Вересковый ветер

В камине ярко горел огонь. Он шипел и извивался, жадно набрасываясь на щедро уложенные в его пасть дрова. Несмотря на установившуюся теплую погоду Девир не мог согреться: холод будто шел изнутри, и изгнать его было не под силу даже жаркому пламени. Вино в кубке сверкнуло рубином, и Девир сделав глоток, откинулся на спинку широкого резного кресла, накрытого мягкой шкурой барса, когда-то хищного и опасного, а теперь позорно придавленного царственным задом. Обычно разодетый в дорогие расшитые костюмы, сейчас Девир имел вид крайне небрежный и несобранный: кружевной ворот белой рубашки расстегнут и отогнут больше обычного, а на рукавах красовались свежие грязные пятна. Он приподнял голову, и в глазах запрыгали красные искры. Он неподвижно всматривался в пляшущее бесовский танец пламя. Зашторенные окна оружейной создавали полумрак, в то время как за завесой лишь разгорался день. Здесь же по залу рвано метались звериные тени от чучел животных, будто неупокоенные души пытались вырваться из плена: когти медведя, беззвучно скрежещущие по обтесанному вековому камню, клыки рыси и волка в страшном диком оскале. Легкий стук в дверь заставил отвлечься от нерадостных мыслей. – Войдите! – раздраженно бросил Девир, не меняя положения и не поворачивая головы. Дверь робко подалась вперед, впуская внутрь сухую ссутулившуюся фигуру. Девир сделал еще глоток. – А-а-а, это ты, Гардас. Чего тебе? – меньше всего хотелось слушать нудные речи о делах. Гардас сделал пару шагов вперед. Духота в зале висела нестерпимая, и ему не хотелось задерживаться здесь надолго. – Мой господин, я пришел для того, чтобы... – начал Гардас в своей обычной манере, и для того, чтобы дойти до сути, нужно было запастить изрядным терпением, но договорить ему не дали. – Она унизила меня. Унизила в присутствии этого ничтожества. – Девир, наконец, соизволил поднять взгляд на Гардаса. – Ты ведь наверняка уже в курсе. Все уже в курсе. Гардас ощущал, как крепнет в Девире злость. Она разливалась удушающей волной, от которой хотелось закрыться. – Вы слишком поспешили, мой господин, – слова звучали достаточно тихо, но отчетливо. – Поспешил? – скрытое раздражение перерастало в явное. – Я не мог более задерживать ее здесь без причины. Она с самого начала принимала мои знаки внимания, слушала каждое слово. Я был уверен, черт возьми! – Поспешили с приглашением княгини в Анвилад, – пояснил Гардас. – Немного терпения и Ваши проблемы решились бы естественным путем. Девир готов был сожрать его взглядом. Он не хотел естественным, он хотел, чтобы она видела, во что превратился тот, на которого она так смотрела, чтобы отвращение заставило отводить взгляд, чтобы даже мысли о нем казались недостойными, а прошлое хотелось забыть. Девир мечтал насладиться ее реакцией, наблюдать, как с каждой секундой в ней растет презрение. Чтобы Арвин не мог поднять головы от стыда и неприязни к себе. Но он поднял, и Девира низвергли с пьедестала. Девир не понимал, где же он допустил ошибку? Почему все пошло наперекосяк? Как Арвину снова и снова удается обойти его? Лирея безумно нравилась Девиру, он желал ее до дрожи в руках, она сводила с ума, но еще больше он желал ее потому, что она любила брата. Возможно, будь на ее месте другая, неказистая и невзрачная, Девир желал бы столь сильно и ее лишь потому, что она принадлежит Арвину. – Ты забываешься! – Простите, господин! – поспешил пойти на попятную Гардас. – Я ни в коей мере не хотел поставить под сомнение Ваше решение. Однако, – он сделал паузу, и его рот едва искривился ухмылкой, – Вы же видите, что ситуация усугубляется с каждым днем. Он уже вернул себе Лирею, еще чуть-чуть и Ваш брат примется за Совет, а тогда... Возможно пора перейти к более решительным действиям? Ведь если упустить время... – Я не понимаю, к чему ты клонишь, говори яснее! – перебил его Девир, его состояние явно не способствовало трезвому взгляду на вещи. – Мой господин, я всего лишь хотел сказать, что если проблему не получается решить, быть может