Vitis memoriae

      — Вот и пропажа нашлась! — с ухмылкой констатировала Ирен.       — Я же предупреждал вас, что буду немного… занят.       — И как внеурочные занятия с сеньором Маре?        Ответить не было времени. Влетел Жак, а стоило мне повернуться, как он озадаченно присвистнул:       — Да тебя сожрать, что ли, пытались?       — Джонас, — раздался вновь голос Ирен, но Жак тут же прибавил:       — Может, дашь ему шарф или платок какой-нибудь, чтобы прикрыть всё это… искусство?       — Нет, — категорично заявил я, шагнув в сторону спальни.       В такую жару повязанный на шее платок будет выглядеть чуднее кучи пятен.       — Мы упускаем нечто важное, — Ирен деловито уперла руки в бока. — Оказалось, что безответные чувства не столь безответны, как ты предполагал, да, Джонас?       Я запнулся, припав плечом к косяку. Слишком свежи были воспоминания и о ночи, и о ласковом поцелуе в лоб, и о моём признании в любви, оставленном без ответа, и о его молчаливом уходе, и главное — о грёбаном разговоре с Пастером.       — Могу попросить об одолжении?       Заискивающий тон тут же заставил Ирен насторожиться.       — Так ты нам расскажешь что-нибудь? Потому что ваши лобызания не заметили бы только сандзару.       Мы с Жаком переглянулись в немом вопросе, и она со смиренным вздохом пояснила:       — Три обезьяны: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу. А вы творили за нашими спинами настоящее зло! Использовать других людей для… антуража — это преступление!       — Ничего такого не было… — сипло произнёс я, ощущая, как горит шея, а за ней — щёки и даже кончики ушей. — Самый обычный поцелуй.       Жак хохотнул.       — Какая наглая ложь, — и покачал головой. — Ладно уж, признавайся. Судя по твоей сытой морде, чудо всё-таки, кхм… совершилось.       — Вы переспали, — очередное утверждение из уст Ирен звучало как приговор. — И что теперь?       — Не в бровь, а в глаз. Не спрашивай такие сложные вещи, — одёрнул её Жак. — Начало отношений — всегда проблематичный период.       — Нашёлся тут эксперт в отношениях, — добродушно улыбнулась она.       Я хмыкнул, растерянно посмотрев себе под ноги.       По-другому и не скажешь: проблематичный период. А всё потому, что обычно отношения не начинаются с постели, а плавно приходят к этому… У меня же всегда всё задом наперёд.       — Мне нужен номер Адама, — красноречиво уставился я на Ирен.       — Потому что у тебя его нет, — подытожила она.       — Мисс очевидность, — усмехнулся Жак.       Та недовольно поджала губы, собираясь ответить ему что-то колкое, но в последний момент обратилась ко мне:       — Я назначена ответственной за нашу группу, и номер у меня для чрезвычайных ситуаций, а не для любовных переписок…       — Мне не тот номер нужен… Не рабочий.       — О-о, — задумчиво протянула она, а потом вновь повторила уже с другой интонацией: — О! Ты хочешь, чтоб я спросила у Нико личный номер сеньора Маре? И как это будет выглядеть? Это ведь немного странно, не находишь? — с каждым вопросом она всё больше смущалась, будто я попросил её узнать у Видаля, какого цвета трусы носит Адам.       — Тоже мне сложность. — Жак цокнул языком, протянув руку: — Дай-ка сюда телефон.       Ирен опасливо передала ему гаджет, предупредив:       — Если налажаешь, будешь сам разбираться с последствиями.       — Да-да, — машинально кивнул он, что-то строча.       Я подошёл к другу и глянул через плечо на экран, пока он спешно набирал, а на его лице отражалась кривая ухмылка.       Ирен: Привет! Я не могу найти личный номер сеньора Маре в списке, а дома ЧП.       Ответ пришёл незамедлительно:       ВидНик: Привет!       ВидНик: Так позвони на рабочий. Что случилось?       Ирен: Это номер ведь его секретарши даже, а не его. Ну подсоби, пожалууууууйста!       ВидНик: Ты уже звонила?       Жак нахмурился, что-то пробубнив себе под нос; Ирен встала по другую сторону:       — Я думала, что это рабочий номер. Как ты узнал?..       — Озарение, блин, — парировал он, спешно строча:       Ирен: Пока я ей всё объясню, пока она передаст моё сообщение       Ирен: Пройдет слишком много времени, а медлить нельзя…       Ирен: Ты не хочешь его давать?       И плачущий смайл.       ВидНик: Нет-нет. Скидываю!       Прикреплённый номер перекочевал в нашу переписку.       ВидНик: А что случилось? Может, мне позвонить ему?       Ирен: Не волнуйся!       Ирен: Я всё сделаю сама.       Жак вздохнул, сунув телефон в руки Ирен. Та непонятливо посмотрела на него.       — И что мне теперь сказать о «ЧП»?       — ВидНик? — одновременно с ней спросил Жак.       Ирен в ответ пожала плечами:       — Видаль Нико — ВидНик.       Взгляд Жака стал недоверчивым.       — Типак ЛюЖак и ГарДжо?       Ирен слегка порозовела и кашлянула.       — Вообще-то я поменяла на Жрак и Джонни.       У меня вырвался смешок.       — Это уже система.       — Зато всё упорядочено, — насупилась она.       Жак обхватил её плечи, потискав в объятиях, и поцеловал в макушку.       — Миссия выполнена, — хмыкнул он. — И… с днём рождения, Джонни!       Ирен тихо рассмеялась.       — С днём рождения, Джонас!       Я будто бы каждые десять минут забывал, какой сегодня день, и даже несколько удивился внезапным поздравлениям. Не то чтобы я не праздновал или ненавидел этот день, хоть именно двадцать девятого июля случилась авария, в которой погибли мои родители, а я отделался ссадинами и шрамом на затылке… Нет, я давно перестал ассоциировать обе даты, да и Герман с самого детства твердил: «Вряд ли они обрадовались бы твоей грустной мордашке, Джонас». Я впитал в себя простую истину, что должен радоваться за нас троих. Но сегодня всё было слишком сумбурно: я вспомнил утром и отвлёкся на Адама, вспомнил во время разговора с Пастером и вновь отвлёкся на Адама.       — Он опять забыл, — словно не веря в это, заявил Жак, а Ирен сразу же оспорила слова:       — Не-а, помнит.       — Помню-помню, — выставляя напоказ все свои театральные навыки, расплылся я в широченной улыбке Чеширского Кота. — Рано ещё поздравлять. Мы ведь пойдём вечером на ярмарку? Бенгальские огни и фейерверки в честь открытия праздника — самое то.       — Само собой, — кивнул Жак. — Хочу прокатиться на всех аттракционах, объесться вафлями с карамелью и, конечно же, пострелять из ружья и выиграть что-нибудь чудное и мохнатое. Кстати, твой подарок под подушкой, — молниеносно перескакивая с одной темы на другую, поведал он и хитро прищурился.       — Или на ней, — добавила Ирен с тем же выражением на лице.       Мне аж тревожно стало.       — Я же говорил, чтобы вы ничего не покупали, — беззлобно упрекнул я.       — Ну это так — мелочь… Небольшой презент, — посмеиваясь прошептал Жак, пока я с видимой опаской направился в свою комнату.       Хотелось бы надеяться, что упомянутая кровать не взлетит на воздух, унося меня в космические дали, и не утопит, когда я присяду на какой-нибудь водяной матрас, так как Жак ценил такого типа приколы на всякие праздники.       Открыв дверь, я замер на пороге и выдохнул.       На меня прозрачными глазами уставилась огромная мягкая игрушка, которая занимала почти всю постель. В стиле виниловых коллекционных фигурок Funko она обладала моими чертами, и даже родинки были на месте: над глазом и под губой. Гротескную картину дополняли колпак и облачение повара, а в руках моя игрушечная копия держала конверт.       Всё ещё в страхе, что чучело сейчас взорвётся конфетти, я осторожно выудил тот, предварительно пощупав мягкие, набитые каким-то материалом ручонки.       Слава богу, это был не гигантский торт.       Просто игрушка. Огромный «плюшевый» я — чудесно.       — Вы надо мной издеваетесь, — насмешливо пробормотал я, выуживая из конверта то, что было похоже на контракт.       Сперва зацепившись за уже знакомый логотип на краю листка, я пробежался глазами по строчкам, задержал дыхание и вновь шумно выдохнул.       — Это?..       — Да, то самое: мы записали нашего искусного Джонни на курсы поварят грозного сеньора Грандиса, — приторным воркующим тоном протянул Жак.       — Вы… вы… — забормотал я, скользя взглядом по условиям и расписанию. — Какая же эта, чёрт возьми, мелочь?.. Какой, на хрен, небольшой презент?!       Прервав поток моего возмущения, больше вызванного смущением, чем искренним недовольством, Ирен безапелляционно заявила:       — Возврату не подлежит: у твоего почитаемого Винсента Грандиса места зарезервированы на сто лет вперёд. Мы хотели записать тебя ещё в прошлом году…       — И недавно ему дали ещё одну звезду Мишлен, — подметил Жак, будто соблазняя меня.       А соблазнять и не надо было: я дрочил на эти курсы уже давно, но всё никак руки не доходили, да и решимость таяла, стоило мне открыть сайт.       Каждый раз представлял лицо деда, если я скажу ему, и закрывал, говоря себе: потом… когда-нибудь потом.       — Знаю, — прошептал я, — поэтому не думал, что он в этом году будет набирать группу.       Отняв взгляд от бумаг, я бережно убрал их в конверт, а конверт положил на тумбочку и, стремительно развернувшись, с разбега наскочил на друзей, сжимая их, охающих и ахающих, в крепких объятьях благодарности.       — Буду до смешного банален, но вы самые лучшие, — прошептал я и даже забыл, что от такой активности задница моя явно не будет в восторге.       — Тебе, похоже, татушку набили техникой засосов, — со смешком прокомментировал Жак, разглядывая меня, точно висящую на стене картину. — Мне кажется, или эти пятна формируют слово «моё»?       Я потёр место, куда он указывал, но Ирен, отцепив мою ладонь от шеи, заглянула с другой стороны и прыснула:       — Mio, как по мне.       — Что?..       Я рванул в ванную, сразу же уставившись в зеркало, но с этой стороны было ничего не видно, кроме кучки повсеместно оставленных следов, которые я утром и так хорошенько рассмотрел.       Пуантилизм, блядь.       — Не беда — к вечеру всё замажем, — заглянув в комнату, уверенно кивнула Ирен.       — А может, надеть всё-таки платок и беретку? У меня где-то завалялась беретка, — глумливо протянул Жак, пока я судорожно потирал багровеющие пятна, точно в попытке содрать их вместе с верхним слоем кожи.       Если бы Адам не трогал шею и горло, я бы даже оценил столь активную попытку пометить меня.       — Ты можешь надеть водолазку — после двенадцати всё равно станет прохладно, — предложила Ирен, когда я вышел из ванной.       — Меня больше волнует, что мне делать с этой махиной? — указал я глазами на игрушечную тушу.       — Спать в обнимку?       — Подарить сеньору Маре?       Оба предложения прозвучали одновременно. Я усмехнулся, представляя гримасу Адама, найди он это у себя в постели по возвращении.       — Ты завтракать будешь? — сменила тему Ирен и шутливо потискала торчащую из кармана мягкую поварёшку.       Мне даже отвечать не пришлось: желудок жалобно заурчал, повелевая моим телом. Подхватив с тумбы телефон, в два шага я оказался на кухне и захлопал полками, выхватывая свою успевшую стать любимой миску.       — В нашем меню: остатки омлета с беконом, тосты с абрикосовым джемом и остывший кофе, — перечисляла она, в то время как я уже залил хлопья молоком и вновь включил кофеварку. — Ещё есть дыня, но я не стала её разрезать. И… — Ирен подняла на меня озадаченный взгляд, — ты будешь завтракать стоя?       Жак хмыкнул, устроившись за столом, и вытянул ноги. Чинно сложив руки перед собой, он сообщил:       — Пастер забегал утром и остался обеспокоен твоим отсутствием.       — Мы уже обсудили его тревоги.        Утопив ложку в молоке, я вновь нажал на кнопку кофеварки.       — Получается, что ты всё себе напридумывал? — с интересом глянула на меня Ирен. — А я ведь говорила, что тебе могло показаться.       — И не только мне, — пожал я плечами и стал машинально жевать.       