argentum

      Согласно древним писаниям, ангелы являлись созданиями, призванными служить Богу. Они выполняли функцию вестников: передавали его волю и совершали чудеса под Его чутким руководством, помогали людям и управляли порученными ими сферами. Энн часто видела их на картинах художников разных эпох — друзья таскали её по галереям, обеспокоенные её образом жизни.       После первой космической экспедиции она сильно замкнулась в себе. Она не могла разглашать тайны государственной важности, однако даже дураку было понятно, что там случилось нечто серьёзное. Она закрывала глаза и видела образы, от которых спасения не было. Они преследовали её.       Какой идиот назвал ангелами носителей этой чумы? Что романтичного в том, чтобы загнуться от чёрт знает какой напасти? Даже ей, привыкшей к растерзанным телам, становилось дурно от вида несчастных, с кем судьба обошлась настолько жестоко.       Она вдохнула. Выдохнула. Посчитала до пяти.       Провалилась в болезненную дремоту.

***

      Она оказалась на операции по удалению злокачественной опухоли. Она локализовалась в правом подреберье, выпячиваясь из-под кости. Мысленно она ругалась: какого чёрта их пациент довёл себя до такого состояния. Как можно было не заметить такую бандуру?       Ещё и результаты УЗИ не радовали. Творилась какая-то чертовщина, и Энн она не нравилась. При этом анализы крови и кала оставались в норме, и были близки к анализам здорового человека. Она проверила — тест проводился дважды. Ошибки быть не могло.       — Какой кошмар.       Она выполнила аккуратный надрез.       — Энн!       — А?       Медсестра вскрикнула — и Энн быстро поняла, почему. Больной проснулся. Он молча смерил их оценивающим взглядом.       И его перекосило.       — Фиксируйте его! — гаркнула Энн.       Она помнила этот момент урывками. Кровь, напоминающая чёрный перегной, зернистой массой вываливалась из надреза. Резкое повышение двигательной активности пациента. Он бился. Он бился молча, пытаясь вырваться из хватки подоспевших медбратьев.       — Больше индукции!       Хруст.       — Доктор Роттенхерц... — растерянно произнёс анастезиолог.       Больной свернул свою же шею.       На мгновение в операционной повисла тишина. Она разбавлялась ровным боем аппарата, отслеживающего все жизненные параметры оперируемого.       Стоп, какой к чёрту пульс?       Пульс в норме.       — Х-х...       Нечто темное и мерзкое вылезло из чужого тела. Вот показывалось что-то вроде головки, как у младенцев при раскрытии... Оно сопровождалось обильным выделением густой крови и запахом окислившегося железа. Энн, поглощённая увиденным, потянулась к «плоду» скальпелем.       И через мгновение ощутила сильное жжение в районе шеи.       — Назад!       Её оттащили. Она, заворожённая, пялилась вперёд — и только вперёд. Перед ней тело. Она была уверена — человека там не осталось. Оно билось в агонии, выворачивало суставы под невозможными углами. Оно хрипело, сипело и пыхтело в тщетных попытках отогнать от себя медперсонал. Она чувствовала — оно не хотело, чтобы это трогали.       — Убейте его, — сухо произнесла она.       Кровь, уже чистая, алая, наполненная кислородом, измарала её халат. Её кровь. Живая. Не то месиво. Это успокаивало болезненно странно, но ненадолго — она видела, как оно смотрело.       Тело уставилось на неё. Оно корчило иссохшую рожу и выворачивалось наизнанку, выталкивая то, что они посчитали за опухоль. Рот с раздробленными зубами исказился в судороге. Оно скалилось. Или улыбалось.       И умерло. С громким лязгом хирургических приборов. Они упали, когда грохнулось оно, задев столик рядом. Кому-то стало плохо. Запахло тошнотой. Металлом. Разложением.       И небытием.