стоит устранить ее причину? Девир нервно потер руки. Резко вспыхнул в камине огонь, словно пытаясь вмешаться в разговор и выразить свое возмущение. Кровь резко прилила к голове, в висках запульсировало от напряжения. Девир на секунду закрыл глаза. Такая простая мысль сейчас казалась притягательной, как никогда. Всего лишь один шаг, последний, на который надо решиться, и можно будет навсегда выйти из ненавистной тени, больше не быть вторым, не бояться, что отберут принадлежащее тебе по праву. Законный правитель Ларинарского княжества. Как же это сладко звучит! – Я должен подумать. Если у тебя есть другие вопросы... Вопросы у Гардаса остались, но задавать их сейчас он не стал, подождут, сейчас важен ответ на главный, а остальное не должно сейчас забивать дурную голову Девира, не способную вмещать в себя больше одной мысли за раз. Пусть он хорошенько задумается о своем шатком положении, ведь иного выхода у него все равно теперь нет. По собственной глупости упустить такую возможность! Нашел время тешить самолюбие, когда до цели оставалось-то рукой подать. И никто бы тогда не стал задаваться вопросами, никому бы не было дела. Даже Эрхо оказался бы бессилен что-либо изменить, но теперь, когда Арвин пытается вернуть власть в свои руки, Эрхо не преминет воспользоваться ситуацией, чтобы повернуть ее против Гардаса. Начинается серьезная игра на выживание. – Нет, мой господин. Разрешите идти? Девир кивнул, и откланявшись, Гардас удалился. Как только дверь закрылась за спиной, согнутая фигура словно распрямилась, будто стала выше, и с языка едва не слетели ругательства, но Гардас вовремя остановился, ибо и у стен есть уши. "Идиот, – прошипел он про себя, лишь губы едва шевельнулись, – спутал все карты. Дернуло его пригласить эту княгиньку." Он едва сдержался, чтобы не сплюнуть. По винтовой лестнице Гардас поднялся на этаж выше, открыл дверь небольшой комнатки и закрылся на ключ, затем достал из секретера лист бумаги, сложил пополам, провел несколько раз по сгибу пожелтевшим ногтем и разорвал, с половиной листа проделал то же самое. Перо заскрипело по шершавой бумаге, оставляя после себя идеально ровные мелкие строчки. Закончив писать, Гардас еще раз прошелся глазами по тексту: "Ситуация может выйти из-под контроля в любой момент: Арвин снова взял правление в свои руки. Необходимо принять срочные меры с обеих сторон." Он свернул записку в трубочку и вложил в маленький металлический тубус, плотно закрыв крышкой, привязал к нему веревочку и покинул комнату. Винтовая лестница привела Гардаса под самую крышу. Там его встретило привычное веселое воркование. Своих голубей он держал отдельно от остальных, в специальной клетке, и заботился о них лично, даже несмотря на то, что все доставленные и отправленные голубями сообщения теперь проходили через его руки. Гардас достал из клетки сизую голубку и аккуратно, но надежно привязал послание к лапке, открыл окно и выпустил птицу на волю. Она радостно взмахнула крыльями, ловя на них солнечные лучи, вновь купаясь в небесной синеве, но еще больше радуясь предстоящей дороге домой. Мысли рвали голову Арвина на части. Те несколько дней, что он прожил с ними, тянулись, как смола. Он завяз в бесконечном "а что, если". Если Лирея права, и он действительно не виноват, то как это выяснить, где искать концы, у кого спрашивать? Он снова и снова пытался восстановить картину произошедшего, но не хватало одних и тех же деталей, и вряд ли те, кто к этому причастны, если это действительно так, захотят заполнить пробелы. Но даже небольшая призрачная надежда возвращала к жизни, но затем его будто сбрасывали со скалы, снова и снова. А что, если выяснится, что все было именно так, что это его вина, что вырвавшийся на волю зверь совершил непоправимое? Сейчас Арвин смирился с этой мыслью, она корнями вросла в его плоть, стала неотъемлемой частью, но отодрав ее с кожей, снова принять уже не выйдет, не прирастет, не приживется, загноится, еще больше отравляя организм. Как тогда смотреть в глаза Лиреи? Как