Нам с Алексисом много чего привиделось, и вины в этом ничьей не было: ни его, ни моей, ни уж тем более Адама.       — Ты явно не хочешь это обсуждать, — заключил Жак.       — Если всё хорошо, то можно сглазить, а если плохо — пересказ только ухудшит настроение, — рассудила Ирен.       — Иногда нужно и выговориться, — не согласился он с ней.       — Рано делать какие-либо утверждения… Могу лишь сказать, что вечер и правда прошёл чудесно.       Помимо воли, глуповатая, как мне казалось, улыбка растянулась на губах, а фантомные ощущения прикосновений откликнулись теплом в груди. Даже несмотря на препирания с Алексисом, я был в отличном настроении: взбудоражен и каплю распалён от ощущения растекающейся и будто вибрирующей внутри радости.       — А как лыбится-то, — победным тоном произнёс Жак.       — Это всё ваш подарок, — невинно развёл я руками, но улыбаться не перестал.       Конечно же, можно было рассказать им про состоявшийся между нами с Пастером разговор, но к чему было распространять сплетни: будь то факт, что Адам и ранее спал со стажёрами, или заверения Алексиса, что я очередная его «подстилка»?       Время покажет.       — Кофе, Гарри, — напомнила Ирен.       Кофеварка громко шипела.       Оставляя плавающих в молоке шоколадных мишек в стороне, я сыпанул в кофе ложку сахара и, размешав, машинально хлебнул крепкий напиток, всё это время ощущая дикое желание написать Адаму. Это был первобытный импульс, позыв, который противоречил даже страху показаться чересчур назойливым или отвлечь того от работы.       А чего, собственно, мне бояться?       В случае если он занят, я же не принуждаю его отвечать сразу же? Просто хочу сообщить, что успешно покинул спальню… Просто немножко напомню о своём существовании.       Пока я добавлял в список контактов номер Адама, друзья шумно переговаривались, а гора продуктов на столе только росла.       — …Доешь омлет?       — Не хочу.       — А потом захочешь.       — Потом и доем.       — Потом он засохнет и будет невкусным, — парировала Ирен.       — Мне всегда всё вкусно.       Мои пальцы быстро набирали сообщение, мозг кричал благим матом, а мысли бесцельно метались, вводя в ступор. Это был клинический случай: смущаться во время написания элементарного сообщения в разы сильнее, чем во время вчерашних кувырканий в постели.       Ты, Гардор, просто неизлечим. Неизлечимый дебил.       И всё, на что хватило моего высокого интеллектуального коэффициента, — информация с недавнего времени явно недостоверная — это: «Привет, Адам!»; чтобы после стереть и вновь набрать: «С добрым утром». Но, вспомнив, что приветствие уже звучало, я вновь скорректировал сообщение: «И снова с добрым утром тебя» и мысленно себе похлопал.       Оригинально, блядь.       Безутешно вздохнув, я гипнотизировал несколько бесконечных секунд экран и следом напечатал первое, что пришло на ум.       Джонас: Я проснулся…       И, отхлебнув кофе, чуть не подавился, когда, собираясь стереть, вместо этого отправил сообщение, мазнув по пробелу.       Джонас: Это Джонас, если ты не понял       Безусловно, я гениален. По-своему, но гениален.       Время растянулось, пока я детально изучал появившуюся вторую галочку, означавшую, что сообщение было доставлено, и медленно сходил с ума от смеси стыда, удовольствия и слишком приторного кофе.       — Омлет уже подсох.       — Так затяни тарелку плёнкой и убери в холодильник, — пыхтел Жак.       — У нас закончилась плёнка.       — Фольгой тогда.       — Фольги тоже нет!       Маре: Соня.       Неожиданно быстрый ответ заставил сердце на мгновение остановиться, а пальцы — вздрогнуть. Поставив чашку на столешницу во избежание несчастных случаев, я ощутил, как уверенность крепнет внутри, пуская корни.       Джонас: Я столкнулся с Алексисом…       Джонас: Что ты сотворил с моей шеей?       Маре: В доме?       