***

      — Энн!       Первое, что она увидела, было тенью. Она рефлекторно оттолкнула её от себя и, подцепив подушку, перекатилась на постели. Однако продолжения схватки не последовало — её оппонент чуть хлопнулся на пол, устояв на ногах. Осознание пришло сразу, контрастируя с приступом паники.       — Блять, Адам.       Она села. Приложила ко лбу ладонь и зачесала назад вспотевшие волосы. По ней плакал душ. Полноценный, контрастный, чтобы судорогой било всё тело. Если и дрожать, то от холода. Не от страха. От страха её тошнило.       — Кто так подкрадывается?       — Ты кричала.       Она взглянула на часы. 23:35. Она легла полтора часа назад.       — Ты как?       — Это я должен тебя спрашивать. Ты в порядке?       Он поправил пижаму. Манерно. Если бы Энн его не знала, она бы посчитала этот жест небрежным и в некоторой степени высокомерным. Но Адам оставался Адамом с его синяками под глазами и вечно сочувствующим, обеспокоенным выражением лица. Подобное сочувствие всегда вызывало у Энн изжогу. Желание плюнуть ядом. Огрызнуться. Бросить колкую несмешную шутку.       — Нет. Я таблетки забыла принять. Я могу послать тебя за водой?       Он кивнул:       — Сейчас.       И спешно зашаркал тапочками в кафетерий. Так они обозвали небольшую комнатушку, где по холодильным шкафам были разложены их стратегические запасы пищи, а посреди стоял стол. Ничего лишнего, только вещи, имеющие практическую значимость.       — Держи.       Она зашелестела таблетками. Выудила из пластинки спасительную пилюлю и приняла стакан:       — Danke.       Холодная. Вода живительной влагой расползлась по пищеводу в желудок, и её отпустило. Дыхание выровнялось, сердце перестало колотить в ушах. Не из-за таблетки — она приняла снотворное на сон грядущий. Она успокаивала себя короткими фразами: «сейчас не тогда, сейчас не тогда», и мысли кое-как вернулись в привычный порядок.       — Прости.       — Всё в порядке.       Он осторожно опустился рядом. Энн не стала ничего говорить — конкретно сейчас ей хотелось чужого присутствия. Ненавязчивого, успокаивающего, как песня «oh du lieber Augustin» — отголоска из прошлого, когда она была ребёнком, а папа пел, пока готовил панкейки. Сейчас бы их, да с мёдом...       — Тебе нужно ещё что-нибудь?       — Пять минуточек присутствия, — и, потупив взгляд, Энн добавила. — Если ты не торопишься спать. Шальная голова покоя не даёт, знаешь.       — Кошмары?       — Да.       — Хочешь поделиться?       Она покачала головой. Адам тактично сменил тему:       — Ты ложись пока... Я посижу и тоже пойду. Наши криптозоологи хотят провести небольшую лекцию про ангелов, они попросили без опозданий.       Пока он говорил, Энн снова легла. Прислушалась к его мелодичному голосу и поймала себя на мысли, что Адаму пошло бы петь в хоре. Церковном, нецерковном — неважно, лишь бы ему нравилось. Лёгкий французский акцент не портил картины. Напротив, добавлял изюминки.       — Дурость это, Адам, называть их ангелами.       — Почему?       Искренний интерес. Ни намёка на сарказм. Рядом с ним Энн почувствовала себя грязной.       — Обычно ангелы ассоциируются с чем-то светлым и хорошим. Они чудеса там совершают, рассказывают всякое... Тоже хорошее. А тут что? Ничего хорошего. Люди умирают. Медленно, мучительно...       — В книге Еноха ангелы убивали. По велению Бога, они истребили нефилимов.       — Ого? — Энн зевнула. — Ты и такое знаешь...       — Ну, люди интересные книжки пишут.       — Согласна...       Она замоталась получше в одеяло. Уткнулась в теплую ткань синтетического волокна и вдохнула, теперь уже расслабленная и успокоившаяся. Адам ещё что-то рассказывал. Говорил, что об ангелах ещё Енох писал, что они не такие, какими они привыкли их видеть. Воображение лениво рисовало золотые кольца с глазами и кучки крыльев — тоже с кучей зерцал! В конце концов, она уснула — и ей привиделся ангел. Славный, рыжий, в белом хитоне. Больно на Адама похожий.