она посмотрит на него? Арвин обещал подумать, но принять решение не получалось. Он ощущал бессилие и, словно ребенок, казался себе потерянным и жалким. Но неопределенность сводила с ума еще больше. Он пытался изгнать мятежные мысли, но они словно гончие находили его повсюду, проникали в сны, не давали сосредоточиться на делах, которые также требовали безотлагательных решений. Нет, не отвертишься, прыгай в омут с головой. Вот и еще один мучительный день начал клониться к вечеру, и Арвин не знал, радоваться или огорчаться, потому что начнется такой же следующий. Память не давала подсказок, но Лирея была настроена решительно, и просто так отвертеться, если она вбила что-то себе в голову, не получится. Первым делом следовало выяснить, кто занимался подготовкой к празднику и нанял артистов, а главное, откуда приехала Квирена, местная она или прибыла издалека. Если она из здешних краев, возможно удастся отыскать ее родственников, а вот если нет... Оставалось только надеяться, что удастся зацепиться хоть за какую-то ниточку. А потом уже думать, что делать дальше. Пытаться расспрашивать кого-либо из замка не имело смысла, от прежнего окружения почти никого не осталось, а чтобы попытаться вернуть тех, кто служил Арвину и кому он мог безоговорочно доверять, нужен был Эрхо, которого до сих пор не известно где носило. Арвин вошел в свои покои. За окном догорало солнце, его оранжево-красный диск неумолимо исчезал за линией горизонта. Арвин сел в резное деревянное кресло и только сейчас понял, насколько устал. Он бы с удовольствием сразу лег спать, но в животе предательски заурчало. Однако звать кого-то из слуг или самому спускаться вниз не было ни сил, ни желания. Арвин бросил взгляд на стол в надежде, что служанка принесла хотя бы фруктов, и действительно на белоснежной вышитой скатерти красовалась серебряная ваза со спелыми яблоками и грушами. Кувшина с вином на этот раз не оказалось, чему Арвин был рад. Он все равно бы вылил содержимое, от греха подальше, но сам факт того, что его просьбу с завидным упорством игнорировали так долго, наталкивал на определенные мысли. По-хорошему давно стоило заняться поиском новой служанки, которая бы четко выполняла все его приказания, но на все дела одновременно Арвина не хватало, а просить об этом главного управителя значило получить то же самое, что и теперь, если не хуже, потому что прежнего главного управителя Девир также сменил. Арвин встал, взял сверху лежащее яблоко и откусил. Не бог весть какая еда, но все-таки. Сладкое, сочное, хрустящее – в замке умели хранить фрукты до нового урожая. Вот только вкус показался будто с легкой горчинкой, но все же не только сорванное с дерева. Арвин откусил еще. Нет, не показалось. Он потянулся к кисету, где постоянно носил снадобьем Марухи, но не успел, тело мгновенно обмякло, и его словно кто-то с силой потащил вниз. Арвин лежал на полу, он ничего не чувствовал, не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, только глаза оставались открытыми. На грани слышимости скрипнули петли, дверь легко подалась вперед, впуская внутрь женскую фигуру в белом одеянии. Она была босиком, и от ее ног в коридор тянулись размазанные кровавые следы. Арвин не мог поднять головы, чтобы рассмотреть лица, но ему было и не нужно, он и так знал, кто это. Женщина подошла вплотную и опустилась на корточки. Ее черные растрепанные волосы коснулись пола. Она поймала его полный ужаса взгляд и глухо засмеялась. – Ну, здравствуй, Арвин! Его постоянно сносило течением, настолько быстрым, что никак не удавалось всплыть, чтобы сделать вдох. Толща воды сомкнулась над головой, давила на грудь, словно сжало невидимыми железными тисками. Арвин понимал – чтобы выжить, нужно подняться наверх, пробиться из последних сил, иначе вода поглотит, утащит туда, откуда уже нет возврата. Он заметил, что чем дальше его относило, тем холоднее становилась вода. Холод сковывал движения, делая руки и ноги неповоротливыми, проникал под кожу, ползая огромной скользкой