Маре: И не только с шеей :)       Он меня озадачил, и я опустил взгляд в недоумении и попытке расшифровать намёк и тут же одёрнул себя. Не хватало ещё начать вертеться как юла.       Джонас: Не, в саду       Джонас: И с плечами, грудью и прочим…       Джонас: Где ещё?       Маре: Это ты у него стащил мой номер?       Маре: Правая ягодица.       Усмехнувшись, я прикрыл на мгновение глаза, вспоминая лёгкие укусы и последующие шлепки. Но сейчас меня больше волновало другое: спрашивать ли Адама про Хью — вроде? — или сделать вид, что я ничего не знаю? Выбор оказался сложным: завязать разговор, который мог плохо кончиться, или подпитывать свою «наивность», избегая этой темы? Одно то, что я понимал всю суть проблемы, уже отменяло термин «простодушный», как мне казалось.       Пальцы сами решили за меня, набирая следующее сообщение.       Джонас: Ты же не оставил свой номер       Джонас: Поэтому пришлось искать в телефонном справочнике.       Джонас: Так что зацени мои навыки ;)       Маре: Шокирующе уже то, что ты нашёл телефонный справочник ;)       — И как я буду печь торт?       — С бумагой для выпечки — только она и осталась. А вообще, лучше не трогай духовку.       — Я хочу испечь торт, — упрямо заявил Жак. — Джо, хочешь на днюху торт по рецепту моей мамы?       — А?.. — я вскинул брови, не понимая, о чём они вообще говорят, и вновь уткнулся в экран.       Джонас: Сильно занят?       Маре: Да.       Маре: Ты ужасно отвлекаешь меня       Маре: От кучки зануд, которых привёл Габриэль на дегустацию.       От сообщения сквозило ироничной усмешкой и закатанными глазами, и я улыбнулся в ответ.       — Мы его потеряли, — пропел Жак, хлопнув в ладоши. — Джо, а Джо? Хочешь, я испеку тебе торт?       — Зачем мне торт? — всё так же не въезжая в ситуацию, поинтересовался я, одновременно набирая ответ.       — Видишь? Джонас не хочет, чтобы ты что-то готовил, — пыталась урезонить его Ирен. — Не хватало ещё дом сеньора Маре спалить.       Отправить сообщение я так и не успел. Адам меня опередил:       Маре: Нико известил, что дома ЧП.       Маре: Что случилось?       Что ж, многое случилось. А повисшее между нами напряжение щекотало нервы, подпитывая мою уверенность в незатейливой игре, а вместе с тем и наглость, чтобы эту игру начать.       Почему бы и нет?       Джонас: Ты сейчас сидишь за столом?       Маре: Можно и так сказать.       Маре: Или это намёк, что мне лучше присесть?       Усмехнувшись, я отвернулся спиной к друзьям, делая вид, что вновь завариваю кофе.       Джонас: Ты не дал мне закончить минет вчера       Джонас:: O       Я выдохнул, погремев чашкой, и на автомате наполнил её до краёв.       Маре: Мне и правда лучше сесть.       Маре: У тебя ко мне одни сплошные претензии.       Джонас: Ещё есть много желаний       Джонас: Я бы не отказался от продолжения сейчас       Джонас: Под столом, пока ты сидишь с постным лицом       Джонас: И слушаешь, как гости распинаются про насыщенность аромата и цветочные букеты…       Рука с телефоном дрогнула, когда в ответ пришла фотография: наполненная людьми комната и колено, обтянутое тканью знакомых мне с утра брюк. А среди толпы была хорошо видна белёсая макушка Габриэля Пастера, о чём-то увлечённо рассказывающего, и тем не менее всё моё внимание сконцентрировалось на замеченном ранее колене. Хотелось увидеть больше: ноги, бёдра, убранную в брюки рубашку, пряжку ремня…       Маре: Ты сплошное искушение, Гардор.       Кто бы говорил.       Джонас: Тогда, в машине, знаешь, о чём я думал?       Маре: Приблизительно.       Мне почему-то показалось, что Адам сдавленно вздохнул.       Джонас: Представлял, как кладу ладонь тебе на бедро, медленно веду вверх, слегка царапаю ткань…       Облизнув пересохшие губы, я печатал всё быстрее.       Джонас: Как расстёгиваю ширинку, забираясь рукой под ткань, и сжимаю твой член       Джонас: Ласкаю кончиками пальцев по всей длине, потирая головку       Джонас: Наклоняюсь и обхватываю губами…       Маре: Надо было взять тебя с собой.       