Вересковый ветер

Разбудил Арвина просто умопомрачительный запах, явно доносившийся с кухни. Если до этого от любой еды его сразу начинало мутить, то теперь рот моментальтно наполнился слюной. Арвин сглотнул. Оставалось надеяться, что Маруха сжалится и не начнет его снова потчевать очередными снадобьями вместо хорошего обеда. Она говорила, что нужно как следует промыть организм, и Арвину теперь казалось, что он сплошь состоит из травяных отваров и, сделай он одно неверное движение, – растечется бесформенной лужей. Лежать надоело до одури, да и бока ломило нещадно, а встать Маруха разрешала разве что по нужде и неусыпно следила за соблюдением режима. Но теперь Арвин чувствовал, что силы вернулись, если не полностью, то дойти уж до обеденной комнаты на своих двоих он был в состоянии. К счастью, без обеда его не оставили, иначе было бы пыткой вдыхать такие соблазнительные запахи, не имея возможности ничего попробовать. За обедом воцарилась странная тишина, но обратил на нее внимание Арвин лишь на второй порции рагу. Он оторвался от тарелки и оглядел сидевших перед ним дам. И, судя по их загадочному виду и переглядываниям, стало очевидно, что за его спиной замышлялся заговор. Совершенно ясно, что Лирея рассказала о его исповеди Марухе и попросила о содействии. Арвин отложил вилку. – Ну, и до чего вы договорились? Губы Лиреи дрогнули, она едва улыбнулась, но тотчас вновь приняла серьезный вид. – Ты же понимаешь, что все не случайно – ни сейчас, ни тогда... с Квиреной. – Лирея произнесла ее имя с осторожностью, будто та и правда могла восстать из могилы. – Арвин, я и раньше говорила, что не верю в то, что ты мог совершить подобное. А последние события лишь подтверждают это. Арвин провел пальцами по волосам, убирая упавшие на лоб пряди. – Я безмерно благодарен тебе за такие слова, но я не могу принять их на веру. Ты была права, мне нужно разобраться во всем до конца... Лирея посмотрела на Маруху. Он согласился без уговоров, а они-то приготовились к долгой осаде. Похоже, брошенное ей тогда зерно сомнений в его виновности попало на благодатную почву и, наконец, дало росток. Но Арвин столько жил с чувством вины, что оно глубоко пустило корни-паразиты и просто так его не вырвать. Лирея понимала, насколько больно копаться в прошлом, каждый раз переживая то, о чем хотелось бы забыть навсегда, но жить по-прежнему уже не выйдет, ни у него, ни у нее. – Надеюсь, у тебя хотя бы нет сомнений в том, что Девир пытался избавиться от тебя? – спросила Маруха. – Ну, ты уж меня совсем идиотом-то не считай, давно понял, – с горечью усмехнулся Арвин. – А раз понял, что делать будешь? – Ничего пока не сделаешь. – Он убить тебя хотел, а ты даже не собираешься взять его под стражу? – возмутилась Маруха. – Он ведь попытается снова. – Попытается, – согласился Арвин, – можешь не сомневаться, но не сразу, побоится, так что у меня есть немного времени. А насчет того, чтобы под стражу взять... Он мой брат и тоже князь, для его ареста нужны веские доказательства, которых нет, за руку его никто не поймал. Да и не своими руками он все делал. А строить обвинение на догадах – значит еще больше настроить против себя Совет. Положение у меня сейчас и так слишком шаткое, я не могу напрямую противостоять Совету пока не найду надежных людей или не верну тех, кто служил мне и отцу. А ехать разыскивать их самостоятельно по всей стране... Мне нужно дождаться Эрхо, только ему я могу доверять в замке, и он возможно поддерживает старые связи. Кстати, он не сказал, когда вернется? Лирея покачала головой. – Нет, я не спрашивала, не до того было. Арвин всматривался в ее лицо, на котором читалось искреннее беспокойство, и думал, чем он заслужил ее преданность, почему она до сих пор здесь, не ушла, не