ты принесешь главнокомандующему Юйвэнь Ху публичные извинения прямо здесь. Лучше разрубить узел вражды, чем затягивать его — и Доблестная конница, и Северная управа являются Нашими верными слугами. Считайте этот инцидент исчерпанным. Юйвэнь Ху почти незаметно выдохнул — он ожидал именно такого исхода. Если бы сегодня Се Юня не было здесь, все могло сложиться иначе... Но он здесь, а значит, императрица неизбежно встанет на сторону Северной стражи. Этот привычный императорский жест — грозно нахмуриться, а затем милостиво простить — совершенно предсказуем. Но, по правде говоря, ему было все равно. Он рассеянно ждал, когда Шань Чао начнет извиняться. Все в зале Пэнлай замерли в ожидании его слов. Однако в зале воцарилась тишина, прерываемая лишь мерным дыханием присутствующих. — ...Я признаю свою вину, — наконец произнес Шань Чао, заставив всех встрепенуться, — но извиниться я не могу. Раздался глухой стук — один из придворных в смятении опрокинул блюдо с фруктами и тут же бросился на колени, моля о прощении. Император даже не взглянул на слугу, устремив взгляд на Шань Чао: — Почему не можешь извиниться? — Потому что первым напал на командующего Се именно генерал Юйвэнь Ху. У меня нет ни званий, ни заслуг, и по закону я, конечно, не смею поднимать руку на генерала второго ранга. Но если я увижу, что моему командующему грозит смертельная опасность, но останусь в стороне из страха перед законом, какого наказания я тогда заслуживаю? Император замер. Голос Шань Чао звучал твердо: — Первый закон Северной стражи — верность. Если за исполнение долга верности мне грозит смертная казнь, то я готов принять ее, но не отрекусь от преданности. Прошу Ваше Величество определить мою участь! С этими словами он склонился в почтительном поклоне. — Браво. Просто браво. В зале поднялся шум. Император был тронут — каждое слово Шань Чао било прямо в самое сердце! — Ты... — император хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. В памяти всплыли предательства «Темных врат» и дворцовые интриги, создавая разительный контраст с этим молодым человеком. Он ударил ладонью по столу, едва не выкрикнув: «Отличный гвардеец!» Однако он понимал, что Юйвэнь Ху находится рядом, и эти слова так и не сорвались с его губ. Вместо этого он резко сменил тему: — Ты... Ты говоришь правду? — Да, — ответил Шань Чао. — Тогда почему генерал Юйвэнь первым напал на командующего Се? — Докладываю Вашему Величеству! — Юйвэнь Ху почувствовал, как к горлу подступает кровь, и на этот раз поспешил опередить мерзавца Шань Чао: — Гвардеец Шань не видел всего происходящего! Это командующий Се первым напал на Вашего подданного! Вот так дела. Ситуация снова закрутилась вокруг извечного противостояния командующего Се и генерала Юйвэня. Император глубоко вдохнул, восстанавливая душевное равновесие, и обратился к Се Юню, сидевшему рядом с императрицей: — Командующий Се, что ты скажешь на это? Се Юнь оставался невозмутимым, без тени эмоций на лице. Он поднялся и почтительно сложил руки: — Ваше Величество, генерал Юйвэнь говорит правду. Император нахмурился: — Шань Чао мог не знать законов, но ты — командующий императорской стражей. Почему ты сознательно нарушил запрет на вооруженные схватки во временной императорской резиденции? Не успев договорить, император тут же пожалел о своих словах, потому что на лице Се Юня мелькнуло странное выражение — настолько знакомое и зловещее, будто много лет назад уже происходило нечто подобное. И в следующее мгновение Се Юнь ответил без малейшего колебания: — Потому что генерал Юйвэнь Ху посреди ночи проник во дворец Цинлян, и тайно подкрался ко мне. ...— Я только вышел из купальни и, будучи застигнут врасплох, вынужден был защищаться. Прошу Ваше Величество определить наказание! Император: «...» Если до этого в зале Пэнлай был слышен легкий шум, то теперь присутствующих охватило коллективное оцепенение. В голове императора мелькнула единственная мысль: «Почему у командующего Се против Юйвэнь Ху всегда только этот один прием?» «И почему этот прием каждый раз загоняет генерала в ловушку?!» Если бы он не знал о наложницах в резиденции Юйвэнь Ху, да и очевидная непричастность Се Юня к миру актеров-кастратов и мальчиков для утех, император бы действительно заподозрил, что у генерала к командующему императорской стражей... имеются некие неподобающие стремления. Но даже сохраняя веру в невиновность Юйвэнь Ху, император понимал — ситуацию не спасти. Генерал не мог опровергнуть ни слова: все сказанное Се Юнем было правдой... хотя и звучало крайне двусмысленно. Все, что ему оставалось — стискивать зубы, судорожно дышать, не в силах раскрыть рот. Он боялся, что, если откроет рот, то из него вырвется фонтан крови до небес, который он сдерживал со вчерашнего вечера. — Генерал Юйвень... — колеблясь, начал император, — желаешь что-то сказать? Лицо Юй Вэньху было белым как мел. Он молча покачал головой. Император был в затруднительном положении. Если разбираться по совести, из троих замешанных в этом деле людей больше всего ему нравился Шань Чао — он казался