Это было неожиданно. Взять меня с собой в качестве кого? Или это просто ирония? Шутка, может?       Бегло оглянувшись, я застал друзей за инвентаризацией вываленных на стол продуктов.       — Кукурузная мука?       — Два стакана.       — Там написано, что пшеничная мука, а не кукурузная, Жак. И не два стакана, а сто пятьдесят грамм.       — Два яйца, — пробубнил он. — У нас осталось одно яйцо.       — Нужно четыре, — фыркнула Ирен.       — А, точно. Это лимона два, а яйца четыре… Хрен разберёшь почерк мамы.       Джонас: Представлял, как скольжу по всей длине языком, кончиком задевая набухшие вены       Джонас: Как ты сжимаешь руль и ругаешь меня, а я начинаю тебе отсасывать прямо там       Джонас: На пешеходном переходе       Маре: Боже       Маре: Что ты творишь…       Я хлебнул уже едва тёплый напиток, улыбаясь краем губ.       Джонас: Хьюстон, у нас проблема?       Джонас: Будь я там, с удовольствием помог бы тебе       Джонас: Но у тебя всё ещё есть рука ^^       Маре: Чёрт Гардодр!       Маре: Гардор*       Беззвучно рассмеявшись, я прикрыл на мгновение глаза, буквально ощущая исходящее от экрана негодование вперемешку с возбуждением, а позади послышалось сардоническое:       — Ну, испеки один кусочек вместо целого торта, Жак!       — Цыц!       — Ты не купил растительное масло, — с упрёком заметила Ирен.       — У нас полно оливкового…       — Конечно, ведь это одно и то же.       Джонас: Чего сразу «Гардор»?       Джонас: Я дал тебе отличный повод сбежать от всех тех зануд       — А где форма для выпечки?       — Там, где ты её и оставил — в духовке, Жак.       Адам ничего не отвечал, а я тем временем вслушивался в разнородные звуки за спиной: от хлопков шкафчиков до звона посуды.       Джонас: Так ты сбежал или…       Только я отправил, как сразу же откликнулся он:       Маре: Век не дрочил       Маре: В кабинке туалета       Огонёк возбуждения зажёгся внутри; томление растеклось по телу, и я спешно запил формирующийся ком в горле остатками слишком горького на этот раз кофе.       Джонас: Ты серьёзно сейчас?       Очередная задержка была красноречивее слов.       Сглотнув, я буквально вжался в шкаф, мысленно представляя, как Адам сбегает с того собрания, чтобы ввалиться в уборную, прижаться спиной к двери кабинки, спешно расстегнуть ремень, а затем и штаны, высвободить налитую кровью плоть, с тихим стоном нетерпения обхватить её пальцами и откинуть голову. Казалось, я мог слышать характерный скрип молнии, его тяжёлое дыхание, шуршание одежды…       Маре: Что ж ты сомной делаешь?       Слова сливались, будто Адам набирал сообщение одной рукой и в очень неудобной позе, а я, взбудораженный подобным видением, замирал, раз за разом прокручивая в голове чужие действия. И стремительно возбуждался: уже второй раз в присутствии друзей и вновь по вине Маре.       Джонас: У меня тот же вопрос…       — Сахар и сахарная пудра с ванилью — это совершенно разные вещи, Жак!       — Проблем-то: добавить ванильную эссенцию в сахар.       — Ты решил нас всех отравить?       — Я пойду в комнату, — вклинился я в их милую перепалку, и Ирен отняла взгляд от сваленных в кучу продуктов.       — Видишь, ты уже успел достать именинника!       — Мне просто нужно… прибраться, — неловко улыбнулся я, а в следующий момент буквально выскочил из кухни, когда мне в спину прилетело громкое:       — Джо, мне добавлять в торт орехи?       — Какие ещё орехи в лимонном бисквите… — голос Ирен растворился в глухом стуке закрывающейся двери.       А я, прижавшись к ней спиной, сразу глянул на экран.       Маре: Твоя помощь       Маре: Была бы кстати       Джонас: Хочу услышать тебя       Джонас: Можно?       Слегка нахмурившись, я глянул на гигантскую игрушку, занимающую всю кровать, и так и остался стоять.       