Пока я здесь

– Ну вот, я так старался, а ты даже не пискнул. Хочу послушать твою фирменную хриплую расщепуху, – Бартек сжимал подрагивающего мальчишку. – Тогда, может быть, Вы захотите повторить? – Хитрованчик лохматый. Ну давай повторим. – Можно попросить? Можно, да? – Валяй, гуляй на все. – Можно мне верёвки и кляп, и прищепки, и потом выпороть только сильно, чтобы следы были, сначала рукой, только обязательно рукой, а потом чем хотите… – мальчишка перечислял, как голодный в ресторане, который заказывает первые блюда и уже предвкушает десерт. – Вот спасибо-то, щедрое предложение. «Чем хотите…». А кляп тебе зачем, жадюга? Как я тебя слушать тогда буду? – А Вы потом заберёте, когда захотите. Просто я мечтал, представлял. Просто устал от этого всего, так мне тяжело, так непонятно…Размазывает тонким слоем… раскатывает, как блинчик. Ну пожалуйста, пожалуйста. – Угу, но стоит мне тебя связать, как мир заиграет яркими красками и всё структурируется и соберётся, да, ćwok? – На какое-то время заиграет, – надулся мальчишка, – четче станет точно. – Ладно, маленький, пользуйся моей добротой. Прищепок правда нет, а верёвки где-то остались. Бартуш пошарил по ящикам, вытащил какую-то коробку с верёвками. И разматывая их, примеривался к Алексу. – Иди сюда. Руки в замок за голову. Спину ровно. Глаза не закрывать. Поправился я смотрю ты на буржуйских харчах. Будешь жрать что-то полезное, хочу видеть твои уголки и ребрышки. Ну давай, развлекай меня, пока я тебя вяжу. Алекс заговорил сразу же, будто радио включили. Бартуш долго дрессировал его отвечать без паузы на вопрос: «О чём ты думаешь?». Хозяин безошибочно слышал фальшивые, надуманные сентенции, наказывал за это и заставлял вываливать честный словесный поток без редактуры. И мальчишка постепенно этому научился. – Это на стрессе. Я уже неделю на диете, получается пока плохо. Но теперь пойдёт лучше, я быстро похудею. Да, Тимофей оставил Вам обед на кухне. Подогреть? – Ты прямо сейчас хочешь заняться обедом? Тебя развязать? – Извините, затупил. Он сказал, что Вы три дня спите и не встаете. – Сплю, да. А что ещё в этой жизни делать, маленький? Оказалось, что спать у меня получается очень даже талантливо. Пока сплю, не тянет выпить. Хорошо придумал, а? Вот и я так считаю. Так, стоп: «Ни до, ни после». Давай о чём-нибудь другом. Не давит? Нормально? Бартек свободно завязал верёвку узлом ниже шеи и теперь плел внизу что-то хитрое, периодически целуя мальчишку в рыжую еле видную дорожку волос на животе. – Продолжай, – велел он коротко. Сверху Алекс беззаботно болтал, как снимал короткие видео в галерее, и как его остановила картина с крепким юношей, который в экстазе закатил глаза. А экстаз был, потому что в него воткнули стрелы. Бартуш расхохотался. – Понял, куда ведёшь. А ну, изобрази экстаз. А что… похоже. Ладно, так и быть, будет тебе святой Себастьян. – Да, так она и называлась. Ну вот… Алекс завёл сам себя, а верёвки словно сшивали его в целое, и он будто бы начинал светиться изнутри. Так думал Бартек, работая привычно, тщательно, как ремесленник. Он подтащил стул, снял люстру, проверил вбитый в бетон крюк, на котором она крепилась — повис на одной руке, уверившись, что держит. Спокойно, буднично, тянул верёвки и закреплял в любимое тело, пока Алекс не закачался стоя на кончиках пальцев. – Ну вот и всё, хватит болтовни, – остался доволен работой Бартуш, – он оглаживал и любовался мальчишкой. – Или ты хочешь что-то сказать мне особенное в эту минуту? – подошёл с кляпом, который выудил из коробки. – Я Вас люблю, – сказал Алекс севшим голосом. Последнее «ю» уже было почти не слышным. Бартек обошёл растянутую крепкую фигуру сзади и провёл пальцем длинную линию от шеи до ягодиц. Солнце золотило кожу, Бартуш слышал, что возбуждение и ожидание мальчишки сочится янтарной смолой, пропитывает всё его существо. Хозяин ещё раз прочертил невидимую линию, и запечатанный мальчишка охнул вслед его руке. Не желание, а жажда плескалась в его глазах. Ещё секунда — и властная рука начнёт... Но он не начал. Вместо этого открыл шкаф и стал неспешно одеваться: белая рубашка, пиджак, кроссовки. Алекс с интересом смотрел. Он не улавливал придумку, но был готов сейчас же откликнуться. Бартуш вытащил из-под шкафа свернутые рулоном афиши, вытряхнул из них бутылку и сел, заложив ногу на ногу перед распяленным телом. Мальчишка задергался в верёвках, замотал головой и заверещал под кляпом. – И я тебя люблю, – сказал хозяин. – К несчастью. Выпьем за это! – и он влил в себя, громко глотая, бесцветную жидкость. – Знаешь, мне в детстве граф де Ла Фер казался невероятной сволочью. Как можно было повесить молодую красивую жену? Теперь я, кажется, его понимаю. Бартек говорил просто, глухо, без избыточных метафор, запивал каждое предложение, будто ставил точки, кривился. – Я думал, что ты не позволишь никому другому прикоснуться к себе. Я это чувствовал. Я был уверен. И во время отъезда твоего скотского думал, пусть трахается там с кем хочет, я ведь сам разрешил, а всё-таки ты принадлежишь мне. Ты мой. Мой! Знаешь ли твоя верность была большой ценностью для меня. – Прекрати эту клоунаду, – оборвал он, видя, как Алекс утвердительно машет головой. И снова приложился к бутылке. – Что ты киваешь, сученыш? Неделю назад примерно у тебя была сессия. Тебя избили до крови, вероятно. Дождался, когда синяки сойдут, и притащился сюда? Его будто подкинуло. Не помня себя от ярости, он потянул дергающегося Алекса за верёвки, наклоняя к себе. И зло прошипел: – Если ты сейчас же не заткнешься, я тебе зубы вышибу. Что ты на меня вытаращился? В следующий раз, дрянь, объясни своему новому хозяину, куда безопасно бить. Сюда, – он слегка хлопнул мальчишку по пояснице, – нельзя. Бартуш зашёл за спину притихшего Алекса. Несколько раз обмотал его горло верёвкой, соединил её с ногой, которую подтянул к голове. Мальчишка теперь балансировал на пальцах одной ноги. Попытка опустить притянутую ногу натягивала верёвку словно тетиву и грозила самоудушением. Бартуш засмеялся, вышел из квартиры и тихо прикрыл дверь. Ххх – Вот я думал — Апокалипсис… Торжественная музыка, трубы, спецэффекты, а оно скучное всё, как овсяный кисель в детском саду. Давишься, тошнит, а допить эту сопливую жидкость надо, иначе нянечка… – Сява! Люсильда! Давай сюда, режиссёр уже наебенился, сейчас начнёт «Театр у микрофона». – Приободритесь, Иван Сергеич!, – сказал Бартек приземистому несвежему старику, – Сява уже грядет… конь наш бледный, копытами грохочет. – Привет, Режиссёр! О чём сегодня? – Товарищ, не пей! С пьяных глаз ты можешь обнять классового врага!, – отчеканил Бартуш.