сороконожкой. Казалось, еще чуть-чуть и мысли его тоже застынут, отяжелеют, камнем потянут вниз. Арвин снова начал отчаянно грести, но его действия не принесли результата, все старания оказались мизерными на фоне беспощадной мощи реки. Арвин замер на секунду, собираясь с новыми силами, но в этот момент ледяные прикосновения будто обожгли кожу. К нему потянулись полупрозрачные, как щупальца медуз, пальцы. Они хватали за сапоги и щиколотки, пробирались под одежду, тащили за волосы, утягивали вниз на усеянное останками илистое дно. Арвин сбрасывал с себя бесчисленные путы, однако новым не было числа, и они еще крепче вцеплялись в свою жертву. Холод облепил со всех сторон, обездвиживающий, всепоглощающий, лишающий разума. Боль пронизывала тысячами иголок. Вот и конец... Перед глазами поплыли образы: вот он совсем маленький сидит на руках у мамы и играет с кисточками ее расшитого цветами платья; тренировки с Эрхо и очередные синяки и ссадины по всему телу; ночное звездное небо, а совсем рядом пасутся кони, и в дивной тишине слышно их шумное дыхание, Зертос; цветет вереск, поле все сплошь покрыто сиренево-розовым цветом, а он смотрит лишь на нее, и в душе сладким медом растекается счастье; пир в честь дня рождения Девира, разбивший жизнь на осколки. Однажды Арвин уже сдался и потерял все. Почти все. Теперь нельзя! Теперь есть, ради чего жить! Он точно знает, что есть! Его ноги коснулись дна, и через сапоги Арвин ощутил торчащие из него кости. Все было усеяно изломанными скелетами с раздробленными черепами, еще еле держащимися на перебитых позвонках или лежащими отдельно, наполовину занесенными илом. Их руки без части фаланг колыхались, будто звали Арвина присоединиться к вечной молчаливой компании. Путы держали крепко, приковали намертво — не шевельнуться, и все сильнее пробирался внутрь холод, крался к самому сердцу. Еще чуть-чуть и заледенеет, навсегда  забудет тех, кого любит. Волна страха пронзила все тело. Только не так, не забвение. Он уже пытался забыть и забыться. Это не выход, это путь в бездну отчаяния и мрака. С неимоверным трудом Арвин разлепил глаза, и на секунду вдруг показалось, будто полумрак отступил, озарился рассеянным сиянием. Еще с большим усилием Арвин поднял голову, и далеко наверху различил пробивающийся столп света. От него шло тепло, и по мере того, как ярче становился свет, ослабевали держащие Арвина пальцы. Собрав остатки воли, Арвин оттолкнулся от дна, поднимая клубы придонной мути и разложившиеся человеческие останки. Через усталость и боль он поднимался вверх. До поверхности оставалось совсем немного, и вот сквозь толщу воды он различил приглушенные женские голоса. – Мне страшно, а если он не проснется? – в первом читались нотки тревоги. – Ничего, организм молодой и сильный, он справится. Теперь все будет хорошо, – второй был более низким и как будто старше. – Иди, отдохни немного, ты совсем не спала. – Ты говоришь так, будто это я всю ночь пыталась вернуть его к жизни. Я останусь здесь, мне нужно быть рядом, видеть, что он дышит. А тебе отдых необходим, ты еле на ногах стоишь. Еще чуть-чуть и саму в чувства приводить придется. Его снова несло течением, но вода теперь согревала, как одеяло, укачивала на мягких волнах, берегла сон. Разлепить веки получилось не сразу, настолько тяжелыми они стали, словно вылитыми из чугуна. Неяркий свет ослепил до рези в глазах, и из уголков потекли слезы. Картинка расплывалась разноцветными пятнами: они то собирались вместе, то разбегались в стороны, то водили нестройные хороводы. От их мельтешения все закружилось, и оторвать голову от подушки показалось не самой лучшей мыслью. Тело не слушалось, даже согнуть пальцы стало непреодолимой задачей. А вокруг разлилась тишина, и ее нарушало лишь чье-то ровное дыхание совсем рядом. Вновь накатила неимоверная усталость. Арвин перестал сопротивляться и забылся сном. Солнце уже перевалило за полдень, когда он проснулся. Картинка еще немного плыла, но комнату, в которой находился, Арвин мог различить. Она смутно