Звонок раздался буквально сразу же, чуть ли не заставив меня подпрыгнуть из-за неожиданно высветившегося входящего звонка от «Маре». Мазнув по экрану, я поднёс телефон к уху и напрягся, когда услышал:       — Джонас…       Хриплый голос пробрал до мурашек, и в штанах стало до боли тесно.       Прижав плечом телефон к уху, я расстегнул джинсы.       — В каком ты состоянии?       Шумный выдох стал многообещающим намёком, как и его сиплое:       — В ужасном, паршивец.       Тихо рассмеявшись, я сжал ставший в мгновение каменным с подачи Маре стояк, неспешно проведя рукой по всей длине, отчего дыхание слегка сбилось, и, казалось, Адам такую перемену сразу же заметил.       — Ты у себя?..       — Стою на том самом месте, где ты застукал меня перед экзаменом.       Его ответный смешок смешался с едва различимым мычанием, и очередной табун мурашек пробежал по коже.       — Не боишься, что кто-нибудь зайдёт?       — О-очень, — еле слышно протянул Адам, но слова были не лишены привычной насмешливости.       — Считай это местью за вчерашнее.       — Подумай… ещё. Это чересчур тривиально, — порывисто прошептал он, а я стал размеренно двигать рукой, ловя каждый издаваемый им звук.       — И тем не менее ты возбудился… — в тон ответил я, растирая капли выступившей смазки, и еле слышно простонал, одновременно представляя, как он обхватывает ладонью оба члена и начинает двигать рукой в размеренном темпе, а я тем временем кусаю его губы, вылизываю рот, усеиваю шею такими же отметинами…       — Абсурдно, правда? — сбивчиво спросил Адам.        Его дыхание стало каким-то свистящим, будто он выдыхал сквозь стиснутые зубы.       — Абсурдно то, как сильно я хочу тебя сейчас, хоть у меня всё болит и…       — Джонас, — перебил он меня полустоном и вновь повторил, будто в мольбе: — Джонас…       — Хочу тебя до дрожи, — выдавил я, чувствуя, как на лбу выступает испарина, а в горле становится сухо.       Чужие вздохи стали прерывистыми и частыми, словно при длительном забеге, и внезапно оборвались, за чем последовало непонятное шипение и ругательство, которое нельзя было расшифровать. Я вильнул бёдрами, тоже зашипев от саднящего жжения внутри, но этот болезненный отголосок стал тем, что подстегнуло волну наслаждения, накрывшую меня с головой.       Толкаясь в собственный кулак, я чуть не выронил телефон и сильнее прижал его к уху, чувствуя исходящее от экрана тепло, будто раскалённое дыхание Адама, ласкающее шею.       — Ты уже?.. — прошептал я в трубку и услышал его положительное мычание, за которым последовал странный скрип и шелест.       — Чёрт… — вполголоса пробурчал он, сдавленно выдыхая и шурша бумагой. — Я должен стребовать компенсацию за моральный ущерб.       — Какие мы чувствительные.       Хрипло рассмеявшись, я застонал, стоило движениям руки стать резкими и неконтролируемыми, а он притаился на том конце, похоже вслушиваясь.       — Ты… ты будешь на ярмарке?..       — Буду.       Радость от его ответа захлестнула меня наравне с прошившим насквозь удовольствием. Дрожь усилилась, сотрясая тело в сладких нескончаемых спазмах наслаждения.       — М… м…       Попытка собраться с мыслями не увенчалась успехом, когда, вновь потерев чувствительную кожу, я довёл себя до оргазма парой рваных движений, о чём известил его с помощью блядского стона, случайно проскользнувшего меж губ.       — Гардор? — насмешливо позвал Адам, но я едва смог выдавить из себя очередное вопросительное «м». Он же вторил мне беглым, но вдумчивым мычанием и добавил: — Если ты не прекратишь так стонать, нам придётся продолжить.       — Как будто это плохо, — едва заметно тряхнул я головой и чуть не выронил телефон.       — Боюсь, меня уже заждались.       — Боюсь, ты преувеличиваешь свои возможности.       Адам усмехнулся.       — А ты недооцениваешь свои.       — Хочешь сказать… что я плохо на тебя влияю?       — Определённо, — твёрдо заявил он.       