ему наиболее безвинным. На втором месте был Юйвэнь Ху, не примкнувший ни к фракции императрицы, ни к фракции наследного принца. И на последнем месте — всегда казавшийся ему загадочным и неуловимым Се Юнь. Однако то, что можно было решить простыми извинениями, теперь запуталось в неразрешимый узел. Обвинять кого-то одного было несправедливо, а продолжать разбирательство — неловко. Император слегка кашлянул: — Доблестная конница — оплот столицы, а Северная стража — железная гвардия, охраняющая дворец. Оба подразделения в моих глазах — столпы государства. Если вы будете то и дело ссориться из-за пустяков, что подумают ваши подчиненные? Полагаю, это дело следует... следует... Нынешний император по натуре напоминал тесто, скрывающее лезвие. И лезвие, облепленное тестом. Принимать решения ему всегда было непросто. Именно поэтому яркая и властная У Цзэтянь играла для него такую важную роль. Как мужчине ему нравились такие жизнерадостные и нежные создания, как Хэлань-ши, всецело от него зависевшие. Но как император он подсознательно нуждался в такой решительной и сильной женщине, как У Цзэтянь. Император несколько раз повторил «следует», но так и не нашел нужных слов, невольно бросив взгляд в сторону императрицы: — А что думает на этот счет императрица? У Цзэтянь твердо заявила: — Конфликт между Доблестной конницей и Северной стражей затрагивает безопасность столицы. Ни в коем случае нельзя относиться к этому легкомысленно. Этих слов оказалось достаточно, чтобы император почувствовал облегчение: — Тогда как ты предлагаешь поступить? Императрица ласково коснулась руки императора, затем холодно обратилась к залу: — Шань Чао. — Подданый здесь. — Даже если ты был вынужден вступить в схватку, чтобы защитить командующего Се, твоей главной целью должно было стать прекращение конфликта, а не нанесение генералу Юньвэню смертельных ударов. Почему, когда я прибыла, ты уже прижал генерала к крыше, лишив его оружия? Не только у Юйвэнь Ху — даже у остальных присутствующих перекосились лица. Император знал лишь, что гвардеец одержал верх над главнокомандующим Доблестной конницей, но не ожидал, что победа была настолько сокрушительной. Его взгляд на Шань Чао мгновенно изменился. — Я признаю вину, — ответил Шань Чао. — Мне не следовало применять жесткие приемы. Голос императрицы стал ледяным: — Тогда почему ты сознательно перешел границы?! — Потому что я был способен это сделать. Если слова Се Юня: «Я только вышел из купальни», лишь ошеломили окружение, то фраза Шань Чао: «Потому что я был способен это сделать», буквально заморозила воздух в зале. В этот момент все присутствующие, словно сговорившись, подумали об одном и том же: «Наглец!» Уголки губ императрицы дернулись — на мгновение на ее лице промелькнула тень улыбки, но тут же оно вновь стало строгим. Она громко хлопнула по столу: — Дерзкий гвардеец! Как ты смеешь так разговаривать?! Император поспешно вмешался: — Он молод и горяч, неосторожные слова неизбежны... Прошу императрицу не судить его строго... — Разве молодость и горячность — оправдание для дерзости перед лицом императора? Не задумываясь, императрица парировала слова императора, затем глубоко вдохнула, словно сдерживая эмоции, и холодно обратилась к Шань Чао: — Что ж, раз император заступился за тебя, я не стану наказывать за дерзость. Но если ты так уверен в себе, я испытаю твои способности — посмотрим, есть ли у твоей наглости основания. Се Юнь, подперев подбородок рукой, наблюдал за происходящим, как вдруг почувствовал на себе взгляд Шань Чао, глубокий и пронизывающий. Молодой человек в расцвете сил — его взгляд буквально пылал, излучая непоколебимую уверенность. Се Юнь на мгновение замер, и в голове неожиданно всплыл образ павлина, распустившего хвост в императорском саду. Он и сам не понимал, откуда взялась эта абсурдная ассоциация, как вдруг услышал слова Шань Чао: — Испытайте меня, Ваше Величество. — Вчера ты победил генерала Юйвэня лишь благодаря преимуществу в оружии, что не может считаться честным поединком, — императрица подняла величественное лицо и медленно продолжила: — Сегодня, перед лицом императора, я повелеваю вам сразиться вновь. Если ты победишь, вчерашний инцидент будет забыт, а командующему Се не придется отвечать за нападение. Но если проиграешь — принесешь генералу Юйвэню публичные извинения, и императорская стража больше не посмеет бросать вызов Доблестной коннице. Как тебе такое предложение? Шань Чао усмехнулся и громко ответил: — Отличное решение. Я принимаю вызов. Юйвэнь Ху, конечно, не остался в стороне: — Я тоже готов сразиться! Императрица и император переглянулись и кивнули. Но прежде чем был отдан приказ, со стороны входа раздались шаги. Затем прозвучал приятный, но легкомысленный мужской голос: — Ваше Величество, позвольте! Этот метод не слишком хорош — у меня есть предложение получше! Все подняли глаза. Се Юнь закрыл глаза и провел рукой по лбу. Шань Чао нахмурился, увидев, как через порог переступает элегантный мужчина в светло-пурпурных одеждах с изысканной нефритовой подвеской у пояса.