отвернулась от него, почему до сих пор верит в него настолько, насколько он не верит в себя сам. И ее веры с лихвой хватает на обоих. В этой хрупкой девушке чувствовалась какая-то особая первозданная сила, способная создать, и способная разрушить. Маруха говорила что-то еще, но Арвин благополучно пропустил все мимо ушей. Он всматривался в хорошо знакомые черты. Как хотелось протянуть руку, дотронуться до вьющихся волос, провести кончиками пальцев по белоснежной коже, утонуть в омуте зеленых глаз, омуте, что зовет и манит будто песня русалки. Ее едва уловимая улыбка согревала изнутри, вновь разжигая в душе залитый огонь. – У тебя есть хотя бы предположение, кто может делать за Девира всю грязную работу? – спросила Маруха. Арвин вздрогнул, будто очнулся ото сна, тряхнул головой, нехотя возвращаясь к жестокой реальности. – Да тут можно в любого из Совета пальцем ткнуть, не ошибешься, – сказал Арвин и задумался. – Хотя... Среди всех прислужников Девира больше всего примелькался Гардас. Он и раньше пытался выслужиться всеми правдами и неправдами, но отец держал его хоть и при себе, но все же на почтительном расстоянии, зато к Девиру ему прекрасно удалось втереться в доверие и негласно взять под свой контроль многие сферы управления в княжестве. Остальные же... Впрочем, Арвин ни в чем не мог быть полностью уверен. Как Арвину сейчас не хватало того, кто мог бы наблюдать за всеми, не вызывая подозрения, кого-то незаметного, на кого даже не обратят особо внимания. У Девира же теперь везде глаза и уши. – Значит, кого-то все-таки подозреваешь, – Лирея чуть подалась вперед, и ее кудри упали на грудь, невольно привлекая к себе внимание. – Поделишься мыслями? Арвин отвел взгляд и положил руки на стол, скрестив пальцы. – Нечем особо делиться, всего лишь ничем не подтвержденные догадки, но я почему-то сразу подумал на Гардаса. Тихий, услужливый, никогда не скажет слова поперек, однако он везде и в курсе всего. Он стал правой рукой Девира. Я никогда ему не доверял, и когда погиб отец, отстранил от дел, но в тот день на пиру в честь дня рождения Девира, я помню точно, он присутствовал, а, значит, Девир пригласил его лично, хотя знал о моем к нему отношении. Лирея подняла на Арвина глаза, и ему вновь почудилось, будто пробежали в них зеленоватые огоньки. – Тогда, полагаю, пока нет Эрхо, стоит заняться Квиреной и понаблюдать за этим Гардасом. Возможно он также имеет ко всей этой истории прямое отношение. – Только тебе придется вернуться в замок! – Маруха невольно схватила Арвина за руку, а сердце сжалось от мысли, что следующая попытка устранить его может увенчаться успехом. Она хотела, чтобы Арвин смог сбросить с себя оковы вины, наконец вдохнул свободно, не оглядываясь на прошлое, вот только не ценой жизни. Арвин накрыл ее маленькую прохладную руку своей ладонью, теплой и чуть влажной – все же болезнь еще не до конца отступила. – Придется, но у меня нет иного выбора: не вернувшись, ничего не выяснишь. И оставлять надолго княжество без управления сейчас тоже нельзя, не известно, чем это закончится. Мое долгое отсутствие будет только на руку Девиру. К тому же он знает, что с ядом ничего не вышло, только не знает, почему. И пусть дальше не знает. Поэтому пока он будет думать, что делать, мне нужно успеть во всем разобраться. – Я помогу тебе выяснить, вдвоем это будет сделать легче, – в словах Лиреи чувствовалась необыкновенная решимость и желание скорее получить подтверждение своим словам. Арвин покачал головой. – Лирея, нет, это может быть слишком опасно, я не прощу себе, если с тобой что-то случится. Тебе было бы лучше пока остаться здесь. Тем более после того как ты отказала Девиру... Лирея резко выпрямилась, восприняв его слова как вызов. – Я пока что сама себе