Кое-как отделившись от двери и дойдя на ватных ногах до ванной, я поставил громкую связь и стал мыть руки, прислушиваясь к такому же шуму воды на том конце.       — Покатаемся на карусельных лошадках?       — Разве что я прокачу тебя на моей лошадке, — с торжественной серьёзностью ответил Адам, и журчание воды стихло, а за ним последовал шум сушки.       — На твоей лошадке кататься небезопасно — у меня до сих пор задница болит, — фыркнул я не без иронии, вытирая руки полотенцем, и застегнул джинсы, приводя себя в относительный порядок.       — Недовольным моим сервисом ты не выглядел.       В его голосе чувствовалась улыбка, и я рассмеялся, купаясь в невыразимом ощущении тепла. Оно будто убаюкивало меня, слегка оглушённого оргазмом и в то же время счастливого оттого, что после моего напоминания о чувствах, казалось, между нами ничего не поменялось: ни отстранённости, ни эмоционального напряжения не появилось. И я мог бы спросить его прямо сейчас про Хью и про всё то, о чём поведал мне Алексис, но… не стал. Такое лучше обсуждать лицом к лицу.       — Так мы увидимся? — спросил я.       Раздался громкий хлопок, и в разговор вклинилось взволнованный и прекрасно знакомый мне голос:       — Адам? — позвал Пастер-старший.       — Здесь, — откликнулся Маре.       Я мгновенно представил, как он поднял руку, точно первоклассник.       — Может, поторопишься? Все только тебя и ждут.       — Иду я, иду, — отмахнулся Адам и, прислонив телефон к уху, ответил: — Мне уже пора. И конечно же, мы увидимся: ты ведь живёшь напротив…       Не успел я ничего ответить, как он отключился, а я так и остался с вопросом на губах, который перенёс в печатную форму, отправив ему новое сообщение:       Джонас: Я имел в виду       Джонас: Увидимся ли мы на ярмарке?       В ту же секунду в нос ударил запах гари, и я услышал громкую возню в коридоре. А стоило только открыть дверь, как вонь стала сильнее, а голоса — громче.       —…Спалить кекс за пять минут — это настоящий талант, — громко смеялась Ирен.       С опаской заглянув в гостиную-кухню, я увидел Жака, рассматривающего с глубоким отчаянием какой-то чёрный бублик — то ли шоколадный, то ли покрытый маком.       — Он не поднялся, — угрюмо заметил Жак.       Ирен зашлась в очередном приступе смеха, пока по кругу поворачивала подставку. Я вышел из своего временного убежища, заботливо поинтересовавшись:       — Так ты испёк мне корону?       — По рецепту моей мамы, — со скепсисом ответил Жак, ткнув пальцем в то, что оказалось полностью сгоревшим бисквитом.       Сделав глубокий вдох, я плотно сжал губы и чуть не подавился от рвущегося наружу смеха, разглядывая, как друг с кислой миной соскрёб ножом несколько чёрных крошек, словно собирался их попробовать. Однако самообладания надолго не хватило: не сдержавшись, я последовал за Ирен — та вовсю смеялась, утирала глаза и махала руками, будто ей не хватало воздуха.       А пока мы с ней пытались прийти в себя и потушить дикий приступ веселья под недовольным взглядом Жака, коричнево-чёрная то ли пышка, то ли роскон, точно испуская дух, осела, превратившись в круглый сухарь.       — Это не смешно, — возразил Жак, отрезав кусок этого безобразия, которое можно было только распилить.       — Я не стану это пробовать, — покачал я головой.       — Он сырой внутри, — со священным ужасом прошептала Ирен, отобрав у него кусок и кинув его в помойку.       Медленно оглядев завал пустых упаковок, я усмехнулся и подошёл к столу, по пути подцепив висящий неподалёку фартук:       — Так и быть — подсоблю. Учитесь, пока я жив.       — Муки у нас нет, яиц — тоже, — проинформировала меня Ирен, отодвигая в сторону подпалённый кулинарный шедевр Жака.       — Ничего нет, — могильным тоном заключил тот.       — Зато винограда полно, — криво усмехнувшись, я оставил телефон в стороне и, глянув на экран, принялся за дело.       Сообщения хоть и были доставлены, но так и остались без ответа.