казалась знакомой, однако Арвину никак не удавалось вспомнит, мысли ускользали как только он пытался за них зацепиться. Солнечный свет потоком врывался в окно, золотя шероховатые стены, подсвечивая глиняную вазу с полевыми цветами на покрытом льняной скатертью столе. Арвин попытался осторожно приподняться, но возобновившаяся качка заставила его схватиться за край постели. Усилием воли он остановил подкатившую к горлу тошноту. – Даже не думай вставать! – Арвин перевел взгляд на дверной проем, в нем, подбоченясь, в белом переднике стояла Маруха. – Зря что ли я тебя с того света вытаскивала?! – Маруха! – почти выдохнул ее имя Арвин. Да, это была комната Марухи. Почему он сразу не узнал ее? – Как я здесь оказался? Она перешагнула через порог и подошла к кровати, затем села на край и приложила руку ко лбу Арвина — еще горячий, но температура постепенно спадала. – А ты не помнишь? – Последнее, что я помню... ко мне явилась Квирена, только теперь наяву. Я видел ее, как вижу сейчас тебя. – Это была я! – услышал он знакомый мягкий голос. Лирея стояла там, где еще пару минут назад находилась Маруха. Локоны выбились из прически, и Лирея даже не озаботилась тем, чтобы вернуть их на место, на щеке же у нее красовалась розовая полоса, какие обычно оставляет постельное белье. Выходит, Лирея не приснилась ему, она действительно находилась здесь. Теперь Арвин вспомнил, что сквозь забытье различал, как его зовут, не дают вновь погрузиться в безвременье страха и боли холодных вод. Но как же так, получается, что и в замке была она? А Квирена? Он же видел ее, слышал, ощущал исходящий от нее запах крови и тлена. Она была реальней самого страшного кошмара. Голова снова пошла кругом. Арвин убрал со лба взмокшие волосы. – Я ничего не понимаю. Лирея приблизилась, и Арвин увидел, что и платье на ней было надето кое-как: на правом плече рукав сидел выше, чем на левом, да и зашнуровалась она, похоже, сама. И выглялела, как и Маруха, уставшей и невыспавшейся, однако во взгляде читалась неподдельная радость. – Арвин, никакой Квирены не было. Я нашла тебя на полу в полусознании, ты повторял ее имя... – Но я же видел ее! – настаивал Арвин. – Еще и не такое можно было увидеть, – ответила Маруха. – Маруха, что все это значит? Не говори загадками! – потребовал Арвин. – Только то, что тебя, мой милый князь, травят. И, похоже, уже давно. В прошлый раз я никак понять не могла, что с тобой случилось. Я искала причину в болезни, но болезнь пришла извне. Все твои видения и ночные кошмары – воздействие какой-то неизвестной отравы. Иначе объяснить происходящее с тобой я не могу. Арвину вспомнились яблоки, их странный привкус с горчинкой, как он не успел принять снадобье. – Но как яд может вызвать такое видение? Разве это возможно? – Возможно. Когда-то я знала одного человека, если его человеком можно назвать... Так вот, в его силах было наслать любой дурман, любые видения. Так что я уже ничему не удивлюсь. Дурное самочувствие все еще давало о себе знать, соображалось крайне туго, но желание разобраться в происходящем пересиливало. Арвин перевел взгляд с Марухи на Лирею. – А как я здесь оказался? Неужели ты сама привезла меня сюда? Лирея покачала головой. – Нет, мне помог Эрхо. – Эрхо? Он тоже здесь? – от удивления Арвин резко приподнялся и сразу пожалел об этом – все мгновенно закружилось, и он снова откинулся на подушки. – Ну все, хватит, тебе отдыхать надо, а мы болтаем без умолку, – Маруха встала и кивком позвала Лирею. Та послушно последовала за ней. – Погодите! – запротестовал Арвин. – Так Эрхо здесь? Лирея обернулась. – Нет, он сразу же уехал, как только мы добрались сюда. Сказал, что дело не требует отлагательств. Да и помочь он больше ничем не мог. – А теперь отдых, – добавила Маруха, и обе женщины скрылись за дверью. Однако через несколько минут Маруха вернулась с очередным снадобьем и заставила Арвина выпить все до последней капли. Он хотел еще что-то спросить, но не успел, глаза закрылись сами собой, и он уснул крепким спокойным сном.