хозяйка, – полусерьезно-полушутливо произнесла она. Понимай, мол, как хочешь. – К тому же за тобой тоже кто-то должен присматривать. Арвин сощурился. Такая прекрасная, мягкая и одновременно несгибаемая, словно сталь. Переубеждать ее было делом бесполезным, если вбила себе что в голову. Она ясно дала понять, что от своего намерения не отступится, хочет он того или нет. Что пока она не его, и он не имеет права что-либо запрещать. А он безумно боялся за своего ангела-хранителя, спасшего его уже дважды. В первый раз, когда приехала: заставила очнуться, будто окатила из ведра ледяной водой, заставила снова дышать через силу, смотреть на этот мир открытыми глазам. И поселившаяся внутри беспросветная тьма вдруг отступила на шаг, но этого оказалось довольно. Он хотел бы вновь почувствовать на коже тепло ее рук, вспомнить, как щекочут щеку каштановые кудри, вместе слушать шепот  далеких звезд... Но все потом... Если... Они договорились вернуться в замок порознь, однако Арвин все же настоял, чтобы Лирею сопроводили ее люди, прибывшие вместе с ней в Анвилад: путешествия без охраны могли дорого стоить. Лирея уехала днем, а Арвин решил пробыть до утра. Он надеялся, что к тому времени оставшаяся слабость и температура, наконец, пройдут. А вернуться нужно полностью собранным, готовым держать новые удары. Здесь же, в доме Марухи, хотя бы ненадолго Арвин мог ощутить иллюзорное спокойствие. Арвин смотрел в окно на темнеющее небо, собирающееся пролиться дождем, но до сих пор не проронившее ни слезинки. Тучи все клубились, а в отдалении слышались глухие раскаты грома и вспыхивала зарница. Может гроза пройдет стороной? Но вот на стекло упали первые крупные капли, в агонии заметались деревья. Дождь ливанул сплошным потоком, смывая грязь с мостовой, дочиста вымывая запыленные окна, словно пытался смыть грехи с города. Дождь шумно топотал по крыше, а ветер задувал в щели между рам воздух, пропитанный влагой и свежестью. Маруха возилась на кухне, оттуда доносились совершенно другие запахи – запахи трав, смешанные со сладкими ароматами выпечки. Маруха появилась в дверном проеме в белом переднике, так контрастирующим с помрачневшей из-за грозы комнатой. – Я вот что подумала: раз ты не успел принять противоядие, в следующий раз скорее всего тоже не успеешь. Да и рядом может никого не оказаться. Арвин выпрямился и повернулся спиной к окну, заслоняя творившуюся за ним вакханалию. Сверкнула молния, и в ее отсвете он словно исчез, превратившись в безликий контур. Маруха невольно сделала шаг назад. – Есть какие-нибудь предложения? – Арвин отошел от окна, снова вернув себе облик. – Только одно, снадобья придется принимать постоянно. Он пожал плечами. – Выбор у меня все равно небольшой. Маруха кивнула. – Я хотела тебе еще кое-что дать. Я приду сейчас. Она вышла, но не вернулась ни через минуту, ни через десять. Когда встревоженный Арвин зашел в ее комнату, Маруха сидела согнувшись на полу, ее рыдания терялись за раскатами грома и шумом ветра. Арвин осторожно опустился рядом, заглянул через вздрагивающее плечо. В руках Маруха сжимала детскую распашонку, и ему все стало ясно. Он осторожно обнял ее, будто сделанную из хрусталя, прильнул небритой щекой к дрожащей спине. – Я не это искала... Я ведь убирала все его вещи... – Она прижала вещицу к лицу, позволяя слезам пропитывать ткань. – Так не должно было быть! Какая нелегкая понесла его туда? Нелепая случайность. Арвин лишь крепче обнял ее. – Прости меня! Она повернула к нему заплаканное лицо. – За что? Ты-то в чем виноват? – В том, что не сказал тебе... Это была не случайность... Она сначала ошарашенно уставилась на него, затем замахала руками, не веря словам. – Что? Что ты такое говоришь? Этого не может быть. Он ведь сорвался с обрыва. Арвин покачал головой. – Я нашел его слишком далеко от склона. Он не мог упасть туда сам. Думаю, его убили. Прости, что не сказал сразу, но я боялся за тебя. Маруха сжала промокшую распашонку до белых костяшек на пальцах. – За что? Он ведь никому ничего плохого не сделал, – слезы снова крупными бусинами покатились из глаз. Арвин гладил ее по волосам, тронутым серебром. – Не знаю... Не знаю...  Я пытался выяснить, но отец приставил ко мне слуг, я без его ведома не мог и шагу ступить. А потом уже было поздно, прошло слишком много времени. Послышались очередные раскаты грома, совсем рядом, заставив задрожать тонкое оконное стекло, комнату озарила новая яркая вспышка. Слезы градом капали на дощатый пол. – Пусть бог покарает того, кто загубил невинную душу. Слова на грани слышимости вырвались с бессильным хрипом, и Арвин испугался за Маруху. Зря он сказал ей правду, ведь все равно ничего уже не воротишь, а нужно жить дальше. Что даст ей эта правда? У Арвина самого со смертью Зертоса будто вырвали часть души. И он собственными руками покарал бы того, кто лишил жизни его лучшего друга, но он терялся в догадках, кто мог совершить подобное, а главное, не понимал, зачем. Но ведь была причина, почему Зертос оказался в тот день у извилины реки несмотря на договоренность встретиться с Арвином. Одно время Арвин думал на отца, решив, что тот узнал о том, что сын нарушил запрет и продолжил дружбу со слугой, но подобный поступок казался слишком низким и мелким для князя Тиринского, да и не было тому доказательств, а собрать их не выходило: никто ничего не знал, никто ничего не видел, будто и не было человека. К тому же куда бы Арвин ни пошел, с кем бы ни заговорил, обо всем докладывалось в тот же час. Арвин был сам не свой. Каждую ночь он видел во сне Зертоса, говорил с ним, и неизменно за юношей следовал белоснежный конь. Явь теперь казалась дурным сном, от которого хотелось проснуться. День разрушал сотканные грезы, возвращая в жестокую реальность. На тренировках Арвин никак не мог собраться, часто пропускал удары, что раньше с ним не случалось. – Ты слишком рассеян! И левая рука у тебя слабее правой! – огромная фигура заслонила солнце, возвышаясь над Арвином на целую голову. В последнее время Эрхо начал уделять внимание тренировкам Арвина и часто наблюдал за ним, не вмешиваясь. Уж не по отцовской ли просьбе? – Я прекрасно владею правой. Для чего мне сражаться неудобной рукой? Арвин понимал, что Эрхо прав, но его замечание вызвало жгучее внутренне сопротивление. Еще один надзиратель, от тех-то деваться некуда. Начальник охраны князя Тиринского, он не мог быть не в курсе случившегося, он знал обо всем и обо всех. Подумать только – княжеский сын связался с простолюдином, надо выбить из его головы неугодные мысли. – Для того, чтобы она стала удобной, – разъяснил Эрхо как маленькому ребенку. – Если тебя ранят в правую руку, тебе придется использовать другую. Встань в позицию и возьми меч в левую. Арвин оглядел стоящую перед ним гору мышц. Он и правой бы с ним не справился, однако не стал противиться. Тяжелый удар едва не сбил Арвина с ног, он устоял лишь по чистой случайности. Боль, как от удара хлыста, прошлась от кисти до предплечья, дезориентировав на пару секунд. Дальше последовал новый. Арвин едва успел увернуться, подставляя меч, но не смог бы долго сдерживать противника, потому позволил лезвию соскользнуть. Меч Эрхо резко пошел вниз, и по инерции должен был потянуть за собой и хозяина, однако Эрхо заранее просчитал действия Арвина и остановил движение клинка, затем поддел его и прижал к груди Арвина так, что не сдвинуться ни влево, ни вправо, словно застрял в железных тисках. Мышцы горели огнем, но Арвин продолжал сдерживать удар, понимая, что уже проиграл. Еще мгновение – и он покатился по пыльной земле. – Да что с тобой? – прогремел звучный низкий голос. Эрхо будто в недоумении опустил меч. – Думаешь, в бою подождут пока ты соберешься? Арвин сидел на пятой точке и молчал, сверля Эрхо взглядом. Будто ему есть дело. Всего лишь очередной доносчик, пытающийся втереться в доверие, который затем, не моргнув и глазом, сдаст его отцу. – Вставай! – Эрхо протянул Арвину руку, и ладонь Арвина показалась детской в могучей лапе начальника охраны. – Надо хорошо отработать удары. Арвин молча кивнул и снова занял позицию. – Нет, так дело не пойдет, купать тебя очередной раз в пыли у меня желания нет. Приведи-ка в порядок голову, завтра продолжим. На следующий день Арвин снова глотал пыль, и не раз. Слабаком он никогда не был, природа наградила его прекрасным телосложением и крепкими мышцами, и уже в свои семнадцать в поединках с другими воинами, даже много старше и опытнее себя, он умел держать удар. Но Арвин не встречал еще никого в своем окружении, кто мог бы превзойти Эрхо в боевом искусстве. – Ты не можешь победить, потому что не хочешь победы. Арвин смерил Эрхо взглядом. Серьезно? А он-то думал, просто потому, что его никто не может победить. Хотя и здесь Эрхо отчасти был прав: Арвин плевал на победу. Сейчас, когда он негласно оказался под полным контролем отца, когда и шагу не мог ступить без его ведома, когда практически остался один, ему не хватало стимула, будто закончился воздух и более нечем дышать. Впереди себя он видел лишь сплошную неприступную стену из чужой воли. И больше всего на свете Арвин мечтал, чтобы все, наконец, оставили его в покое. – Нам всем приходилось терять, это закон жизни, который не изменить. Но жизнь продолжается, и нужно учиться отпускать даже тех, кто дорог. Арвин недобро уставился на Эрхо. "Ах вот оно что, в душу пытаешься влезть? Зачем только? По просьбе отца или преследуешь какие-то свои цели? – Я не понимаю, о чем ты! – отрезал Арвин. – Все ты понимаешь! Не хочешь об этом говорить, не надо. Только помни, что ты будущий князь Тиринский, правитель, который в первую очередь должен думать о народе, о земле, на которой родился. Тебе многое дано, с тебя и многое  спросится. Ты не имеешь права опускать руки, которыми будет вершиться судьба Анвилада и всего княжества. Как бы ни было больно, прежде всего ты должен думать о других. – Ты предлагаешь забыть? Разве не будет это предательством с моей стороны? – сам того не желая, Арвин перешел на откровенность. Эрхо покачал головой. – Не забыть, а отпустить. Это совершенно разные вещи. Как Арвин ни противился разговору с Эрхо, но слова начальника охраны возымели действие. Всю ночь Арвин не мог уснуть и думал о сказанном. Лишь под утро его сморил сон, и юноша с белым конем явился в последний раз. Каждый день теперь Арвин тренировался с Эрхо, и тот не казался более неприступной скалой. Арвину нравились и их разговоры, но каждый раз после новых бесед он думал, сдаст его Эрхо или нет, а потому более не спешил с очередной откровенностью. Но Эрхо не сдал его ни тогда, ни потом. Гроза начала стихать. Маруха сделала глубокий вдох, собирая всю волю в кулак, убрала распашонку обратно в комод, утерла рукавом слезы. – Ну все, довольно, о живых теперь думать надо. Она поднялась с пола и потянула за ручку верхнего ящика, извлекая из него вырезанный из кости овальный медальон с вырезанным на нем узором из стеблей и цветов плюща. – Это амулет моего рода травников, точно такой же был у Зертоса, вот только в день гибели на нем его не оказалось. Мне свой род уже не продолжить, а потому я передаю его тебе. Носить его или нет, решай сам. Просто я хочу, чтобы он хранился у тебя. Арвин встал на ноги и склонился, позволяя надеть амулет себе на шею.